Лонг-лист 25-го номерного конкурса

1 Прости меня, сестричка!
Татьяна Аггуриева
          Нелюбовь к старшей сестре Нинка осознала в четыре года, когда первокласснице Инне родители выделили отдельную комнату – Инночке нужно учить уроки! – а Нинку на пару лет переселили к бабушке в соседний дом. Бабушка младшую внучку любила, отлично готовила, всегда была готова и поиграть, и погулять... Но в Нинкином сердце затаилась обида, по вечерам стоящая комом в горле, отчего она роняла в подушку слезинки и, вместо того, чтобы злиться на родителей, вымещала горе на сестре.
          В шесть лет родители забрали Нинку домой – пора готовиться к школе – и за грубое и часто агрессивное поведение по отношению к Инне и ругали, и наказывали, несмотря на Иннины протесты. Добрая душа старшей дочери противилась этому – Инна искренне любила Ниночку и прощала злобные выходки. Инна родилась красивой – ещё одна несправедливость с точки зрения Нинки – и с годами расцвела, как роза. Переходный возраст не испортил её внешность, и малышка постепенно превратилась в породистую кареглазую блондинку, чьи роскошные  волосы, загнутые чёрные ресницы и столь же чёрные брови имели естественное происхождение и не знали химического воздействия. Голос у Инны – сильный и нежный, слух абсолютный. Окончила музыкальную школу с отличием и, на радость умилённых родителей, с удовольствием услаждала гостей на семейных праздниках пением и игрой на пианино, купленном специально для неё и с трудом втиснутом в небольшой зальчик их малогабаритной квартирки.
          А у Нинки наоборот – ни голоса, ни слуха, ни волос… И внешностью природа «наградила» своеобразной – излишне крупный рот, носик маленький и вздёрнутый, голубые глаза в обрамлении светлых ресниц, светлые бровки (бровями их при всём желании не назовёшь) и мягкие русые волосики, не поддающиеся укладке, в связи с чем любая стрижка являлась для Нинки очередным стрессом. Причудливо переплелись в сёстрах мамины и папины гены – Инночке, конечно, повезло!.. Ко всем огорчениям примешивалось еще и неприятие собственного имени, которое казалось некой пародией – Нина не Инна! – с детства ещё прилипло почему-то назойливое «Нинка», да так с ней и осталось… Разноречивые чувства сплелись в клубок, как змеи в террариуме, и шипели, плюясь ядом… Нинка росла угрюмой и замкнутой, и мама с папой, устав от безнадёжных попыток достучаться до младшей дочери, отдыхали душой рядом со старшей.
          Инна рано начала встречаться с мальчишками, чему Нинка завидовала до жути. На неё пока противоположный пол не обращал внимания, и успех Инны заставлял Нинку скрежетать зубами… Но вскоре наступил и на её улице праздник – пройдя мучительный путь взросления, к шестнадцати годам Нинка неожиданно для всех расцвела, и прыщавый, угловатый, коротко стриженный подросток  обернулся тонкой девушкой с копной струящихся по плечам волос. Брови и ресницы Нинка методично окрашивала в чёрный цвет, и в сёстрах стало заметным некоторое  сходство. Но за ангельской внешностью голубоглазой Нинки скрывалась воинственно настроенная душа, и ничто не смягчало её – все жизненные события, особенно неудачи, Нинка воспринимала сквозь призму противоречий с Инной, о чём та и не подозревала, занятая собственными делами.
          Так и не выйдя замуж в институте, хотя от поклонников отбоя не было, она устроилась на работу в банковский офис и… закрутила роман с женатым коллегой! Нинка, узнав об этом, чуть в осадок не выпала – надо же, Инна что натворила, такая правильная, пример для подражания, отрада родительская… У самой Нинки от кавалеров отбоя не было, и она купалась в мужском внимании. Но почему-то нравились ей Иннины ухажёры, а свои, в основном, вызывали раздражение. Она, иной раз, делала неявные попытки отбить у сестры поклонника, просто так, от скуки, чтобы насолить Инне – опасалась, правда, что мужчина окажется болтливым и пожалуется старшей сестре на домогательства младшей... Внешне взаимоотношения сестёр выглядели вполне дружелюбными, и родители с Инной искренне радовались тому, что колючая Нинулька переросла затянувшийся подростковый нигилизм.
          Новость грянула, как гром среди ясного неба – Инна забеременела, и, не моргнув глазом, солгала ошарашенным родителям, что сделала ЭКО, следовательно, официально отца у будущего ребёнка нет. Видно, не захотел жалкий женатик бросать семью и брать на себя ответственность… Нинка от души веселилась, вглядываясь в вытянувшиеся родительские лица и слушая их несмелые возражения: Инна – признанный авторитет, и до сего момента её поступки были безукоризненно правильными. А затем в сердце заползла завистливая змея и начала жалить: ребёнок – нечто непонятное, но чудесное; дар свыше; опять Инне повезло. Нинке вдруг до одури захотелось взять на руки малыша, прижать тёплое тельце к груди, поцеловать в макушку, покачать… Глаза наполнились слезами, и Нинка, поспешно выскочив из зала, помчалась в ванную умываться…
          Инна легко переносила беременность – похорошела еще больше, аппетит не пропадал, полнота сделала облик более нежным и женственным… Нинка наблюдала за ней исподтишка и гадала, кого носит Инна – мальчика или девочку? Ей самой страстно хотелось сыночка – так и представляла себя прогуливающейся  по парку с коляской небесно-голубого цвета… Но об этом и речи не было! По окончании университета Нинка получила высокооплачиваемую работу в престижной фирме – впереди сияли командировки за границу, и какие-то там дети никоим образом не вписывались в схему жизни успешной бизнес-леди.
          Однажды родители решили провести пару дней на даче с друзьями. Звали Инну, но та отказалась – на восьмом месяце она чувствовала постоянную усталость, хотя гинеколог из консультации с апломбом заверяла, мол, всё в порядке, анализы нормальные, а усталость – от большого срока. Жарким вечером мама с папой в радужном настроении укатили на отдых. Нинка явилась домой усталая и раздражённая донельзя – срывался важный контракт – и вид глубоко беременной сестры, оставшейся на её попечении, оптимизма не прибавил. Заснула она рано, и внезапно её разбудил болезненный  голос Инны: «Ниночка, голова болит, и мушки перед глазами…» «Ох, принесла тебя нелёгкая!» – подумала Нинка, не открывая глаз, а вслух посоветовала сестре выпить таблетку и снова провалилась в сон, который прервал глухой стук падения какого-то предмета, донесшийся из соседней комнаты. Натянув халат, Нинка нехотя поплелась к Инне. Через минуту она, издав сдавленный крик ужаса, трясущимися пальцами набирала на телефоне номер «скорой» – Инна лежала на полу, не подавая признаков жизни.
          Ребёнка удалось спасти – кесарево сечение провели экстренно. Через три дня, не приходя в сознание, Инна умерла, так и не узнав о рождении дочери… Патология головного мозга, развившаяся в результате беременности… Сквозь застилавшие глаза слёзы Нинка пыталась разобрать, что написано в заключении о смерти, а в голове неотступно звучал тихий голос: «Ниночка, голова болит…» Убитым горем родителям Нинка твёрдо заявила – малышку удочерит. Мама в отчаянии махнула рукой: «Поступай, как знаешь…». «Инной назову!» – непримиримым тоном заявила Нинка и, не услышав возражений, занялась оформлением документов.
          Налаженная Нинкина жизнь круто изменилась – ребёнок завладел всем её существом. Инночку она не спускала с рук, нянчила, лелеяла. Безропотно не спала по ночам, дежуря у кроватки, если ребёнок беспокоился. Усталости Нинка не чувствовала вообще, как будто в неё вставили батарейку. К девочке она испытывала всепоглощающую любовь, готова была целовать и обнимать её без конца. С престижной работой пришлось расстаться, что Нинка сделала без малейшего сожаления, найдя вариант надомной. Малышка росла крепкой и здоровой. Родители потихоньку оттаяли, и Инночка-младшая жила в окружёнии любящих родных… Когда девочка немного повзрослела, Нинка, осторожно подбирая слова, рассказала о прекрасной Фее – маме Инне, улетевшей в Рай и с любовью наблюдающей за Инночкой с неба. Так и росла Инночка – ежегодно ездила с мамой Ниной на могилу к маме Инне, и в тот момент, когда она, сосредоточенно нахмурившись, укладывала на могильный холмик букет, Нинкино сердце разрывалось от боли, и хотелось громко закричать: «Прости меня, сестричка!!!» Она обвиняла себя в Инниной смерти, и порой ей большого труда стоило держаться в рамках.
          Незаметно промелькнул десяток лет. Родители тихо ушли один за другим – тяжёлое потрясение, вызванное потерей старшей дочери, подорвало их и без того некрепкое здоровье. Нинка с Инночкой безмятежно жили вдвоём. Нинке даже в голову не приходило привести в дом отчима – нельзя   девочку травмировать. Как-то Нинка пришла с работы – в надомной необходимость давно отпала – едва держась на ногах от усталости и усиливающейся в течение дня головной боли. Инночка собиралась на прогулку. «Иди, солнышко, а я посплю. Закрой дверь сама, пожалуйста…» – с трудом ворочая языком, попросила Нинка, и, услышав звук захлопнувшейся двери, на ватных ногах дотащилась до дивана и рухнула без сил. Глухая чернота начала обволакивать её, окружающие звуки становились всё тише, пока совсем не исчезли, и вдруг тьму прорезал ослепительный луч света и знакомый голос отчётливо произнёс: «Нина, нет! Не сейчас!» «Инна…» – не в силах пошевелить губами, произнесла в уме потрясённая Нинка. «Возвращайся, тебя ждут!» – повелительно сказала, как отрезала, старшая сестра. «Инна, прости меня!..» – успела подумать Нинка и с трудом разлепила отяжелевшие веки.
          «Мамочка, очнись!» – послышались испуганные восклицания Инночки, которая, не успев выйти из подъезда, тут же вернулась обратно, словно подталкиваемая невидимой рукой, и оперативно вызвала «скорую» к потерявшей сознание маме Нине. В комнату уже решительным шагом входила фельдшер с чемоданом в руках. «Сильнейшее переутомление. Упадок сил. Полный покой!» – через пять минут отрывисто говорила она. Укол показался Нинке комариным укусом, и перед погружением в глубокий сон, несущий выздоровление, откуда-то издалека донёсся до её ушей долгожданный, освобождающий от многолетнего гнетущего чувства вины, внятный Иннин ответ: «Прощаю…»
2 Лекарь и палач
Михаэль Верник
   Великая война, терзавшая Европу долгие десятилетия, утихла. Мир воцарился не повсеместно: шведы, поляки, саксонцы, московиты сцепились в драке за северные земли, как голодные псы за кость; на юге турецкий султан отгрызал у Империи кусок за куском. Зато наш полк вот уже два года нёс скучную гарнизонную службу в прирейнском городке, и я радовался скуке, как Божьему дару. Вся моя молодость прошла под барабанный бой и артиллерийскую канонаду, и два года тишины примирили меня с судьбой, на которую я раньше частенько роптал.
 
  Благодушие, таким ощущался общий настрой горожан. Даже протестантам, нещадно грабившим город во время войны, были прощены все прегрешения. «Дети расшалились, но они наши дети», – можно было услышать в их адрес из уст городских матрон.
 
  Теперь это благодушие поколебалось. В воздухе возникло напряжение. На нас, служак гарнизона, местные жители стали смотреть с плохо скрываемой неприязнью. Фендрика нашего полка, семнадцатилетнего Пауля фон Корфа, нашли ранним утром под домом уважаемого горожанина, зажиточного купца. Корф, видимо, упал с высоты третьего этажа, где оставалось распахнутым окно. Он был без сознания, голова пробита, обе ноги переломаны. Это то, что я знал из слухов, бродивших по городу. Сейчас бедняга Пауль находился в местной тюрьме под присмотром городского палача, а меня вызвал полковник.
– Доктор, уверен, вы в курсе тяжёлых обстоятельств моего фендрика фон Корфа. Что вам известно?
– То же, что и всем. Выпал или был выкинут из окна особняка зажиточного горожанина. Сильно побился. Переломы. Находится в бессознательном состоянии в тюрьме на попечении палача.
– А почему в тюрьме?
– Этого я знать не могу.
– Так я вам скажу. Хозяин дома мёртв. Убит ударом тяжёлого предмета по голове. Парик хозяина был зажат в руке Пауля, а в кармане его камзола находились драгоценные украшения хозяйки. Всё указывает на то, что наш Пауль вор и убийца, чему я поверить не могу. Городской палач получил инструкции привести фон Корфа в состояние, когда к нему можно будет применить пытки. А затем, вырвав из него признание в преступлении, фендрика подвергнут скорому суду и несомненной казни. Я договорился с бургомистром, что вы будете присутствовать на всех этапах лечения и последующего дознания как мой личный представитель. Вот вам официальное письменное тому подтверждение и отправляйтесь в тюрьму. Сведите знакомство с палачом. Ха-ха-ха. Чур меня.

  Оставив кабинет полковника, я без промедления отправился к тюрьме. Сопроводительный документ открыл мне её ворота и один из охранников отвёл меня в её святая святых – пыточную.

  Местный палач, герр Мосс, как он сам представился, выглядел исконным бюргером, ничем не отличающимся от любого средних лет и среднего достатка горожанина. Круглое лицо, освещаемое раз от разу добродушной улыбкой, курносый нос, умные маленькие глазки, ну просто дядюшка. Если бы не антураж. Он встретил меня в комнате, полной диковинными механизмами и столами с разложенным на них инструментарием.  Я озирался, боясь увидеть Пауля, привязанного к одному из зловещих станков.
– Вы ищете своего приятеля? Здесь его нет. Его состояние не позволяет применить к нему мои навыки палача, но требует отдачи в другой моей профессии – врачебной. Он в моём лазарете. Вы удивлены, что мы с вами коллеги? Палачи, чтобы вы знали, лучшие хирурги из всех. У нас никогда нет недостатка в материале. Нашему опыту лечения травм конечностей может позавидовать любой профессор. Вы знаете, что дыба, это не только инструмент пыток, но и аппарат для составления костных обломков посредством натяжения и дальнейшего вправления? Кстати, именно эту манипуляцию я провёл давеча вашему фендрику. И именно здесь, на этом столе. Он так и не очнулся. Сейчас он находится в соседней камере, используемой мной как больничная палата.
– Но позвольте, как это возможно? Как в вас сочетаются две противоположные ипостаси: лекарь и убийца?
–  Убийца? Полноте, это не про меня. Вот вы убивали когда-нибудь?
– Да. И не раз. Я более двадцати лет, как полковой лекарь. Мне приходилось убивать, защищая себя или своего пациента.
– А я в своей жизни не убил ни разу.
– Как? Вы, палач, не убили ни одного человека? Это возможно?! Вам не приходилось приводить в исполнение смертные приговоры?
– Вот видите, коллега, как вы заблуждаетесь? Я не убивал. Я казнил. Как вы правильно выразились – приводил в исполнение. Я – орудие правосудия. Вы ведь не обвиняете мой топор в убийстве. А я такой же инструмент, как и топор. В действиях приводящих к смерти казнённого нет и капли моей инициативы, моей воли. Я одно из звеньев системы правосудия.  Ни профоса, задержавшего преступника, ни судью, назначившего ему казнь, вы не назовёте убийцами. Я, как и они, только часть системы, цель которой – справедливость, значит, благо для всех. Не выполни я своего предназначения и столп правосудия рухнет. А теперь, пройдёмте к вашему юноше.

  Соседняя камера была обставлена как больничная палата на четыре койки. Три из них пустовали, а на одной лежал бедный Пауль с перевязанной головой и сомкнутыми глазами.
– Он приходил в себя? – спросил я Мосса.
– Нет, ни на мгновение. Даже когда я вправлял ему кости.
– Вы успели его поить или кормить?
– Если вы о глотании, то оно присутствует.
– Ну что ж, хоть какой-то проблеск надежды.
– Вы забываете, что он жив, только пока находится в таком состоянии.
Очнувшись и поправившись, он сразу угодит под мой топор.
– Я совершенно не верю в вину фон Корфа. Парень из благородной семьи. Не бедный. Будущее обеспеченное. В полк он пришёл не за жалованием, а за продвижением и опытом командования. Ему незачем было опускаться до банального грабежа с убийством. Да и по характеру на него это совсем не похоже. Насколько я знаю, у преступления должен быть мотив, здесь же я такого не нахожу.
– Может, тяга к приключениям? Он ведь не успел участвовать в боях?
– Нет. Он в полку год. Завербовался уже по окончанию войны. Но это не серьёзно. Много ли вы видели имущественных преступлений, не подталкиваемых материальной заинтересованностью? Сколько могли стоить похищенные драгоценности? Уверен, подобную сумму можно найти в кошеле у него на квартире и гораздо большую, если все его должники враз вернут одолженное. Пауль милейший и добрейший парень.
– Доктор, я так понимаю, вы хотите побороться за доказательство его невиновности. Тогда не тратьте времени. Он может очнуться в любую минуту. Кости ног срастутся за две недели. Суд возьмёт не более двух-трёх дней. Если вы за это время не представите доказательства невиновности вашего молодого офицера в виде настоящего убийцы и грабителя, результат суда над ним предрешён. Действуйте, коллега. Для начала я бы прислушался совету французов - сherchez la femme.
Посетите-ка безутешную вдову и осмотритесь в доме покойника.

  Я так и поступил.

