Полуденное солнце жарило так, будто задалось целью высушить его напрочь. Семечка размеренно шагал по прокаленной гравийке, поглядывая по сторонам. Ноги в кедах горели огнем, плечи давно покраснели, и он всерьез опасался, что уже к вечеру начнет сбрасывать кожу, как змея во время линьки. Легкую рубашку он давно уже повязал на голову, спасаясь от солнечного удара, но это не особо помогало, и он то и дело утирался свисающим на ухо рукавом. «Ну хотя бы одно маленькое облачко прикрыло бы собой солнце, ну хоть на минутку!» - взмолился он про себя. Но нет, как назло небо над головой было безоблачным, и висящее в зените солнце беспрепятственно превращало их дачное товарищество в большую духовку.
Когда впереди показалась колонка, Семечка мало что не заорал от радости и припустил к ней со всех ног, не обращая внимания на впивающиеся в подошвы сквозь мягкие резиновые подошвы острые камни. Вот сейчас он намочит рубашку, напьется и вообще всячески спасет себя от этого невыносимого пекла… Семечка заподозрил неладное, когда до колонки оставалось шагов двадцать. Возле нее не было обычной лужи, земля была сухой, а растущая здесь же травка пожухлой и совсем безжизненной. «Да нет, просто жарища, вот все и высохло» - убеждал он себя и сам себе не верил. Добежал, схватился за горяченную железную ручку и принялся с остервенением качать, пытаясь получить хотя бы каплю воды. Тщетно, колонка скрипела, шаталась и никак не реагировала на его усилия. Семечка с досадой сплюнул под ноги, и тут из-за спины раздался знакомый гнусавый голос:
- Кайфуешь?
Семечка обернулся и уставился на долговязого патлатого паренька лет пятнадцати. Внешность у того была примечательная: огромный нос на костистом лице, оттопыренные уши, маленькие поросячьи глазки под жиденькими выгоревшими бровями и целая копна пшеничных волос. Прозвище у паренька было под стать внешности, все вокруг звали его Шнобелем.
- А, это ты, Шнобель – Семечка с вожделением посмотрел на запотевшую трехлитровую банку кваса, которую обладатель неблагозвучного прозвища нес в авоське.
- В глаз дам – беззлобно отозвался Шнобель, который терпеть не мог эту кличку.
- Угу – хмыкнул Семечка. – Рискни печенкой. Дай кваску лучше глотнуть.
- Не дам – с издевательской ухмылкой ответил Шнобель. – Батя решил окрошку делать, сам понимаешь.
- Козел ты, Шнобель – Семечка начал злиться.
- За козла ответишь – тут же окрысился тот.
- Еще и ссыкло.
Шнобель осторожно опустил авоську с банкой на траву в крохотном теньке под забором и шагнул к Семечке, сжимая кулаки. Он был на голову выше и заметно шире в плечах, но когда это Семечку останавливало?
- Давай на квас забьемся? – предложил Семечка. – Если я тебя уделаю - квас мой. А если ты меня – он хмыкнул – я тебе рубль на квас даю.
Шнобель задумался, зло глядя на Семечку, но потом отрицательно покачал головой:
- Я тебя и без кваса уделаю.
- Давай – Семечка изо всех сил толкнул Шнобеля в грудь. – Ну!
Шнобель отступил на шаг, запнулся о торчащий камень и завалился на спину, со всего маху ударившись головой о забор. Семечка не стал его добивать, лежачих он никогда не бил, а вставать его противник не спешил. Так и лежал под забором, зыркая зло и как-то пришибленно.
