Когда пошатнулся мир

- Я рядовой инженер, - отказалась Мария Ивановна.
Дед ее был артиллеристом. А в мирное время преподавал в школе физику и математику. Оба его сына получили техническое образование. Мария пошла по стопам отца.
Ее двоюродный брат поначалу придерживался семейной традиции. И даже поступил в аспирантуру.
Но в семье не без урода, гласит народная мудрость, когда в журнале напечатали его рассказ, подальше запрятал свой диплом и сменил профессию.
Числился членом творческой организации, и хватался за любой приработок, чтобы не умереть от голода.
На предприятии, где работала Мария Ивановна, вел литературный кружок.
Один из его подопечных одарил своим опусом, но он не смог одолеть даже первую страницу.
Молодой парень похожий на молотобойца; наверное, когда сжимал ручку, то крошилась пластмасса.
Когда через неделю вопросительно посмотрел на наставника, тот не сразу смог отбиться.
Вообразил себя на поле боя, но даже не помышлял о победе,  укрыться бы в окопе во время  атаки.
От требовательного взгляда и тяжелых кулаков.
- Еще изучаю, - веско и твердо произнес он.
Такой мелкий окоп, что  не  выжить.
Но все же попытался, отыскал двоюродную сестру.
Она помогла ему устроиться на работу.
Не побоялась  выйти на хозяина, и когда тот скептически сморщился и  сдул с рукава невидимую пылинку, придумала, как его заинтересовать.
- Там готовится особый указ, - сообщила она.
Можно было для наглядности вздернуть указательный палец, а Мария вместо этого спрятала руки за спину.
Вспомнила из другой жизни.
Ласковые пальцы, некогда сказал мужчина.
Очередной обманщик, все они лгуны и обманщики, но запомнила его слова.
И пусть другие сотрудницы, отправляясь к хозяину, облачались в парадную одежду, она выбрала для визита похожее на балахон платье. Мешок с прорезями для рук и головы.
(Мода – дама непредсказуемая, скоро в хозяйственных магазинах разберут все мешки.)
Мария Ивановна была заметным человеком на производстве.
Кто-то распустил слух, что бывший ее муж высоко вскарабкался, она лишь пожала плечами.
Хозяин слыл дамским угодником,   и когда  возбуждался, то волосы его топорщились петушиным гребнем. И будто наливались ржавой кровью, становились  ослепительно рыжими. Грудь раздувалась, задорно звенели шпоры.
Некоторые не убереглись, шептались сотрудницы.
Мария ненавидела эти разговоры, презирала мужиков, поэтому так вырядилась.
- Того, кто не забывает о культуре, они обязательно возвысят, - предупредила она.
Специально не указала, куда приведет дорога, пусть сам догадается, вообразит, что заберется на очередную вершину.
Хозяин призадумался.
- Самонадеянный  и больной на голову, и к нему потянутся такие же  подозрительные личности. Если что-то случится, от них будет легко избавиться, - придумала она.
Все они больные, вспомнила  сожителей. У каждого свои недостатки, от каждого понемногу, если собрать вместе, то отвратительное зрелище.
- За убогих тем более зачтется, - усилила конструкцию.
Поэтому писателю позволили вести кружок, но Мария Ивановна настолько замарала его, что старалась не попадаться на глаза.
И все же не убереглась.
- Но почему я должна прочесть? – возмутилась женщина.
- Родственники, родичи, родина – однокоренные слова, - объяснил специалист.
- Мои дети выросли и разлетелись, - сказала Марина.
- Мы обязаны помогать друг другу.
- Я устала, а теперь отдыхаю одна, - призналась женщина.
- Он такой здоровый, ты же не желаешь моей гибели.
- А мне как выжить?
- Настоящий мужчина не обидит даму! – заявил соблазнитель.
Даже представил себя таковым: расправил плечи и прищелкнул каблуками, настолько неудачная попытка, что отступила и укрылась в туалете, а когда выглянула из убежища, то никого не обнаружила, и не избавиться от папки с рукописью.
Хотя чего проще: люди выстраиваются цепочкой и передают друг другу обломки кирпичей, когда разбирают завалы; надо передать эту папку соседу. А если тот попытается вернуть, наотрез отказаться.
Поэтому положила ее на подоконник, спряталась в кабинке и приоткрыла дверь, интересно, кто решится?
Никто не решился.
Опасное, тревожное время, ежедневно запугивают средства массовой информации.
Как охотники обкладывают логово красного зверя и ждут только сигнала, так страну нашу окружили многочисленные недруги. Они способны на любую провокацию.
Трамваи сходят с рельс, прорывает трубы канализации, если засуха, то на корню гибнет урожай, горожане по любому поводу готовы вступить в драку – враг мог подкинуть взрывное устройство.
Женщины не посмели заглянуть в пакет. Тем более не спешили сообщить в соответствующие органы – засмеют, если там пустышка.
Пришлось забрать папку.
Дома попыталась прочесть.
Настолько корявые буквы, что трудно разобрать.
А если разберешь, то можно заплутать в многочисленных исправлениях.
Глухой лес,  и почти невозможно выбраться на опушку.
Обычно ничего не оставляла после очередного поражения. Иногда, после того как выгоняла пришельца, выбрасывала постельное белье. Но сплоховала напоследок.
Ее сожитель не мог  высидеть  более  часа.
После столь долгой паузы его одолевало беспокойство.
Надо заглянуть в прихожую, кажется, там кривые обои. Но не переклеивал, а в шкафу отыскивал заветный пузырек. Всего один глоток, чтобы подлечиться.
В  следующий заход обследовал соседнюю комнату, потом заглядывал на кухню и в уборную.
И если у других при этом кровь приливала к лицу и над верхней губой вспухали капли пота, то он наоборот бледнел с каждым глотком. И стремительно уходило тепло.
Ночью жизнь отлетала от него.
Тогда, чтобы оживить мертвеца, хлестала его по щекам.
Наверное, он устал от побоев.
Усталость эта особенно ярко проявились, когда она отыскала   заначку.
В раковину вылила снадобье, фаянс потемнел и задымился.
Так расстроился, что поплелся умирать в другое убежище.
Видимо, не особенно тщательно тогда провела уборку; в шкафу висел старенький, заброшенный сарафан, отыскала пузырек в его кармане.
