Серёжа и лесные пчелы. Пастушата (Александр Головко) / Проза.ру

А вот ещё эпизод, случившийся с нами и с Серёжкой в другое лето. Мы будто взяли его на поруки, но наш подшефный оказался удивительно невезучим…
Одно время появилась «эпидемия» делать поджиги. Такие самодельные пистолеты-обрезы. Техника их изготовления не сложна: деревянная ручка, медная трубка. Тонкости сообщать не буду, чтобы не появилось у кого соблазна повторить…
В наше время недавно в СМИ промелькнуло сообщение, что один мальчишка погиб от разрыва самодельного ствола…
Делали мы это боевое оружие, понятно, втихаря, где-нибудь в закутке. Упражнялись в лесу, стреляя в доску с нарисованными кругами.
Сереге тоже дали стрельнуть, очень просил. И вот он целится в мишень. От выстрела вдруг разнесло медную трубку-ствол и почти оторвало ему большой палец на правой руке.
Заряд, наверно, оказался велик. Вместо пороха мы обдирали спичечные головки, ссыпая это в ствол, запыжовывали, а дробь отливали сами из свинца, находя старые аккумуляторные батареи. Всё делалось на глазок. Хотелось, чтоб погромче был выстрел, да подальше летел заряд…
Аннушке снова пришлось спасать бедолагу. Палец она ему пришила как-то, кость и ткани все же срослись, правда, с большим рубцом по периметру. Палец хоть и не гнулся, но прижился.
В связи с такой травмой, нами серьёзно заинтересовался Очкарик (директор). Он провёл внутреннее расследование.
Директор не на шутку испугался за нас. На линейке втолковывал, что на войне много раз видел убитых и раненых, но там это была не забава, а суровая необходимость – сражаться за Родину, за жизнь миллионов соотечественников.
Мы начинали понимать его тревогу, но он искал зачинщиков для наказания, а это грозило нам серьезными последствиями.
Серёжка держался мужественно, не выдавал никого. Щуплый, маленький, он пускал слезу, начинал заикаться, что с него возьмешь?
Однако директор знал, что зачинщики есть – это старшие, но кто персонально?
«Дело» так и сошло на нет.
От этой забавы нам все же пришлось отказаться, директор загрузил ребят постарше трудотерапией по максимуму. И хотя мы вроде отрабатывали свою вину: кто на огороде, кто в столовой, но делали это не под страхом наказания, а вполне добровольно. Это было нужное и зачастую интересное дело, чем изготовление и стрельба из поджига.
С двумя парнями я был определён к завхозу на покос сена для наших коров. Под его руководством у нас это неплохо получалось.
И ещё немного о бедном Серёге.
В другое лето его укусила мохнатая лесная пчела в бровь здорового глаза. Вот невезучий пацан!
Лесные пчёлы завелись в дупле старого дерева, росшего в русле ручья, который был перекрыт плотиной.
Всего в нескольких метрах находился вход в наш барак. Рядом с оврагом стоял колодец, из которого мы брали воду для умывания по утрам, заливая в рукомойники. Такой же колодец стоял возле кухни.
Пчёлы поселились неожиданно и до поры жили своей жизнью, в опасной близости от нас, никого не трогая. Мы же стали побаиваться, мало ли… Решили их прогнать. Взрослым ничего не стали говорить, привыкли решать свои проблемы сами.
Задумались, как выгнать это семейство, поскольку само оно не покинет дупло.
Я предложил выкурить их, намотав на палку тряпку, облитую керосином. Где-то я читал или слышал о таком методе.
Инициатива наказуема. В результате, мне же и пришлось исполнять собственный план.
Чтобы самому не оказаться покусанным, на голову и спину накинул фуфайку и спустился в овраг. Дупло находилось чуть выше моей головы, я с опаской подошел, но пчелы на меня не реагировали. Я осмелел и принялся за дело: разжег факел, сунул его в дупло и стал шуровать им, двигая туда-сюда.
Пчёлы словно вымерли, но, скорее всего, горящей тряпкой я перекрыл им выход.
Подергав палкой в дупле, опрометчиво вытащил её и вскоре услышал зловещий гул. Дикие пчёлы, как «мессершмитты», стали вылетать, угорело кружась у отверстия и вокруг моей головы.
Одна, затем другая, третья с силой ударяли о ватник – мою ненадёжную защиту.
«Пора ретироваться», - решил я, к тому же, с ужасом вспомнил про открытые ноги... Бочком, бочком двигался, потом побежал вдоль оврага. Пчелы не отставали, наоборот, нашли мою «ахиллесову пяту» и стали жалить от души. Я выскочил на противоположный лесистый склон. Дальше путь шёл вверх, но лучше было бежать вдоль сопки по лесу. Пустившись со всех ног, я повернул на тропинку и углубился в лес.
В беге лишь мелькали мои голые икры, а пчёлы безошибочно находили мишень, давая выход праведному гневу. Не помню, как долго я бежал, как бросил мешавшую и цепляющуюся за ветки фуфайку. Ветки хлестали по лицу…
Наконец, все же оторвавшись от злобных преследователей, я сделал приличный круг по лесу и вернулся с другой стороны того же оврага к ребятам, спрятавшимся в корпусе спальни за дверью. Меня впустили в комнату, где я, с трудом переведя дыхание, ощутил, что икры ног нестерпимо горят.
Когда ответил на все вопросы, дружки успокоились, стали думать, как мне помочь. К Аннушке идти не хотелось, кто-то предложил полить укушенные места холодной водой из колодца, чтобы уменьшить жжение от укусов. Этот сомнительный способ я уже испытал раньше, но спорить не стал.
У колодца наверняка ещё находились пчёлы…
Жжение всё усиливалось. Приоткрыв дверь, ребята убедились, что пчёл нет. Не видно их было и в овраге, значит, не зря я пострадал – они покинули дупло!
Летучие фурии так и не вернулись на прежнее место обитания. Может, я испортил им жилище своим вонючим факелом, а, может, просто оказались умнее нас…
Удивительное дело, но вскоре выяснилось, что, кроме меня, есть ещё один пострадавший, это – Серёжка, тихо сидевший на своей кровати, зажав укушенную бровь. Каким образом попал «под раздачу» к обозлённой пчеле, он не мог объяснить. Одна шальная, видимо, влетела на противоположную сторону оврага и нашла «своего героя»...
Здоровый глаз у него заплыл, было опасение, что Серега ослепнет. Но и на этот раз всё обошлось…
Распухшие ноги мне поливали ледяной водой, которую ребята доставали из колодца.
Слава «безумца храбрых», бросившего вызов лесным пчёлам, придавала мне стойкость и помогала вытерпеть жжение. Однако на следующее утро ноги сделались ватными и плохо слушались при ходьбе. Но постепенно всё пришло в норму.