- Я ж говорил – ссыкло. И козел – Семечка развернулся и зашагал дальше, до дачи ему еще идти и идти…
Знакомая, обитая толью крыша, замаячила среди десятков других крыш, и Семечка прибавил шаг. Первым делом он с наслаждением напился из стоящего в прохладных сенях цинкового ведра, потом минут десять плескался в стоящем у забора огромном баке. Правда, особенного облегчения это не принесло, вода была горячей. Ну вот, теперь можно и теплицу с парником открыть, а то ведь и вправду сварятся огурцы с помидорами…
Самое жаркое время он пережил на берегу Инчерепа в тени подступающей к самой воде тайги. Как следует охладившись в речке, Семечка выползал на берег и долго лежал на спине, жуя травинку и глядя в небо, а потом снова нырял в прохладную воду и не выбирался на сушу до тех пор, пока не замерзал окончательно. И даже пикирующие на него с яростным писком комары так и не сумели выжить его с заветного плеса. Он бы так и провалялся до самого вечера, но бабуля надавала ему столько поручений, что разлеживаться было решительно некогда. Пока ждал, чтобы спала жара и можно было полить помидоры с огурцами, успел подправить теплицу, прополоть морковку с редиской, сбегать на дальнюю колонку за водой, притащить из тайги пару бревен, переколоть напиленные в прошлый раз чурбаки на поленья…
- Ух, блин! – вырвалось у Семечки, когда он кинул взгляд на часы. До последнего автобуса оставалось всего пятнадцать минут, а до остановки идти полтора километра. Бежать, если точнее. Быстро скидав инструмент в сени, он запер дверь, накинул рубаху, натянул кеды и побежал. Бежал так, что будь у него крылья, взлетел бы. И все равно не успел. Он взбежал на последний перед остановкой пригорок и увидел только исчезающий за поворотом автобус. В отчаянии он огляделся, запалено дыша, и снова сорвался с места. Можно еще перехватить, если срезать через дачи! В этот раз он уже не бежал, а летел, расстегнутая рубаха стегала по спине, а дыхание вырывалось из груди с шумом кузнечного горна. Только бы успеть, иначе полтора десятка верст до дома придется идти пешком…
Наверное, водитель желтого «Икаруса» - гармошки спешил домой больше обычного. Семечка не успел и на этот раз. Издевательски мигнув поворотником, автобус скрылся в подступающих сумерках. Расстроено плюнув, Семечка как подкошенный рухнул в пропыленную придорожную траву, стараясь отдышаться, унять расходившееся сердце, и пролежал так до тех пор, пока надоевшие за сегодня комары не вознамерились унести его в ближайший лесок в качестве банкетного блюда.
…Дорога неспешно ложилась под ноги, и Семечка в который раз порадовался тому, что идти нужно не по гравийке. Хотя от долгой ходьбы по асфальту в мягких кедах уже давно болели пятки, но это все равно лучше, чем мелкие острые камешки. Давно уже стемнело, последняя машина проехала мимо него минут сорок назад, и рассчитывать на то, что кто-нибудь подбросит его до города, не приходилось. А раз ожидать нечего, то и волноваться незачем. Да и, в конце концов, чем плоха прогулка по ночной прохладе? Легкий ветерок, поднявшийся после заката, сдувал последних мучающихся бессонницей комаров, дышалось легко и свободно, идущий из тайги запах слегка кружил голову, а звезды над головой задумчиво о чем-то перемигивались, и настроение у Семечки было замечательным. Он шагал, думая то о Шушуне, то о том, как не вовремя батя отобрал у него ключи от мотоцикла, то о том, что такой жары в сентябре он вообще не помнит. Хорошо шагал. В общем. Вот из-за очередного поворота показалась знакомая остановка. Пионерлагеря. Это значит, что три километра он уже прошел, и осталось всего четыре раза по столько же. Благодать!
Остановка осталась за спиной и впереди черной лентой замаячила река, за которой светилась редкими огоньками деревня. И эти огоньки вдохнули в него силы, заставили вышагивать еще бодрее. Странно, вроде и не его это огоньки, до своих еще топать и топать, а гляди ж ты… Всегда так бывает, когда после долгого пути вдруг видишь жилье. Даже чужое тепло греет душу.