Глотнула прямо из горлышка, поперхнулась и  закашлялась.
Но справилась и допила.
Не выбралась на опушку, продолжала блуждать в дебрях.
Выросла в благополучной семье, они выстояли даже в лихолетье.
Но родители ушли, в их семье никто не доживал до семидесяти лет, и Маша постепенно приближалась к роковому  возрасту.
Сомневалась в существовании загребной жизни, эти сомнения усилились, когда городской глава принялся истово креститься на каждую церковь.  Его свита не отставала от  хозяина.
Дети ее уже разлетелись по своим гнездам.
Сын боролся с диверсантами и террористами, такое напряженное международное положение, что их становилось больше с каждым днем.
Дочка вышла замуж за чужака и уехала в его деревню.
Внучке исполнилось два года, бабушка лишь однажды навестила их.
И если зять снисходил до тещи, то его родители на всякий случай попрятали серебряные ложки, кто знает этих москалей.
Раньше, когда устанавливалась советская власть, прятали обрезы; так тщательно смазывали их, что они могли пролежать многие десятилетия.
Не сложились отношения с той родней.
Вспомнила об этом, когда заблудилась в  лесу.
Некогда там погибал мальчишка.
За любую мнимую провинность выставляли его в коридор.
Начальство не вмешивалось в местные разборки.
В приюте верховодил переросток, никто не решался пожаловаться.
Свою команду разделил он несколько отрядов.
Малыши выпрашивали милостыню, ребята постарше были обязаны сами добывать пропитание.
А Коля Середа не хотел или не умел выпрашивать и воровать.
(Ребенка в среду подкинули к роддому, поэтому досталась ему такая фамилия.)
И если поначалу частенько ночевал  в выстуженном коридоре, и даже освоился в нем, то мог погибнуть во дворе.
После очередных разборок, в одних трусах отправил  его туда фюрер.
(Так приказал именовать себя переросток.)
Был готов  простить неслуха, требовалось лишь поцеловать его сапог. А несмышленыш отказался.
Когда подручные палача завернули ему руки,  разбил губы о голенище, захлебнулся в крови.
Кровью залил сапог, за что и был наказан.
Его спасла девчонка.
Девушка, что лишь изредка ночевала в приюте.
Высмотрела пустующую квартиру, хозяева уехали в санаторий на зимние каникулы, там обосновалась.
Так расслабилась, что едва не попалась.
Спрыгнула с балкона второго этажа, упорхнула без куртки и в тапочках.
Впрочем, тут же отбросила их, босиком помчалась по ночному городу.
Редкие прохожие почти не удивились. Жизнь многогранна, и каждый искажается на свой манер.
Девушка улыбалась, разобрала Мария корявые буквы.
Так через много лет предположил Николай.
Чем тяжелее было, тем шире становилась улыбка.
Насколько выдерживали лицевые мускулы.
Когда мальчишка увидел это привидение, то не отшатнулся.
Члены его заледенели. Хрупкое тело могло расколоться от неосторожного движения.
Девушке, которая тоже замерзла (ее зовут Надеждой, не сомневалась Мария),  пристало думать о своем спасении. А она – уже не бежала, а едва переставляла негнущиеся ноги – добрела до мальчишки.
Осторожно, чтобы не сломать и не сломаться, подобрала и прижала к груди хрупкую конструкцию.
Фюрер  – Мария разжаловала его в  рядовые – приказал очистить коридор.
Никто, конечно, не возникнет, если мальчишка замерзнет, спишут на случайные потери, но  лучше поостеречься.
Якобы так крепко спят, что не разбудит и перестрелка.
Впрочем, будь коридор заполнен воспитанниками, никто бы не решился остановить Надежду. Даже самозваный фюрер побаивался девушку.
Наверное, была она цыганкой.  Но не из тех, что промышляют по базарам и электричкам.
В мгновения боли и отчаяния могла безошибочно предугадать судьбу.
Даже воспитатели побаивались ее предсказаний.
Когда их привлекали к ответственности, то проклинали накликавшую беду ведьму.
Со своей ношей ввалилась в спальню.
И девчонки, которых она разбудила,  продолжали притворяться спящими.
Такой закон: ее добыча, и  можно проснуться только в том случае, если она пожелает поделиться.
Ее ответственность: если мальчишка погибнет, то ее обвинят.
Бесполезно гладить и массировать грудь и руки, растапливать льдышки  горячим дыханием – девушка уже отогрелась, тело ее парило, - так не спасти человека.
Забралась в постель и прижалась к мальчишке.
Девчонки в детском доме не ведают чести, стыда и сострадания, считают многие обыватели.
Наверное, они правы.
Но те, что проснулись, завернулись в одеяло, а на голову нахлобучили подушку.
Я ожил, в будущем напишет Николай.
В рукописи столько исправлений, что почти не разобраться.
Но  Мария догадалась.
В несколько глотков осушила флакончик со снадобьем.
Презирала не только мужиков, но и многие их привычки.
Обычно, когда они принимали, то  бахвалились своими подвигами. А если таковых не наблюдалось, то  выдумывали. Лишь по недоразумению или по недомыслию общественность не превозносила их.
Обижались, когда она не верила или хотя бы сомневалась.
Завоевать ее тоже было неким достижением.
Она научилась отбиваться. Самый верный способ – вовремя подливать им.
Потом – она все же не зверь, и не способна выставить на улицу пьяного пришельца – помочь  добраться до лежанки в другой комнате.
Давно жила одна, но иногда досаждало привычное одиночество.
Когда досада эта окончательно угнетала, зажимала уши, казалось, что слышит тяжелое похмельное дыхание в соседней комнате.
Но не избавлялась от  галлюцинаций.
Подбиралась на цыпочках, чтобы не разбудить спящего.
Если под ногой скрипела половица, то замирала в неудобной позе: вздернув ногу и растопырив руки, чтобы удержать равновесие.
И конечно заранее сдергивала ночную рубашку, так парило тело.
Как у той девчушки, у Надежды, что пыталась отогреть мальчишку.
И зачем она только согласилась ознакомиться с этим  опусом.
Представила парня, который попытался рассказать о своем больном детстве.
Игорь, ее двоюродный брат, описал его в нескольких словах.
Замечательная характеристика.