  Молодая, я бы даже сказал, юная вдова, недостаток скорби восполняла жеманством.  Всхлипы, вздохи, лебедями взлетающие ко лбу кисти рук, я такое видел в театральном представлении заезжей труппы, где некая итальянка Джулия скорбит над телом любовника, и ни тут, ни там на меня это впечатления не произвело.  Я сухо представился и произнёс подобающие случаю соболезнования. Вдовушка скользнула взглядом по моему лицу и больше в течении всей беседы не подняла на меня глаз. Да, беседа состоялась, но ничего, что помогло бы обелить Пауля, я из неё не вынес. Со слов вдовы, фон Корфа она никогда не видела, прежде чем обнаружила его беспамятного под окном. Эту ночь супруги проводили каждый в своей спальне.  Такое между ними случалось из-за частых приступов головной боли, преследовавших её. Двери спален не запирались. Под утро – уже зарождался рассвет – она услыхала шум борьбы и сердитый голос мужа, потом стук падения тела. Надев халат, фрау поспешила выйти из спальни в гостиную, где обнаружила бездыханное тело супруга, а прибежавшие на зов слуга и служанка указали ей в распахнутое окно гостиной на лежащего навзничь Корфа. Как он появился в доме и успел выкрасть её драгоценности из шкатулки на туалетном столике у неё нет никакого представления, как и нет сомнений, что будучи застигнутым мужем на месте преступления, фендрик ударил того по голове бронзовой статуэткой, схваченной с комода и желая скрыться незамеченным, выпрыгнул в окно, но не рассчитал высоты, крепко разбившись. Разговор происходил в той самой гостиной. Мне было дозволено осмотреть бронзовую статуэтку – вздыбленного коня – естественно, уже отмытую от крови и водружённую на прежнее место, и даже выглянуть в окно, обозреть место падения фендрика. Эти манипуляции не дали мне никакой пользы. Всё логично, всё сходится. Пауль обречён.
В тюрьму я вернулся совершенно расстроенным. Миляга Мосс налил мне полную кружку рейнского и заставил рассказывать всё, что я видел и слышал. Мой рассказ продлился недолго. Хватило на два глотка вина. Остальное я выпил в сокрушённом молчании. Мосс напевал себе что-то под нос. Потом он встряхнулся, как намокший пудель, и сменил тему разговора:
– Скажите, доктор, вы бы не отказались опубликовать несколько моих исследований под своим именем? Например, знакомые вам уже методы вытяжения конечности с последующим вправлением костных обломков и фиксации гипсовым сапогом?
– А что вам мешает это сделать?
– Моя репутация. Никто не издаст медицинские опыты палача.
– Ради Бога, Мосс, вы не обязаны издаваться под своим именем, но и не должны передавать право на свои исследования в чужие руки. Воспользуйтесь псевдонимом.
– Вы правы. Всё действительно просто, но не для нас, палачей. Мы изгои в этом мире. Я не могу появляться в обществе или спокойно прохаживаться по улице. Люди или шарахаются от меня, как от прокажённого или наоборот, норовят прикоснуться на удачу. В трактире у меня отдельный стул. Даже в вашем расследовании я не могу помочь – никто не будет со мной разговаривать и отвечать на мои вопросы.
– Если вам так всё не нравится, почему же вы не смените профессию?
– На какую? Падальщика или солдата? Палачу разрешено перейти только в эти две категории. Остальные ремёсла для него под запретом. Но я и не хочу менять профессию, я хочу только, чтобы мне вернули человеческое уважение за то, кто я есть, а не кем считаюсь чернью. Ладно, пустое, давайте вернёмся к фактам: тела убитого вы не видели, значит рану не осмотрели.
– А что бы это нам дало?
– Мы бы узнали, убийца правша или левша.
– Вы не поверите, но я не знаю о Пауле он правша или левша, сейчас я даже не могу вспомнить, на какую сторону он цепляет шпагу.
– Да, незадача. Со слугами разговаривали?
– Лично нет, но они присутствовали при нашем разговоре со вдовой и ничем не выразили своего несогласия с её рассказом.
– Никаких зацепок. Скажите, а когда хоронят беднягу-купца?
– Завтра в полдень.
– Вам надо быть на похоронах. Мало того, вы должны улучить возможность обратиться к вдове наедине и оповестить её, что фендрик умер, но перед смертью назвал вам имя. Это всё. Скажите только это, с упором на «вам», и удалитесь.
– Для чего всё это? Что вы задумали?
– Простите, но пока раскрыть не могу. Это только догадка. Выполните что я вам сказал и, может быть, это поможет вашему приятелю.

  На отпевании и захоронении из полка присутствовали я, лейтенант фон Готтберг и несколько случайно забредших в поисках угощения солдат. За фон Готтбергом я не замечал сентиментальности и набожности, как не подозревал о его связи с покойным. Зная однополчанина как сердцееда и волокиту, можно было предположить скорее близость к вдове, которой он на моих глазах услужливо подносил свой платок, поддерживая её за стан. Я дождался, пока схлынет череда сочувствующих и в сени кладбищенских деревьев приблизился к вдове, произнеся, смотря ей прямо в глаза, заученную тираду: «Знайте, милая фрау, мой друг фон Корф сегодня преставился на моих руках, но перед смертью назвал мне имя». Клянусь, я видел, как сузились её зрачки и застыла на вздохе роскошная грудь. Но тут она поднесла платок к глазам и отстранилась от меня, не сказав ни слова.

  Остаток дня я провёл в полку, в лекарских заботах, а вечером направлялся в тюрьму на встречу с Моссом. В тёмном переулке я услышал шорох и сразу за ним громкий свист. Оборачиваясь, я ощутил резкую боль в боку и опустив глаза увидел, что из моей плоти торчит фут стали. Сзади доносились как сквозь сон звуки борьбы, а я почувствовал страшную усталость, сполз наземь, и перестал что-либо ощущать.

  Открыв глаза, я понял, что нахожусь в тюремном лазарете на одной из свободных коек. Рядом со мной на табурете восседал Мосс и улыбался отеческой улыбкой.
– Вы опять с нами, дорогой коллега.
– Не называйте меня так, - вымолвил я, ощущая сильную боль в левом боку. Мой торс от грудины и до таза был затянут повязкой.
–  Почему же? Разве вы бы сами не гордились таким чудом десмургии? А операция, которую я вам провёл, чтобы вытащить лишнее из вашего организма, не дав при этом его покинуть не лишнему? Это же вершина хирургического искусства! Я о том, как вытащил из вас шпагу и остановил кровотечение.
– Как эта шпага оказалась во мне? Чья она?
– Не буду держать вас в неведении – это орудие убийства принадлежало вашему однополчанину фон Готтбергу.
– Лейтенанту?! Но почему он на меня покушался? Странно. Я с ним никогда не ссорился, как, впрочем, и не дружил.
– Зато он понял, что вы дружили с фендриком, который перед своей мнимой смертью передал вам сведения, которые вы знать не должны. Об этом ему поведала любовница – новоиспечённая вдова.
– Так они любовники? И вы об этом знали? Потому и предложили мне расшевелить их осиное гнездо? Это они убили купца? Понимаю, тот их застал в неподдающейся разночтениям ситуации. А при чём тут Пауль? Он был их поверенным? Нет, я решительно запутался.
– Фон Готтберг уже здесь, в тюрьме. И во всём сознался, когда ему посулили лёгкую и благородную смерть от обезглавливания, вместо удушения и прочих мук. А главное, что подвигло его на откровенность – вид фендрика, живого и, как он думал, когда мы завели его сюда, здорового. Мы пригрозили ему очной ставкой этим утром, скрыв, что фендрик до сих пор без сознания. А уж если он будет обличён свидетелем и пострадавшим, то ни о какой лёгкой смерти не будет и речи.

  Убийство было спланировано вдовой и обставлено совместными усилиями любовничков. Фон Корф был предназначен в жертву, чтобы навести правосудие на ложный след. Почему фон Корф? Две причины – непосредственность и богатство. Готтберг задолжал ему крупную сумму и, кончая с ним, избавлялся от долга, а заодно выставлял его убийцей и грабителем. Накануне лейтенант проволок фон Корфа по всем кабакам города, а затем вместе с любовницей смертельно пьяного парня затолкнули в чулан. С рассветом хозяйка вызвала супруга из его личной спальни под каким-то предлогом. За дверями гостиной его уже ждал фон Готтберг с занесенной статуэткой. Хозяину было достаточно одного удара. Затем из чулана был вытащен злополучный фендрик. Ему в карман хозяйка сунула часть своих драгоценностей, зная, что ничем не рискует, и они вернутся к ней тотчас, в руке его зажали хозяйский парик, и два наших голубка совместными усилиями столкнули фендрика в окно ногами вниз, придав видимость умышленного прыжка. Парик, это конечно было необдуманно. Я не представляю мужа, откликающегося на ночной вызов жены, водружающим парик на свою голову. Пожалуй, это обстоятельство во всей истории меня и насторожило. Но не более того. Я не нашёл ничего, что могло дать нить к доказательству невиновности вашего приятеля и пришлось действовать решительно.
– Ловить убийц на живца. А живцом вы назначили меня.
– И вы справились с этой ролью как нельзя лучше. Даже лучше, чем я с ролью ловца. Я не отставал от вас весь день, веря, что что-то должно случиться и стараясь быть готовым ко всему. Единственное, чего я не учёл, это фанфаронство фон Готтберга. Вместо того, чтобы пронзить вас кинжалом, приблизившись вплотную, чего бы я никак ему не позволил, тот проткнул вас шпагой на расстоянии, когда я ещё не совсем был готов огреть его своей утяжелённой свинцом тростью. Я успел только свистнуть, заставив вас развернуться, а лейтенанта вздрогнуть, что сбило прицел клинка, посланного в сердце. В итоге: лейтенант оглушён мной и связан вызванным мной патрулём городской стражи, у вас сквозное ранение, не задевшее внутренних органов, а вытекшие пол пинты крови вполне заменит двойное количество бургундского. В общем - finita la commedia, если вы понимаете итальянский.
– Постойте, а вдовушка?
– Исчезла. Видно, она ждала вестей от лейтенанта в известном им одним месте, а не дождавшись – ретировалась. Не забудьте, она располагает драгоценностями, которые скрасят ей первые дни одиночества, а затем найдёт себе нового опекуна. Или снова наймётся в театр, откуда её вызволил и повёл под венец бедняга-покойник.
– Ну, а вы зачем так хлопотали в этом деле и даже рисковали?
– Я был и остаюсь орудием правосудия, а в этом деле послужил ему со всей отдачей. И ещё, я хотел сделать вам приятное. Вы первый за много лет пожали мне руку при знакомстве.
– Разве? Я и не заметил. Какие условности.
Со второй койки донеслось: «Мама». Это пришёл в себя фон Корф.
3 Ворон
Владимир Грузда
Князь Воисвет оглядел повалившихся на траву дружинников. Измученные жестокой сечью и долгим бегством. Запылённые и посечённые. Потерявшие кольчуги, шеломы, щиты и оружие. Понурые и растерянные. Ратники в разнобой рассыпались по узкой поляне, зажатой со всех сторон чёрным недружелюбным лесом.

Никто не разжигал костров, никто не осмеливался потревожить нависшую над разгромленным войском мёртвую тишину. Каждый мечтал об одном: провалиться в сумрак ночи, и забыться тревожным сном.

Воисвет ещё раз огляделся. Место для ночлега было нехорошее, но уже не оставалось сил перебраться куда-то. Да и оторвались они от преследователей за эти долгие часы бегства.

Князь измождённо прикрыл веки.

Он всё ещё видел битву. Видел, как в бой втягивались всё новые и новые силы врагов. В начале он думал, что ему мерещится, а затем убедился: варваров больше, значительно больше, чем о том сообщила разведка.

Его воины бились отчаянно и самозабвенно, но есть предел человеческих возможностей и сил. Засадный полк, брошенный в тыл врага, мгновенно истаял в котле всё пребывающих варваров. Ратники Передового полка дрогнули, потеснились, попятились, несколько раз равняли строй, но не устояли и побежали.

Над присевшем на корточки князем безмолвно склонились верные вассалы. Трое из восьмерых. Участь остальных осталась неизвестной. То ли они спаслись и укрылись в лесах, то ли пали на бранном поле.

Воисвет открыл глаза, поморщился от жгучей боли в правом виске. Варвар достал его булавой, и золочённый княжий шелом, спасший хозяину жизнь, остался трофеем для кого-то из победителей.

Мрак сгущался. Высоченные тёмные сосны осуждающе возвышались над жалкими остатками некогда непобедимых полков. Покорёженные, измятые доспехи не блистали. Запёкшаяся кровь скрывала серебряные и золочёные изукрасы оружия.

Жалкое зрелище проигравших.

Они оставили обоз, растеряли оружие, бросили раненых, лишились чести. Ни такого от них ожидали, ни о том пели в песнях, провожая на битву.

Князь вспомнил торжественное богослужение, залихватский трёхдневный пир, усыпанную цветами дорогу, по которой ступали копыта боевых коней. Звон колоколов, провожающих блистательное  войско на очередную победу.

В столице никто не сомневался в успехе.

Разведка вовремя сообщила о подходящих к границе варварах. В срок подошли все затребованные отряды из уделов. С собственными дружинами прибыли лучшие воеводы, овеянные славой прошлых побед. В поход выступал сам князь Воисвет, непобедимый и искусный.

Когда они выступали сияло солнце. Со стен неслись благословения. И лишь встреча с нищенкой у развилки дорог на миг лишила покоя.

"Пойдёшь за вороном - погибнешь; изберёшь свой путь - победишь",  - предупредила она.

В день битвы они видели воронью стаю, летящую на восток. И Воисвет благоразумно двинул войска на запад, где разведчики отыскали удобное для битвы место.

Князь тяжело вздохнул:

– Путята, выставили дозоры?

Воевода склонил перед властелином голову:

– Да, князь. Лучших разведчиков выслал.

– А кто уцелел из лучших? - с горечью в голосе спросил князь. Веки закрывались. Подкатила тошнота. Он упёрся локтями в колени, обхватил голову.

– Да почитай вся разведка уцелела, - специально громко провозгласил Путята, намереваясь взбодрить властелина и расположившихся кругом воинов. - Сам Ворон с ними. Жив-здоров!

– Ворон, - встрепенулся князь, опасливо оглядывая подступающий со всех сторон лес. - Не от него ли и весть о ворогах пришла?

– Так, князь.

Зорким взглядом князь различил скрытное движение среди ветвей, а уже через миг из леса выступили затянутые в кожаные доспехи варвары. Луки в их руках загудели. Стрелы со свистом рассекли воздух. Ратники вскакивали на ноги, но тут же валились в траву.

– Беги, князь! - оруженосец вскочил на ноги, защищая властелина щитом.

Короткие чёрные стрелы впились ему в колено и горло. Ратник завалился. Рядом полегли воеводы.

– Изберёшь свой путь - победишь, - повторил князь, вставая на ноги и вынимая из ножен верный меч.
4 Выходные ч. 1
Марина Шатерова
(фото из интернета, спасибо автору)

Дорога шла через лес, время от времени отступающий в сторону, густой кустарник рос между ним и полотном дороги. Сбоку возвышалась горная гряда, невысокая, с неровными крошащимися склонами. Местные говорят, есть в тех горах пещеры, ходы, тоннели, в которых скрывались жители в годы Великой Отечественной.

Неуютно здесь ночью. Скорей бы проехать этот отрезок пути, ближе к главной трассе, освещённой, широкой. Свет фар выхватил из темноты какую-то белесую фигуру, сидящую на корточках на обочине. Существо повернуло голову на свет фар, и они ослепили его. Водитель успел увидеть большие чёрные глаза на бледном лице. Испуг холодной волной мурашек прошёлся по коже, испариной выступил на груди и спине. Не разбираясь в увиденном, вжал педаль газа в коврик, как можно скорее покидая эту мрачную горно-лесистую местность. Любопытство пересилило страх, взгляд в зеркало заднего вида дал понять, что не померещилось – существо распрямилось в полный рост, стояло и смотрело вслед удаляющемуся автомобилю. Какое же оно высокое!!!

                ***

Колёса джипа плавно шуршат по асфальту, в салоне играет музыка. Две пары молодых людей в приподнятом настроении подпевают знакомой песне и обмениваются шутками. Автомобиль плавно сворачивает на заправку.

— Надо бы уточнить дорогу. – шепнула девушка водителю, высокому крепкому парню с бородой и толстой цепью на шее.
Тот согласно кивнул и подошёл к заправщику.
— Мы едем на базу отдыха «Затерянный край», не сориентируете нас, мы правильно едем?
Тот на него странно посмотрел.
— Не ехали бы вы туда. Опасно …
— Почему?
— Время сейчас такое... Раз в четыре года с конца июня по начало августа там происходят странные вещи…
Заправщик замолчал, подбирая слова. Леонид, так звали водителя джипа, не поверил, внесённую предоплату за аренду домика никто бы не вернул, да и не уезжать же, если уже почти приехали.
— Так Вы знаете, где это? – он всё же настоял на своём. – Боюсь не проехали ли мы нужный поворот.
— Нет. От заправки прямо, потом свернёте направо и дальше до упора. – заправщик понял, что ему не поверили и его предупреждения ничего не изменят.
Страх за этих молодых людей, беспокойство, шевелились у него в груди, но как сейчас разубедит их ехать.
— Всё нормально, Маргарита, мы на верном пути. – обратился Леонид к своей кудрявой рыжей спутнице.

Все четверо сели в джип и продолжили путешествие. Дорога, указанная заправщиком, привела к парковке, от которой дорожки, мощёные красной щепой, расходились по лесу, где на некотором расстоянии разбросаны домики с беседками и мангалами во дворе.

Леонид – высокий накачанный шатен с бородой, начальник отдела в банке, дополнительно ведёт свой бизнес в интернете, отсюда и джип.
Маргарита – девушка Леонида. Стройная, смуглая, длинные кудрявые рыжие волосы. Глядя на неё, всё время силишься вспомнить некую американскую актрису, которую она напоминает. Работает менеджером в одной из фирм-клиентов банка Леонида.
Иван – высокий стройный брюнет, его большие серые глаза контрастируют со всегда гладко выбритым загоревшим и румяным лицом. Образованность и интеллигентность – это о нём. Работает в педагогическом университете преподавателем русского языка и литературы.
Жанна – стройная мускулистая блондинка с каре и чёлкой. Удлинённые пряди, обрамляющие лицо, и зелёные глаза способны свести с ума кого угодно. Работает тренером в фитнес-клубе. Возлюбленная Ивана и школьная подруга Маргариты.

Предвкушая необычный для себя отдых на природе, достали из багажника джипа свои вещи и, ориентируясь по небольшой карте базы с нумерацией домиков, присланной по е-мейлу, пошли через лес в поисках своего пристанища на ближайшие несколько дней. Занесли вещи в дом: две комнаты, гостиная, кухня и ванная. Всё выдержано в современном стиле под охотничью хижину: бревенчатые стены, красный кирпич, деревянная мебель с подушками из гобеленовой ткани, гранитная столешница кухонного стола, нержавеющая бытовая техника. Всё строго, стильно, крепко и практично. Гости попарно заняли обе комнаты.

Немедля пошли изучать окрестности. Погуляли по лесу, вышли к озеру, зашли на причал с пришвартованными к нему рыболовецкими лодками. На берегу рядом с причалом стоял «рыбацкий» домик, где можно купить или арендовать всё для рыбалки. Озеро огромно! Все четверо восхищённо заулыбались, любуясь этими переходами: высокий кудрявый лес, плоская необъятная стеклянная гладь озера, чуть дальше, за лесом, возвышаются склоны горной гряды. Красота! «Затерянный край» - название базы на удивление точное. Затем друзья через лес идут в сторону горы, выходят на пустырь, поросший кустарником. Сбоку проходит трасса. Прикинули, что проще будет завтра подъехать сюда на джипе, припарковаться на обочине и рассмотреть здесь всё подробнее.

Вечером в домике ужинают, пьют чай. Зажгли гирлянду, создав очень уютную атмосферу. Что-то вспоминали, шутили, смеялись, наклоняя голову к плечу рядом сидящего. Чувствуется, что сбросив с души груз городских проблем, все четверо почувствовали себя настоящими, счастливыми, совершенно ничем не обременёнными, какими можно себя ощущать лишь в детстве, беззаботно играя с друзьями во дворе.

                ***

Ночью прошёл небольшой дождь, утром гости вышли на улицу. Домик окружала песчаная площадка. На влажном песке отпечатались какие-то странные следы: вытянутые большие босые ступни с длинными пальцами. Находка вызвала всеобщий переполох и ужас, следы сфотографировали на мобильный и фотоаппарат, замеряли рулеткой, ужаснулись размерам. Сложно представить, какой рост может быть у обладателя таких ног.

