Однажды Стасик служил в армии и работал стропальщиком в перерывах между караулами. Работа нехитрая, лазай себе по автокрану да цепляй крюки за петли, торчащие из бетонных блоков… Главное, не оступись, высота, может, и небольшая, два – три метра, но шею свернуть запросто…
Шею, не шею, но случился казус… Было лето, очень жарко, Стасик в одних трусах и сапогах стропил на крыше огромного блока, стропил себе, стропил, а потом взял и упал…Прямо на кабину крана летел, но на неё не попал, пролетел мимо, попутно слегка разодрав по шву трусы о металлический заусенец на капоте. Встал, ничего, жив, и, кажись, здоров, трусы решил подтянуть, и чувствует, вроде мокро в трусах-то… Неужели я того, подумал Стасик, рукой пощупал, глядь – вся рука красная…
Медбрат в санчасти, когда Стасик перед ним оголился, схватился за голову. Повязку наложил и кричит водиле скорой: в город его вези, срочно в город, прямо к нашему хирургу в госпиталь, а то лишится наша доблестная армия одной мужской воспроизводящей силы в этом невозмутимом солдатском лице.
Стасик действительно держался стойко, даже когда его на каталку клали и в перевязочную завозили, даже когда тот самый наш хирург вошел, и, осмотрев пациента, с ехидной улыбочкой, прокричал куда-то в соседнюю комнату:
- Тамарочка, зайдите, для вас есть халтурная работка!
Тут невозмутимость Стасика и сдуло в один миг. Потому как Тамарочка уже вошла. Вошла прямо вся целиком, и тут - же вспыхнув, отвернулась к металлическому столику для инструментов и начала там что-то нервно перебирать.
В свою очередь, Стасик также судорожно пытался мысленно запихнуть невероятные Тамарочкины формы в какие-то более удобоваримые рамки, но было уже поздно. Повязка соскочила, его поручик вытянулся во фрунт.
- Зачем же вы так волнуетесь, - не оборачиваясь, дрожащим голосом пролепетала Тамарочка.
- Извините, я не нарошно, - еще более дребезжа, пробормотал Стасик.
Прошло какое-то время… Тамарочке показалось, что очень много. Стасику, что досадно мало. Он пытался смотреть мимо Тамарочки, но это было совершенно невозможно. К тому же Стасик быстро сообразил, что за полгода службы, это, без сомнения, лучшее, что он смог бы увидеть, и решил растянуть эти сладостные секунды.
- Ну, так вы уже успокоились? - с робкой надеждой в голосе наконец спросила Тамарочка.
- У меня никак не получается, - с плохо наигранным разочарованием ответил Стасик.
- Вы на потолок посмотрите, - посоветовала Тамарочка. – Там должны мухи ползать.
Стасик закатил глаза и действительно увидел двух жирных мух на потолке.
- Не вижу ни одной, - нагло соврал Стасик. Он, конечно, понимал, что обманывать нехорошо, но решил, что за свои многострадальные яйца, порванные во имя службы Советскому Союзу, он заслужил небольшую награду.
- Ну как же, - сказала Тамарочка, - прямо над вами. Две. Жирные. Ползают туда, сюда… Вы за ними наблюдайте, а на меня не смотрите. А я тем временем вас зашью. Видите мух?
- Не вижу, - ответил Стасик. И продолжил вдохновенно. – Мне пот соленый глаза застилает. Давайте, я отвернусь, а вы подойдете. Платок мне дадите, и инструментом железным, так чтобы я кроме вашей руки не видал ничего остального, покажете мне, где же они, эти мухи.
- Хорошо, - попалась Тамарочка. – На счет три я поворачиваюсь, а вы отворачиваетесь. Договорились? – она угрожающе повысила голос.
- Ага, - мысленно потирая потные ладошки, согласился Стасик.
- Раз, два, три!
Как Стасик ни напрягал свое периферийное зрение, все равно ни черта не увидел. Тамарочка шла, она приближалась. Стасик слышал стук ее каблуков по больничному кафелю, шуршание ее накрахмаленной одежды… Вот уже блестящий, тонкий скальпель возник в поле зрения Стасика и устремился прямо в потолок…. Скальпель настойчиво и неумолимо принялся разыскивать дислокацию совершенно некстати очутившихся там насекомых, еще секунда, и все кончится… Стасик будет вынужден смотреть на мух, Тамарочкины формы останутся навсегда быстрым промельком погасшей надежды в манящем вырезе медицинского халатика.