Широкая грудь, и когда говорит, гудит как в бочке. Крепкие мускулистые руки с большими мозолистыми ладонями.
И  почти неприметная голова.
Ему бы работать молотобойцем, а не писать мемуары, ехидно заметил брат.
Поэтому поспешил избавиться от рукописи.
А она разобрала каракули, отыскала флакончик и осушила его.
Вспомнила, как некогда попыталась растормошить пьяницу.
Подкралась к нему и прилегла на край лежанки.
Потом дотронулась, но была готова мгновенно отдернуть искалеченную руку.
Даже железо плавится при коротком замыкании.
Мужчине почудилось, что на него напали, защищаясь, ударил  локтем.
Больше она не приставала.
Мужики – бесполезный балласт, роковая ошибка природы, когда в магазине выбрала  дорогой коньяк, и кассир облизнулся, толком не разглядела  лицо.
Рассеянный взгляд, но кассиру показалось, что его тщательно и придирчиво изучают.
Двумя пальцами растянул губы, изобразив улыбку, потом ощупал рубашку, она была застегнута на все пуговицы, а брюки не видны под прилавком.
Частная лавочка, хозяин требовал не обслуживать обкуренных клиентов – кажется, его дочка погибла от передозировки -  назло ему отпустил товар.
И даже – женщина забыла карточку дома и расплачивалась наличными – до копейки выдал сдачу.
Маша так долго добиралась до магазина, а потом общалась с кассиром, что изнемогла от непосильной нагрузки.
И сил хватило только  дойти до дома.
Так бывает: когда на пересохшую землю падают первые капли дождя, то впитываешь их всем телом, распростертыми руками.
А потом – не дождь, а безумство природы – напрасно пытаешься укрыться.
До лучших времен припрятала бутылку; когда еще настанут благословенные времена?

Вскоре Игорь отыскал Марию.
- Никуда я не пойду, - отказалась она.
В лаборатории привычно гудели приборы, уютное гнездышко, напрасно он настаивает.
- Явление Христа народу. - Не угомонился двоюродный брат. – Для него ты будешь спасителем!
- Не кощунствуй! – возмутилась женщина.
- Я все рассказал про тебя, - не пожалел  ее.
А когда Мария удивленно вскинула брови, попытался показать.
Выпятил грудь и раздул щеки.
- Ты важная и влиятельная персона!
Такой жалкий кривляка, что  хочется пристрелить его, чтобы не мучался.
Старое здание,  работники не смогли избавиться от тараканов. Один из них, видимо разведчик, в неурочное время выполз из  укрытия.
Ведущий инженер прицелился. Тяжелый как кирпич отчет о проделанной работе.
От удара содрогнулся стол,  с потолка посыпалась штукатурка.
Словно пистолетный выстрел, сотрудники привыкли к пальбе и не всполошились.
А пришелец заметался подстреленной птицей.
Но если подранок уводит охотника от птенцов, то он думал лишь о своем спасении.
Беспокойная жизнь у творческой интеллигенции. На неком сайте предложили  откровенно высказываться.
Некоторые поверили приглашению.
Игорь, чтобы не прослыть отшельником, тоже отметился.
Вроде бы безобидное замечание, но если придирчиво рассмотреть его…
Тем более  разладились международные отношения.
Пришлось оправдаться,  меня не так поняли.
Тем более подозрительно, Власть насторожилась.
Воображение его разыгралась.
И когда раздался выстрел, метнулся к сестре и ухватил ее за верхнюю пуговицу.
Так потянул, что воротник кофточки вонзился в шею, наверное, полопались  шейные позвонки.
Когда человеку страшно, то пробуждаются скрытые возможности.
Сила помноженная на красноречие.
- Он меня убьет, я догадался, я наверняка знаю, его специально подослали, только ты можешь помочь, обязана помочь! – захлебнулся больными словами.
Наконец оторвал пуговицу, воротник не перерезал шею.
Недоуменно оглядел добычу, швырнул  на пол.
Был  младше  сестры.
Она вспомнила, как он выступал в детстве.
Если что-то не нравилось, то рыдал и захлебывался словами.
Родители торопились утешить несчастного малыша.
Теперь не кричал,  говорил бессвязно, но  тихо,  только она могла услышать.
Есть верный способ остановить истерику: не обращать  внимание.
Но она, как встарь, взлохматила ему волосы.
Он поймал ее ладонь и прижался к ней мокрой щекой.
- Бездельник! – выругался начальник лаборатории.
Творческий интеллигент,  наверное, хотел он сказать, но перепутал в преклонном возрасте.
Так посчитал писатель.
Но тут же забыл об этом, сестра обещала помочь.
Первой вошла в цех, где из шликерной массы формировали заготовки для изоляторов, Игорь неохотно последовал за ней.
Конец смены, работники потянулись в раздевалку.
Игорь познакомил ее со здоровенным парнем с простодушным лицом, кислотный туман еще не обезобразил  щеки.
- У меня   знакомый редактор? – удивилась Мария.
- Откуда ты знаешь, следишь за мной? – Обернулась к брату.
Ни одного плохого зуба, ни одной коронки, машинально отметила она, когда-то давно, в молодости у меня тоже были замечательные зубы, дети, наверное, съели их, я ни о чем не жалею.
- Был да сплыл, - отказалась она.
- Далеко уплыл? – пошутил парень.
Голос густой и низкий, отметила женщина,  нервы как струны, они звенят от этого баса.
- Он сможет опубликовать! – заявил писатель.
Попятился и спиной уперся в дверь.
Кожа у работников этого цеха наверняка задубела, а посетители могут пострадать.
Поднажал, дверь со скрипом отворилась.
Спасся на этот раз, давно удалил с сайта свои замечания, может быть, удастся выжить.
- Сможет? – переспросил Николай.
Глаза глубокие, как  колодцы, вода подступила к поверхности, зрачки разлились по глазнице, можно утонуть в черных  озерах.
- Нет, - отказала женщина.
Как плетью ударила коротким и больным словом,  он выдержит любую физическую пытку, невпопад подумала она.
- Мужское самомнение! – выругалась Мария.
Будто кому-то интересны его детские переживания.
- Подождешь…Подождете? – спросил и тут же исправился мужчина.
- Нет, - вторично отказалась женщина.
Просто случайно зашла в цех.