За размышлениями он и не заметил, как спустился с пригорка и ступи на мост. От реки тянуло прохладой и особенным ночным речным запахом, к которому примешивался дымок от чьего-то невидимого отсюда костра. «А хорошо сейчас у костра» - мечтательно подумал Семечка и зашагал быстрее, зябко поеживаясь от речной сырости. Вот и деревня. В темноте у остановки то и дело вспыхивали огоньки сигарет. Кто это там курит?
- Стой, кто идет? – раздался грубоватый мальчишеский голос.
«Попал» - подумал Семечка и ответил в той же манере:
- Свои.
- Свои все дома сидят – ответил голос, и из темноты в свет единственного на всю деревню фонаря выступили несколько парней. «Точно попал» - Семечка узнал двоих из них. По лету они знатно подрались, приехав в древнюю на дискотеку, и двое из тех, с кем они дрались, сейчас смотрели на него с кривыми ухмылками. Видать, тоже узнали.
- Ты чьих будешь, босота? – вперед шагнул самый здоровый из парней, на голову выше Семечки и чуть ли не вдвое шире.
- Да городской он, не видишь что ли? – один из тех двоих тоже шагнул вперед и встал рядом с вожаком. – А ты его разве не помнишь, Туз?
- Неа – лениво ответил здоровяк. – С чего бы?
- Так по лету в клубе помнишь, как мы городских отоварили?
Если честно, все было совсем наоборот, и если бы не отец одного из деревенских, взявшийся разгонять драку при помощи молодой березки, все могло закончиться нехорошо. Но говорить об этом Семечка не стал, слишком уж неравными были силы.
- А ты меня помнишь, босота? – ухмылка на лице деревенского стала совсем уж гадкой. «Еще что-нибудь такое скажет – бью» - решил про себя Семечка, и отвечать не стал.
- Смотри молчаливый какой – деревенский не унимался. – Это ты от страха или вовсе немой?
Все так же молча Семечка что было сил влепил ему в челюсть. Парень рухнул как подкошенный, и остальные с матами рванулись к Семечке. Закипела драка, злые парни мешали друг другу, Семечка вертелся ужом, время от времени получая болезненные удары. Туз стоял в стороне и не вмешивался, наблюдая за дракой. «Оно и к лучшему, убьет ведь» - мелькнуло в голове у Семечки, и в этот момент кто-то из парней ловкой подсечкой сбил его с ног. С радостным хеканьем они принялись месить Семечку ногами, и он обреченно прижал колени к груди и закрыл голову руками.
- Лежачего не бьют, твари! – проорал он, чем вызвал чей-то громкий гогот. Пинать его не перестали, но делали это уже без прежней злости. Один из пинков все же пришелся по голове, и Семечка потерял сознание. Очнулся он от ощущения, что его куда-то несут.
- А ну, купнись чутка – пропыхтел кто-то над самым ухом, и Семечка открыл глаза. Его пытались сбросить с моста в ночную реку. «Потону!» - подумал он и принялся яростно вырываться, извиваясь изо всех сил.
- Не дергайся, паскуда!
- Бросили его и отошли! Живо! – раздался откуда-то злой голос. Кричал какой-то мужик. Парни послушно бросили Семечку, к счастью, не в реку, и отскочили от него в разные стороны.
- Эй, парень, ты живой? – мужик оказался рядом и теперь пытался перевернуть его на спину. – Живой, нет?
- Уроды – непослушными, разбитыми в лепешки губами прошептал Семечка.
- Это точно – согласился мужик. – Встать можешь?
Семечка молча попытался подняться. Мужик подхватил его, помог утвердиться на ногах, обернулся ко все так же стоявшим парням:
- Марш по домам, завтра с вами решать буду.
Туз, все это время стоявший молча, сказал:
- Пошли, пацаны.
Они развернулись и зашагали в сторону деревни.
- Эй, Туз! – сипло крикнул Семечка, и здоровяк, обернувшись, молча на него посмотрел.
- Я тебя запомнил.
Туз сплюнул и зашагал дальше.
- Туз! – снова проорал Семечка.
- Ну? – тот снова остановился и обернулся.
