Мне не нравится, что огонь – мужского рода. Огонь в моём сознании всегда ассоциирует с женщиной.
Может быть кто-то скажет, что пламя – женского рода и потому незачем что-либо менять в своих представлениях? Просто поменять слово огонь на пламя и сопоставить ему свои впечатления о женщине. Не соглашусь, пламя – это страсть, присущая как мужчине, так и женщине, в ней мы забываем своё гендерное происхождение: в любви сливаемся в один пламенеющий цветок, а в гневе отличия имеются, но незначительные.
Огонь – это женщина. Конечно, я говорю не про огонь из под газовой горелки кухонной плиты.
Я о настоящем костре, на природе, ну в крайнем случае - о камине. В огне преобладает женское начало. Обратите внимание на его переменчивость , прочувствуйте идущее от него тепло, попробуйте вовремя не подбросить в него (неё) очередную порцию полешек. Всмотритесь в завораживающий сознание танец языков огня, почувствуйте раздражающий запах дыма, и… вы меня поймёте.
Поднесите спички к заранее приготовленному «колодцу» или «шатру» из веток и он [она] - огонь начинает поначалу охватывать небольшое пространство; присматриваться: «Растопка? Подходит ли она мне, достаточно ли её? Хватит ли мне воздуха, чтобы я могла глубоко вздохнуть и жить? Чувствую ли я на себе заботливые мужественные руки, готовые меня поддерживать?»
Если не возникает сомнений то, постепенно появляется доверие и уверенность в то, что можно и нужно гореть, что тепло проникнет в мужчину, смягчит и согреет его сердце, возвернётся лаской и любовью.
Меня завораживает огонь. Он зажигает пламя моей страсти, куда уж нам без неё, но оно [пламя] всё-таки эпизоды, а горение огня – вся жизнь.
Вот такие мысли будоражили его рассудок по дороге к выставочному залу, в котором работала Она, и из которого они недавно вышли на заполненную в час пик улицу, удивительным образом сохранившую состояние доверительного покоя, несмотря на плотный поток машин. Это чувство возникло от того, что проезжая часть занимала только треть пространства, кроме того машины двигались лишь в одну сторону, потому никто никого не обгонял, ползли себе коробочки в три ряда, плотно, одна за другой термитной рекой. Он и Она шли им навстречу, внимание каждого поглощено рядом идущим, а, значит, сливающийся в единый фон шум моторов становился незаметным. В таких случаях, только, по возвращению домой начинаешь жить воспоминаниями прогулки. Тогда в глубине сознания оживают:
- два пешеходных перехода перед которым они приостановились – заметят ли водители наши намерения или следует применить правило Д.Д.Д?
- какие-то знакомые, пытавшиеся привлечь внимание и оставшиеся в недоумении.
- конфликт вспыхивающего желания её приобнять и осознания, что улица заполнена наблюдателями, и она может посчитать его поведение вульгарным.
Проклятая интеллигентность – влезла во все поры – мешает донельзя.
Они встречались ранее на разного рода литературных междусобойчиках и его привлекли: резкость и бескомпромиссность её суждений, запальчивость с которой она вступала в обсуждение авторских опусов и полное признание собственной исключительности и безгрешности.
Когда у женщины нет сомнения, что за её душой есть какое-то нечто, она не ждёт, что кто-либо вставит своё лыко в её строки и большей частью следует принципу: караван идёт, собаки пусть лают.
Он не то, чтобы принимал линию такого поведения, скорее испытывал напряженный интерес и снисходительность. Не высокомерное пренебрежение, его и тени не было, а снисходительность к человеческой слабости самоутверждения, на которое есть значимое основание. В поэтической среде таких до конца выслушивают редко, хотя восторгаются признают оригинальность и глубину мышления, но дело почти никогда не доходит до со-проживания с услышанным или прочитанным.
Вот её читатели откликаются на настоящее божье творение искренне, увлекаются, испытывают душевный подъём и зачастую долго пропускают воспринятое через своё сердце и сознание.
Братство пишущих ревниво относится к чужим взлётам, все зоркие – видят соринки в чужом глазу. Следует признать, что такие реакции стимулируют творчество, подогревают соревновательный интерес.
Он выделил её, не получилось смотреть на хрупкую душу через линзу стереотипов. Прежде всего потому, что никто не видел эту сверхрупкость собранных в мешочек сердца осколков. А ему казалось (или он придумывал), что при каждом толчке сердце её натыкается на скол, но реагирует на сердечную боль своеобразно, обостренным восприятием счастливых моментов жизни, ведь между толчками есть паузы, и в эти периоды загорается огонь, способный согреть, дать импульс новым исканиям и творчеству.
На остановке время двигалось рывками, множественно появлялись троллейбусы других маршрутов. Пока рассмотришь номер, мысленно прощаешься, теряешь, потом восстанавливается ожидание неизбежности расставания. Впечатления комкались, хотелось ладошки выстелить пухом нежности. Положить на мягкую подстилку болящее сердце и утешить его любовью.
Троллейбус всё-таки пришёл. Вскользь с ощущением приятной неловкости ткнулись губами друг в друга.
Улитка подергала щупальцами провода и скрылась за углом.
Осталось ощущение физической близости в предсказуемом будущем и духовного единства в настоящем.
Он неторопливо прошёл свои три квартала от остановки до дома.
Дома тщательно приготовил растопку и аккуратно уложил в камин.
Поджёг. .
Добавил сухие полешки дров.
Огонь занялся сразу, сумеречные тени разбежались кто-куда.
Тепло.