Шагала бабушка моя неровно, спотыкалась. Вчера ещё на её печатный шаг, три детских шли мои.
Сегодня два, один. Мария встала, разговор вела сама с собой. Конечно, сегодня зарезала она Татьяну. Мне захотелось бабулю поддержать:
- Каков у Ани разум?
- Глупее не видела я птицу. Ничего не вспомнит. Но глаза! Художник - совиный фотоаппарат. С такими не дружи. Не именуй животных. Не корми их луком! Знаешь, запах этот не люблю. Вскрывать так тяжко.
- Название какое дали вскрытию о сОвке?
- Шагов совковых хроника. Осталась бы твоя бабуля в СССР - посадили, или как Муза Павлова:
с пенсионерками сидела часами в холодке,
на солнце выставив протезы.
..заглядывали под скамейки
на всякий случай – нет ли под скамейкой смерти.
Бывает, что она сидит,
прикинувшись собакой или сОвкой,
тогда они тихонечко уходят..
Просто Маша грустила, не садист, удовольствия от издевательств над животными не испытывала. Кормила сытно, заботилась, наблюдала, опусы о них писала. Завораживала перед убийством. К части учёных, естествоиспытателей, мыслящих принадлежала. Может, её муза Урания?
- Нет, муза моя Нэта, крайняя. Не имею костылей сороковых. Протез послевоенный у меня внутри.
После расчленения подопытных ходила бабушка развлечься. "Купец Венецианский", спектакль тогда давали от Шекспира. Вдруг расстроились её шаги. И встала Маша будь совковая лопата, череноком вниз. Пьесу Шекса из лотка глубокого, на английском сыпала она, в поклоне:
- I hold the world but as the world, Gratiano, A stage where every man must play a part, And mine a sad one.
В первом акте жевали этот парафраз: ".. мир — сцена, где всякий свою роль играть обязан". Не смог Шекспира раскусить актёр, и режиссёр, и постановщик.
- Сама бы что кусила на пиру, бабуля?
- Барана ногу. Вместо мир как сцена и каждый в нём актёр, перевела другое:
"Поддерживаю мир, но мир как шаг,
где человеку следует ступать красиво,
И участь для меня одна - садист."
Колосс - железный мир, на глиняных, еле живых, ногах убогих. Стоять ему с опорой - боль. А я велю себе - иди.