Набирали сюда иногородних, даже предоставляли им общежитие, никто не дотягивал до установленного срока.
Так им и надо, и пришлым и местным мужикам, пусть другие спасают его, устала и измучилась протягивать спасительную руку.
Брата убьют, если она не поможет, в детстве его не пороли, поэтому вырос таким беспомощным.
- Убьют? – спросила она, когда ее подопечный привел себя в порядок.               
Просто запугивают, предположила, когда мужчина не ответил.
- Первая, - вместо этого вспомнил он.
Когда пытался сказать, то получалось нескладно. Поэтому обходился лишь необходимыми, иногда куцыми словами.
Наверное, вспомнил первую женщину.
Мария не разобралась.
Когда впервые осознаешь себя частицей вселенной, то ужасаешься от мимолетности своего существования, подумала она.
Время безжалостно, тело дряхлеет, все меньше возможностей, а желания остаются.
- Уходи. – В последней отчаянной попытке попыталась избавиться от ненужных воспоминаний.
- Тогда привела…прижалась… , - вспомнил косноязычный спутник.
- Слепой поводырь?  – спросила женщина.
Жила рядом с предприятием, могла сама дойти, навязался в провожатые, даже поддержал за локоток, когда она поскользнулась.
Крепкая рука.
Лучше упасть и разбиться, запуталась в противоречивых желаниях.
Дернулась, но не высвободилась.
Так не бывает, так не должно быть.
Некогда совратили мальчишку, она была на несколько лет старше, на поколения, на столетия старше, как ему жить дальше? ужаснулась Мария.
- Ощутил  себя мужчиной, - сказал мужчина.
Просто он сильнее, мне не вырваться, пожалела себя женщина.
Я не хочу вырываться, призналась себе.
Тогда расслабься и постарайся получить удовольствие, вспомнила поговорку; не удовольствие, а полное и окончательное поражение.
И еще – когда торопливо перелистала рукопись, то не смогла разобраться в многочисленной правке,  теперь осознала.
Он распробовал.
Так волк на скотном дворе может насытиться одной овцой, но безжалостно режет всех. Или ради одной жемчужины разбивают множество раковин. Или, поймав на допинге спортсмена, наказывают  команду.
Я распробовал, похвалился или пожаловался  мальчишка.
Мальчик-талисман, девица поделилась с другими воспитанницами.
Перед тем, как отправиться на промысел, ее товаркам необходимо было прикоснуться к нему.
По-разному прикасались, некоторые так тщательно и подробно, что он отвечал на их ласку.
- Чтобы ты прояснил некоторые события, где все перечеркнуто, - позвала его женщина.
- Потом повзрослел, - прояснил мужчина.
Привела к себе, он по-хозяйски огляделся. Небольшая квартира, но не сравнить с комнатой в общежитии.
- Хочешь выпить?- внезапно охрипнув, спросила хозяйка.
Запершило в горле, может быть, я заболела, ухватилась за спасительную надежду.
  - Я заболела, - предупредила пришельца.
- Нет, - отказался он, пришла его пора от всего отказываться.
До тех пор пока она ни признается.
Что прочла и готова повторить.
Написал, как заменял перегоревшую лампочку у комендантши.
Для этого пришлось вскарабкаться на табуретку.
Слухами общежитие полнится.
- Какая гадость, - возмутилась пожилая женщина.
Или не пожилая, но в привычном своем балахоне выглядела почти старухой.
Хозяйка переоделась, поэтому вспомнил об этом.
Тоже отыскала балахон, в этом облачении, может быть, удастся отбиться.
- Гадость, похоть, разврат, - повторила старуха.
Подобралась и обхватила его за ноги, может покалечиться, если упадет.
Руки заползли на щиколотки, потом на колени, на бедра.
Он зажмурился и ухватился за провод. Запрокинул голову, кадык стал похож на  клюв.
Столько историй про вампиров, неужели рассказчики не соврали?
Вампир насытился и сполз.
А он обессилел, повис на проводе.
И с корнем, с огромным пластом штукатурки, вырвал его.
Очередная диверсия, на всем этаже погас свет. Диверсанты копошились и задыхались в бетонной крошке.
- А я выпью, - сказала Мария.
Стакан наполнила почти до краев и выпила не отрываясь, разве что выступили слезы, и долго не могла отдышаться.
- Какая гадость, - повторила за незнакомой женщиной.
За неведомой подельницей, ни за что и никогда не уподобится ей.
Мария так редко выпивала, что опьянела почти мгновенно.
Земля качалась палубой корабля.
От качки закружилась голова.
Он едва успел подхватить обмякшее тело.
Раньше, давно, когда я была как пушинка…, успела подумать, перед тем как забыться.
Не пушинка, но и не запредельный груз для мужчины.
Широкая кровать, это он сразу определил, едва попал в  квартиру.
Усмехнувшись, уложил ее на покрывало.
Она легла на бок, подтянула колени к груди, обхватила их руками.
Так, кажется, плод лежит в утробе, будто навечно можно укрыться от жизненных неурядиц.
Никому не удается укрыться.
Мужчина не торопился.
Впереди ночь,  он успеет.
Обследовал комнату.
Но конечно не стал копаться в женской одежде. И лишь мельком взглянул на книги.
Пустая книжная премудрость.
Он знает, как приманить. Надо вывернуться наизнанку. Растревожить низменные инстинкты.
И тогда многие слетятся мотыльками на огонек.
Пусть погибнут или обожгут крылья, каждый отвечает за себя, так издавна повелось в этом мире.
И пусть пока еще не всегда удается подобрать нужные слова, для этого существуют редакторы.
- Я пробьюсь, - сказал он.
Многократно повторял и верил в это.
Еще один шаг к свершению.
Чтобы одолеть очередную ступеньку, обследовал квартиру,  даже заглянул в компьютер.
Убежище одинокой стареющей женщины, его научили, он научился быть с ними.
Его не убудет.
Когда Игорь Васильевич, незадачливый писатель – выпустил пару книжиц и чересчур возомнил из-за этого, - поведал о связях своей распутной сестры, Коля заинтересовался.
Выспросил и поверил.
Наверняка с тем редактором поддерживала дружеские отношения.
Как и он не забывал женщин, которых осчастливил.
Всех мерил своей меркой.
Пусть в компьютере не обнаружил явки и пароли, она заучила их.