Пастушата
Река моего детства – Самара! И сказки зелёного леса с его ягодами, неожиданными находками и открытиями мне тоже милы. Вспоминаю интересные приключения, в которые мы постоянно попадали или устраивали себе сами.
Как-то летом, когда я уже был постарше, мне с товарищем вменили в обязанность пасти наше небольшое стадо. Детдомовское руководство приобрело в колхозе три коровы для наших нужд. Хотя они добавили хлопот по уходу, кормлению, доению, зато рацион питания для нас пополнился молочными продуктами.
Уход за буренками и доение легли на плечи старших девочек под присмотром воспитательниц. Наши воспиталки, как мы их называли, были деревенскими женщинами, сами держали дома всякую живность: коз, овец, коров, поэтому здесь особых проблем не было.
В паре с Витькой Садчиковым пасли мы буренок на лугах, близлежащих от лагеря. Наша смена выпадала через день ; от зорьки до вечера.
За труд давали поблажку – в свободные дни мы купались в реке, ловили рыбу, раков, лазили по окрестностям, находя себе приключения.
Одно неудобство в пастушьей работе – ранний подъем, с восходом солнца, в то время как другие ребята продолжали сладко сопеть на своих подушках.
Поднимала пастушат на ранней зорьке дежурная воспитательница. В лагере все воспитатели - женщины, кроме завхоза да баяниста-культмассовика, выходца из наших же, детдомовских. Директор редко появлялся на территории летнего лагеря. С нами жили дежурные воспитатели, которые ночевали в девичьем корпусе. Ответственная за мальчишек находилась в нашем корпусе, ночью спала на такой же кровати, как и мы, но чуть в сторонке, присматривая за порядком и укладывая нас.
По утрам мы с Витькой, полусонные, выгоняли коров из-под навеса и гнали их на поляну в лесок. Там один из нас приглядывал за животными, а другой досматривал утренние сны, пристроившись где-нибудь на травке, несмотря на утреннюю прохладу и обильную росу.
Часто засыпал один, а следом другой, потом приходилось искать коров, бегая по лесу, благо, они далеко не уходили.
Гнуса в лесу почти не было, коровы жадно поглощали росную, душистую траву, а мы блаженствовали на солнышке или в тени, болтая о своих нехитрых делах.
К обеду пригоняли коров на дойку, подкреплялись сами, и вновь возвращали маленькое стадо на выпас, до позднего вечера.

продолжение след...