Как и планировалось вчера, четверо сели в джип и поехали к горной гряде посмотреть тамошние пещеры. Припарковавшись на обочине трассы, вышли и направились по кустистому пустырю в строну горы, к той её части, что прилегала к лесу. Направление выбрали верно – при приближении уже виднелся чёрный проём пещеры. Подойдя почти вплотную, остановились. Кустарник у входа в пещеру образовывал что-то вроде коридора, живой изгороди по обеим сторонам от тропинки, ведущей в недра горы. Ветки кустарника переплетались между собой сложным, замысловатым узором, при этом ни одна веточка не сломалась и не засохла, вся листва живая. Словно круги на полях с согнутыми и уложенными в узоры колосьями, так же и ветки кустарника здесь образуют какие-то странные символы. Кое-где на изгороди между ветками вплетены шнурки от обуви и одежды, ремни и ремешки от сумок, брюк, часов – они служат связующими звеньями между ветками отдельно стоящих кустов, связывая их в единую конструкцию. Кто же сделал всё это? Возможно, это местные культовые традиции, жертвы богам, просьбы об урожае и благополучии. Здесь вплетена даже детская погремушка в виде звенящих шариков на резинке, такие ещё вешают на коляски.

Пещера оказалась достаточно высокой, чтобы идти не наклоняясь, наверное, метра три высотой. Без резких провалов, обрывов и уклонов, примерно на одном уровне с внешней поверхностью. Стены ровные, недалеко от входа пошла «наскальная живопись» - рисунки худых, высоких и голых людей без волос и с большими чёрными глазами-блюдцами. И надписи: «Не входить – опасно!». Имея при себе только фонарики, встроенные в мобильные телефоны, четверо друзей прошли ещё немного вглубь. Не найдя для себя ничего интересного и боясь заблудиться, решили выйти наружу и вернуться к озеру.

На причале в домике арендовали удочки, купили наживки, взяли две лодки и выплыли на поверхность озера, чтобы порыбачить. Всё это время вполголоса, но достаточно взбудоражено обсуждали увиденное: что это за конструкция из кустов, и кто мог оставить эти странные следы на песке возле их домика. Про существ они ничего не слышали и в интернете не читали. Если кто-то что-либо и писал по этому поводу, то без привязки к базе отдыха «Затерянный край», а скорее упоминая лишь гору да небольшие населённый пункты, которые не столь велики, чтобы интересоваться их историей.

                ***

После рыбалки и обеда Иван прилёг поспать, когда проснулся и вышел в гостиную, Жанна с Леонидом сидели на столом и пили чай. Они мило беседовали и так всецело замкнулись друг на друге, что не заметили появления в комнате третьего человека. Жанна кокетничала, улыбалась, играла белой прядью волос, смеялась над шутками Леонида, тот же что-то говорил, коротко отвечал с усмешкой в бороду, смотрел на Жанну таким особым тёплым взглядом, не отрываясь. Иван молча наблюдал за ними, стоя в дверном проёме, и это было, как в кино, когда в слова не вслушиваешься, но замечаешь каждый жест, каждую промелькнувшую на лице эмоцию, чувствуешь атмосферу между этими двумя. В ванной шумела вода – это Маргарита принимала душ, а эти двое нашли момент.

Иван с Леонидом когда-то встретили Жанну и Маргариту на тренинге по личностному росту. У Леонида не было ещё тогда машины и бизнеса. Вот кому тренинг пошёл на пользу! Иван же никакой практической пользы из излагаемого бизнес-тренером для себя не извлёк. Но зато он умеет красиво ухаживать, искренне любить и проявлять щедрость, всегда угадывая с подарками. Леонид же более скуп на эмоции, но при этом более успешен материально. И тут, как показалось Ивану, Жанна начала жалеть о своём тогдашнем выборе.

— Ну что, голубки, может хватит ворковать? – взорвался Иван.
Те непонимающе обернулись на голос, приятное вечерние настроение ушло, лица посерьёзнели.
— Иван, ты чего? – не понял Леонид.
— Ты чего? Клеишь мою женщину, а она игриво поддаётся – это же очевидно. Что я, слепой что ли? – Иван уже был, как сошедший с рельс поезд, который не остановить.
— Тебе кажется. Это просто дружеское общение. – попыталась погасить конфликт Жанна. – Зачем портить вечер, Ваня, садись с нами. Налить тебе чайку?
— При Маргарите вы себя так не ведёте, а как её и меня нет, так пользуетесь ситуацией. – проигнорировал её дружеский тон Иван.
— Ты как обиженный подросток ревнуешь, зазря совсем. – авторитетно поддержал Жанну Леонид.

Иван не нашёлся, что ответить, надел ветровку, обулся в прихожей и выскочил на улицу. Вечерняя прохлада бодрила, в лесу легко дышалось. Иван пошёл по тропинке в сторону озера, хотел побыть у воды – это успокаивало.

Впереди справа среди деревьев стояла высокая худая неподвижная фигура. Иван остановился, всматриваясь, в сумерках сложно сразу оценить, что же там такое. Телосложение этого нечто было по человеческому типу: голова без волосяного покрова, худое длинное обнажённое туловище, нереально длинные и тонкие конечности и пальцы. Рост существа огромен – метра два с половиной – три. Лицо сложно рассмотреть, но большие чёрные глаза выделялись на нём особенно явно. Существо стояло неподвижно, смотрело на Ивана, раздался какой-то протяжный гулкий звук с клёкотом. Мурашки холодным строем прокатились под кожей от понимания того, что это ЕГО голос. Удар в спину сбил Ивана с ног, он упал лицом на сырую тропинку, песок и мелкие веточки прилипли к коже. Чьи-то сильные и большие руки схватили его за плечи и ноги, подняли вверх, затем он почувствовал укус в заднюю часть шеи и перед глазами всё затуманилось и поплыло.
«Их двое» - мелькнула мысль в ускользающем сознании Ивана.

Когда стемнело, Леонид, Маргарита и Жанна обошли округу, звали Ивана, сходили к озеру на причал, но нигде не нашли его. Телефон Иван забыл в домике, поэтому звонить на него не имело смысла. Друзья вернулись обратно в дом.

                ***

Иван очнулся в пещере. В центре круглого помещения на полу горел яркий светодиодный раздвижной фонарь. Когда глаза привыкли к освещению, окружающая обстановка стала более различимой: круглая комната пещеры была тупиком, с противоположной стороны от того места, где лежал Иван, виднелись проёмы двух проходов-тоннелей, один из которых ведёт наружу, другой, возможно, куда-то вглубь горы. Вдоль стен лежали вещи: одежда, сумки, канистра, бутылки и бутыли, всё хаотично перемешалось без какой-либо логики и порядка.

Иван зашевелился и сел. У стен, по обеим сторонам от тоннелей, тоже произошло движение – с пола поднялось двое тех существ, что похитили Ивана в лесу.
«Я не ошибся в том, что их двое» - подумалось ему, но облегчения осознание собственной правоты не принесло.

Существа встали в полный рост. Одно осталось караулить выходы из пещеры, второе – направилось в сторону Ивана. Не видя выхода и не имея пока никакого плана побега, Иван оставался на месте, озираясь по сторонам в поисках какого-либо предмета, которым можно вооружиться.
«Наверное, это вещи тех, кого они похищали раньше, или просто что-то тырят у местных» - подумал он о вещах у стен пещеры.

Ничего подходящего для самообороны не нашлось, существо тем временем приблизилось к Ивану, схватило за плечи и поставило на ноги, подёргало ворот незастёгнутой ветровки, взяло за полу и потянуло в сторону. Иван отшатнулся назад, потянул одежду на себя, пытаясь вырваться, но существо, схватив дополнительно один из рукавов, стянуло ветровку. Иван остался в футболке с короткими рукавами. Бросив ветровку на пол к другим вещам, существо нагнулось над ним, наклонилось, всматриваясь в его лицо своими огромными чёрными глазами.

Иван тоже смотрел не отрываясь, пытаясь понять, что же перед ним: пришелец из космоса, параллельная ветвь человеческой эволюции, или же выходец из иных миров, о которых любят рассуждать мистики и эзотерики, говоря о множественности измерений Земли, обитатели которых обладают различными органами чувств и количеством цепочек ДНК, что позволяет им видеть или же не видеть обитателей других миров. Или же между мирами есть границы и Земля – это лабиринт, в стенах которого есть проходы в так называемых аномальных зонах, а бывает так, что и образуются прорехи между мирами вследствие каких-либо техногенных катастроф, других малоизученных причин. Иван всегда считал всё это сказками, а теперь бледно-серое лицо с большими чёрными глазами, длинным тонким ртом, широким сплюснутым носом с ложбинкой посередине, склонилось над ним. Каково это в какой-то момент осознать, что то были не сказки, а предупреждение.

Пока Иван удивлялся, существо сделало резкий выпад в его сторону, одной рукой прижало к стене, другой – схватило за руку, вытянуло её и укусило. Укус пришёлся на внутренний сгиб локтя, прямо в вену, поражает такая меткость в условиях полутьмы пещеры. Боль пронзила руку, но быстро прошла, попытки вырваться оказались бесполезными. Ивана крепко прижали к стене, а затем он почувствовал, как по руке и выше, по туловищу в голову, от места укуса, словно жидкий огонь потёк. Иван обмяк, ноги его подкосились, перед глазами замелькали картинки, как из фантастического кино: незнакомая местность, природа вроде бы та же, но дома другие – каменные, деревянные, одноэтажные, глиняные, штукатуренные землянки, башня, наподобие маяка, но всё это совершенно циклопических размеров, озеро или море, и эти существа, их много. Он слышит их мысли, ощущают эмоции, разговаривают они странной речью, напоминающей одновременно кошачье мяуканье и птичий клёкот.
Постепенно сознание покинуло Ивана, он отключился. Существо выпив немного его крови, перелило ему в вену через специальные железы во рту такое же количество генетической жидкости.

                ***

Ночью, ближе к утру, Жанну что-то разбудило, и она увидела, как кто-то заглядывает в окно, лицо показалось бледным, а глаза неестественно большими и чёрными. Может это предрассветное освещение и оконное стекло искажают, она так и не смогла рассмотреть, кто бы это мог быть. Помня пещеру и большие следы на влажном песке возле домика прошлым утром, Жанна боялась поднимать шум. Будь это Иван, он бы не смотрел в окно, а вошёл в дом. Потом лицо исчезло, через некоторое время послышались лёгкие стуки на крыше, словно кто-то ходил по черепице.
«Только бы крыша выдержала!!! Это точно не Иван…» - думалось Жанне.
Леонид и Маргарита спали, Жанна не стала их будить, не смотря на свой страх. Защищаться им всё равно нечем, а шум может только сильнее привлечь того, кто снаружи.
5 Выходные ч. 2
Марина Шатерова
Часть 1. http://proza.ru/2020/10/05/1764

На следующее утро Леонид, Маргарита и Жанна ещё раз обошли лес, сходили к озеру, съездили к магазину и заправке, поспрашивали там, не видел ли кто Ивана, показывая его фото в телефоне. Им посоветовали сходить в горы и поискать в пещерах, но это очень опасно, лучше вызвать милицию, так как там существа.

— Существа? – вскрикнула Жанна, вспоминая следы на песке и лицо в окне прошлой ночью.
— Да! – подтвердил заправщик. – Я же предупреждал вас в прошлый раз, местность тут такая: раз в четыре года летом с конца июня по начало августа здесь лучше не находиться, не гулять по вечерам, не ходить в лес.

Милицию друзья вызывать пока не стали, решили сами на свой страх и риск поехать к пещерам и пока самостоятельно попробовать найти там Ивана. Припарковав джип на обочине в самом начале горного массива, где он примыкает к лесу, вышли из машины и пошли пешком по пустырю через кустарник к пещере. До пещеры дойти не успели, увидели двух высоких существ: одно сидело на корточках и ело пойманного зайца, второе стояло в полный рост и смотрело в сторону леса. Жанна, Маргарита и Леонид быстро присели на корточки и спрятались за кустарником. Девушки в ужасе зажимали себе рот ладонью, чтобы не закричать и не привлечь внимание этих жутких созданий. Леонид тоже перепугался и совершенно не представлял, что делать дальше, без оружия идти в пещеру нельзя, даже если Иван там, то с большой долей вероятности он уже мёртв.

— Девчонки, надо на корточках ползти обратно к машине и уезжать. – прошептал Леонид. – Не паникуйте и не бегите, очень осторожно и тихо идите, прячьтесь за кустами.

Те кивнули и скоро все трое сели в машину и быстро уехали. Вернувшись в домик, быстро собрали вещи и уехали в город. Вещи и мобильник Ивана Жанна забрала с собой. Они вместе снимали комнату и жили отдельно от родителей. Как сказать родителям Ивана, что они вернулись с базы без их сына, которого похитили жуткие существа и, возможно, его уже нет в живых, Жанна не знала. Иван не часто созванивался с родителями, поэтому если они сами в ближайшее время не позвонят, то пока не придётся что-либо придумывать на этот счёт. По дороге домой в машине они обсуждали свои дальнейшие действия, в глубине души им было очень стыдно, что они бросили своего друга в беде, но как правильно поступить в такой ситуации никто не знал. Милицию решили не вызывать, так как в историю о существах никто не поверит, а сами друзья могут подпасть под подозрение в убийстве Ивана.

                ***

Иван очнулся в пещере. Существ рядом не оказалось, видать ушли куда-то, не став сторожить бессознательную жертву. Найдя ветровку, Иван пошёл к выходу. Из двух тоннелей-проходов выбрал тот, что был светлее, и действительно, тот вывел его на поверхность. Голова болела, нестерпимо хотелось пить, а ноги, как ватные, не слушались, заплетались. Аккуратно выбравшись из пещеры, Иван обессиленно присел на землю отдохнуть, дать глазам привыкнуть к дневному свету. На улице стояла пасмурная погода, солнце затянуло тучами, возможно, давшими в ближайшее время дождь.

Когда глаза Ивана привыкли к свету, он увидел … их. Одно существо сидело на корточках и что-то ело, второе стояло и смотрело в сторону леса. Иван присел на корточки и как можно тише и быстрее стал отползать, прячась за кустами в сторону гор, как можно дальше от пещеры. Идти сейчас в лес – это рисковать быть увиденным и пойманным тем стоявшим существом. Отойдя в сторону, Иван дождался, пока существа исчезнут из виду, благо при их росте это легко отследить.

Потом Иван поймал попутку и добрался до заправки. В магазине купил перекусить и попить, откупорил бутылку и сразу же стал жадно пить из горлышка. Кошелёк он всегда носил в кармане брюк, чему теперь был очень рад. Продавщица переглянулась с заправщиком – они узнали Ивана по фото в телефоне, когда друзья искали его. А потом видели, как те же друзья уже с вещами спешно заправили машину и уехали обратно домой. Очевидной была их нервозность, с которой они оглядывались по сторонам, всматриваясь в каждое дерево или куст.

— Простите, Вы не в сторону базы едете? – обратился Иван к одному из водителей.
Тот кивнул. Иван попросил его подкинуть, идти по лесу пешком одному опасно теперь, но вмешался заправщик:
— А Ваших друзей нет на базе, они утром искали Вас, показывали фото в телефоне, а после обеда с вещами быстро уехали. А где Вы пропадали?

Любопытство одолевало как его, так и продавщицу магазина. Все местные знали, что раз в четыре года приходят существа и начинают пропадать люди, даже скелетов их никто не находил. И каково же удивление видеть перед собой первого человека, который вернулся. Сбежал что ли? Иван вспомнил пещеру и существ, пришли страх и облегчение оттого, что спасся, но изливать душу первому встречному заправщику ему не хотелось, подумав чуть, он ответил:

— Заблудился, потерял сознание, а когда очнулся, оказалось, что уже сутки прошли. Не думал, что «мои» могут меня бросить.
Последние слова были полны горечи и обиды. Заправщик предложил ему пока поесть и отдохнуть, а сам поспрашивал водителей, кто едет в город, чтобы подбросить Ивана сразу до дома.

                ***

Ключи от снимаемой квартиры остались в домике, Жанна забрала их вместе с другими вещами Ивана. Дома Жанны не оказалось, решив провести остаток дня у Леонида и Маргариты дома, она вернулась к себе на квартиру только ближе к ночи. Иван дожидался её возвращения, сидя на лавочке возле подъезда. Когда Жанна подошла к дому и увидела Ивана, то ошеломлённо остановилась, посмотрела на него, как на привидение. Иван действительно был бледнее обычного, весь загар и привычный румянец сошли с его кожи, уступив место болезненной серости, что можно списать на усталость от всего пережитого им за последние дни.

— Ваня … - губы Жанны дрогнули, а на глаза навернулись слёзы. – Где ты был? Что с тобой случилось? Это они…
Чувство вины за то, что они поругались и бросили его там, смешалось с облегчением оттого, что Иван жив, и она могла не считать себя виноватой в его смерти, с чувством жалости и беспокойства за него из-за того, что с ним случилось. Иван был обижен, раздосадован и зол на друзей, что они бросили его на произвол судьбы, но когда услышал Жаннино «Это они?», все эти чувства, что кипели в нём, сошли на нет. Значит друзья тоже видели этих двух существ.

— Да, они … - всё, что смог произнести Иван, слёзы покатились по его щекам.
Жанна села рядом, обняла его за плечи, погладила по спине.

— Пошли домой, Ваня, поешь, попьёшь чайку, отдохнёшь. – родной голос, любящие интонации успокаивали, убаюкивали, вызывали чувство облегчения, когда что-то сложное, страшное, изнурительное уже осталось позади.

Пара поднялась наверх, дома был долгий разговор обо всём, что случилось с Иваном, Жанна рассказала, как они его искали, как направились к пещерам, а потом увидели их и, прячась, сбежали. Иван позвонил матери, а Жанна сообщила Леониду и Маргарите, что Иван вернулся. На следующий день друзья встретились вчетвером, снова обсудили всё случившееся. Поразило то, что Иван вышел из пещеры практически в то же время, когда друзья припарковали автомобиль и шли по пустырю. Тогда ещё одно существо смотрело в сторону леса, а второе – сидело на корточках и ело. Друзья извинились перед Иваном за то, что струсили и бросили его, тот больше не держал на них обиды, к пещерам они всё-таки поехали, но не были готовы к встрече с таким и тоже могли попасть в плен к существам.

                ***

Моральная поддержка друзей и любимой пошла Ивану на пользу, отдохнув, он вышел на работу, изо всех сил старался забыть, что тогда произошло, уверяя себя, что всё произошедшее словно страшный фильм или ночной кошмар. Рана от укуса того существа на внутреннем сгибе локтя невероятно быстр зажила после обработки перекисью водорода и специальной мазью с антибиотиком. Это удивительно!!! Те, кого кусали собаки или кошки, знают, какие глубокие гноящиеся раны остаются после этого. Но тут всё зажило на удивление быстро.

Но что-то всё-таки произошло. Может это какая-то инфекция после укуса, вирус, но Иван начал меняться. Температура его тела снизилась на два градуса, а кожа продолжала оставаться бледной, в ясный день на улице глаза сильно болели, солнце светило просто нестерпимо. Кожа сразу же обгорала, приходилось надевать закрытую одежду и использовать солнцезащитный крем. Сильно хотелось пить, а по утрам на бледной холодной коже появлялась испарина.

Мысленно Иван возвращался к существам. Впервые он встретил их в сумерках в лесу, потом тьма пещеры и свет фонаря, бутылки и канистра, возможно с водой из озера, а на улице днём существа находились в облачную предгрозовую погоду, когда солнце полностью скрывали тучи.
«Что же они со мной сделали?» - эта мысль сверлила мозг Ивана.

Жанна предлагала Ивану сходить в поликлинику и пройти полное обследование, но тот боялся. Не скажет же он врачам, что его укусил пришелец и теперь он сам начал меняться. Пробовал заниматься самолечением, принимая противовирусные таблетки, антибиотики и иммуномодуляторы, но ничего не помогало, наоборот, организм отторгал лечение – Иван регулярно обнимался с «фарфоровым другом».