Хирурги тщательно моют руки перед операцией, он последовал их примеру. Такой знатный коньяк, что только с чистыми руками.
Недавно освоил эту науку, женщина опозорилась, плеснула в стакан.
Надо осторожно налить в бокал и взболтать напиток. И насладиться, наблюдая, как янтарная жидкость окрашивает стекло.
Внюхаться и осторожно пригубить.
Божественный аромат и вкус, сообщают специалисты.
Исполнил по их рецепту.
Захлебнулся, побагровел и обеими ладонями запечатал поганый рот.
А когда отдышался – не закашлялся, и женщина не проснулась, она не проснется и от канонады, не сомневался он, - отринул нелепые правила, наполнил полный бокал.
Крошечная доза, сосуд почти не заметен в огромной  руке.
И таким богатырям положено пить из колоды или из баклажки.
После этого они способны сокрушить любого врага.
Пришелец изготовился к бою.
Неторопливо разделся.
Когда стягивал майку, то материя искрилась. Попытался поймать хотя бы одну искорку. Не поймал, но не расстроился.
Будет  много огня,  станет черпать  полными горстями.
Мерцали ночные фонари, различил в неверном свете.
Оглянулся на женщину.
Она не подглядывала, во сне закрыла лицо ладонями.
Не велика беда, если бы и посмотрела. Ему нечего стыдиться. И уже не придется хвататься за провод и выламывать из потолка штукатурку. Тяжело ступая, подобрался к лежанке.
Женщине, наверное, привиделся чудный сон.
Такое яркое солнце,  что перекатилась на спину,  истосковавшись по теплу и жизни. Впитывала каждой порой.
Мужчина сглотнул густую слюну и облизнул пересохшие губы.
Этими сухими, колючими, как наждачная бумага губами осторожно дотронулся до трепетной жилке на шее.
Если порвет,  женщине не выжить.
Она и не надеялась.
Очнулась от забытья, и вместо того чтобы оттолкнуть насильника, попытаться спастись, ладонями обхватила его голову, надавила, еще теснее прижала.
Расплющенные  губы изуродовали шею, сползли на грудь. По мягкому податливому склону добрались до затвердевшей вершины.
Чтобы другая грудь не оставалась обездоленной, уронил на нее тяжелую ладонь.
Еще более шершавую, чем язык и губы; женщина изнемогла под пыточными орудиями.
Но не взмолилась о пощаде.
Багровый неровный след остается за ладонями и губами.
Когда губы заползли на бедра – уже не сжимала его голову, раздавила ее как пустой орех, - занесла  когти и безжалостно вонзила в спину, отомстив за боль и наслаждение.
Изнемогли в борьбе.
Но потом собрали себя из осколков.
И мужчина как встарь прижался к горячему  телу.
Каждая  его женщина была гораздо старше, отчасти заменяла ему мать, в детстве он не знал материнской ласки.
Та девчонка, что спасла его в приюте, погибла, пытаясь проникнуть в очередную квартиру.
С крыши  спускалась по водосточной трубе. Под тяжестью тела лопнуло ржавое крепление.
Когда мальчишка обессилел и забылся,  Мария осторожно отстранилась, приподнялась на локте и вгляделась в его лицо.
Наверно, почудилось и приснилось, и долго не удавалось  выбраться из сонного безумия.
В том призрачном мире  была молодой и желанной. И со всем пылом нерастраченной юности устремилась на  его огонь.
Другая женщина презрела и возненавидела мужиков. За спиной долгие годы разлук и потерь. Годы  морщинками легли на лицо, складками измяли бока и живот, груди потеряли былую упругость.
Мальчишка, которого она опекала, всхлипнул во сне.
Ему не выжить без материнской любви, встрепенулась она.
Рука затекла, локоть подломился, упала и  прижалась к ребенку.
Он доверчиво приник к ее груди.
Неправда, не верьте детям, когда они говорят, что переступят через все для того, чтобы пробиться и достигнуть.
Не надо переступать,  матери все предоставят.
Не перерезать соединяющую их пуповину.

Война  перережет.
Утром  сообщил диктор.
Мария Ивановна по утрам  не включала телевизор.
Но что-то случилось, иногда она тоже могла предвидеть.
Мальчишка откатился к стене, с головой укрылся одеялом.
Воздух тяжелый, вязкий, горький. Поправила одеяло, чтобы уберечь его от  горечи.
Самой не уберечься, подобрала пульт и нацелилась.
Не сразу удалось надавить на кнопку. Пришлось левой рукой ухватить непослушную правую руку.
Когда надавила, содрогнулась от электрического удара.
Все равно различила.
Диктора толком не подготовили:  торопливо наложили краску, та  отваливалась клочьями,  проглядывала белая мелованная кожа в каплях пота.
Узел галстука съехал на бок, воротник рубашки измялся и потемнел.
- Небольшая армейская операция, - поведал диктор.
Хорошо хоть не запинался и не глотал слова.
- Наше дело правое, - напоследок добавил он.
Наверное, больше ему не придется выступать.
Пусть не его вина, что так неудачно  загримировали, и что с утра голос хриплый и больше похож на  карканье.
Народ увидел и сделал соответствующие выводы.
Одни отмахнулись, есть более насущные проблемы, другие устремились в продовольственные магазины.
Наверное, уже никого не осталось из тех, что пережили блокаду.
Но память нашу не вытравить.
Даже при небольшом наводнении первым делом раскупают хлеб.
Никогда не выбрасывай хлеб, научила Машу бабушка-блокадница.
У нее выпускной вечер в школе совпал с началом войны.
Небольшая армейская операция, о которой поведал диктор, могла послужить началом очередной бойни.
Мария  разбудила мужчину.
Осторожно дотронулась до  плеча и зажмурилась.
Будто могла ослепнуть, все познала за долгие годы, наивны и смешны детские опасения.
Когда стреляют, закрывают левый глаз, чтобы прицелиться, у Николая закрывались сразу оба глаза, поэтому один пришлось заслонить ладонью.
Не выстрелил, но утром различил подробности.
Недолго проработал в кислотном цеху, но не уберегся от профессиональной болезни:  недостаточно четко видел вечером.
- Ты без косметики, - различил он.
Наверное, хотел сказать, что только очень отважные пожилые женщины не замазывают на лице сколы и трещины.
