Эти люди живут отнюдь не на Луне и прекрасно ориентируются в современной российской жизни. Они легко и свободно лавируют в кознях государства. Они стараются брать все, что государство им дает, в ответ показывая государству кукиш. Их называют абсентистами. "Отсутствующими".
Они активно проявляют личную инициативу, крутятся, выживают, содержат семьи и вполне терпимо относятся к властям. Они успешны, не обижаются на государственные промахи и недуги, вполне спокойно относятся, например, к коррупции, потому что чаще всего своевременная мзда для них удобнее. Пенсионная реформа их не волнует.
Абсентисты чувствуют себя относительно свободно, потому что они - активное урбанистическое большинство. Некое хлюпающее подобие среднего класса в утопической "экономике старушек", создаваемой за счет перепродажи останков живности, помершей 300 миллионов лет назад. Паразиты, вполне удачно паразитирующие на паразитизме. Пофигисты на фоне окрестных терпил.
Абсентеистами принято считать людей, уклоняющихся от выполнения общественных обязанностей. Еще недавно главный упрек к ним выражался в их демонстративном нежелании принимать участие в выборах. Эта обида, как правило, отмечалась со стороны партий-неудачниц, рассчитывавших на голосах общественных уклонистов создать прибавку к своему политическому статусу.
Партии-победители считали абсентеистов вполне лояльной публикой, потому что своим отказом от исполнения гражданского долга они исправно дарили им выигрышные проценты. К ним относились потребительски и не обижались на их наличие. Столь же потребительски и терпимо абсентеисты относятся к партиям. Потому что им пофиг.
Сейчас высшие власти пытаются призвать абсентеистов к участию в делах державы. Свежие казусы и кризисы продемонстрировали, что будто бы аморфная толпа разительно отличается от классической постмодернистской западной массы, привыкшей к комфорту цивилизации и освобожденной от ежедневной необходимости выживания. Равнодушный неоконформизм забугорного постиндустриального общества невозможно равнять с молчаливой российской вольницей. Вольница желает жрать.
Власти заигрывают с IT-шниками и прочими умниками, которые могут хотя бы изобразить срочно потребовавшееся реальное импортозамещение. Попытка выйти на диалог обозначена лишь сверху. Местным властям совершенно безразличны абсентеисты, так как команды на интерес к ним пока поступило. Намек в виде потуг на развитие малого бизнеса воспринят лишь как дополнительный показатель к местечковой отчетности. Держава продолжает производить "галочки".
Кремлевские власти совершенно напрасно вспоминают об опутавших народ узах патернализма. Потому что обнаруженный в стране патернализм – всего лишь желаемая чиновниками утопия. Выдать большую часть участников выборов или странных соцопросов - в большинстве своем зависимых от действий властей - за благодарный народ более приятно, чем провести реальный анализ электоральных симпатий. И выяснить, что в ХХI веке на выборы ходили лишь по привычке, ради забавы, чтобы похмелиться или по жесткому настоянию начальства.
Докладывать об этом наверх чревато - верха могут сурово обидеться на то, что ее поддерживает нечто безликое и никакое. Те же абсентеисты, только другого сорта, тот же хрен, который не слаще редьки. Приходится докладывать о патернализме, который несет определенные системообразующие ценности и приятнее всеобъемлющего пофигизма.
Опрометчиво считать, что россияне искренне надеются на опеку государства. Такой доверчивый народ окончательно вымер бы задолго до всевозможных кризисов. Постсоветскому народу, даже пенсионерам и бюджетникам, государство видится как тревожный миф, который приходится терпеть. Десятилетиями отработаны правила игры, основанные на инстинкте индивидуального и семейного выживания. Семья, как известно, тоже ячейка общества. Нормальный россиянин с детства надеется лишь на себя и на свою семью.
Народ берет все, что государство дает, не испытывая особой благодарности. Это вариант общения с государством, – своего рода фантасмагорическое гражданское общество и залог общественного согласия. Созданное при брежневском застое восприятие власти как разновидности анекдота – это и есть реальный русский патернализм. Именно он спасает россиян от прогрессирующего слабоумия.
Писатель Виктор Ерофеев однажды отметился звонкой фразой: «русских надо бить палкой, иначе они перестанут быть русскими». Под ерофеевской палкой следует понимать чувство долга. Чувство долга в нынешней России – понятие растяжимое. В стране, по сути, существует лишь один тип ответственности – уголовная. Треть россиян прямо или косвенно оценила ее действенность, а тюремный романс стал частью культуры.
Каждый чуть-чуть значимый чиновник надувает щеки и усиленно пытается намекнуть, что его должность – самая «расстрельная». О каких-либо расстрелах чиновников ничего неизвестно, но любая ротация фонтанирует интригами. Всплывет грязь, помет и все, что не тонет. Крайне редкие должностные лица, проявляющие реальную ответственность на своем посту и выполняющие свой служебный долг, становятся народными героями. Героев много не бывает.
Ответственность создается системой взаимных гарантий. Единственной и непоколебимой гарантией для «отсутствующих» может быть только частная собственность, не декларируемая и будто бы благостно разрешенная сверху, а реальная и неприкосновенная. Частную собственность необходимо холить и защищать. Это и есть ерофеевская «палка», а также искомый высшей властью контакт с абсентеистами.
Палки, как известно, всегда о двух концах. Второй конец заставит государство поменять не только акценты, но и ресурсную идеологию.