Шло время. Изменения в организме Ивана продолжались, обострились зрение и слух. Удивительным теперь казалось видеть ночью в разы лучше, чем обычные люди, но тонкий слух доставлял дискомфорт: орущие во дворе дети и перфоратор соседа – не то, чем можно насладиться. Жанна повела Ивана в театр на балетный спектакль, живое исполнение классической музыки оркестром привело Ивана в восторг. Никогда ещё музыка не воспринималась им с такими нюансами, казалось, раньше он и половины не слышал из звучащего или не обращал внимания на такие детали.

Ночью с сознанием Ивана происходило что-то другое. Перед тем, как выключить свет и лечь в постель, ему всегда казалось, что в дальнем углу комнаты стоит то существо, которое его укусило. Именно оно, не другое, та жидкость, которая влилась в его кровоток во время укуса, связала их ментально. Из-за этого Иван не только менялся физически, но и получил некую экстрасенсорную связь с тем странным созданием. Во сне Иван видел тот мир, который ему приоткрылся в видении там, в пещере, во время укуса. В то мире, где живут те существа, есть как сельская местность, так и небольшие города, школы, больницы, своя культура и наука, технологии. Не так, как у нас, на первый взгляд всё гораздо менее технологично и продвинуто, проще, но в то же время более эффективно и не опасно для окружающей среды. Существа развиты духовно, интеллектуально и культурно, но в то же время на первое место ставят интересы природы и живого мира, чем собственный комфорт.

Обладая телепатией и не будучи склонными к длительным путешествиям, они сделали свою жизнь проще и гармоничнее. Узнавая во снах об их жизненном укладе, Иван проникался невероятной симпатией ко всему увиденному, к самим существам, мысленно во время сна он ощущал себя частью того мира, слился с ним.

Как-то ночью с Иваном случился эпилептический припадок – он трясся всем телом, а изо рта на подушку вытекала пена. Жанна крепким сном спала рядом, повернувшись к нему спиной, и не проснулась. Приступ прошёл сам собой, сам же Иван погрузился в более глубокий сон и о приступе стало понятно только после пробуждения по той самой пене и боли в мышцах. Тем же утром, собираясь на работу, Иван пил чай на кухне за столом, как обычно обмениваясь с Жанной планами на день, как вдруг Жанна замолчала и наклонилась к его лицу, заглянула в глаза и обомлела.

— Ты вообще знаешь, что у тебя глаза чёрные? – ошарашенно проговорила она.
— В смысле? Были же вроде всегда серые…

Иван побежал в ванну к зеркалу. И правда – серые глаза за ночь стали чёрными, в один тон со зрачками.

— Не знаю, что на это сказать, небывальщина какая-то… Жанна, что делать? Что-то происходит, но это же явно не лечится. Если пойду к врачу и скажу, что меня укусил пришелец, а теперь у меня глаза сменили цвет, то думаешь меня в психушку не запрут?

Жанна только покачала головой, понимая, что так оно и есть. Иван же, надев рубашку и брюки, обнаружил новый сюрприз – штанины и рукава оказались короткими. Имея нестандартное телосложение, Иван всегда испытывал дискомфорт от более длинных штанин и рукавов, такие уж фабричные стандарты, он просто закатывал и подворачивал их, теперь же они стали коротки. Удлинению конечностей предшествовала боль в суставах, которая появилась одновременно со всей прочей симптоматикой. Иван развёл руками, сел за стол и обессиленно обхватил голову руками.

— Не знаю, что будет со мной дальше, просто не знаю и всё …

                ***

Следующей ночью Ивану вновь снились существа. Они звали его в свой мир, говорили, что скоро портал между нашими мирами закроется и грани снова станут непроницаемыми. Ему надо спешить. Теперь он один из них и с каждым днём всё больше перестаёт принадлежать нашему, людскому, человеческому миру.

Обычно человеческое тело развивается путём эволюции, медленно, из поколения в поколение меняясь, подстраиваясь под окружающую среду. Здесь же случилась революция: через укус внедрилась специальная генетическая жидкость, что-то вроде сыворотки или спермы, которая запустила процессы преобразования одного вида в другой.

Утром Иван собрал небольшую сумку с самым необходимым, написал письмо маме и Жанне, и на попутках отправился в пещеру. Больше Ивана никто не видел. Телефон, который он ради интереса всё-таки решил взять с собой в тот мир, был вне зоны действия сети.

                ***

Бывают на планете такие места, где грани между мирами истончаются, и их обитатели могут проникать в наш мир. Одно из таких мест находится здесь, в пещере, недалеко от базы отдыха «Затерянный край». Местные заприметили эту аномалию, что раз в четыре года с конца июня по начало августа из гор появляются эти исполинские существа, жуткие, нереальные. И потом пропадают люди, даже скелетов их затем не находят.

Всё, что произошло с Иваном, наводит на мысль, что существа трансформируют и забирают людей с собой для обновления своего генофонда. Словно живя в закрытых популяциях, возникают у них близкородственные связи, которые могут привести к генетическому вырождению, затем и крадут они людей, чтобы пополнить свои ряды «свежей кровью».

P.S. Прошло четыре года. В конце июня Леонид, Маргарита, Жанна и Александра Сергеевна, мама Ивана, приехали на базу отдыха «Затерянный край», поселились в том же самом домике, что и тогда. Взяв немного воды, еды, фотоаппарат, резиновую дубинку и газовый баллончик (на всякий случай), поехали на джипе в сторону гор, припарковались на обочине и стали ждать.
6 Звенящая тишина
Ашот Бегларян
       Оказывается, битое стекло ещё долго звенит после того, как оно превратилось в груду осколков. Нет, речь не о хрусте во время уборки этих осколков или скрежете под ногами прохожих. Эта, казалось бы, безжизненная куча стеклянной массы издаёт звуки уже при одном взгляде на неё, заставляя конвульсивно дёрнуться всем телом. Истеричный звон разбитого стекла, которому предшествует оглушительный звук взрыва снаряда или бомбы, долго ещё преследует жутким эхом людей - тех, кто выжил. Наверное, ещё и потому, что каждый раз с внезапным треском битого стекла сливаются пронзительные человеческие крики, плач и стоны...
       Ночной, полностью обесточенный город был погружён в тяжёлую, можно было бы сказать, мёртвую тишину, если бы не лай собак, периодически нарушающий её.
       - Не нравится мне эта тишина, - сказал Аванес, настороженно прислушиваясь, больше, наверное, к своей интуиции, чем к внешней подозрительной обстановке.
       Товарищи сразу поняли его. Амаяк выключил подфарники машины. А Сергей предложил:
       - Давайте хотя бы заберём кое-что из документов и фотографий.
       Амаяк поддержал его.
       - Да, только надо оперативно, - строговато, словно общаясь с подчинёнными, ответил Аванес.
       Впрочем, когда-то, чуть больше четверти века назад, во время первой войны (вроде давно, а вроде и недавно - любой промежуток времени между войнами всегда кажется коротким), он, демобилизованный сержант советской армии, был их командиром, старшим добровольческого отряда. В наследство от той войны вместе с победой, славой и боевыми медалями всем троим достались ранения и инвалидность различной категории. А эта война, 'продвинутая', совсем не похожая на первую - 'война нового поколения', просто забраковала их - для неё они были негодны...
       Сначала направились к зданию, где проживал Сергей. Пустой, застывший в неком мрачном ожидании двор был завален битым стеклом. Стараясь объехать кучки осколков, Амаяк осторожно подвёл машину к нужному подъезду. Во всём доме не было ни одного целого окна. И хотя в кромешной тьме этого невозможно было заметить, но зато можно было догадаться об этом по давящему странному ощущению звонкой оголённости вокруг. Тишина казалась необычной, звенящей...
       Сергей вошёл в подъезд, словно вдруг ставший чужим, неродным, и включил фонарик мобильного телефона.
       - Не задерживайся, - бросил вслед Аванес.
       Нужно было подняться на пятый этаж, не поранившись о бесчисленные стеклянные осколки на лестничных площадках. В некогда оживлённом подъезде, где постоянно раздавался скрип и стук открывающихся и захлопывающихся дверей, а дети, получив разрешение от родителей спуститься во двор, мчались стремглав с шумом по лестнице, словно кто-то гнался за ними, веяло безжизненным холодом. Влажный осенний ветер дул в пустые окна. На втором и четвёртом этажах двери были распахнуты настежь, а замки на них побиты. Сергей отмёл первую мысль о том, что в квартирах побывали мародёры. Скорее, спасавшиеся от обстрелов люди просто не успели надёжно закрыть двери, да и как их запереть, если ударная волна перебила замки и искорежила двери. А сквозняки из разбитых окон уже потом сделали своё дело...
       Сергей осторожно открыл дверь и вошёл с чувством щемящей боли в холодную квартиру. Он осветил фонариком стены. С них на него глядели родные: дед, пропавший без вести ещё в годы Великой Отечественной войны, отец, всю свою жизнь тщетно ожидавший хотя бы весточки о его судьбе, мать, рано покинувшая эту суровую грешную землю... Странное ощущение охватило Сергея. Казалось, все: и живые, и мёртвые - разом осиротели. Связь времён готова была оборваться, память пребывала в растерянности и недоумении - хаотически, словно тонущая, она пыталась зацепиться за что-то основательное, обнадёживающее...
       Стряхнув со скулы невидимую никому слезу, Сергей снял портреты со стен и положил их на тумбочку в прихожей. Затем он вошёл в детскую комнату, дрожащими руками сгрёб спортивные медали сына - единственного позднего долгожданного ребёнка, достал из шкафа его большой альбом, где хранились любимые фотографии с самого рождения.
       'Неужели больше не вернёмся?' - кольнула предательская мысль.
       Во дворе коротко просигналила машина - товарищи торопили его. Выходя из квартиры, Сергей прихватил и собственное фото студенческой поры - здесь он был с красивой каштановой шевелюрой и полными надежд на будущее широкими светящимися глазами...

       Сигнал об эвакуации жителей поступил неожиданно. Выяснилось, что противнику удалось занять выгодные позиции и над городом нависла реальная угроза прямого артиллерийского обстрела. Во избежание многочисленных жертв было решено эвакуировать всё мирное население.
       Беспокойная колонна автомобилей потянулась вон из города. Автотрасса явно не была рассчитана на столь большое количество машин, поэтому они ползли черепашьим ходом. Внешне это напоминало пробку в мегаполисе, однако общее чувство опасности подтягивало всех, никто явно не выказывал нетерпения и не думал выразить своё недовольство посредством сигнализации, а тем более объехать едущего впереди.
       - Ребята, а что если вернёмся? Наверное, это паника, - сказал Сергей после того как автомобили в очередной раз застыли на месте.
       - В принципе, можно пойти в разведку, - поддержал Аванес с прирождённым хладнокровием.
       На том и порешили. С трудом выбрались из колонны и поехали обратно.
       Ночной, полностью обесточенный город был погружён в тяжёлую, можно было бы сказать, мёртвую тишину, если бы не лай собак, периодически нарушающий её...

       Заперев дверь, Сергей положил ключ в карман, с горечью подумав, что, возможно, он ему никогда уже не понадобится. С тяжёлым камнем на душе он спустился вниз, то и дело невольно вздрагивая от мерзкого скрежета битого стекла под ногами...
       Ключ всё-таки понадобился. Через несколько дней горожане стали возвращаться в свои дома. Лелея после долгой разлуки встречу с супругой и сыном (женщин и детей вывезли в безопасные места ещё в начале войны), Сергей старательно собирал и выносил в больших мешках осколки. При этом он не переставал удивляться обилию последних - паркет во всех комнатах покрывал толстый слой битого стекла, словно мощной волной занесло его ещё и из соседних домов. С заново обретённым чувством полноценного хозяина, Сергей тщательно осматривал все углы квартиры, доставал кусочки даже из-под плинтуса, вытряхивал постельное бельё, где прятались самые мелкие, прозрачные, почти невидимые, но очень колючие осколочки. Сергей успел несколько раз пораниться, однако не обращал на это внимания. Увлечённый работой, он не сразу заметил достаточно большой осколок от разорвавшегося снаряда на косяке двери детской комнаты. Сергей невольно дёрнулся всем телом, вновь перед глазами встала ужасная картина...

       Враг целился в городскую электростанцию, расположенную буквально через дорогу от их дома. Первый удар 'Смерчи' перелетел метров на тридцать и взорвался на проезжей части между магазином хозяйственных товаров и многоквартирным жилым домом. Магазин загорелся и, несмотря на все усилия подоспевших пожарных, сгорел дотла. Тяжёлый серый огонь удалось потушить лишь к утру. Целые сутки пепелище курилось едким ядовитым дымом от сгоревшей краски, клея и различных лаков и химикатов.
       На следующий день последовал второй прицельный удар. На этот раз он оказался точным. Город ахнул, закричал и погрузился в тьму. Ударная волна не оставила ни одного целого окна на ближайших жилых домах. Редкую квартиру обошли осколки от ракетного снаряда...

       На 44-ый день бойню наконец остановили. Война притихла, перестала грохотать и свистеть, выть и рычать, как голодный кровожадный хищник, однако вышедшие из подвалов на свет Божий люди никак не могли привыкнуть к... звенящей тишине. Нет, речь не о звуках ударов града или крупных дождевых капель о стекло. Не было ни дождя, ни града, ни стёкол. Но был звон - странный, какой-то потусторонний, словно из ниоткуда ...
       Окна без стёкол казались жалкими, застывшими в нерешительности слепцами, вдруг оказавшимися без поводыря. А когда дул ветер, повисшие на одной петле створки издавали жалобные стоны. Но потом ветер стихал, и вновь воцарялась эта неестественная тишина. Она не давала людям покоя, от неё звенели нервы и, как птица в клетке, колотилось сердце...
       Даже после того, как весь мусор войны был вывезен далеко за город, людям ещё долго мерещилось тут и там, на полу дома или на улице, битое стекло. Кто-то, мучимый бессонницей, с тревогой вслушивался в тёмную ночь, пытаясь понять, почему и о чём звенит тишина, что она предвещает на утро...
7 весёлая школа
Зинаида Малыгина 2
 1967 год. Работаю в школе учителем немецкого языка. В конце учебного года получила туристическую путёвку в ГДР для совершенствования знаний в стране изучаемого языка. Нужно срочно оформить документы для поездки и представить характеристику с места работы.
 
Ничего не успеваю. В конце года годовые ведомости нужно сдать, дневники заполнить, родительские собрания провести. Бегу к директору с просьбой написать характеристику для поездки. Спешащий на совещание с отчётной ведомостью директор бросает на ходу: «Напишите характеристику сами, а я подпишу».

Как же мне писать про себя, что я хорошая и пригожая? Опять бегом  спешу к подруге-химичке Светке, ведь она выручала меня не один раз. Сообразительная Света взяла у соседа-инженера анкету для составления характеристики на ударника соцсоревнования. Осталось только заполнить анкету по образцу.

Изобретательная Света долго не думала и по образцу «нахимичила». Получилось:

N обладает профессиональными навыками, коммуникабельна, имеет живой ум, рационально подходит к сложным вопросам по воспитанию, обладает свойствами лидера, эффектно использует рабочее время, тактична в отношении к товарищам, аккуратна, имеет спокойный характер, изобретательна в разнообразии методов работы  на уроке.

Коварный учитель по физкультуре Иван Петрович положил на место заполненной анкеты свою, где по тем же пунктам (см. выше) дал ответы. Получилось:

N много треплется по телефону, всегда у неё готова отмазка от работы, сплавляет свою работу  на других, на совещаниях орёт громче всех, часто на работе смотрит на часы, всегда знает, когда нужно заткнуться в споре с товарищами, настоящая зануда, часто спит на работе и всегда найдёт сто причин, чтобы сделать что угодно, только не что, что требуется.

Не глядя, я схватила анкету, заполненную Иваном Петровичем,  и положила её на  директорский стол.

В конце рабочего дня директор просит меня зайти в его кабинет. Говорит, показывая на анкету:
- Я не знал, что вы так самокритичны.
- Юрий Викторович, неужели я себя очень приукрасила?

Директор зачитывает текст Ивана Петровича. Я стою с открытым ртом. Ничего не понимаю:
- Разрешите переписать характеристику.
- Разрешаю (протягивает листок).

 Бегу к Светке разбираться. Мы быстро вычислили виновника розыгрыша и пошли его бить.  Долго бегал от нас Иван Петрович, имея хорошую физическую подготовку. Всё-таки догнали и потребовали возместить моральный ущерб. Обещал пригласить в ресторан.

Обещание Иван Петрович выполнил и перевыполнил: сделал предложение Светке в этот день. А я стала свидетелем на свадьбе и свидетелем их весёлой жизни, полной розыгрышей.

Предлагал Иван Петрович руку и сердце Светлане в моём присутствии. Сразу после этого произошла  какая-то химическая реакция, и жизнь моих героев стала похожа на весёлое  путешествие. Посудите сами.

Света стала называть своего жениха «мой ушан», намекая на его слегка оттопыренные уши, он же ласково называл её «мой босс». В ответ она загрузила его имя в телефон «Босс босса», предполагая, что главным в их семье будет супруг. Так и получилось.

Свадьбу сейчас положено проводить необычно. Аквалангисты нынче объявляют регистрацию в воде, парашютисты – в воздухе, альпинисты – на вершине горы.

 Мои друзья пошли другим путём. На регистрации Иван Петрович был в костюме медведя, Светка выбрала для себя почему-то костюм стрекозы (с намёком). Видно, по аналогии с песней, которую все знают: «Дельфин и русалка, скажу, если честно, не пара». Такая   у Светланы непонятная «химическая» душа.

Начались чудеса уже в первый день свадьбы: невесту «украли» со второго этажа дома в окно неизвестные люди в масках. Так молодожёны избежали ритуала выкупа невесты, считая данный ритуал пережитком прошлого. «Стрекоза» ловко слетела вниз по пожарной лестнице.

Гости пришли на регистрацию в образах   зверей и даже лесных разбойников. Надо ли говорить, что далее торжество продолжалось не в банкетном зале, а на природе в загородном домике с катанием на лодках и хороводами на поляне. Кульминацией праздника было действие, где невеста «утонула» в воде, а жених её спас. Вот такие у меня необыкновенные друзья.

Но пора отправляться в свадебное путешествие. Добавлю, что жених заранее продумал покупку новой машины.  А вот и диалог в стиле моих героев: «Дорогой, нам нужно купить машину, чтобы увидеть свет». Муж быстро парирует: «Тот или этот?» И так во всём. Ведь  не  может Иван Петрович жить без юмора.

 Я подразумевала, что в  свадебном путешествии будет много приключений. Но не до такой же степени, когда мою Светку повезут на эвакуаторе.

А дело было так. В дальней дороге вздремнула Светлана на заднем сидении автомобиля. Иван Петрович  поставил машину на стоянку в  неположенном месте, а сам отлучился ненадолго. Просыпается молодая жена и  смотрит налево – едут они, смотрит направо – водителя нет. Машина едет самостоятельно. Как тут не запаниковать? Догадалась ведь, что её везут на эвакуаторе.

 Хорошо, что  оптимизм у моей подруги неистребим. Все  негативные события в жизни она быстро превращает в позитивные. Использует какие-то тайные катализаторы, никому не известные доселе.

Недавно узнала, что людей, которые умеют отрицательные эмоции превращать в положительные, называют проактивными.
 
