В тот «золотой», как теперь понимаю, период времени случались самые интересные детские события, оставив в моей памяти наиболее положительные эмоции.
В свободные дни, как я уже писал, ребятня проводила время на речке, часто загуливаясь допоздна, не успевая к отбою.
У нас не было, как в армии, утренних и вечерних поверок. В шестидесятые годы – время установившейся стабильности страна не знала, что такое терроризм, бандитизм, не было и такого явления, как киднепинг.
Серьёзных проступков, затрагивающих чьи-то интересы, мы не совершали, разве что по садам лазали, ну так, кто в детстве из пацанов этим не баловался... Делали набеги в колхозный сад, недалеко от нашего лагеря, унося за пазухой добычу – яблоки, груши, сливы, доставляя немало хлопот сторожам.
Главным объектом наших вылазок, самым желанным лакомством был сорт медовых яблок «белый налив». Словно налитые воском и мёдом, эти яблоки в самую пору зрелости почти просвечивались насквозь. Плоды имели вкус и запах мёда и буквально таяли во рту, я бы назвал их «медовый налив».
На юге, где я позже поселился, при обилии разных сортов, таких яблок не встречал…
В тот год, о котором я расскажу, случился отменный урожай разных фруктов, в том числе и яблок. Мы, конечно, могли бы прийти и попросить у сторожа угощение, и он, наверняка, не пожалел бы яблок для детдомовцев. Но просить у нас не принято. Казалось, интересней самим добыть желанное лакомство, чтобы потом явиться в лагерь с полной пазухой плодов и щедро угостить друзей, девчонок, воспитателей.
А сколько потом оставалось пищи для разговоров, эмоций, особенно, если приходилось убегать от сторожей…
Не удержать нас даже под замком – столько неуемной энергии! Воспитательные меры и запреты не действовали. Директор, порой устав воевать с нами, на претензии соседей отвечал: «А вы докажите, что это наши! Других здесь, что ли, нет?»
В том-то и дело, что дети сельчан не решались лазить в колхозный сад.
На нас уже ополчились сторожа, предпринимали различные меры, чтобы поймать кого-нибудь и доказать, кто истинные виновники набегов.
Однажды так и случилось: троих из нашей группы поймали. Точнее, поймали двоих - Толяна и Витька, а я сбежал, но вернулся, пришел просить о снисхождении. Сторожа нас всех закрыли на территории сада в сарае. А всего на тот момент в саду было два охранника. Не зная, что с нами делать, один из них пошёл докладывать начальству, другой остался в саду в сторожке. Пока напарника не было, сторож, видимо, задремал, разморенный солнцем и духотой летнего дня, и не услышал, как мы потихоньку разобрали камышовую крышу сарая и были таковы...
По дороге в детдом с жаром обсуждали, как мы здорово выкрутились из этой ситуации. Иначе пришлось бы объясняться с директором, а это ничего хорошего не сулило. Чувствуя себя героями, уже строили планы мести – обнести медовки, а для страховки решили захватить поджиги, заряженные не солью, как у сторожей, а свинцом.
С этого дня мы вошли во вкус и стали делать набеги, основательно готовясь «на дело», беря с собой самодельное оружие.
Сторожа явно не ожидали такой наглости. На жалобы руководству, им выделили в помощь еще нескольких пенсионеров.
В берданки с патронами, вместо дроби, сторожа заряжали соль. Если такой заряд попадал под кожу, он не мог убить, но неприятностей доставлял немало. Говорят, спасало одно лишь средство: нужно было отмачивать соль в реке. Так рассказывали ребята. Мне и моим дружкам, к счастью, не довелось испытать такого «удовольствия».
Однажды, вооружившись самострелами, мы вновь отправились в колхозный сад за любимым лакомством. Заранее позаботились и о тактике, и о стратегии: распределили роли: кому вглубь к яблоням, кому – в дозор.
Нас было пятеро. Перескочив через ограду, четверо углубились в сад, один остался у плетёного забора в качестве наблюдателя.
Сад занимал несколько гектаров, но нас интересовало только место, где росли яблони с медовыми плодами.
Поначалу всё было тихо, и мы, как водится, увлеклись…
Охрана – умудрённые жизнью люди, ожидая нашего «визита», устроили засаду. Словно черти из табакерки, стали вдруг выскакивать отовсюду, пытаясь окружить и схватить хоть кого-нибудь.