- Кликуха у тебя… Собачья. Тузик – Семечка каркающее захохотал, запрокинув голову, но закашлялся и согнулся пополам, повиснув на руках у мужика.
- Не драконил бы ты его – проговорил мужик. – Злопамятный он, как хорек.
- Плевать. Я его найду и уделаю – просипел Семечка и только сейчас обратил внимание на то, что мужик был в милицейской форме.
- Я тебе найду – проворчал мужик. – Ты давай ногами шевели, я тебя таскать не нанимался.
- Куда? – Семечка выпрямился.
Мужик молча мотнул головой вперед, и Семечка увидел стоящий возле остановки милицейский «Урал» с люлькой. Кое-как устроившись в люльке, Семечка еще раз спросил:
- Куда мы?
- В город – буркнул капитан, Семечка наконец разглядел его погоны.
- Я на Загаражной живу – еле слышно пробормотал Семечка.
- Да хоть на Заамбарной, едем-то в горотдел – зло ответил капитан, но Семечка его не услышал. Уснул.
- Эй, боец, просыпайся давай – кто-то грубо тряс его за плечо.
- Отвали – сонно пробормотал Семечка.
- Э, капитан, он пьяный что ли? – спросил тот же голос.
- Да нет, досталось ему крепко, видишь же.
- Вот я и гляжу, кукушку ему стряхнули, раз он так с сотрудником разговаривает. Эй, слышь, глаза протри, говорю – Семечку снова тряхнули за плечо.
Семечка с трудом разлепил глаза и тут же зажмурился – в лицо ему светил яркий фонарик.
- Давай, давай, очухивайся и шагай.
- Куда? – во рту у Семечки пересохло, и он выталкивал из себя слова словно пригоршни песка.
- В клетку, родной, куда ж еще. До утра проспишься, а там и следователь придет.
- Мне домой надо.
- А мне не надо? Мне, может. побольше твоего надо, а я тут с разными уродами вроде тебя вожусь.
- Сам ты урод – просипел Семечка.
- Чтоооо?! Встать! Встать, я сказал!
- Ты чего к парню привязался, капитан? – с усталой угрозой спросил оравшего милиционера тот, который привез сюда Семечку. – Не видишь, худо ему?
- Так а какого хрена ты его сюда привез, а не в больницу? А?!
- Да надо было в больницу.
- Все, поздно, теперь здесь ему и больница, и дом родной. Веди его сам, раз умный такой.
- Парень, тебя как зовут?
- Семёном.
- Пойдем, Семён, он теперь не отвяжется.
В дежурке у Семена отобрали ремень и шнурки, выгребли мелочь из кармана и, ничего больше не найдя, закрыли в камеру. Встав на пороге, Семечка огляделся. В камере, к его удивлению, не было нар, только деревянный помост вдоль дальней стены, на котором, свернувшись калачиком и подложив под голову кулак, спал какой-то парень. Постояв немного, он устроился в другом углу помоста и попытался уснуть. Закрыв глаза, он полежал немного, но сон все не шел. Нещадно болели отбитые бока и разбитые губы, противно кружилась голова и очень хотелось пить. В тусклом свете висящей под потолком лампочки он увидел стоящее в углу ведро, от которого нещадно несло отхожим местом. Никакого питья он не нашел. Со сдавленным стоном поднявшись, он шагнул к двери и негромко в нее постучал. Прислушался. С той стороны царила тишина. Он постучал чуть громче. Безрезультатно. Тогда он заколотил что было сил, и из-за спины тут же раздался странно знакомый голос:
- По голове себе постучи.
- Я тебе щас постучу – Семечка разозлился. – Эй, кто живой есть?!
Он долбил в дверь минут пять, до тех пор, пока не открылось маленькое зарешеченное окошко и заспанный капитан не рявкнул:
- Че долбишь?! В карцер захотел?
- Мне бы попить.
- Утром попьешь! – снова рявкнул капитан и с лязгом захлопнул окошко. Семечка принялся колотить с удвоенной яростью, и голос за спиной зло сказал:
- Ты тупой, слышь? Утром попьешь, сказано же.