То ли ещё будет!
8 Супчик с макарошками
Эгрант
                У бабы-вдовы умер ее единственный двадцатилетний сын,
                первый на селе работник.
                Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы,
                пошла навестить ее в самый день похорон...
                Стоя посреди избы, перед столом, та, не спеша, ровным
                движеньем правой руки (левая висела плетью) черпала
                пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за
                ложкой....
                — Татьяна! — промолвила она. — Помилуй! Я удивляюсь!
                Неужели ты своего сына не любила? Как у тебя не пропал
                аппетит? Как можешь ты есть эти щи!
                — Вася мой помер, — тихо проговорила баба, и
                наболевшие слезы снова побежали по ее впалым щекам. —
                Значит, и мой пришел конец: с живой с меня сняли
                голову. А щам не пропадать же: ведь они посолённые...

                Отрывки из рассказа Ивана Тургенева — Щи



Закончилась отечественная война. Отгремели салюты победы. Люди разыскивали своих родных, тех, кого разметала эта трагедия.

1970 год
Наша семья, по тем меркам, жила неплохо. Отец и мама работали, я учился в техникуме. На троих у нас была комната в коммунальной квартире в старом районе Ленинграда. Моя мама, пыталась разыскать свою старшую сестру, пропавшую во время войны. Однажды мы получили письмо, написанное детским почерком.

Пишет вам Миша!
Мама моя писать не умеет.
Вы разыскиваете вашу сестру Шуру, которая до войны жила в деревне Заледенье, под Псковом. Это про мою маму. Она до войны там жила и сын у неё был Мишка, и муж её до войны помер. И сестра у неё была младшая, Мария, которая ещё до войны перебралась в Ленинград.

Мамку, когда в войну убегала от немцев, и поезд их разбомбили, ранили в голову. Она в больницах долго лежала. А сына её, Мишу, не нашли. Стала мама инвалидом. Раньше ничего не помнила, теперь память возвращается.
После войны мама поженилась с моим папкой, и они переехали в эту деревню. Папа работал в колхозе плотником. Был дом, от колхоза даденый. Потом я народился. Меня, как брата, Мишкой назвали. Папка болел, его в войну сильно ранило. Он пожил недолго. От папки наград военных много осталось. Теперь мы с мамкой вдвоём проживаем.
Мамка, по своей хворости, в колхозе не может работать, а я ещё мал, так нас из того дома выселили. Спасибо, председатель колхоза человек душевный, переселил в барак, рядом с коровьей фермой. Мамка говорит, чтобы вы не беспокоились, нам от вас ничего не нужно. Просто знать, что есть на свете у нас родня. Мамка пенсию инвалидную получает, да иногда на ферме помогает. Ей за это немного молочка дают. А ещё у нас 4 курицы есть. Так что ещё и яйца едим. Да и огородик у нас есть маленький. Я учусь в шестом классе. Живём не хуже остальных. Теперь два раза в месяц привозят хлеб прямо в деревню. Сейчас мастерю санки, чтобы было на чём зимой воду из колодца возить.
Если вы сродственники, приезжайте к нам в любое время. А даже если и нет, всё равно приезжайте. У нас много ягод, грибов, охота хорошая.
А ехать-то вам от Ленинграда на поезде до Плюссы, там автобусом до центральной колхозной усадьбы, дальше пешком километров семь. Я в школу туда каждый день бегаю.
Мишка и мама Шура.
Здорово, если вы наши!

После получения письма, мама моя поверила, это её сестра, Шура.

В то время я увлёкся охотой. Почему бы не воспользоваться приглашением и не познакомиться с родственниками? Как раз выпал первый снег. И решили мы с другом Витькой наладиться туда на охоту. Мама накупила гостинцев.

К деревне подошли засветло. На улице ни души. О том, что здесь есть жизнь, говорило лишь: запах навоза, поднимавшийся столбиком дым из труб деревянных домов, да вялое перелаивание собак. Как же должны быть счастливы люди, живущие в такой красоте.

Мы пошли туда, где слышалось надрывное мычание коров.
С пригорка открылся вид на кирпичное здание фермы. Крыша коровника, припорошённая снегом, во многих местах зияла чёрными дырами. Пар поднимался над кучами навоза, сваленного у стен под разбитыми окнами. Из распахнутых ворот фермы, тёмной широкой лентой, вытекала навозная жижа, превращая путь к коровнику в вонючую кашу. По другую сторону этой вязкой топи, стоял покосившийся дом. В одном его окне, вместо стёкол, была фанера.
По брошенным поверх грязи брёвнам, мы перебрались через навозную "реку" и постучались в дверь барака.
Нам открыла, по виду, совсем пожилая, с растрёпанными седыми волосами, женщина в дырявой шерстяной кофте. Когда мы представились, хозяйка, прикрывая ладонью беззубый рот, воскликнула:" Милые вы мои! Минька, глянь, какие к нам гости!
Из глубины дома вышел очень худенький мальчик в огромных, скукоженных сапожищах, да в куцей, залатанной детской шубейке. Он, заикаясь, произнёс:"Я Мишка, братом вам буду двоюрОдным."

Мы прошли в жилую часть дома. В нос ударил гнилостный запах. Посреди большой комнаты стояла кирпичная плита. Разномастные обои на стенах, во многих местах отклеились и просто висели клочьями. Из мебели: две железные кровати, покрытые лоскутными одеялами, три деревянных табурета, длинная скамья вдоль стены, большой квадратный стол. На покрывавшей его, затертой клеёнке: керосиновая лампа, раскрытая книга и две школьные тетрадки. В углу комнаты, на полу, большая куча тряпья. Мишка пояснил" "Там картошка. Чтобы не помёрзла, покрыта тряпками. Всё равно подмерзает, но есть можно. Просто сладенькая делается.

Мы выложили привезённые гостинцы. С каким восторгом и удивлением разглядывали хозяева эти продукты, стараясь не показать виду, что растроганы. Мишка спрашивал: "А это вкусно?"
Когда я накинул на плечи тёте Шуре пуховый платок от мамы, та, не сдерживаясь, громко запричитала, заливаясь слезами.

Успокоившись, тётя Шура, взмахнув руками, выкрикнула:"Ребятюшки, чем вас поберечь-то. Поди, голодные с дороги? На плите супчик с макарошками. Наливайте сколько хотите. Завтра ещё наварю.
Да тулупы пока не скидывАйте. Зима. К ночи, ради гостей, ещё затоплю плиту. Мы-то привыкшие. А коли в уборную, у нас за домом сарайчик есть. Да в яму-то не ввалитесь. У нас всё по-простому. Да ступайте по жёрдочкам. Да дверь-то в сарайчик осторожно, не вдруг открывайте. Прежде сильно постучите. У нас там курицы живут. В морозы мы их в дом берём. Только серут, заразы, много. А темноте вы туда не ходите, делайте свои дела с крыльца. Лес тёмный кругом. Волки в эту пору к коровнику не ходят. Их к концу зимы ожидать. В запрошлом годе они несколько собак сожрали. Теперь только три мелких осталось на всю деревню. А больших-то и не прокормить.

Витька, возьми, да спроси:
- А чего бы вам не перебраться в какой-нибудь город? Да хоть в Плюсу.
- Ой, мил человек,- ответила Шура, глубоко вздохнув - да кто же нас там ждёт? У нас и паспортов нет. У Мишки по-малости. В колхозе-то вместо паспорта, чтобы народ не разбегался, справку давали. А у меня тапереча и такой нет, поскольку из колхоза выгнали по моей болезни. Есть только старая справка на руках. Ужо пождём, когда Михаил паспорт получит, так пусть он и едет. А ехать-то нам и не на что, пенсию по потере кормильца Хрущёв, как отнял, так её и нету. А по инвалидности я совсем мало получаю. Да каждый год в Плюссу к доктору не наездишься, чтобы они подтвердили, что я хворая. Поездка в пол пенсии встаёт.
Да вы поешьте пока светло. Свет у нас в 7 часов выключают, а при керосиновой лампе вам непривычно. А про ночлег не беспокойтесь. Мишка со мной ляжем, вам вторая кровать. Да, зачёрпывай супчик. Не стесняйся. Племяш ты мой, получается."

Я открыл крышку покрытой сажей кастрюли, зачерпнул поварёшкой суп и налил в алюминиевую тарелку. Это была просто мутная вода. Решив, что гущина снизу, зачерпнул со дна кастрюли. Поварёшка поддела лишь несколько макаронин и большую голую чёрную кость.

Мишка произнёс:
- Мама, выброси эту кость, почитай раз десять на ней варила. Свари гостям суп из консервов, что они привезли.
- Ой, милОй, пробросаешься так!
Как можно суп выплеснуть вон?!
Там и макарошек положено. А на косточке этой, ещё три супчика сварим. А консервы мы припрячем на трудные денёчки.

P.S.

На утро мы с Витькой твёрдо решили, что не можем оставаться здесь дольше. Невозможно было сесть за стол и есть привезённые продукты, зная, что мы сейчас съедим столько, сколько этим людям хватит, чтобы просто выжить. Трудно было смотреть на эту убитую деревенскую жизнь.
Мы, сославшись на внезапное нездоровье Виктора, попрощались с тётей Шурой и Мишкой, не завтракая, наладились в обратный путь.

А после были письма, посылки. Мы слали в деревню еду, одежду, деньги. От Шуры приходили посылки с клюквой, брусникой, а в ягоды были положены свежие куриные яйца.

Года через два, после моей первой поездки в деревню, мы получили ещё письмо от них.

Здравствуйте родные!

Тётя Маруся, нам пришло письмо из больницы города Орла с фотографией мужчины в рубашке до пола. Пишут, что, возможно, это мамин первый сын, Миша. Он постоянно живёт в сумасшедшем доме.
Тётя Маруся, должен ли я показать это письмо маме?
Я боюсь, что она захочет взять его домой. Она же не сладит с ним. Когда у мамы голова начинает сильно болеть, то она никакая. Тогда дом на мне. С больным Мишей, нам просто смерть. Присоветуйте, как мне поступить. Отпишите, пожалуйста, взрослым почерком, что они ошиблись.
Спасибо вам дорогие за заботу.
Жду письма от вас, а до того мамке ничего не скажу.

Привет от мамы. Ваш родственник Миша.
9 Друг
Ирина Вебер 2
 

Поистине нет в жизни ничего лучше, чем помощь друга.
                Иоанн Дамаскин

 Случай в  этом рассказе, действительно, имел место с моим отцом Вебером Виктором Федоровичем.


Виктора и Германа познакомила музыка.
Дело было в магазине, в отделе музыкальных инструментов. Наконец-то сбылась долгожданная мечта Виктора - иметь у себя дома пианино. Теперь осталось дело за малым - выбрать и купить. "Лира", "Волна", "Ростов Дон", "Кама", "Ленинград", "Заря" и еще много других - сколько много названий для одного инструмента - фортепиано.
Как же выбрать, какой лучше?
Виктор поиграл на одном инструменте, потом на другом. Когда он заиграл на третьем под названием "Красный Октябрь", то к пианино подошел молодой человек и, дослушав игру Виктора до конца, сказал:
- Вы хорошо играете. Технично. Вы пианист?
- Нет, я просто любитель. Вот хочу купить себе пианино и выбираю, какое лучше.
- Тогда я Вам рекомендую "Красный Октябрь". Это лучшее пианино на сегодняшний день по звучанию. В нем сохранена основа инструментов фабрики "Беккер", которая была в Ленинграде до революции. Поэтому "Красный октябрь" имеет полноту, яркость и сочность звука. Этот инструмент очень долго держит строй и его не надо часто настраивать. Дома у меня стоит "Красный Октябрь".  Меня зовут Герман. 
- А меня Виктор. Соглашусь в Вами, Герман, мне тоже понравился "Красный Октябрь". Значит решено.  Покупаем его .
 
Герман помог Виктору привезти  пианино домой.
Нового знакомого молодая пара пригласила к себе в дом на обед. Пока Ольга - жена Виктора хлопотала на кухне, мужчины  разговорились и познакомились поближе. Герман был на 5 лет моложе Виктора, не женат. Учился на 3 курсе медицинского института.
- Я закончил музыкальную школу и хотел поступать в консерваторию. Но у меня погиб товарищ в армии  и тогда я решил, что в армию не пойду, поэтому поступил в медицинский. Теперь буду хирургом. Однако очень люблю играть на фортепиано. 
После обеда Герман сел за пианино и заиграл. Это была игра настоящего пианиста. Он играл сложнейшие классические  произведения известных композиторов свободно и легко. Виктор был в восхищении от его игры.
- Герман, ты же уникальный пианист! Тебе надо выступать.
- Я бы тоже этого хотел, но теперь я врач. А мечтаю купить себе белый рояль "Стейнвей".

Вот так началась настоящая мужская дружба между Виктором и Германом.

Позже Виктор познакомился с домочадцами Германа. Это прежде всего мама Геры - Фаина Германовна. 
- Я Герочку назвала в честь своего папы, который был прекраснейшим  музыкантом. Ах, Виктор, Вы с Герочкой такие замечательные  пианисты, но судьба посмеялась над вами. Вам не суждено играть на публику.  Это неправильно. Я так переживаю за Герочку. У него все задатки великого артиста, а он будет резать и зашивать, резать и зашивать. И так всю жизнь. Как же это несправедливо!   
 
Еще у Геры была собака. Большая восточноевропейская овчарка по клички Гром. Молодой, добрый и очень умный пес. Он знал много команд и выполнял их с первого слова. Понапрасну не лаял и любил лежать у ног хозяина, когда тот сидел в кресле и читал газеты. Гром быстро подружился с Виктором и при встрече, в знак расположения  подавал ему свою правую лапу. За это пес получал всегда от гостя сладости.


Дружба между Виктором и Германом крепла.
 
Где-то года через два Герман заметил, что у Виктора появился частый, надсадный, сухой кашель.
- Витя, у тебя что-то не хороший кашель. Покажись врачу. 
- Гера, не переживай. Это я немного простыл. Скоро пройдет.

Но "простуда" не проходила. Виктор стал постоянно температурить, потеть, пропал аппетит, он похудел и сильно ослаб. Жена забила тревогу и Виктор попал в больницу. Там ему поставили неутешительный диагноз - бронхоаденит - туберкулез внутригрудных лимфатических узлов.
Началось лечение, но болезнь прогрессировала. Температура не спадала и не опускалась ниже 38 градусов. Кашель стал постоянным. Виктор так ослаб, что уже не вставал с больничной койки. Жена часто выходила в коридор больницы и там плакала, чтобы Виктор не видел ее слез и не расстраивался.  Герман ее успокаивал.
- Оля, Витя поправится, Вот увидишь. 
 
Когда в палату пришел лечащий врач, Герман был у Виктора.
- У Вас, молодой человек серьезная болезнь и если ее запустить, то уже не вылечить. Ваш организм плохо борется с болезнью. Лекарство - это хорошо, но помимо лекарств советую Вам дополнительное и очень действенное средство, которое может Вас вылечить.
- А что это за дополнительное и очень действенное средство?
- Это собачий жир.
- Да где ж его взять?
- Я Вам порекомендовал, а где взять не знаю. Но и бездомных собак не советую. Они очень худые и в них совсем нет жира, а самое главное - Вам не нужны лишние инфекции, которые могут быть смертельные. Но жир найдите обязательно. Без него Вам не подняться. 
 
Врач ушел. Следом заспешил и Герман, сказав, что ему надо в институт.
 
Герман не пошел в институт, он стал заниматься поисками собачьего жира. В послевоенное время, да в Сибирской глуши хозяйские собаки очень ценились. Какой охотник продаст свою собаку, которая незаменима на охоте? Это первейший друг и помощник. Поэтому ничего удивительного не было, что все усилия Германа найти такой жир, было безрезультатно. А он так хотел помочь другу выздороветь, а может быть даже и спасти. Как же быть? Где можно найти этот жир, от которого зависела жизнь друга?   

Через несколько дней Герман пришел к Виктору в палату и достал из портфеля литровую банку. В банке было что - то белое.
- Вот тебе, Витя, собачий жир. Он хороший и качественный. Принимай его и выздоравливай.
- Гера, где же ты смог достать его?
- Не спрашивай. Все равно не скажу. Ты главное выздоравливай.

Виктор хотел жить. Лечение врачей, поддержка жены, близкого друга и прием собачьего жира дали свои плоды. Он начал поправляться. Очень медленно, не значительно, но болезнь стала отступать. Через полгода Виктор уже не температурил. Кашель постепенно стал проходить. Еще месяца через 4 Виктор пошел в гости к Герману.
 
- Гера, где Гром? Почему он меня не встречает? Я соскучился по этой доброй псине и принес ему сладенького.
- Ой, Виктор, пока Вас не было, у нас случилась неприятность. Пропал Гром. Гера его искал, но так и не нашел. Жалко. Такой замечательный был пес - запричитала Фаина Германовна.

Виктор застыл и онемел от услышанного.
Он все понял.
Пораженный такой новостью он вышел на крыльцо дома, сел на ступеньки и... заплакал.
Через несколько минут к нему подошел Герман и присел рядом.

Сидели молча.
 
Наконец Виктор заговорил.
- Плачу и не стесняюсь своих слез. Я потрясен твоим поступком, Гера. Спасибо тебе! Но я плачу еще и по Грому. Он и ты спасли мне жизнь.
- Я хотел , чтобы ты жил, Витя. Давай помянем Грома. Выпьем хорошего горячего чая.

Когда Герман закончил институт, то его направили работать в Москву. Там и женился.
Потом он с женой уехал работать в Африку.

В одном из писем к Виктору он писал:
"Я осуществил свою давнюю мечту. Купил себе белый "Стейнвей".
Утром я оперирую жителей африканского городка. А вечером играю для них на белом рояле". 
10 Вот такая история
Ирина Вебер 2
   

В январе 1968 года нелегальный  переход границы ГДР был официально объявлен уголовным преступлением. Но это не останавливало желающих перебраться жить в Западную Германию. Сотни тысяч жителей ГДР попадали в тюрьму за то, что пытались бежать из страны.
Очень много известно историй о побегах из ГДР в ФРГ через Берлинскую стену, а вот о побегах восточных немцев, пытавшихся бежать морским путем в Данию и ФРГ мало кто знает. Не каждый  человек решится  на  такой опасный шаг - преодолеть 40 км холодного Балтийского моря вплавь и оказаться либо на датской земле, либо на береговой линии ФРГ. Удалось это не более, чем тысяче смельчаков. А сколько погибло в море и кто погиб об этом до сих пор неизвестно. Ведь большинство побегов готовилось в тайне. Даже если кто-то из родственников знал, он вынужден был молчать, иначе его посадят за соучастие.
   
