Они читают стихи
Смотри: я спутал все страницы,
Пока глаза твои цвели.
Большие крылья снежной птицы
Мой ум метелью замели.
Как странны были речи маски!
Понятны ли тебе? – Бог весть!
Ты твердо знаешь: в книгах – сказки,
А в жизни – только проза есть.
Но для меня неразделимы
С тобою – ночь, и мгла реки,
И застывающие дымы,
И рифм веселых огоньки.
Не будь и ты со мною строгой
И маской не дразни меня,
И в темной памяти не трогай
Иного – страшного – огня.
10 января 1907
– «Они читают стихи» – автор, как извне, смотрит на пару – поэт и женщина – читающую его стихи.
– «Смотри: я спутал все страницы» – стихи в этой реальности были написанные на отдельных листах, эти страницы поэт от волнения и перепутал. В реальной реальности вместе они могли читать книгу «Снежная маска»:
Из Примечаний к стихотворению «Тревога» в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
В экземпляре СМ, принадлежавшем Блоку (см.: ББО-1. С. 83), в данном стихотворении отчеркнуты черными чернилами ст. 1-3 и ст. 5-6 (пометы могли быть сделаны Н.Н. Волоховой; ее запись (см. с. 779 наст. тома) в этой книге, обращенная к Блоку, выполнена также черными чернилами.
»
Он позволял ей даже чиркать в своей книге…
– «Пока глаза твои цвели.//Большие крылья снежной птицы // Мой ум метелью замели» – «твои крылатые глаза» – привычная метафора в отношении очей Волоховой.
– «Как странны были речи маски! // Понятны ли тебе?» – тот, глядящий словно на сцену в спектакле поэт, обращается к такой же, словно рядом сидящей и любующейся той же сценой, женщине.
Из Примечаний к стихотворению «Тревога» в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
– «... И рифм веселых огоньки.» – Образ навеян, возможно, шуточными стихотворными импровизациями, сопровождавшими прогулки Блока и Н.Н. Волоховой по ночному Петербургу.
– «Они читают стихи.» – Чтение, вовлекающее в греховную страсть, – реминисценция из "Ада" Данте (V. 127-138).
»
У Данте это сцена с Паоло и Франческо. Вот Данте обращается к пролетающей в вечном мучительном круженьи паре:
« …«Франческа, жалобе твоей
Я со слезами внемлю, сострадая.
Но расскажи: меж вздохов нежных дней,
Что было вам любовною наукой,
Раскрывшей слуху тайный зов страстей?»
И мне она: «Тот страждет высшей мукой,
Кто радостные помнит времена
В несчастии; твой вождь тому порукой.
Но если знать до первого зерна
Злосчастную любовь ты полон жажды,
Слова и слезы расточу сполна.
В досужий час читали мы однажды
О Ланчелоте сладостный рассказ;
Одни мы были, был беспечен каждый.
Над книгой взоры встретились не раз,
И мы бледнели с тайным содроганьем;
Но дальше повесть победила нас.
Чуть мы прочли о том, как он лобзаньем
Прильнул к улыбке дорогого рта,
Тот, с кем навек я скована терзаньем,
Поцеловал, дрожа, мои уста.
И книга стала нашим Галеотом!
Никто из нас не дочитал листа».
Дух говорил, томимый страшным гнетом,
Другой рыдал, и мука их сердец
Мое чело покрыла смертным потом;
И я упал, как падает мертвец.»
Блок, как минимум, ещё один раз вспомнит об этой средневековой паре – в стихотворении «Она пришла с мороза раскрасневшаяся…»:
«Она пришла с мороза,
Раскрасневшаяся,
Наполнила комнату
Ароматом воздуха и духов,
Звонким голосом
И совсем неуважительной к занятиям
Болтовней.
Она немедленно уронила на пол
Толстый том художественного журнала,
И сейчас же стало казаться,
Что в моей большой комнате
Очень мало места.
Всё это было немножко досадно
И довольно нелепо.
Впрочем, она захотела,
Чтобы я читал ей вслух "Макбета".
Едва дойдя до пузырей земли,
О которых я не могу говорить без волнения,
Я заметил, что она тоже волнуется
И внимательно смотрит в окно.
Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю крыши,
Подстерегая целующихся голубей.
Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби,
И что прошли времена Паоло и Франчески.
6 февраля 1908»
В реальности всё было ещё обиднее: «...Под влиянием приятного тепла и под звуки его мелодичного голоса я слегка задремала. Это случилось как раз в тот момент, когда Александр Александрович читал о “пузырях земли”…». Волохова. «Земля в снегу».