- По кому траур? - пошутил мужчина.
Мария облачилась в черный тренировочный костюм, неужели он догадался?
Перед тем как разбудить его, выключила телевизор, даже вытащила вилку из розетки.
И окна занавесила тяжелыми шторами. Могут выйти с акцией протеста, он не увидит с зашторенными окнами, а если услышит, то не догадается.
Пусть хоть несколько минут останется в счастливом неведении, так много надо вместить в эти минуты.
- Если будет война…, – предположила женщина.
- Ты накаркаешь.
- Пойдешь на войну? – спросила она.
Как должна была спросить у своего сына, знала, как он ответит, но только так могла подготовиться.
Он поднялся и распластал руки, и потянулся большим и сильным телом воина и убийцы.
Раньше, когда сходились войска, то выставляли бойцов для смертельного поединка.
Она не сомневалась в его победе.
- Ты обязан, ты справишься, - отправила его на битву.
- Что? – насторожился мужчина.
Мария не ответила.
Николай подобрался к окну. Прикрыл пах и осторожно выглянул.
Подошел автобус. И если раньше пассажиры торопились занять места, то теперь вежливо пропускали друг друга.
- Куда их увозят? – спросил мужчина.
И тогда Мария сказала: - Будьте вы прокляты! – прокляла мужчин.
- Зачем их увозят? – спросил Николай.
- Не можете обойтись без драки! – обвинила женщина. – Нацелились бомбами, пушками и самолетами!
Чудовищное или справедливое обвинение, уже не разобраться.
Чтобы как-то защититься, обвязал бедра полотенцем.
- А если отобрать у вас оружие, будете биться голыми руками!
- Нет, - отказался мужчина.
- Не уходи! - пожалела Мария своего взрослого сына.
- Если меня призовут…, - пожаловался Николай.
- Нет, - вслед за ним повторила она.
- Может, не призовут, - согласился  он.
Голый человек беззащитен, поспешно оделся, будто защитит эта непрочная броня.
Женщина отвернулась, чтобы не видеть, как он одевается.
Так прощаются, показалось ей.
Ненадежно ее убежище. Почудилось, что стены пошли трещинами.
Надо немедленно позвонить детям.
- Уходи, я  приду попозже, - выпроводила случайного попутчика.
Мужчина осторожно затворил дверь.
Если другие, когда становится невмоготу, разбивают лбы и кулаки о глухую стену, то он отыскивал зацепки.  Карабкался, забивал скальные крючья и навешивал страховочные концы.
Когда вставал на воинский учет, то привлек внимание секретарши.
Она пожалела сироту.
Почти месяц прожил  у нее.
Так долго не могла она решиться совершить должностное преступление.
Всего-то требовалось слегка подправить реестр. Вычеркнуть одну фамилию.
Военком  изредка пользовался компьютером.  Толстые и неуклюжие пальцы  часто попадали не на те клавиши. И тогда прибор громко и обиженно хрюкал, так придумал настройщик.
Полковник мечтал пристрелить  насмешника.
Секретарша вмешалась.
И теперь, если будут набирать бойцов в карательный отряд, то не отыщут беглеца.
Если обман все же раскроется – он не виноват, она изменила без его ведома, - то подготовил  запасной вариант.
Настолько вредное производство, что подсело зрение.
Проштудировал медицинский справочник, врачиха подтвердила диагноз.
Какой из него воин, если не может своих отличить от чужих.
(Будто мы можем.)
Некоторые, особо нервные люди, чувствуют приближение грозы.
Николай обычно ощущал.
Но расслабился на этот раз.
Однажды на спор ударом кулака сокрушил кирпичную кладку. И даже не ободрал костяшки.
Руководитель литературного кружка случайно увидел.
И не знал, как избавиться от богатыря.
Если в детстве впадал в истерику, то теперь научился сдерживать свои эмоции.
Старшая сестра поможет.
Она попыталась.
Николай поверил ей, но, как известно, музы молчат, когда грохочут пушки.
Настолько понравилось это изречение, что записал в специальную тетрадь.
Заполнил уже несколько страниц, и при случае мог грамотно высказаться.
Своя рубашка ближе к телу, так попрощался с Марией Ивановной.
Когда расставался с очередной наставницей, то обращался к ним по имени - отчеству.
Сначала надо выяснить, что происходит на работе. Если там организовали стихийный митинг, и требуется осудить агрессора, на которого мы напали, то, может быть, заставят выступить.
Много говорить не придется, достаточно выпростать руку и погрозить кулаком.
А потом –  хозяин обязан отпустить домой в честь праздника – возобновить знакомство с секретаршей.
Если она обиделась, утешить очередной легендой.
Убыл в настолько секретную командировку, что не мог даже намекнуть.
Не очень-то с ней сложилось. Спала в пижаме.  А ему, как какому-то древнему сказочному герою, по ночам требовалось прижиматься к обнаженному женскому телу.
Тогда тот герой обретал былую силу.
Может быть, та пижама изодралась, и пришлось избавиться от обрывков.
Зато врачиха – она звалась офтальмологом, не сразу удалось заучить это сложное слово – не отличалась излишней скромностью. Не зря столько лет проработала. Презирала не только пижаму, но могла весь вечер голой ходить по квартире. И не мерзла, наверное, в юности обливалась холодной водой.
Было даже зябко смотреть на  нее,  поэтому пришлось расстаться.
Возобновит знакомство и  согреет ледышку.
Многое предстояло сотворить в ближайшее время: - У меня получится? – как встарь спросил у девчушки, первой наставницы.
Застыл в нелепой позе - так охотничья собака берет след -  и прислушался.
На него налетел зазевавшийся прохожий.
Хотел высказаться, но передумал.
Сказал, лишь отойдя достаточно далеко.
Ты выживешь, некогда обнадежила его первая женщина.
Услышал через версты и годы.
Чаще всего сиротам не удается устроиться. Короток и тяжел их век. Но те, что справляются, достигают значительных высот. И коренные горожане частенько носят ливреи их дома и возят хозяев на представительских машинах.
Николай надеялся.
И даже готов был поменять фамилию. Середа – фамилия неприятеля, негоже так зваться в тяжелую годину.
Мир наш всколыхнулся.
И каждый должен вложить свой труд  и талант в грядущую победу.
