* * * Философски смотреть на вещи проще, чем на их отсутствие * * *
С Яна сняли наручники, и он никак не мог решить стоит ли ему брать адвоката или и так все понятно. Частник сообщил, что каждое его появление по такому делу будет обходиться в пять тысяч, а растрата семейного бюджета не улучшит ситуации. Государственный защитник был готов приехать лишь через два часа, чем вызвал резкое негодование следователя, который торопился успеть на какое-то мероприятие. Яну спешить было некуда, ну разве что отправиться в КПЗ, поэтому решено было подождать этого консультанта. Юрист прибыл, когда совсем стемнело и долго заполнял документацию, по которой получалось, что на бесплатного защитника подозреваемый претендовать не может, учитывая хорошие доходы семьи. Впрочем, все равно это завершить не удалось, так как ворвался следователь и потребовал немедленно отправляться на допрос, потому что не мог больше ждать.
Несмотря на единственный совет адвоката хранить молчание, Ян решил все рассказать, упуская эзотерическую тематику. На него открыли сразу пять дел и по словам адвоката все это тянуло на двадцать лет лишения свободы. Но Яну было не столь важно идет ли речь про пять лет, двадцать или пожизненное – все было кончено. История получилась длинная, которую следователь записывал с двояким чувством удовольствия и нетерпения. Затем Яна заковали по рукам и ногам и отправили в СИЗО ближайшей тюрьмы. В отличие от относительно комфортных нар тихого КПЗ тут были металлические двухярусные шконки, наглухо вмурованные в пол и стены, а также невообразимый гул от полусотни арабов, раскиданных по соседним камерам.
Ян завалился на свободный тонюсенький матрас четырехместной коморки и постарался отключить все мысли, что оказалось невыполнимой задачей. Последние десять часов он словно пребывал в безвременном туре по своим самым невообразимым кошмарам. Мысли циклично возвращались к последним событиям, выискивая худший сценарий, а потом, укрепившись на нем, рассматривали дальнейшие варианты, снова выбирая наихудший исход. Он так и не уснул, а на рассвете с ужасом уставился на многослойную решетку окна, покрытую толстенным слоем синей краски. Свет просачивался через окно, но из-за множества слоев разных решеток, ни неба, ни улицы видно не было. Этот образ был последним из того, что он знал о своем будущем. Картина не сложилась в полный паззл, но больше кусочков не было. И тут внутри его что-то сломалось.
Следующий день прошел в тех же кошмарах с той лишь разницей, что иногда сознание выплывало в реальность, чтобы выполнить ту или иную команду охраны. К мыслям добавилась навязчивая идея самоубийства с просчетом всех шагов, чтобы все удалось с первой попытки. Шнурки на рубашке и брюках, незамеченные охраной, предательски растягивались. Розетки были словно впаяны в стены, впрочем, даже найдя тонкие металлические предметы не было жесткой гарантии, что удастся вызвать мгновенную остановку сердца, а не тупо спалить себе пальцы, добавив еще и физических страданий. Аналогичные выводы были и с вариантом удариться виском об острый железный угол. Порезать вены по всей длине, замотавшись в массу одеял, которые впитывали бы кровь до утра не давая растекаться по полу, также было нечем. Выхватить оружие у охраны казалось самым надежным вариантом, но позже оказалось, что вся охрана ходит с пустой кобурой.
Так прошел этот день и еще одна ночь. Другие заключенные старались подбодрить, вечером уговаривали «есть чтобы существовать», заботились, чтобы рядом стояла вода. Охране было плевать – они словно зомби проходили мимо камер, игнорируя любые крики, просьбы и вопросы. В какой-то момент Ян обнаружил себя сидящем на койке какого-то жирного араба, который рассказывает ему про Мухаммеда и Коран, нарисовав подобие символа Инь-Ян.
- И вот так во всем белом есть что-то черное, а в любом черном есть что-то белое, - говорил он на плохом иврите. Ян молча взял у него ручку и нарисовал символ правильно: точки в широких местах, а не на хвостах, как было на предыдущем рисунке. Сокамерник торжественно вскинул руки то ли от того, что вспомнил как правильно это выглядит, то ли от того, что собеседник проявил хоть какую-то реакцию. – А знаешь откуда у меня ручка? Мой друг тут охранник, поэтому и еда у нас получше и условия отличные. Ты говори, если чего тебе надо, я договорюсь. Только не тяни с этим, завтра у меня суд и я выхожу на волю.
Яну ничего не было нужно. Он даже невольно постился на рамадан с компанией арабов, поскольку все равно не мог ни есть, ни пить. В нем больше не было тех сил, которые давал ему демиург. Не было и сил для обычного существования – последний виденный кусочек будущего он уже пережил, дальше пустота и неизвестность. Не во всем темном есть что-то светлое, иногда в темноте только тьма. Вчера последние капли света улетучились из его сознания, в последний раз взглянув на этот мир, на эту железную синюю решетку, на эту безысходность, на эту…
Яна словно тряхнуло, выводя из сомнамбулы. Люди временные сущности и не могут сами воспринимать образы будущего. Последнее видение – это то, что через него видел демиург в этом мире, но это вовсе не означает, что жизнь самого Яна на этом будет окончена. Мысли начали накатывать новыми волнами, бурля в какой-то мутной смеси, спадая до зависания или будоража как цунами, заставляя тело бессмысленно сновать по маленькой комнате. На этот раз сценарии были поразнообразнее и куда более обнадеживающие. Лишь ближе к вечеру Яну удалось немного успокоиться и взять себя в руки, он собрался с мыслями и попросил у нового приятеля переслать фото записки, когда тот освободиться. Тот клятвенно заверил, что завтра же, как только будет в руках телефон он все и отправит.
Листок бумаги был совсем небольшим, поэтому Ян старался писать мелким, но разборчивым подчерком. И после вступительного «я очень тебя люблю» написал «найми лучшего адвоката, не важно сколько стоит». Затем он кратко описал историю, что поведал следователю, а также добавил, что ищейки прикованы и над ними больше нет власти. Демиург более двадцати лет лечил этот регион и вот закончив, покинул тело с последним призывом. Когда место закончилось, Ян разместил по краям один и тот же номер телефона жены, на случай если попадет вода и часть сообщения будет утеряна. Под символом дао он подписал английскими буквами «Inn & Yan».
- Мою жену зовут Инн, а я, как ты знаешь, Ян, - сказал он, передавая записку. - Есть в этом некий знак свыше. Пожалуйста, передай ей эту записку, она должна знать, что со мной. А мне срочно нужно поменять адвоката.
До вчерашнего дня сознание Яна все никак не хотело отпускать таящий хвост демиурга, не признавая, что больше не может влиять ни на людей, ни на эту реальность. Но без НЕГО человек стал всего лишь человеком и с этой потерей придется смириться, чтобы учиться жить дальше с тем, что осталось.