Семечка развернулся всем телом и… На него смотрел Фикса. Сначала мрачно, но затем лицо его расплылось в довольной ухмылке:
- Земеля, ты ли это?
Он картинно развел руки, слез с помоста и сделал шаг к Семечке, словно намеревался обнять по-братски.
- Стой где стоишь.
- Да ты не рычи, земеля, мы теперь с тобой в одной лодке – Фикса цыкнул золотым зубом.
- Нахрен мне твоя лодка – Семечка со злостью пнул дверь и вернулся на помост.
- Не скажи, не скажи – Фикса уселся рядом. – Мы все тут гости, нам лаяться не моги. А тебя за что приняли?
- Отвали, а? – Семечка улегся и отвернулся к стене.
- Ты вот мне грубишь, а я, может, помочь тебе хочу. Слышь?
Семечка молчал, но Фикса не унимался:
- Ты порядков здешних не знаешь, людей не знаешь, даже воды правильно попросить и то не умеешь.
- Ну попроси. Только если не дадут, ты заткнешься, добро?
Фикса потер ладони, поднялся, шагнул к двери и осторожно постучал в окошко. Потом еще раз, и еще. Через некоторое время окошко открылось, и все тот же капитан спросил сонно:
- Чего надо?
- Товарищ начальник, тут паренек от жажды погибает. Нету надежды кроме как на вас, не дайте сгинуть, совсем ведь молодой…
- Еще раз постучишь, я тебе по печени постучу. Понял?
- Понял, товарищ начальник, как не понять. Вы только попить дайте.
Капитан ничего не ответил и снова с лязгом захлопнул окошко. Семечка усмехнулся и закрыл глаза. И удивленно открыл, когда через пару минут окошко снова распахнулось, и капитан сказал:
- Эй, болезный!
Фикса тут же ткнул Семечку в бок, вызвав болезненный стон:
- Слышь, воду тебе принесли.
Семечка с трудом сполз с помоста, доковылял до двери, дрожащими руками взял кружку и осушил ее в три глотка. Вернув ее капитану, он молча вернулся на место.
- Пожалуйста – буркнул капитан и ушел.
- Первое правило – никогда в одного не хомячь. Предложи тому, кто рядом.
- Ты если бы хотел, давно бы попил. Просить умеешь.
- Правило второе – не забывай благодарить.
- Правило треть – не мешай спать – после выпитой воды Семечку мутило и говорить не хотелось совсем.
Фикса замолчал, и Семечка снова закрыл глаза. Он уже почти уснул. когда Фикса снова толкнул его в бок и спросил:
- А она красивая, да?
- Кто?
- Верка.
Семечка уселся, обхватив колени руками и молча уставился на Фиксу.
- Ну, чего вылупился? Я говорю, красивая у меня Верка – Фикса смотрел Семечке прямо в глаза колючим недобрым взглядом. Семечка глаз не отвел, и Фикса, криво усмехнувшись, продолжил:
- Я ее с пеленок знаю, понял? И для себя берегу, в обиду никому не даю.
- А ее ты спросил? Нужен ты ей или нет? – Семечка старался не злиться, но получалось плохо.
- Стерпится - слюбится, слыхал за такое?
- Насильно мил не будешь, слыхал за такое? – Семечка надавил голосом на «такое».
С минуту они бодались взглядами, потом Фикса ощерился:
- Значит, не будет у нас мира. Лады, ты решил.
Семечка молча улегся на спину.
- Слышь? – Фикса подсел к нему. – Тронешь Верку – я тебя порешу, понял?
- А если я тебя прям здесь порешу, мне много дадут?
- Вышку – Фикса зло оскалился.
- За такое дерьмо как ты? – Семечка усмехнулся. – Это вряд ли. Может, еще и благодарность выпишут.