Игорь Васильевич, наставник заводских литераторов, давно пребывал в творческом кризисе.
В дешевых романах ушлые авторы любят изображать, как ничего не подозревающий муж возвращается во внезапно опустевшую квартиру.
Не ищи меня, написано в прощальной записке, от мук и страданий я наконец  превратилась ведьму, вспоминают они классическое произведение.
Та ведьма, кажется, на помеле вылетела в окно; обездоленный муж животом ложится на подоконник и пытается различить на потрескавшемся асфальте.
И ничего не видит, дворники замели следы, или, скорее всего, увезли ее на «скорой помощи».
Свободен! кричит несчастный мужчина.
Свобода эта вскоре приедается.
Во всяком случае так случилось у Игоря Васильевича.
Затянувшийся творческий кризис.
Правда в своих способностях разочаровался он задолго до бегства жены, все уже написано, и к этому нечего добавить, но еще ждал и надеялся.
Наверняка есть птица счастья, может быть, пролетит она и над его домом.
Взмахнет волшебным крылом.
Или хотя бы уронит пусть даже неприметное перо.
Он сумеет распорядиться ценным даром.
Создаст рассказ, который потрясет всех.
Писать следует или о войне или о любви, только это привлекает читателей.
В любовь как-то не очень верится в его возрасте. Женился, как все, как положено, а через год родился ребенок.
Замечательный мальчишка, жена воспротивилась, когда отец принялся обучать чтению пятилетнего ребенка.
- Чем позже научиться читать и особенно писать, тем лучше, - заявила она.
- Но все равно же научится, - резонно возразил Игорь.
- К сожалению, - согласилась жена.
Напрасно некоторые считают, что писатели – инженеры человеческих душ, даже в своей жене толком не разобрался.
Поэтому не сразу освоился в опустевшей квартире.
Жена вернулась через  месяц, и, чтобы разжалобить мужчину, привела с собой ребенка.
Беспроигрышный вариант, но он не поддался на провокацию.
Различил в глазок и не отворил дверь.
Не принял сына, видел себя как бы со стороны, восхищался выдержкой настоящего мужика, и  готов был уничтожить негодяя.
Когда-нибудь  напишет об этом.
Но сейчас все другие темы заслонила война.
Игорь Васильевич имел смутное представление о сражениях, правда в институте была такая кафедра, и однажды он побывал  на месячных сборах.
Командир полка не знал, как избавиться от навязанных на его голову  «партизан», они славно провели то время. Столько было выпито.
Можно, конечно, попытаться устроиться военным корреспондентом, но там наверняка хватает своих журналистов, и вдруг не убережешься от шальной пули.
Игорь Васильевич придумал: уйти в отпуск и перебраться поближе к театру военных действий.
Некоторых бойцов отправляют в тыл, выспросить у них.
Вспомнил показания свидетелей – участников гражданской войны в Испании.
В Мадриде один из них забрался на крышу дома.
Площадка была занята, известный американский писатель вооружился биноклем.
Что-то высмотрел  и придумал.
Испанским его романом зачитывалось  несколько поколений читателей.
Может быть, тоже удастся написать…
Николай не ошибся, хозяин собрал рабочих и выступил перед ними.
Завод специализировался на выпуске изоляторов.
До революции снабжал фарфоровой посудой богатые дома.
Богачи перевелись после победы пролетариата.
Электрифицировать Россию, настаивали победители, завод перешел на выпуск изоляторов.
Для рабочих возвели квартал однотипных домов. Со своим банно-прачечным комбинатом, столовой, магазином и спортивным залом.
Но ко времени возврата эксплуататоров и завод и дома пришли в запустение.
В домах шелушились стены, подвалы затопили вешние воды, половицы и балки прогнили, и можно было провалиться на нижний этаж.
В одном из таких домов устроили общежитие.
Нечеловеческие условия, поэтому Николай предпочитал ночевать на стороне.
А когда менял место ночевки, все же поддерживал отношения с былыми наставницами.
На заводе наконец появился хозяин и вложил немало денег, чтобы возродить производство.
И даже -  пусть сотрудники повышают свой культурный уровень -  не препятствовал их литературным потугам.
Но главное – выпуск продукции, заявил в очередной раз.
Когда людям вручают автоматы, и не находится более достойной цели, то чаще всего бьют по изоляторам, сообщил он.
Потом приходят специалисты и восстанавливают электропитание.
А изоляторов не хватает.
Поэтому будем работать по десять часов и без выходных, порадовал присутствующих.
Некоторые недовольно загудели.
Общепринятый способ выражать протест, не определить, кто протестует, и не наказать  достойным образом.
Денег всегда мало, те, что хотели отличиться, уже работали и по десять и по двенадцать часов.
Остальных придется уговаривать.
Недовольные запросто окажутся за воротами.
- Временно! – успокоил толпу грамотный хозяин. – Если возникните, наберем других работяг! От желающих не будет отбоя! – предвидел  грядущее обнищание.
И конечно, надо  было выступить, от имени рабочих поддержать его почин.
Николай не выступил.
Недавно сдавал кровь и еще не использовал положенный донорам день отгула.
Мастер не возражал.
Николай числился  передовиком, не отказывался от любой работы, но мастеру было вольготнее без него.
У женщин короткая память, пора возобновить знакомство с секретаршей военкома.
Потом будет поздно, нахлынут добровольцы, а если их будет недостаточно, станут отлавливать на улице.
Некоторые уже прорвались, когда Алла увидела Николая, то что-то доказывал ей надоедливый посетитель.
Так распалился, что на щеках выступили багровые прожилки.
Пожилой, побитый жизнью мужик. Наивный человек, ему-то ничто не угрожает.
А сыновья пусть сами устраивают свою судьбу.
И вообще, не секретарша решает, для этого существует военком.
Попыталась объяснить старику.
Под руку попались большие портновские ножницы.
Вооружилась и вышла из-за стола.
Большая и сильная женщина. С возрастом конечно ослабла, но ранее при отсутствии  мужиков была способна поднимать целину или  укладывать железобетонные шпалы.
Николай зажмурился, когда она щелкнула ножницами.
Всего лишь выставила досужего посетителя и на дверях вывесила запрещающую табличку. Не влезай, убьет, предупреждают убийцы, она объявила технический перерыв.