Глубокая, мрачная безысходность овладела Стасиком. Беспросветное будущее мрачным карнизом нависло над всем его дальнейшим существованием. Стасику пригрезилось, что если он сейчас не сделает что-нибудь жизнеутверждающее, то все его дальнейшее бытие порастет глубокими, извилистыми сорняками, и Стасик, повинуясь бесконтрольному порыву, обхватил Тамарочку обеими руками за талию и стал жарко целовать в грудь.
Опешив от такой безудержной наглости, Тамарочка с минуту не могла ни пошевелиться, ни сообразить, что вообще происходит. Но потом инстинкты сработали, Тамарочка коротко взвизгнула, отпихнула обезумевшего Стасика, влепила ему пощёчину с разворота и выбежала в соседнее помещение. Через мгновение до Стасика донеслись её благопристойные всхлипывания.
На шум примчался «наш хирург», и, выяснив, что случилось, ворвался в перевязочную с несколько старомодной фразой «Вы что, товарищ солдат, белены объелись?» Совершенно обалдевший Стасик ответить ничего на это не мог и мычал нечто невразумительное. «Наш хирург» понял, что товарищ солдат не в себе, сунул ему под нос ватку с нашатырем, похлопал по щекам и, убедившись, что тот очнулся, наставительно произнёс:
- Я вам приказываю глаза закрыть, на Тамарочку не смотреть, думать о казарме и половых тряпках!
- Как, доктор, прямо о половых? – с надеждой пролепетал Стасик.
- Тьфу, черт, о грязных тряпках в смысле, думать, - раздражился доктор, и еще более раздраженно крикнул Тамарочке за стенкой. – А Вы, Тамарочка, что, не знаете, как нужно действовать в подобной ситуации?
Тамарочка, видимо, подобно Стасику, пребывала в некоторой сексуальной прострации, поэтому не нашла ничего лучше, как упрекнуть начальника в бестактности:
- Как вы можете, доктор, у меня свадьба через месяц…
- Тьфу, дура, - в сердцах чертыхнулся доктор, - грелку со льдом неси…
Когда Тамарочка принесла грелку, доктор бросил ей коротко «Иди, чаю попей», и также коротко прошипел Стасику прямо в ухо «Прощенья проси, дурень…» В соседней комнате звякнула ложечка об чашечку, и Стасик, набрав побольше воздуха в грудь, завопил на самой высокой ноте, на какую был только способен:
- Тамарочка, простите! Простите, Тамарочка! Вы не представляете, как много Вы для меня! Вы поймите, как важно! Это здесь, вдали, это же луч, глоток, я же теперь дослужу, я же на крыльях, дембель близко, вы спасли, спасли меня, поймите, простите, Тамарочка!
Сообразив, что несет какую –то чушь, Стасик внезапно заткнулся, и посмотрел на доктора. Тот состроил полуодобрительную гримасу, типа, сойдет, вышел, и Стасик услышал:
- Ну, что, зашьешь? Пациент, вроде расслабился. Или… Вырубить его?
- Не надо. Зашью, конечно.
Тамарочка вошла и улыбнулась.
- Ну, вот, Вы и успокоились, - сказала она. – Закрывайте глазки, больно не будет. Шрамик останется, но совершенно незаметный.
И Стасик, словно благодаря Тамарочку за эту улыбку, закрыл глаза.
Но на этом история не заканчивается. Будучи уже совсем взрослым, и, проезжая случайно мимо города N, где и располагался тот военный госпиталь, Стасик купил цветов, и наудачу в него и зашел. Первое, что он увидел, фотографию Тамарочки на стенде «Наши лучшие сотрудники», и сразу узнал её. На удивление, она его тоже узнала, едва он представился.
- Знаете, - сказала Тамарочка. – Это был самый удивительный и запоминающийся шрам в моей практике.
- А я даже селфи сделал, - нагло заявил Стасик.
- Да что Вы говорите! – с интересом удивилась Тамарочка. – А хотите я Вас чаем напою? У меня как раз смена закончилась.
- А пойдемте лучше в кафе, предложил Стасик. – Тут у Вас через улицу есть кафе, очень приличное на вид.
- А и пойдемте, - согласилась Тамарочка, улыбнувшись совсем как тогда.
Так Стасик лишний раз убедился, что шрамы украшают мужчину.