Прапорщик Алексей подписал контракт на службу в ГСВГ(группа советских войск в Германии)сроком на 5 лет и в 1975 году с женой Светланой  и 3-х летней дочкой выехал на место службы на север Германии. Жили они в воинской части, недалеко от маленького городка на берегу Балтийского моря в одноэтажном доме барачного типа: длинный коридор, кухня, туалет, душ были общие для 8 квартир. Алексей служил на  станции по связи, а Светлана работала в секретном отделе делопроизводителем.
Через год семейная пара получила  отпуск  и они  приехали  в Россию. В один из отпускных дней к Свете пришла ее младшая сестра Ольга.
- Оля, вот уже несколько месяцев  я не нахожу себе места. Сердце стало болеть. Хочу рассказать тебе одну историю, но ты не должна никому ее рассказывать, иначе пострадает вся наша семья. Обещаешь?
- Хорошо, обещаю. Тогда зачем ты хочешь ее рассказать? Лучше молчи и не говори, даже мне.
- Ты моя родная сестра и самый близкий человек, поэтому я тебе доверяю. Мне надо выговориться, чтобы на душе стало легче.
- Тогда говори.
- Это было весной, всего 4 месяца назад. Алексей был на дежурстве. Дочка уже спала, а я  что-то захотела есть, поэтому вышла на общую кухню, чтобы приготовить себе чай с бутербродом. Пока я готовила себе перекусить, мне показалось, что где-то скрипнула дверь. Но в коридоре было все спокойно. Внезапно входная дверь дома распахнулась и на кухню зашли запыхавшиеся  трое военных. Они спросили, не забегал ли только что к нам в дом солдат. Я никого не видела, поэтому ответила, что не видела никаких солдат. В доме все уже спали и  военные ушли не потревожив соседей, предупредив меня,
что если вдруг я замечу что-то подозрительное, то должна сообщить куда следует. Взяв чай с бутербродом, я вернулась к себе. Села за стол и когда открыла рот, чтобы откусить бутерброд, увидела за шифоньером стоящего человека. Это был солдат. Я застыла, как вкопанная с открытым ртом и с
изумлением смотрела на него испуганными глазами. Сердце забилось сильнее и мне стало так страшно, что сухость появилась в горле и не было сил что-либо сказать или сделать. Солдат тоже смотрел на меня большими, безумными глазами. Его всего трясло. В тишине  я слышала его учащенное дыхание и хрипы издаваемые им. Тут я вспомнила о дочери и повернула голову в сторону детской кроватки. Увидев мое движение, солдат опустился передо мной на колени и сложил в мольбе руки. Эта его поза меня успокоила: "Значит у него нет злых намерений", подумала я и стала приходить в себя. Теперь я внимательно
разглядела солдата - это был молоденький пацан, чем-то напоминающий нашего младшего брата. И мне стало жаль этого мальчишку. Я подала ему свой чай, который он с жадностью выпил  и шепотом спросила: "Что случилось, почему тебя ищут?" - "Я самовольно покинул часть на несколько часов, а когда возвращался, наткнулся на патруль. Я испугался и побежал от него. Патруль погнался  за мной, а я спрятался у вас".- " А зачем ты уходил из части?".- "К девушке." - "Ты ведь уже находился на территории части, поэтому надо было сдаться патрулю и что-то соврать, что вышел на улицу подышать, потому что стало плохо или что-то в этом роде, а теперь я и не знаю, что будет с тобой. Дело приняло другой оборот. Эх, ты, молодой и глупый. И что прикажешь делать? Ведь теперь и мы можем пострадать из-за тебя".- " Умоляю Вас, не выдавайте меня".
- И что ты сделала?
- Я сказала, что дождемся моего мужа и он решит, как лучше поступить. Потом накормила его и постелила в маленькой комнатке, которая была нашей спальней, а сама легла на диван в зале. Конечно, всю ночь не спала. Утром, когда пришел Алексей, он сразу же с порога  рассказал о ЧП в части - сбежал солдат. 
- Могу представить, как ты его огорошила своей новостью, что беглец у вас.
- Не то слово. Он был в шоке и долго не мог ничего сказать. Потом встал, закрыл входную дверь на ключ, чтобы никто случайно не вошел и позвал солдата: "Да, натворил ты дел и теперь тебе грозит трибунал" - "Я понял, поэтому прошу Вас, вывезите меня из части. Дальше я уже сам буду решать свои проблемы." -"У тебя в городке кто-то есть из близких, кто может тебе помочь?"-"Да, любимая девушка" - "А о ней кто-нибудь знает из солдат?"-"Нет".   "Хорошо, тогда через 2 часа я тебя вывезу. Мы с женой поедем в городок, пройтись по магазинам и я тебя высажу у дома твоей девушки. Я, конечно, рискую и очень, но у меня безупречная репутация и, надеюсь, все обойдется. Тебя ведь звать Максим Миронов? Я знаю твое дело. Ты из того же города родом, откуда и я. Надеюсь, что чтобы с тобой не случилось ты будешь молчать?"- "Товарищ прапорщик!" На КПП наш Уазик всегда пропускали без досмотра и на этот раз все обошлось, но я так нервничала, что с меня катился пот градом, даже тогда, когда мы возвращались в часть уже без солдата. Прошло 4 месяца и вроде все как прежде у нас, а я места себе не нахожу и волнуюсь постоянно.
- Света, 4 месяца - это уже срок. Если  солдата нашли, то об этом давно стало бы известно. Значит не нашли. История не приятная и не хорошая. Теперь забудь. Но мне жалко солдата. Интересно, что с ним сейчас стало.
 
Прошло 27 лет.

За это время произошло очень крупное и важное событие в ГДР. 3 октября 1990 года Германская Демократическая Республика и Западный Берлин прекратили свое существование в качестве субъектов международного права и вошли в состав Федеративной Республики Германия в соответствии с конституцией ФРГ. Таким образом официально состоялось восстановление единства Германии.

В 2003 году  Ольга с родителями переехала на постоянное место жительства в Германию. Сестра Светлана с мужем Алексеем остались жить в России. По странному стечению обстоятельств Ольгу и ее родителей поселили в том городке на берегу Балтийского моря, рядом с которым когда-то стояла воинская часть, где служил Алексей.
С новыми друзьями Ольга ходила часто в "Красный крест", где можно было купить за копейки много новых товаров для дома. И во сколько бы они утром не приходили туда, всегда самой первой была красивая, стройная немка лет 45 с большой сумкой на колесиках. За эту сумку, которую она везде возила за собой,
женщину прозвали "Дама с собачкой".
По началу Ольга и эта женщина только здоровались между собой, потом, со временем, перекидывались общими  фразами. А позже начали уже общаться по настоящему, как подруги.
Однажды Ольга и  Зиглинда( так звали женщину) сидели на скамейке и беседовали и тут Зиглинда  окликнула  девушку, называя ее Светланой.
- Познакомься, Ольга, это моя дочь Светлана. 
Улыбнувшись и поздоровавшись с Ольгой, Светлана извинилась, что не может остаться побеседовать, так как надо идти забирать ребенка  из детского сада.
- Какая красивая у тебя дочь. А имя у нее русское.
Зиглинда внимательно посмотрела на Ольгу и вдруг заговорила на довольно хорошем  русском языке.
- У меня много в жизни связано с Россией и русским языком. Отец Светланы был русским и это он назвал дочь таким именем. В честь женщины, которая его спасла.
- Спасла? Расскажи, как это случилось?
- Это было так давно, что уже и не верится, что это было. Много лет я молчала, но теперь уже не те времена и можно об этом рассказать. Мне было 18 лет, когда я познакомилась в русской  воинской части, которая здесь стояла рядом с нашим городком с парнем по имени Максим. Ведь ГДР и СССР дружили очень крепко. По всей стране тогда  стояли  воинские части с советскими войсками. В школах преподавали русский язык, который я хорошо выучила. Часто проводились совместные встречи, концерты и вечера. Вот на одном вечере мы встретились и понравились друг другу. А чуть позже и полюбили. Как то раз утром, Максим  пришел к нам в дом взволнованный  и сказал, что убежал из части, и теперь ему надо скрываться от своих. Рассказал, как его чуть не поймал патруль, но он забежал в один дом и спрятался. Хорошая семья его не выдала и вывезла из части.
После этих слов Ольга так сильно разволновалась, что у нее перехватило дыхание и она с трудом спросила:
- Женщину звали Светлана, а ее мужа Алексей?
- Да. Откуда ты знаешь? 
- Это моя родная сестра и ее муж. Когда они приехали в отпуск, то Света рассказала мне, что случилось и как ее  муж и она вывезли Максима из части, и подвезли к твоему дому.
Зиглинда посмотрела на Ольгу  такими глазами, как-будто увидела привидение. Она достала носовой платок, прижала его к губам и долго молчала. Что вспомнила Зиглинда в эту минуту? О чем задумалась и что всколыхнула из глубин прошлого ее память?
Ольга  взяла руку женщины в свои и так они сидели молча какое-то время.
Наконец Зиглинда заговорила:    
- Боже мой, разве бывают такие совпадения? Нет, это не случайно мы встретились! Вот какая удивительная связь между нами существовала!
- Мне всегда хотелось узнать, что было потом с Максимом. Вы до сих пор вместе?
Лицо Зиглинды раскраснелось еще больше, глаза стали печальными и в них  появились слезы.
- Мой отце отвез Максима к своему брату, который жил уединенно на берегу моря. Максим сносно знал немецкий. Он изучал его еще до армии и поэтому  мог общаться с моим  дядей. Дядя был недоволен политикой ГДР и всегда  мечтал перебраться в ФРГ, но все как-то не получалось. О своем желании он часто говорил Максиму и настроил его на побег. Макс и сам много об этом думал. Он хотел свободно жить и работать, а не прятаться и бояться всю оставшуюся жизнь. И вот тут дядя ему рассказал, что можно попасть в ФРГ или в Данию по морю. Вплавь. 40 км - это много, но они преодолимы.  Надо только хорошо и правильно подготовиться. Так как дядя в прошлом был  спортсмен по плаванию, он стал готовить Максима к этому побегу. Каждый день они по много часов проводили в море.  На тренировки ушло 2 года. Я к этому времени родила дочку и Макс попросил назвать ее Светланой. Имя мне понравилось.
Какие счастливые были эти 2 года, но они так быстро пролетели. Я плакала и не хотела расставаться. Макс меня успокаивал и говорил, что все будет хорошо. Я должна ждать от него весточку. Ночью дядя на лодке отвез Макса  подальше от берега и больше своего любимого я не видела. Сколько лет прошло, а вестей от Макса   так и не пришло. Значит не доплыл.
Ольга не могла сдержать слез от услышанного. Зиглинда тоже плакала. Их слезы были в память о короткой, но настоящей любви, о Максиме, который наверняка утонул, о том, что жизнь не всегда получается такой, о какой думалось и мечталось.   
         
В северо-западном углу кладбища на окраине Копенгагена есть таинственный участок. Ходят слухи, что на нем похоронены граждане ГДР, тела которых были выброшены на побережье Дании  в конце 1970-х годов. Может быть там похоронен и Максим?
11 Всирамно де Бержерак, или Наш бронепоезд...
Алекс Штерн
Выпала мне тут намедни оказия к театру приобщиться.  Я-то сам вообще человек культурный и искусство там всякое люблю. Ну как люблю? В цирк там ходил когда-то. В зоопарке несколько раз бывал. Кино… Кино завсегда и везде. Будь то по телевизору или в парке где. Когда летом показывают, я там как тут. В первых рядах, так сказать. Еще покойный Владимир Ильич, царствие ему небесное и земля пухом… Никак не захоронят горемыку окаянного, так и мается без угла своего. Раньше еще народ на его мучения поглазеть ходил. Всё покоя не было… Но я не про то сейчас. Еще он говорил, что из всех искусств для нас самое важное это электрификация. Будет свет, будет вам и кино с театрами, и цирк с зоопарками.

Так вот, сижу я как-то дома, а в дверь стучат. Ну, я и думаю: кого это нелегкая на ночь глядя принесла? Прильнул к глазку, а там Люська. Соседка моя из пятнадцатой квартиры, не к ночи будет помянута. Стоит, значит, Люська и в глазок пялится с той стороны. Я ж ей через дверь и говорю - типа, Люсь те чё надо-то? Чё по ночам по подъезду ерзаешь. А она мне говорит: Семеныч, открой, дело есть. А я ж и думаю: какое это у нее дело ко мне на ночь глядя обнаружилось? Уж не задумала ли баба чего непутевого? Но делать нечего. Открыл я ей. Самому-то ведь тоже интересно, как оно там и к чему. А Люська только зашла в квартиру, шасть на кухню и на табуретке уселась. Я ей так культурно намекаю: Люсь, ты ничего не перепутала? Возраст-то, он на всех по-разному действует. А она мне - типа, Семеныч, не дребезжи. Ты мне дверь к косяку на прошлой неделе приторочил? Я говорю - да, было такое дело… А сам вспоминаю - достала она меня тогда, как та изжога: зайди да зайди. - Что, плохо приторочил, чтоли? - спрашиваю. - Да нет, - засуетилась Люська. - Приторочил так, что я ее теперь с трудом открыть могу. На совесть приторочил-то, от души. Так вот за такую твою работу я решила тебя отблагодарить.
У меня сразу как от сердца отлегло. Заулыбался я и говорю: Люся, родная моя, с этого же нужно было начинать. А она мне и говорит: но не бутылкой! Я тут сразу забеспокоился, думаю - постой, постой. А чем ты собралась меня благодарить? В нашем с тобой возрасте у нас опций-то осталось не так и много. Можно сказать, раз и всё. Больше других вариантов нету. А Люська как будто мозг мой отсканировала. От же ж, баба… Говорит, я тебе бутылку не принесла потому, что ты после нее в запой уйдешь и на пару недель ищи-свищи тебя. Это когда ты потом из своей нирваны выберешься?
Ну, тут что правда, то правда. Я-то так не пью… Почти. Держусь, пока силы есть. Но иногда бывает, в такое пике сорвусь, что потом самому из него выйти уже не всегда получается. Форсаж заканчивается, а с пустыми баками как там выберешься? Люська-то пару раз скорую и вызывала. Говорит: хороший ты мужик, Семеныч, тока, говорит, пить не умеешь. Это она мне такое заявляет. Ты понимаешь? Но с бабой-то особо не поспоришь…

Ну я тогда так аккуратненько и интересуюсь: другими словами, Люся, чем же ты, дорогая моя, меня сегодня отблагодарить собралась? Аж самому интересно стало. Может, я в этой жизни еще чего не знаю? А она мне и заявляет: я, говорит, тебя в театр приглашаю.
Вот же думаю, подлюка такая. Я тебе сейчас за такие слова пойду ту дверь от косяка оторву, и пусть болтается как до этого было. Зараза, бутылку зажала. Она ж в том театре уборщицей работает. Ей же это мое приглашение вообще ничего не стоит.
А она мне и говорит: Семеныч, ты тут особо не кипятись и глазами не вращай. Не таких видали. Ты мне в ближайшее время в работоспособном состоянии нужен. Тут уж я не выдержал. Что, опять дверь оторвала? Да что ты там с ней делаешь? Чё тебе спокойно не живется-то? Давай я ее вообще сниму на хрен.
После моих последних слов Люська сделала какую-то загадочную паузу и сказала, что она подумает насчет двери и куда именно ее снять. Но она, типа, планировала использовать меня в другом плане.
Я как услышал про ее планы на меня в других планах, да еще вкупе с этой ее джокондовской улыбочкой, мне как серпом по… по сердцу рубануло. От же ж, думаю, короста липучая, принесла тебя нелегкая на мою голову. А вслух сказал: типа, спасибо, Люся. Обязательно приду, ты только заранее скажи, когда надо. Люська по коленкам себя хлопнула и говорит: “Ну вот и хорошо. Я даже и не сомневалась. Ты ж у нас мужик культурный”. Сказала и пошла на выход. А я так и остался стоять без бутылки и в расхристанных чувствах.    

Как только дверь хлопнула, ко мне мое прежнее самообладание воротилось. Пораскинул умишком-то. Тут вариантов - раз, два, и больше нету. Или все полки у нее обвалились, а там работы на пару дней как минимум. Еще если со своими разговорами привяжется, то вообще на неделю затянуться может. Или у нее на уме… Эх, Люся, ты Люся… Мой поезд уже ушел. Да, по правде сказать, он в последнее время-то не особо и ходил. Вернее, ходил, но не по расписанию. Стоял на запасном пути. Как тот бронепоезд. Большой, мощный, но вот раскочегаривать его было проблема. Зато если терпения хватало, то потом до самой зари неслись в светлое будущее, шо броненосец «Потемкин». Ни тебе перекуров, ни перерывов на обед. Молотил так, что иногда заклепки не выдерживали. По целине на полном ходу. Жарил, как говорится, по просторам великой и необъятной. Эх Люся, ты моя Люся… Гляди, откроешь ты коробку Пандоры на свою голову.

На следующий день, значит, стал я собираться до театра. Достал рубашку свою лучшую. Бывшая как-то на юбилей раскошелилась. Сколько ж мне тогда было-то?.. Ну, молодой еще был. Бронепоезд стоял под парами, только наливать успевай. Хотел шляпу найти. В театр-то как без шляпы? Была ведь, судорога такая, где-то, точно помню. Всю квартиру перевернул. Даже под ванной смотрел. Хрен там, нету шляпы. Зато кепка нашлась. Лет двадцать ее не видел, а тут бац, и на тебе. Ну, раз так, значит, так тому и быть. Пойду в кепке. А чё, сейчас так вполне можно. Вон молодежь в подстреленных штанах и без носков ходит, и никто им на вид ничего не ставит. Бабочку нашел. Немножко не в тон сорочке, но, думаю, в театре темно, кто там будет цвета сличать? К рубашке бабочку приторочил, кепку надел и к зеркалу подошел. В отражение посмотрел и ахнул. Ну ведь красавец! Жених, хоть сейчас под венец. Уверенно-твердый взгляд. Морщины как шрамы, про каждую можно такую историю завернуть - Люська просто упадет. Умыться только надо. Освежить, так сказать, весь ансамбль в целом. А там, я вам без ложной скромности скажу, еще есть на что посмотреть. Бриться не стал, чтобы брутальность во внешнем виде не портить. Кроссовки надел, и вперед. Кроссовки, это моя фишка такая. Изюминка в образе. Вроде и культурно одет, но с каким-то таким небрежным изъяном. Таким слегка заметным.

К театру стал подходить, там клумба по дороге попалась. Посмотрел на нее, а цветы уже скоро совсем кирдык настигнет. Думаю, пока красота не ушла, надо брать и пользоваться. Да и как к даме без цветов-то заявишься? Ну, понадергал я там букетик небольшой такой, чтоб только в двух руках поместился, и пошел. Весь красивый с ног до головы. Умытый и с цветами. Сразу видно, к бабе идет. Сияет, как чекушка на витрине. Неотразим!!!   

