Однажды, в пыльной комнате, залитой солнечным светом и завешанной паутиной родилась девочка, которую никто не ждал. Она была самой обычной, но ей отчего то все наперебой восхищались – ровно до того момента, когда у нее вдруг не проклюнулись шесть лишних ножек, столь тонких, что они не могли держать ее тело и шесть лишних глазок, подмечавших то, что все хотели скрыть и никто не хотел видеть.
Ее родители были в ужасе. Отец, прежде подарившей ей на день рождения звезды, теперь же строго настрого запретил показываться ему или кому-либо еще в таком виде и приказал втянуть лишние части тела обратно, а не то он отречется от такого чудовища. Ведь не может у его родной дочери быть такого уродства.
Девочку всячески оберегали от лишних глаз – как чужих, так и ее собственных. Приматывали ножки плотно к телу, одевали в балахонистые наряды и закрывали лишние глаза темной повязкой. Но детей не обмануть – временами повязка сползала или одна из ножек кокетливо показывалась из-под балахона. И они знали, что дело нечисто, и что она нечиста, что она не из одного с ними теста, а значит она не с ними.
Лишь по углам ее ждали верные тени, что лишь она одна могла видеть своими лишними глазами. И они раз за разом твердили ей кто она на самом деле, а она столь упорно не желала их слышать.
Годы шли, паучиха росла и научилась втягивать лишние конечности. Теперь она была неотличима от обычного человека, от обычной девушки. Но по ночам, закрывшись в своем одиночестве, она отпускала себя и убегала прочь по мировой паутине, и тени прежде отвергнутые ее, стали ее верными спутниками. И во тьме она отрождала сотни своих ужасных детей – маленьких паучат, до которых никому не было дела.
И когда она смотрела самой себе в глаза в зеркало – будь их восемь или всего два, она видела в них черную бездну. А в бездне той плавали подобно островкам в бушующем море ее воспоминания - осколки чудесных мест и событий, навсегда затерянные в темноте ее пустоты.
И она все искала – тех, кто примет ее в ее же обличье. Стоило кому-то приблизиться к ней достаточно близко, она открывалась ему и раз за разом вопрошала, - я ужасна? И каждый раз слышала одно в ответ, - ты прекрасна, но втяни лишние ноги обратно. Не смотри на меня глазами, что видят меня изнутри. Людям не нравятся пауки, люди не желают твоих ядовитых слез и желчи твоего гнева, не выдерживают пламени твоих страстных желаний и не желают смотреть в темную бездну твоих лишних глаз. Спрячь их и улыбнись мне, ведь ты прекрасна!
И девочка, все еще девочка спустя столько лет кричала истошным голосом, дабы призвать того, кто бы увидел и принял ее. И паучиха заливала все вокруг ядом, обещая себе, что те, кто не будут любить ее умрут во имя нее, но каждый раз отпускала их. Яд ее разъедал плоть и кости, разжижал мозг и лишал сна, превращая тех, кто не принял ее в соки, что питали паука внутри нее, что лишали ее надежды.
Ее столь любили, когда она скрывала себя. Не желая замечать. что она лишь человеческая оболочка для паука, что вынашивает дитя, которое никто никогда не признает. Людская кожа – броня, инструмент соблазнения, адаптации, паучье тело – защита от непринятия, инструмент выживания и созидания, а ребенок – мягкий и теплый внутри просто желает любви. И слезы его обращаются в яд паука, что разжижает всех, кто ее лишил ее.
Один рождает другого, пока тот рождает его самого. А она все зовет – ужасных чудовищ, дабы предстать перед ними обнаженной. А она все зарывается глубоко в землю, где все столь же безобразно, как и она сама.