В мои студенческо-совдеповские времена в пивнушке старого Ростова, куда мы заглядывали частенько, собиралась компания уже немолодых людей. Один из них, высокий худощавый бородач после пары кружек доставал засаленный газетный свёрток, разворачивал его и вынимал древний ржавый четырёхгранный гвоздь с широкой шляпкой. Его приятели знали историю этого гвоздя, но в компании всегда был кто-то пришлый, и вот им бородач рассказывал такую быль. Его отец, Джон —англичанин, родился на юге Англии, в Саутгемптоне. На окраине этого города жили его родители. Отец часто водил Джона и его младшего брата Джека в порт, где стояли у причала большие корабли. В то утро отец сказал сыновьям: «Сегодня в наш порт зайдёт самый большой корабль. Мы должны его увидеть. Пойдёмте». Джону было что-то около десяти лет, а Джеку лет шесть. Джек слыл шкодливым малым и по дороге в порт всё время провоцировал Джона, пытаясь вывести его из себя. В очередной раз Джек исподтишка толкнул Джона в спину, и теперь старший брат дал подзатыльник малому. Это увидел отец и набросился с обвинениями на Джона. Тот попытался оправдаться, но отец в назидание отвесил ему оплеуху. Джон затаил обиду и молча шёл сзади. Когда пришли в порт, отец подвёл детей к огромному кораблю и обратился к Джону: «Ты же умеешь уже читать. Прочитай название корабля». Джон прочитал по слогам: «Ти-та-ник». — «Верно, — сказал отец. — На таком большом и красивом корабле будут плавать только послушные дети. Вот Джек послушный, в отличие от тебя, он поплывёт». — «Это вряд ли», — ответил Джон. «Это почему же?» — удивился отец. Джон не ответил и молча пошёл вдоль корабля. Он остановился возле носа судна и долго смотрел вверх. Потом Джон достал из кармана тряпицу, вынул гвоздь, который он нашёл в соседнем заброшенном доме и сжал гвоздь в руке. «Не поплывёт», — сказал он тихо и проткнул гвоздём обшивку чуть выше воды. К обеду «Титаник» стали загружать топливом, провизией. Пассажиры и экипаж занимали свои места, и корабль просел, так что отверстие оказалось под водой. Когда «Титаник» добрался до северной Атлантики, он уже кренился и не смог сманеврировать вблизи айсберга. Дальше известно.
Джон узнал о гибели «Титаника» от взрослых и совершенно не придал этому значения. Его мучила обида на отца. Из-за неё Джон, будучи подростком, стал леваком и вступил в компартию Британии. Его переправили в Советский союз, где он звался Иваном. Он женился, родил сына, но в тридцатых был репрессирован как британский шпион и отправлен в лагеря. В пятьдесят шестом он вернулся из лагерей тяжело больным и надломленным. Перед смертью Иван-Джон попросил сына принести небольшой чемодан, с которым приехал в Союз из Англии. Сын открыл чемодан, и Иван-Джон, пошарив дрожащей рукой, вынул старый гвоздь и передал его сыну. Затем Иван-Джон рассказал ту историю про порт и «Титаник», после чего, промолвив: «Это я его…», умер.
Сын окончил технический ВУЗ, женился, родил сына, развёлся, спился. Его постоянно видели в той пивной, куда он приходил ближе к полудню, брал две кружки пива, доставал гвоздь и рассказывал историю отца. Плакал. Разные люди, окружавшие его, успокаивали как могли. Брали ему ещё пивка, плескали туда водочки, угощали сушёной рыбкой, хлебушком. Говорили, что сын то за отца не отвечает, что поди и Джон тот Иван мучился всю жизнь, и вот теперь ты убиваешься. Некоторые предлагали выкинуть гвоздь, но на это следовал категорический отказ с усиленным плачем. Опять подносили пивка, плескали водочки, и так каждый день.
Я часто вспоминаю того человека в пивной и задаюсь вопросом: а как же можно было жить, с таким грузом вины. Другой то и гвоздь этот куда подальше б забросил, так нет же — носит с собой, как крест, как будто вину искупляет. Оно то понятно — сын за отца не ответчик, но куда деваться от этого? Вот только пивная и спасала.