Зашел через заднюю дверь. Это Люська так научила. Только пару шагов сделал, слышу, кто-то орет, типа, куда по мокрому прешь. Я голос узнал, и сразу боевой разворот и захожу со стороны солнца. Опыт-то не пропьешь, рефлексы еще помнят, что оно к чему.
Люська как букет увидела, так у нее дар речи пропал. Я же клумбу по-быстрому обносил, чтобы менты не замели. Откуда у меня там время было землю с корней оббивать? Думаю, на месте разберемся, если что. Тут действительно промашка получилась, но я же все равно от души все делал. За эту вот промашку я почти тряпкой по лицу и получил. Хорошо, из-за букета вовремя вынырнул, а то б мой театр сплошным конфузом закончился.
Люська, как меня увидела, так извиняться стала. Говорит, Семеныч, дорогой, а я тебя и не рассмотрела сначала. Думала, это наш сторож саженцы свои на хранение припер. А я так галантно говорю - Людмила, это не саженцы, это букет, и он, как вы понимаете, для вас. От же ж, баба-то, уже десяток такой, что и смысла считать их нет, а сразу раскраснелась, засмущалась, как девочка. Ой, говорит, мне цветы с таким красивыми корнями еще никто и никогда не дарил. А я-то уже в раж вошел и так с намеком и слегка нараспев - то ли еще будет, Людмииллаа. А потом уже немного потверже - куда тут проследовать надо, чтобы в зал попасть? Люська как заорет мне в самое ухо: “Маня, прими тут еще одного театрала!” А потом по-заговорщицки, тихо, с какой-то загадочной полуулыбочкой: “Семеныч, после премьеры - ко мне…” 

Видели бы вы ту Маню. Люся, она в целом не маленькая женщина, но по сравнению с Маней Люся просто Дюймовочка. Я даже не сразу понял, что глыба у входа в зал это и была Маня. Она сначала смерила меня взглядом. Потом визуально приложила где-то на себе. Я даже точно не понял, к какой части тела. И сказала проходить. Еще сказала, чтобы я садился только на свободные места.
Я, как та мышь, прошмыгнул мимо Мега-Мани. Пока глаза к темноте привыкали, подумал - сейчас назло Мане на коленки кому-нибудь пристроюсь. Еще ж вроде не старая, твою мать, баба, а мозги уже совсем израсходовала.
Как только глаза перестроились - смотрю, а там весь зал пустой. То тут, то там группки небольшие сидят. По прическам и одежке понял, что такие же пенсионеры, как и я. Мне потом только рассказали, что сегодня не премьера, а пред-премьера была. На нас реакцию зала экспериментировали. Но я как только сел, так сразу и ушел с головой в театр. Мне уже не до ихних экспериментов было.   

А дело было вот в чем. Там мужик был с каким-то длинным, не подумайте ничего плохого, носом. Нет, это не Пиноккио и не его советский родственник, разлученный с ним еще в детстве. Это, как бы сказать так помягше… Ну, словом, влюбчивый такой малый. Как я уже сказал, у этого малого нос был совсем не малый, и он от этого горько страдал с самого детства. А тут ведь как бывает? Если в детстве вас что-то беспокоит, то это беспокойство растет вместе с вами до тех пор, пока вас вообще ничего беспокоить не будет. А этого можно добиться только двумя способами -  при помощи психотерапевтов или при помощи алкоголя. Первое помогает избавиться от лишних денег. Тогда возникает другое, более сильное беспокойство - где взять еще денег на новых терапевтов? Второе средство - просто забить на все. И в первом, и во втором случае есть побочные эффекты, но на них мало кто обращает внимание, когда цель оправдывает средства.

В детстве наш Бержерак дружил с одной начинающей балериной. И все бы было ничего, но они как-то вдруг неожиданно выросли, и просто дружить стало уже невмоготу. Тут надо было или груздем называться и в кузов лезть, или я даже и не знаю как сказать. Гормоны-то прут. Молодость, оно ведь такое дело - здоровье есть, а мозг еще на стадии формирования. Прима тоже без руля. Уже первый успех пришел, а Всирамно ни ухом ни рылом. Вокруг появляются всякие симпатичные типы, на фоне которых наш Деширак смотрится как-то, скажем, слабенько. Нам-то с вами невооруженным глазом бросается в глаза, что он парень на самом-то деле хороший. Добрый, отзывчивый, местами даже крутой, но как дело до баб доходит, бздит. И ничего ты с этим не поделаешь. А балерина, надо понимать, тоже человек. У нее романтИк в голове каждые полчаса приключается, а выгодного кандидата все нет.

У Бержерака, как всегда, дружок был - Кристиан. Так этот Кристиан стал неоднозначно подкатывать к балерине. Перья растопырил и прет как танк. Всирамно ему говорит: типа, ты это... Мы ж как бы друзья с тобой. Ты обороты-то скинь, а то поплавишь... А тот ни в какую. Но говорить и делать - это разные вещи, и Деширак опять сдулся. Хотя выяснилось, что и Кристиан толком не знает, что с балериной делать. Пошел к ней на свидание и какую-то пошлятину ей задвинул. Она в обморок, Бержерак за голову. Пока балерине глаза завязали, Всирамно подержал ее где надо, пошептал всяких заклинаний на ухо и выправил-таки ситуацию. Сейчас бы за такие махинации и Деширак, и его дружок по пол-пожизненного могли схлопотать, а тогда всё здорово прокатило. Она даже не просекла, что вокруг нее двое терлись.

А тут еще какой-то генерал стал медальками над примой бренчать. Наш Буратино разумно рассудил, что один соперник лучше, чем два, и помог своему дружку обвести милитариста вокруг пальца. А именно, взял и обженил свою любовь-балерину на Кристиане. О как! Величайшего ума человечище. Стратег, понимаешь. Всех перехитрил.

Генерал от такой наглости затеял с кем-то войну и отправил обоих балбесов в многочисленные атаки. На войне тот Кристиан поплыл сразу и стал за спины других прятаться. Всирамно, наоборот, стал грудью амбразуры крушить. А в перерывах между амбразурами любовные послания приме строчил, но из скромности Кристианом подписывался. Ну не дурак, а? Оно-то от чужого имени все что хочешь можно написать, вот он и дописался. Балерина начиталась его опусов, собрала оклунки и на фронт. Прямым ходом в окоп к Кристиану. Типа, из беды его выручать. Ну а тот-то не при делах совсем.
Слегка охренев, Кристиан стал устраивать своему другу козью морду. В процессе разбирательства выяснилось, что у Деширака писем на месяц вперед написано. Он только новую дату поставил, конверт лизнул, штемпель и фронтовая почта. Вы представляете, как его перло на той войне?
Неизвестно, чем бы закончились их разборки и кто кому козью морду сделал бы, но тут, как назло, очередная амбразура, и рванул на нее уже Кристиан, а не Деширак.

Вот, казалось бы, дает тебе судьба очередной шанс - бери не хочу. Но Бержерак вновь проявляет твердость духа и с честью его упускает. Если не сказать, как оно по правде звучит. Война закончилась, муж погиб, балерина генерала отшила, ну и скажи же ты ей уже, что все опусы ты писал, и упади в ее распростертые объятия. Нет, хрен вам! Досиделся до старости, и как только собрался во всем сознаться (спрашивается, ну теперь-то какой смысл в этом) - тут бац, и кирдык пришел. Пришел и говорит ему – типа, пока ты тут бабам о своих молодежных забавах исповедуешься, тебя там твой дружок заждался уже. Давай, бери все, что хочешь унести, и пошли, а то у меня тут еще пару заказов есть...

Как занавес упал, так я на свою жизнь другими глазами посмотрел. Вот ведь искусство как нам души корежит. А тут еще проанализировал все наши с Люськой разговоры. Думаю - и вправду, может, не в полках дело? Я ж не Деширак какой-то. Мне-то чего бояться? Тем более, что я сегодня чертовски неотразим. Чего, думаю, образ просто так расходовать, когда я еще соберусь над собой поработать? Вот только бронепоезд меня беспокоит. Я-то, конечно, помогу как умею. Тут даже разговоров нет. А вот хватит ли у Люськи терпения? Вдвоем-то мы его точно расшаманим!
12 Дом для души
Виктория Вирджиния Лукина
Лекция по символизму не произвела на студентов должного впечатления. Во-первых, потому что читал её заезжий профессор Финч из Школы Виртуального Дизайна — длинный, нескладный, в тоге, исчерченной звёздами. Во-вторых, потому что сама тема вызывала у будущих архитекторов недоверие. А в-третьих, потому что на последней паре молодёжь либо зевала, либо мечтала поскорее вырваться на свободу.
- Великое начинается с малого, - лектор свёл в кучку указательные и большие пальцы рук и заглянул в получившийся просвет, словно в замочную скважину. - От вас требуется только разглядеть нужный символ, ведущий к цели. Он — ключ к пониманию бесконечных цепочек событий, причин и следствий. Каждый символ состоит из двух половин — образа и смысла, видимого и невидимого, мирского и священного. И напоминает об утерянном единстве, которое может быть вновь возобновлено.

Слушали его немногие. Большинство пропускали мимо ушей символизм гор, лабиринтов, ключей, звёзд и драконов, не представляя как это может пригодиться в проектировании.
- Сэр, а что значит Школа Виртуального Дизайна? - спросил худощавый темноглазый парнишка с галёрки.
Профессор одобрительно кивнул:
- Ваше имя, юноша?
- Бенджамин.
- Благодарю за вопрос. Virtualis значит — возможный. Мы учим совмещать воображаемое с реальным и создавать объекты, которые не имели аналогов. Но... которые возможны при определённых условиях. Одно из них — наличие нужного символа.
- Он похож на предсказателя! - хихикали девчонки.
- На фокусника.
- Да он просто чудак.
Тут и там летали бумажные самолётики, шуршали конфетные обёртки, звучали телефонные рингтоны... как вдруг раздался оглушительный щелчок и свет в аудитории погас. Застигнутые потёмками врасплох, студенты замерли и уставились на профессора, чиркающего спичкой.
- Даже крошечный огонёк способен разогнать тьму и вокруг, и внутри нас, - сказал он, поднимая над головой нечто горящее. - Глиняная лампада! Она — символ человеческой души, ведь закон души — светить, согревать. Её предназначение — гореть не для себя, а для других. Знаете, что ответила лампадка заходящему Солнцу на вопрос: «Кто тут есть, чтобы продолжить моё дело?»
- «Я сделаю всё, что могу, повелитель» Это написал Рабиндранат Тагор.
- Верно, юноша. Ваше имя...
- Бенджамин.
- Символы, друзья! Помните о них, - профессор Финч поклонился и торопливо вышел из аудитории.

                * * *
Субботним утром Бен и Эмма мчались на велосипедах за город. Проехав мимо дубовой рощи и золотого пляжа, они затормозили у небольшого подвесного моста через реку — с деревянным покрытием и канатами вместо перил. На рыбацкой сиже белобородый дед удил рыбу, отгоняя ногой игривого пса. А на дальнем берегу седая рыбачка плела сеть, беседуя с однорогой козой.
- Доброго вам дня! - Эмма приветливо улыбнулась. - А мост не опасный?
Рыбак поднял голову:
- Доброго. Молодожёны? Сразу видно. Моя старуха тоже когда-то была весёлой, белокурой, синеглазой. А сейчас, - он указал рукой на противоположный берег, — коза ей дороже родного мужа, мм-да... Мост не опасный, хотя привередливый. Велосипеды советую оставить здесь. На той стороне покататься не получится: склон крутой, за ним — болото.
- Говорят, тут где-то стоит заброшенный фермерский дом, - Бенджамин снял кепку и пригладил тёмные кудри.
- Есть такой — там, за холмом. Будьте осторожны, постройка ветхая. А о транспорте своём не тревожьтесь, дождётся вас в целости-сохранности. Кстати, - он перешёл на шёпот, - не могли бы вы моей бабке несколько рыбин передать. Мы с ней давно не разговариваем, живем на разных берегах, в разных вигвамах, так сказать.
Не дождавшись ответа, он протянул Бену увесистый пакет:
- Только не говорите, что от меня. Скажите — от  тайного доброжелателя.

Рыбак напутственно махнул рукой и уже было развернулся к своей сиже, но передумал. Ухмыляясь и поглаживая бороду, он стал наблюдать, как мост зашатался, заходил ходуном и, словно дикий мустанг, вздумал брыкаться при виде гостей. Как теряя равновесие, те цеплялись за канаты, ловили и поддерживали друг друга, и как, в конце концов, мост угомонился и смиренно вытянулся в струнку.
- Да, чует привереда бьющиеся в унисон сердца, - дед почесал затылок. - Может и мне стоит попытаться в который раз? Не дело жить в раздрае на старости лет.

Рыбачка встретила незнакомцев с подозрительным прищуром, но услышав благосклонное блеяние козы, заулыбалась:
- Моя Единорога — символ чистых помыслов. Она их дарит всем, кому выпало счастье к ней прикоснуться. Погладьте, погладьте красавицу... А её рог, скажу вам, — истинно волшебный луч, разящий любое зло. Видите того прохиндея с удочкой? Только благодаря нам с козой он ещё не утонул, не спился и не вляпался в какую-нибудь авантюру. И этого человека я когда-то полюбила! Он тогда тоже был кудрявым... Я тут из козьей шерсти шарфик связала, попрошу вас ему передать. Только не говорите, что от меня. Пусть думает, что от тайной поклонницы.
Она отвязала лодку:
- Плывите вверх по реке до большой вётлы. Оттуда к фермерскому дому рукой подать.
                * * *
Спускаться с цветущего холма было не просто — кротовины и кроличьи норы подстерегали на каждом шагу. Ковыль бушевал на ветру белесыми волнами, клонил к земле россыпи маков и топил в глубине себя синеву сон-травы.
Эмма еле поспевала за мужем:
- Бенджи, тебе не кажется, что это место отрезано от мира? И почему дом брошенный? Почему полвека в нём никто не жил?
- Потому что —  семейная вражда.
- Из-за чего?
- Из-за наследства. Братья унаследовали родительскую усадьбу, но не поделили. Старший убил среднего, а младшего обвинил и отправил в тюрьму. Вскоре и его самого нашли с ножом в сердце. Подозревали, что это была месть бонны, растившей и любившей их как родных детей, но доказать не смогли. Так дом никому и не достался.
- Откуда ты это знаешь?
- Отец давно рассказывал, - Бенджамин взял её за руку. - Осторожно, крыльцо шаткое, держись за меня.

Он навалился плечом на тяжелую дверь и та с трудом поддалась, прочертив шероховатую дугу по паркету. Внутри пахло плесенью, мышами, штукатуркой и ещё чем-то неуловимо-тоскливым. Чёрно-белые портреты и каменные статуэтки делали множество комнат похожими на склепы. Почти в каждой были кровать или тахта, крошащийся камин, испорченные сыростью и солнцем обои, изъеденные молью ковры в цветочных орнаментах. В одной из комнат сохранилась деревянная лошадка-качалка, в другой — детская коляска с шелушащимися дерматиновыми боками. В столовой темнел буфет со стопками тарелок, щербатой супницей и разномастными кувшинами.
Эмма зябко повела плечами:
- Когда-то здесь бурлила жизнь, строились планы. Этих вещей касались чьи-то руки, по коврам бегали дети, а в графинах искрилось рубинового цвета вино. Зачем ты сюда рвался? Тут так тяжело.

- Пытаюсь учиться на чужих ошибках, - Бен нахмурился. - Ты же знаешь, тема моего диплома — «Дом для души» Кроме удобства и красоты, он, на мой взгляд, должен иметь духовную связь со своим человеком, должен залечивать его раны, быть для него и первым трамплином, и последним пристанищем. Я много думал о том, что желанное жилище — не просто видимая форма. Это ещё и невидимый сгусток энергий его обитателей. Сюда никто так и не вернулся, а я мечтаю для нас с тобой придумать дом, в который захочется возвращаться вновь и вновь.
- Ах, ты мой архитектор! - Эмма обняла его. - Мне тоже надоело жить в съёмной квартире. Заглянем на второй этаж?
Они поднялись по винтовой лестнице в просторный холл. Вокруг пианино полукругом стояли зачехлённые кресла, а на столике у стены лежала лира. С её изогнутых стоек серыми космами свисала паутина, утыканная засохшей мошкарой. Эмма смахнула горсть мусора и осторожно коснулась одной струны. Та глухо задрожала, словно от боли, остальные же многоголосьем зазвучали сами по себе. Поначалу — будто откашливаясь от застарелой простуды, а потом всё нежнее и звонче, пока не наполнили дом музыкой давних лет. Солнечный луч пробился сквозь пыльное окно, тени трёх мальчиков запрыгали по креслам, роняя оловянных солдатиков и крошки печенья. Отец семейства шутя погрозил им с портрета, а мать в длинном платье проплыла за ними лёгкой дымкой.
Эмма и Бенджамин, прижавшись друг к другу, стояли в нише, боясь шелохнуться и спугнуть видение.
А силуэт необъятной бонны уже катил столик с именинным тортом, надувные шары взлетали из ниоткуда и лопались под пение лиры, словно салюты. Гипсовая саламандра из настенной лепнины откололась и упала в камин. В нём тотчас вспыхнул огонь — не призрачный, а настоящий. Дым взвился струйками, закружился лентами, а потом раздулся в сплошную завесу. От жара стало оседать и плавиться пианино, кресла покрылись искрами-оспинами, а из каминной копоти выскочила огненная саламандра и юркнула в подпол.
- Я задыхаюсь, - только и успела сказать Эмма, как Бен подхватил её на руки и бросился бежать...

Холм уже погрузился в сумерки, когда молодые люди с трудом стали пробираться сквозь высокий, влажный от росы, ковыль. Им казалось, что зарево полыхающего дома катится за ними вдогонку и они, боясь оглянуться, торопились к реке, к лодке, к привычной жизни.
Рыбацкую чету они застали на середине моста. Те смотрели вниз на воду и рассуждали о том, что речка, бегущая к морю — символ мечты, что наводить мосты — чрезвычайно мудрое решение, и что без Единороги эта затея вряд ли увенчалась бы успехом.
- Именно здесь мы на своём месте, - утверждала рыбачка, закрепляя подарочные пакеты с козьей шерстью на велосипедных рамах. - И вы своё найдёте. Смотрите, на каждого из вас по два колеса, а они - символ движения жизни: крутятся, крутятся... Не стойте на месте, и если уж сдвинулись  — не тормозите без надобности!

Всю ночь бушевал грозовой ливень. Эмма стонала и металась во сне, а Бенджамин так и не сомкнул глаз. Ему представлялось чёрное пепелище, пронзённое молниями и громовыми раскатами. Чувство вины терзало его, щемило в груди, стояло в горле. Он винил себя за любопытство и бесцеремонность, с которыми потревожил чужую память и покой. А ещё винил Эмму за то, что тронула лиру и вернула ей голос, разбудивший почти кладбищенскую тишину.

На рассвете распогодилось и он, наспех одевшись, вышел на улицу. Доехав на такси до золотого пляжа, взял напрокат катамаран и доплыл до большой вётлы, а там уже знакомой тропой поднялся на холм.
Бинокль-дальномер выхватил из панорамы живую изгородь вокруг фермерской усадьбы. Но самого дома не было, как не было и руин от пожарища. Белел лишь прямоугольный контур фундамента и дюжина новых паллет с кирпичами.
Бенджамин ещё чуть приблизил изображение и прочёл надпись на табличке: Участок «Феникс» Недострой Продаётся
                * * *
Профессор Финч созерцал звёзды, удобно расположившись на горизонтальных ветках почти стометровой саквойи. Это было его любимое место отдыха после трудового дня. Ночной воздух напоминал нектар — душистый, пьянящий, а небо не имело границ и дарило ощущение сопричастности к тайнам вселенной.
Профессор прикрыл глаза, намереваясь вздремнуть... но резкий звонок вырвал его из виртуальных грёз. Стена-экран замигала и, вместо звёздного неба, над ним склонилась голограмма его бабушки, поющей колыбельную:
- Мой маленький внучок угрюм и молчалив,
  На веточке уснул, постель не расстелив.
  Баюшеньки-баю, баюшеньки-баю,
  Я деточку мою люблю-ююю...