Фикса задумчиво посмотрел на Семечку и убрался в свой угол. Помолчав немного, он сказал странно скрипучим голосом:
- Я ведь отсюда выйду, слышь? И башку тебе оторву за твой гнилой базар.
- Да пошел ты – Семечка перевернулся на бок и провалился в сон.
Пришедший утром следователь оказался миловидной молодой женщиной с пронзительными серыми глазами.
- Наталья Васильевна Печенкина, следователь – представилась она, бегло пробежав глазами протокол его задержания. – Ты чего тут делаешь?
Семен не нашелся, что ответить на такой странный вопрос, и счел за лучшее промолчать.
- Чего молчишь-то, Семён?
- А что говорить? Я сюда не рвался.
- Сюда никто особенно не рвется – она улыбнулась. – И все-таки?
- Подрался – буркнул Семечка.
- Подрался или тебя избили? – она прищурилась.
- Подрался – твердо ответил Семечка.
- Ну-ну – Наталья Васильевна отложила протокол в сторону. – Родители тебя потеряли, отец уже полчаса внизу сидит, за тобой пришел.
Семечка прикрыл глаза. Ох, и влетит ему за все эти приключения.
- Капитан Максимов, ну тот, что тебя привез, сказал, что ты грозился Тузовскому отомстить. Было такое?
- Кому отомстить?
- Тузу – следователь нахмурилась. – Было?
- Ему послышалось.
Наталья Васильевна пристально посмотрела Семечке в глаза, достала из ящика стола пропуск и быстро его подписала. Протянула бумажку Семёну и сказала строго:
- Имей ввиду, мы теперь за тобой будем присматривать. Не вздумай ничего противозаконного делать. Понял?
- Понял – Семён забрал пропуск. – Могу идти?
- Можешь. И врачу покажись, выглядишь ты… - она поджала губы.
Семечка молча вышел из кабинета.
Отец ждал его внизу. Увидев сына, Семён - старший поднялся и шагнул навстречу. Лицо его ничего не выражало, но глаза обеспокоенно обежали измятую фигуру Семечки, задержавшись на распухшем лице.
- Герой – проговорил он с осуждением. – Мать все глаза выплакала, пока ты развлекался.
- Развлекался? – Семечка аж подпрыгнул. – Развлекался?!
Отец так глянул на него, что Семечка разом осекся и опустил голову.
- Прости, бать.
- Простиии – проворчал отец. – У матери будешь прощенья просить. А вы что же, не могли позвонить?! – он повернулся к дежурному. – Родители с ума сходят, а вам лень задницу от стула оторвать?!
- Товарищ, вы не шумите здесь – дежурный глянул как мог сурово.
- Не шумите?! Хорошо, в прокуратуре будете объясняться, почему несовершеннолетнего задержали без причины и его родителям ничего не сообщили. И почему не вызвали ему врача?! Я вам устрою сладкую жизнь, дармоеды.
Дежурный вознамерился было что-то ответить, но незаметно появившаяся Наталья Васильевна не дала ему сказать ни слова.
- Между прочим, товарищ все верно говорит. Капитану Шувалову строгий выговор с занесением в личное дело за нарушение процессуальных норм. Скажете хоть слово, старшина, я и вам выговор организую. А вы – она повернулся к Семечке и его отцу – извините нас, пожалуйста. Обещаю, что впредь такого не повторится.
- Да уж конечно – Семён – старший приобнял сына за плечи. – Пойдём домой, сынок.
И в этот момент из коридора, ведущего к камерам, показался Фикса в сопровождении двоих милиционеров. Проходя мим Семечки, он подмигнул ему:
- Свидимся, босота.
- Куда его? – спросил Семечка у Натальи Васильевны, глядя вслед теперь уже врагу.
- В суд – коротко ответила она.
- Много ему дадут?
- Нет, скорее всего, пятнадцать суток – следователь пристально вгляделась в лицо Семечки. – А что?
- Просто интересно. Пойдем, бать - они направились к выходу.
Следователь Печёнкина смотрела им вслед, задумчиво покусывая колпачок ручки…