Наш дозорный был у плетня и не видел, какие страсти разгорелись в глубине сада. Однако ребята – тоже не промах ; кинулись врассыпную, стараясь зигзагами прорваться к забору.
Сторожа неуклюже расставляли руки, мимо которых ужами проскальзывали юркие хлопчики.
Главное ; добежать до плетня, перескочить на другую сторону. Все благополучно это сделали, но от берданки не убежишь…
Забор я перескочил последним. Бежавший предпоследним Жук, видимо, услышав каким-то звериным нутром подозрительный шум сзади, вдруг остановился и резко повернулся ко мне лицом, но смотрел он в сторону сада. Я сначала не понял, что он собирается предпринять, когда надо «уносить ноги». Жук, как мне показалось, хладнокровно вытащил из-за брючного ремня свое оружие. Ловко чиркнул коробком о спичку, прикреплённую к пропилу в трубке и, не целясь, словно ковбой, выстрелил. Я оглянулся и, как в замедленной киносъёмке, увидел тот знаменательный для нас эпизод. Перед моим ухом прогремел оглушительный хлопок, полетели искры. Все заволокло вокруг серным сладковатым дымом.
Как я понял позже, не поспевавшая погоня ещё бежала к забору, но один сторож опередил всех. Примостившись у плетня и положив на него берданку, как на стрельбищах, он целился в убегавших. Последним был я… Жук, на моё счастье, опередил охранника.
После его выстрела, дядька с той стороны плетня рухнул наземь, а берданка свалилась на нашу сторону.
Переглянувшись с Жуком, мы кинулись наутек.
Этот случай так же нам даром не прошёл. На другое утро директор построил всех на линейку перед завтраком и сказал:
; Мне поступила жалоба из Правления колхоза о разбойном нападении на охрану колхозного сада. Директор колхоза, ; напряжённым голосом продолжал он, ; уверен, что это сделали вы ; «детдомовские сорванцы»! Сторож ранен и находится сейчас в больнице.
Директор был хоть и встревожен, но по-прежнему в своём репертуаре. Прочёл часовую лекцию «о недопустимости бесконтрольного перемещения за территорией лагеря с преступными целями». Предложил добровольно выйти тем, кто участвовал в этом «пиратском набеге».
Желающих не нашлось.
Тогда он пошел вдоль строя и стал внимательно всматриваться в каждого пацана, словно рентгеном просвечивая подозреваемых «разбойников и разгильдяев».
– Ты был там? – подходя к одному и указывая пальцем в переносицу, спрашивал директор. Тот отрицательно мотал головой, а другой на подобный вопрос закатывал глаза и скорбно тянул: «Нет…» или начинал божиться, что ни о чем таком не слыхивал.
Мы прыскали от смеха над этой сценкой и, как партизаны, продолжали держаться стойко, уверяя, что ничего не знаем, не слышали, не участвовали. Каждый из нас уже придумал себе «алиби».
На такие случаи у нас была чётко отлаженная тактика защиты: всё отрицать, никого не выдавать.
Директор был вынужден отступить, так ничего и не добившись.
На следующий день приехал дядька с портфелем – следователь, но и он уехал не солоно хлебавши.
Вдохновлённые успешной защитой, мы воспрянули духом. В этом случае в нас чётко проявился, воспитанный советской властью, коллективный дух. Беспокоило всех только одно: раненый сторож. Некоторые ребята не одобряли выстрела Жука. Я же с жаром его защищал. Известно ведь, кто тогда бы пострадал, успей сторож нажать на спусковой курок раньше...
Жук, по большому счёту, не нуждался в защите, он имел независимый характер. Да и осуждения его поступка, как такового, не было, а было лишь общее чувство вины, всё-таки пострадал человек.
Через пару дней директор обмолвился: «Ваше счастье, что сторож отделался лёгким испугом да несколькими царапинами, дело прекратили. Но знайте, я абсолютно уверен, что это ваших рук дело. Если что-то подобное ещё раз произойдёт, будете сидеть у меня всё лето под замком!»
Такая перспектива нас, конечно, не устраивала, и мы решили пока оставить свои набеги на колхозный сад, тем более, что вокруг имелось немало мест, где так же можно было приложить свои «способности»…
продолжение след...