Николай не силен был пускаться в долгие объяснения, отделался дежурными словами.
- Настоящие мужчины всегда возвращаются, - отбился правильной цитатой.
- Разлука лишь укрепляет отношения, - сам придумал афоризм.
Женщина не могла уйти с работы, он тоже сознался, что изнывает в ожидании, но вечером, когда добровольцы отстанут…
Те сорвали и затоптали табличку, и могли ворваться.
Николай неохотно покинул военкомат.
Когда шел по коридору – могла выглянуть и усомниться, - едва волочил ноги. И если бы линолеум не был истерт до подложки, остались бы следы – черные полосы.
Так же медленно и осторожно спускался по лестнице, вдруг где-то установлена скрытая камера.
Опирался на перила и горбился.
И на улице – это же военная контора – изображал из себя раненого бойца.
Но когда отошел достаточно далеко, припустил чуть ли ни в припрыжку.
Почему-то решил, что Мария Ивановна тоже не пошла на работу.
И надо перехватить ее, пока она не умчалась на чужбину спасать свою непутевую дочку.
Наверное, еще нет сплошной линии франта, и можно перейти границу обходными тропами.
Настырная женщина одолеет все преграды.
Его первая наставница могла просочиться в самую узкую форточку. А если ее застанут хозяева, заговорить им зубы.
Если сама не сможет спасти, попытается уговорить сына.  И тот – кажется у него такая специализация – выкрадет сестру.
Надо поторопиться, когда конфликт разгорится, печатать будут только отчеты о победах и победителях. А его воспоминания, его больную память задвинут в долгий ящик.
На лестничной площадке, будто ныряя в омут, зажмурился и пальцами зажал нос.
Мария попыталась дозвониться.
Ненадежная связь. Чаще всего металлический женский голос сообщал об отсутствии соединения. Или советовал повторить попытку.
Но теперь Вселенная замолчала.
Такое напряженное молчание, что можно сойти с ума.
Но когда хрипло и надрывно закричал звонок, справилась с приступом безумия.
Сжимая в руке телефонную трубку, добрела до входной двери.
Распахнула руки, дочка вернулась, надо прижать ее к груди.
Оберегая ее, прикрывая своим телом, не сразу отворила дверь; осторожно положила трубку на пол, одной рукой отталкивая беду, другой дотянулась до щеколды.
Открыла  и сказала, чтобы заполнить пустоту. Чтобы выжить в пустоте и помочь  детям.
- На войне, как на войне, - сказала она. – Но будьте милосердны к женщинам и детям.
Временное помешательство, определил пришелец, как летаргический сон, больные бродят над пропастью, и если их разбудить, упадут и разобьются.
- Я  приду и спасу, - подыграл ей.
Отступила в прихожую, или он оттеснил, выпятил грудь и расправил плечи, так уходят на войну настоящие мужчины.
- Если я погибну…, - сказал он.
- Может быть, тебя не заберут, - обнадежила сына.
- Ты обязана опубликовать мою книгу.
- Кто-то должен и здесь поддерживать  порядок, - сказала мать.
- Клянешься? – спросил пришелец.
- Обязаны вывести из-под обстрела женщин и детей, - научила противника. – Мою дочку и мою внучку.
- Я выведу, - обещал мужчина.
- Клянусь, - обещала мать и бабушка.
Он поверил. Достаточно знал женщин, чтобы отличить выдумку от правды.
Пусть обезумела, но не забудет, когда очнется.
- Прощай, -  попрощался с женщиной.
Увидел себя падшим на поле боя. И уже стервятники окружили тело. Грифы с длинной кожистой шеей. В складках  кожи копошились паразиты.
Его передернуло от отвращения.
Женщина в черных  одеяниях похожа на траурную птицу.
Грифы у нас не водятся, но слетелось воронье.
Попытался отползти, одной рукой цеплялся за чахлые кустики, другой отгонял зловещих птиц.
- Вас вывезут на мирную  землю, - через бесконечные версты ободрила женщина дочку и внучку.
Подобрала пустую мертвую трубку и сказала в микрофон.
- А ты останешься в тылу, - обнадежила сына.
Жутко, когда человек говорит в пустоту.
Мужчина выбрался на лестничную площадку и осторожно захлопнул дверь.
Не самый плохой день в его жизни. Уцелел в буре. 
Как бы ни развивались события, его не направят на бойню.
Более того, напечатают горестные воспоминания.
На них обязательно обратят внимание.
И тогда не придется горбатиться на этой каторге. Пусть другие выпекают изоляторы и погибают в кислотном тумане.
А он лишь слегка отравился, организм одолеет заразу. Проживет  сто лет, нет, гораздо дольше, ученые, может быть, осчастливят бессмертием.
И женщины его будут более значительными, чем нынешние подруги.
Увидел вдали чудный, волшебный замок.
Вгляделся из-под ладони, чтобы лучше различить.
Настоящие стены, это фантазеров и мечтателей манят миражи. А он твердо стоит на ногах.
Топнул, чтобы определить надежность опоры.
Ни ступеньки, ни асфальт, ни земля не прогнулись.
Мелкая, локальная война, напрасно они всполошились.
Но женщина уже отбросила бесполезную телефонную трубку.
Включила компьютер, надо составить послание.
Призыв ко всем матерям, только они могут остановить побоище.
Если  мы дружно поднимемся, следует обратиться к ним. Если переплетем руки.
То никто и никогда не посмеет напасть на соседа.
Если возвысим свой голос.
Если не плодородной почвой, но выжженной землей станем для своих мужей и возлюбленных.
Если пересохнут  наши родники.
Если взмолимся, а вы не услышите.
Если проклянем мужской род.
Пусть будут рождаться одни девочки, они не нуждаются в войне и в убийстве.
Опомнитесь, люди! следует обратиться людям.
Мария напечатала.
Мы обязаны выстоять и победить, обратилась она.
Они задумали уничтожить нашу цивилизацию.
Если не станет нас, то и мир не должен существовать.
Все для победы, обратилась она.
А потом отправила  письмо по всем адресам, которые хранились в машинной памяти. Десятки, сотни тысяч адресов.
Лицом упала на клавиатуру – на экране вспыхнули огненные блики – и наконец разрыдалась.
Говорят, слезы очищают.
Хочется надеяться на это.

…………………….
Г.В. апрель 22.