Профессор свёл в кучку указательные и большие пальцы рук и заглянул в получившийся просвет, словно в замочную скважину. Бабушка исчезла, а на всю стену расплылось лицо ведущего разработчика кафедры виртуализации:
- Прошу прощения, сэр?
- Опять сбой. Даю вам последний шанс. В случае очередной неудачи, вам придётся искать работу в совершенно другой сфере.
- Сделаю всё возможное и невозможное...
- Не горячитесь. Речь не обо мне. Нужно разработать элементы виртуального дизайна для одного архитектурного проекта. От этого зависит репутация нашей Школы. Жду вас завтра, в моём кабинете.
                * * *
Бенджамин работал над дипломом. На десяти метровых подрамниках он чертил, рисовал и отмывал акварелью фасады, планы и разрезы конструкций. Он забывал вовремя поесть, путался в датах и во времени суток, а далеко за полночь заваливался в постель с маркерами или кисточками в руках.
Общий вид «Дома для души» он изобразил на фоне синего сумеречного холма. Каждую из пяти спален снабдил панорамным окном и выходом на террасу, камин установил только в гостиную, а из детской игровой на мансарде вывел лесенку прямо в сад.
- Думаю, у нас будут два мальчика и две девочки, - кокетливо заявляла Эмма.
- Да? Тогда нужны три ванные комнаты и три гардероба. Кстати, ты мечтала о мастерской, в которой будешь лепить керамику, плести гобелены и что-то там ещё творить. Я это учёл!
- Спасибо, милый! Не забудь про гостевой домик, и про домик на дереве, а ещё про домик для собаки! Домики для души - более подходящее название для твоей работы. Только зачем на заднем плане холм, разве тебе не хочется забыть ту историю?
- Мрачного особняка больше нет. Остался лишь фундамент,   заложенный простыми людьми с добрыми намерениями. Уверен, что он может дать жизнь новому зданию — уже со светлой аурой. Ведь это человек воспитывает свой дом, а тот просто играет отведенную ему роль.
- И ты задумал...
- Да, выкупить участок. Отец обещал помочь. Эмма, я не разочарую тебя, поверь.
- А если будут два мальчика и три девочки?

Бэн рассмеялся:
- И мальчикам, и девочкам расскажем всё, как было. Научим дорожить духовным, а не материальным. Ведь, как оказалось, можно быть счастливыми и в «вигваме» на берегу реки. Кстати, а где чудесная шерсть Единороги?
- Точно! Как я могла забыть? Каждому сделаю из неё талисман, оберегающий чистоту помыслов. Мне он нужен в первую очередь — я вчера слопала всю пиццу, не оставив тебе ни кусочка. Ты что-то там вычерчивал, а я ела и не могла остановиться. И ещё ночью приговорила банку маслин и все солёные чипсы.
- Эмма, как же я тебя люблю. И ты об этом говоришь вот так — между прочим? С завтрашнего дня — никаких тревог, недосыпания и вредных чипсов. Всё только самое позитивное! Уже представляю тебя в саду, качающей нашего первого малыша — солнце, флоксы, вишни... щенок гоняет кузнечиков, иволга клюёт шелковицу... а вдалеке, у цветущего холма скачут зайцы и... летят-летят лепестки алых маков, а с ними — дни, месяцы, годы...
                * * *
Старик Бенджамин сидел в кресле и ждал рассвета. Он считал, что тот запаздывает, медлит, и как бы нехотя просачивается сквозь лёгкую занавеску. За окном косо летел снег. Ветер раскачивал фонарь в саду, хлестал ореховыми ветвями по крыше, шумел в дымоходе.
На мансарде поскрипывали половицы и старику мерещилось, что там кто-то ходит, лузгает семечки и дребезжит тонким всхлипывающим голоском.
- Ох, уж эти мыши, - вздыхал он, глядя в потолок - С уходом Эммы всё не так. Милая, где ты теперь? Видишь ли, слышишь ли ты меня с небес? Хочу верить, что ты не исчезла бесследно.

Он встал, отдёрнул занавеску и снежное утро умыло комнату. Из тёмных углов выглянули секретер и банкетка, овальное зеркало-псише накренилось, ловя отражение снегопада, а резные стулья расправили спины и цокнули ножками по мозаичному полу. 
Старик прошел на кухню, заварил две чашки чая и приготовил двойной омлет матушки Пилар. Его не смущало, что порция жены каждый раз оставалась нетронутой. За последние полгода он научился жить воспоминаниями и умело переплетать их с действительностью.

Дом всегда и во всём его поддерживал. Может потому, что считал себя обязанным за воскрешение из пепла. А может потому, что оба ставили семью превыше всего. Два мальчика и три девочки благополучно появились на свет в большой гостиной, согретой камином и заботливыми стенами. Первые их шаги и слова, открытия и успехи, влюблённости и разочарования навсегда остались в памяти зеркал, светильников, лакированной мебели. А также первая седина Бена, и поначалу - чужой, но потом ставший привычным, запах лекарств... и последний вдох Эммы.

Старик Бенджамин прилёг на диван с необычным фотоальбомом в руках и нажал кнопку на пульте. Цветное изображение переметнулось на стену, преломилось в перспективе и изменило реальность. Эмма — живая, любимая, смеющаяся, сидела рядом. Он видел как пульсирует жилка на её шее и как колышется светлый завиток у её виска.
- Бенджи, я наконец-то освоила гончарный круг. Смотри - глиняная лампадка! Не забывай зажигать её. Холодными вечерами она будет дарить уют и покой. Хочу, чтоб ты не грустил. Знаешь, если долго смотреть на снежные буруны у подножия холма, мне начинает казаться, что я одна из них. Обними меня.
Он притянул её к себе, крепко обхватил руками, ткнулся лицом в пахнущие морозом, волосы и заплакал...

На мансарде хлопнула форточка и старик, с зажжённой лампадой в руке, не спеша поднялся наверх. С тех пор, как дети выросли и разлетелись кто куда, он редко заглядывал в игровую. Окна, как всегда, были закрыты роллетами, велосипеды припаркованы в углу, игрушки — на стеллажах, скакалки и мячи — на турнике, а в покачивающемся гамаке кто-то лежал, накрывшись с головой одеялом.
Бенджамин замер и с опаской сделал пару бесшумных шагов. Потом взялся за уголок одеяла и потянул — на него смотрела лохматая перепуганная девчонка с большим животом.
- Простите, простите, - запричитала она и начала реветь. - Не выгоняйте меня, дедушка! Мне некуда идти, я очень тихо у вас поживу, а потом, когда-нибудь отблагодарю.
- Как ты здесь очутилась?
- Была метель, я шла-шла... и так мне было плохо и холодно... и вдруг увидела из вашего сада лесенку наверх... поднялась и согрелась... не сердитесь, я здесь уже давно живу.
- Так это были не мыши...
- Очень вкусные омлеты! Я всегда только половинку съедаю... и коржики вкусные, и дом такой тёплый... не выгоняйте!
- Сколько тебе лет? Где твои родители?
- Шестнадцать и я никому не нужна. Ой, что-то мне плохо! Очень плохо... о-оой, кажется, я рожаю!!!
О, эту фразу Бенджамин слышал много раз и прекрасно знал, что нужно делать. Ближе к вечеру, в большой гостиной уже кричал новорожденный младенец, а семейный доктор улыбался и приговаривал:
- Прекрасная, прекрасная девочка! Поздравляю с правнучкой, Бэн.

                * * *
В сочельник «Дом для души» ликовал. Да это и не удивительно — он был приучен к этому с самого своего второго рождения. Пол, Майк, Люси, Кора, Нинон — он обожал эти имена. От счастья видеть всех разом, дом восторженно выпускал из каминного дымохода не простые клубы, а настоящие каллиграфические шедевры.
- Смотрите, смотрите, - верещала детвора, дёргая родителей и дедушку Бенджамина. - По небу плывут сердечки, и ключики, и однорогая коза... и маленький дракон...

Повсюду горели люстры, лампы, свечи, гирлянды. Рождественская ель сверкала мишурой, праздничный стол был накрыт.
Крошка Эмили спала на руках у своей юной мамы, а Бенджамин листал чудесный фотоальбом.
- Минуточку, - сказал он. - Устраивайтесь поудобнее на пуфах и диванах. Выключайте свет и музыку. Внимание!

Он открыл нужную страницу и нажал кнопку на пульте. Цветное изображение переметнулось на стену, преломилось в перспективе и изменило реальность. Эмма — живая, любимая, смеющаяся, сидела рядом со всеми.
- Расскажу вам одну историю, - весело сказала она. - Однажды у нас в саду крот выкопал и разбросал луковицы тюльпанов. Я их собрала, но посадить не успела — выпал снег. Решила пересыпать их песком и оставить в холодильнике гостевого домика до тепла. В разгар зимы случайно заглянула, а там: тонкие длинные стебли разрослись во все стороны и на каждом — спелёнатый в бледные листья, зелёный бутончик. Всего пару недель у тёплого светлого окна понадобилось, чтоб цветы выпрямились, окрепли и набрали цвет — солнечно-жёлтый, зефирно-розовый, снежно-белый, пурпурно-сиреневый. Дорогие мои, я хочу сказать о том, что жизнь невероятно многоцветна и у неё сильный характер! И даже, когда кажется, что всё потеряно, поверьте — есть шанс пробиться к теплу и свету. В том числе, к теплу сердец и свету души.

Она протянула руки, обнимая и целуя каждого... но резкий звонок вырвал всех из виртуальных грёз. Стена-экран замигала и, вместо Эммы появилась голограмма профессора Финча, дремлющего на ветке саквойи. Рядом, держась на двух прищепках, висела его тога, исчерченная звёздами.
Ощутив на себе недоуменные взгляды целого семейства, он встрепенулся, и с трудом приоткрыв веки, сказал:
- Символы, друзья! Помните о них.
13 Ветер Анхеля
Альба Трос
В ту ночь Анхелю Варгасу, единственному во всём мегаполисе, кто не лежал в капсуле, приснился сон. Он, маленький мальчик в футболке и шортах, идёт босиком по песку, держа за руки отца и мать. Родителям удалось одновременно взять отпуск на работе, и они на целых две недели приехали в маленький городок, где их сын живёт с бабушкой в ожидании времени, когда ему нужно будет идти в школу. Сердце мальчика трепещет при мысли о том, сколько чудесных вещей он покажет маме и папе на дороге, по которой Анхель каждый день ходит на море. Справа от них блестит лиман, неторопливо покачивающий своим тяжёлым телом под порывами ветра. На берегу, подставив солнцу обмазанные чёрной грязью животы и спины, стоят отдыхающие, напоминающие фигуры первобытных людей в музее. Целебная лиманская грязь излечивала десятки болезней и привлекала в городок страждущих со всех концов страны. Между новоявленных неандертальцев и питекантропов бегают их отпрыски, такие же чёрные, несмотря на отсутствие радикулита и ревматизма. Анхель смеётся, вспоминая, как бабушка всегда частит безмозглых родителей, полагающих, что грязевые ванны только улучшат здоровье чад. А вот у того пригорка мальчик как-то нашёл свисток в форме головы верблюда, который с тех пор носит на шее на шнурке, не расставаясь с сокровищем даже во время купания. Чуть дальше под оливковым деревом спрятана волшебная палка-посох. Ежедневно Анхель достаёт её из тайника и дальнейший путь совершает с важным видом старого монарха, опирающегося при ходьбе на скипетр. Сегодняшний день они проведут, играя на пляже в мяч, резвясь в морской  воде и запивая холодным чаем из термоса бутерброды с вяленым мясом. А на обратном пути их ждёт скамейка, где можно передохнуть, допивая остатки чая, и памятник маленькому герою, с которым Анхель неизменно делится свежими новостями, и много радости, солнца и ветра. Отец рассказывает мальчику историю про крошку-морехода, принявшего лягушку за кита, и мать неожиданно останавливается и заключает мужа и сына в объятия. Анхель ещё не знает, что через несколько лет отец бросит их, уйдя к другой женщине, с которой у него родится дочь. Мальчик иногда станет приходить в их дом, чтобы каждый раз испытывать недоумение при виде маленького кричащего существа, которое ему скажут называть сестрой. Ещё позже пятнадцатилетний Варгас будет стоять на кладбище у гроба отца под порывами холодного зимнего ветра, ничем не напоминающего морской бриз из детства. Он счастлив в своём неведении, предвкушая вечернюю прогулку по городу, где его ждут аттракционы, игровые автоматы и леденцовые петушки. Анхель возьмёт с собой фигурку индейца с яркими перьями на голове, любимую игрушку, которой к концу вечера придётся перекочевать в сумку, когда отец протянет мальчику блестящий гоночный автомобиль, от которого Анхель не сможет оторвать глаз, едва увидев на витрине магазина. Перед сном Анхель будет класть его под подушку, а проснувшись среди ночи, доставать игрушку и целовать, чувствуя сладкий вкус леденцов. Спустя годы он вспомнит об этом, касаясь губами губ своей первой любви, девушки с волосами цвета песка на пляже в маленьком городке у моря. Ей нравились истории, которые он сочинял по ночам, и она говорила, что в будущем у него есть шанс стать известным человеком. Девушка питала слабость к знаменитостям, ведь её отец был депутатом. Подобные люди казались Анхелю жителями другого мира, и когда однажды он получил приглашение пообедать с родителями девушки, то не удержался и выпил перед встречей две рюмки скверной рябиновой настойки, от которой потом его мучила изжога. Во время обеда Анхель отвечал на вопросы тучного депутата и его не менее упитанной жены о своих планах на будущее, не знал, куда девать руки, и понимал, что за таким столом не были нужны его истории. Впоследствии он часто думал, что именно с его подрагивающих рук началось то, в конце чего он обнаружил себя у закрытых ворот дома девушки, покачивающимся то ли от ветра, то ли от настойки, с невыносимо горьким привкусом расставания во рту. Мать старалась всячески поддерживать своего осунувшегося и постоянно бледного сына и даже пыталась знакомить его с дочерьми подруг, но все свои нерастраченные чувства Анхель теперь вкладывал в истории. Во многих из них присутствовал ветер, иногда ласковый, но чаще холодный и злой. «Неужели ты хочешь, чтобы на тебе прервался наш род?», - спросила его однажды мать. «Нет, конечно, – улыбнулся в ответ Анхель, - вот увидишь, я стану знаменитым писателем, и в меня влюбится принцесса». В ответ мать лишь грустно покачала головой. Погружённый с головой в творчество, Анхель стал студентом и много узнал о том, как с помощью слов заставить людей смеяться и плакать. Несколько его историй опубликовали в журналах, в институте ему предлагали продолжить обучение, чтобы впоследствии самому начать преподавать, а потом в одно мгновение всё изменилось. Грянула Великая Техническая Революция. То, к чему люди шли долгими десятилетиями, произошло в засекреченной правительственной лаборатории. Отныне человек, открывший новый источник энергии, мог почти беспредельно повелевать силами природы и к тому же получил возможность контролировать жизнедеятельность своего организма. Впервые в истории цивилизации произошёл переворот, который поддержали все. Тучный депутат, ставший премьер-министром, во всеуслышанье заявил с экрана о наступлении эры благоденствия. Даже религиозные фанатики должны были смирить свои порывы перед лицом появившихся у человечества перспектив. Многие вынуждены были переквалифицироваться, ведь в обществе будущего исчезла нужда в целом ряде профессий. Впрочем, места у реакторов, неустанно вырабатывавших суперэнергию, хватило всем. Мир стремительно менялся на глазах у студента Варгаса. Однажды посетив город своего детства, он не узнал его. Лиман осушили, землю забетонировали, и теперь там возвышались корпуса Центров оздоровления, где людей за несколько дней излечивали от любых болезней без медикаментов, хирургических вмешательств и грязей. Анхель добрался на энергокаре до пустынного зимнего пляжа и долго смотрел на море, подставив лицо трепещущим воздушным струям. Вернувшись в центр города, он разыскал один из последних баров, чтобы выпить рябиновой настойки. Производство алкоголя в мире падало, ведь у людей эры благоденствия появился значительно более привлекательный источник получения удовольствия. Матери Варгаса судилось умереть всего за несколько месяцев до наступления нового времени. После погребения Анхель положил на её могилу леденцового петушка. Два десятилетия спустя, когда тела умерших стали аннигилировать, чтобы не отвлекать живых от радостей существования, кладбище сравняли с землёй, освободив место для жилого комплекса.
Несомненно, капсулы суб-сна стали одним из важнейших достижений Революции. Некоторые политики даже утверждали, что смысл технического переворота заключался именно в их создании. Теперь, отходя ко сну, человек погружался в сигарообразной формы устройство, закрывавшееся сверху крышкой. Вставленный в приёмник чип активировал капсулу, и сознание находящегося в ней немедленно отключалось. Импульсы, с переменной частотой посылаемые клеткам мозга, позволяли спящему испытывать любые ощущения, стать героем любого сюжета, заложенного в памяти чипа, при этом с возможностью влиять на события. Пробудившиеся неизменно чувствовали себя отдохнувшими и полными сил, исследования не выявили ни малейшего вреда суб-сна для организма. Главное преимущество капсул заключалось в том, что отныне каждый мог стать персонажем собственного фильма, пережить то, что боялся или не хотел испытать в реальности, при этом без малейших последствий. Через два года после появления первой опытной модели в мире было уже продано около миллиарда капсул, при этом цена на них, благодаря щедрому субсидированию со стороны правительств, была доступна большинству. Результаты не заставили себя ждать. На планете утихли войны, прекратились теракты и захваты заложников. Жаждущие чужой крови теперь кромсали своих врагов во сне, властолюбцы видели себя в грёзах правителями целых галактик. После работы люди вместо спортклубов и баров стремились домой, где их ждали все мыслимые удовольствия и приключения. Создатели сюжетов, переносимых на схемы чипов, работали на износ. Постепенно отмерли сначала театр, потом кино, музыка и, наконец, литература. Спорт также практически исчез из жизни, ведь в Центрах оздоровления любой человек за короткое время мог лишиться жировых накоплений и получить инъекции, способствовавшие сохранению упругости и крепости мышц. По ночам темнота в городах приобретала бледно-розовый оттенок работающих капсул, свет которых пробивался из десятков тысяч окон. Ещё до того, как закрылся его институт, Анхель в первый и единственный раз в жизни погрузился в суб-сон в доме приятеля, сокурсника, семья которого по каким-то причинам ненадолго уехала из города. Утром на все вопросы он лишь неопределённо пожал плечами, выпил стакан апельсинового сока и попросил таблетку от головной боли. Сокурсник посоветовал ему обратиться в ближайший Центр оздоровления, и Анхель покинул его квартиру. Когда институт прекратил своё существование, всё тот же приятель явился к Варгасу домой с необычайно щедрым предложением. Сам он уже несколько месяцев занимался разработкой суб-снов. Местная компания, один из лидеров индустрии на континенте, нуждалась в людях с нетривиальным воображением и готова была высоко оплачивать их деятельность. Анхель снова пожал плечами. «Ты идиот, - сказал ему бывший сокурсник, - разве непонятно, что мир никогда уже не будет таким, как прежде?».
В конечном счёте, Варгас стал продавцом кондитерских изделий. Окна его магазинчика выходили на площадь, где возвышалось огромное здание, принадлежавшее корпорации, производившей капсулы и сюжеты суб-снов. Он потерял все связи со старыми товарищами, занятыми бесконечными обсуждениями пережитых ими приключений. На работе его считали чудаком. В выходные Анхель ездил за город, где сидел в роще и слушал ветер, а дома часами читал. После того как печатное дело кануло в Лету, все книжные магазины один за другим закрылись, а книги из них пропали неведомо куда. Варгас подозревал, что правительство просто распорядилось их уничтожить, но никогда не говорил об этом вслух. Словно предчувствуя исчезновение книг, он успел выкупить у бывшего ректора бывшего института его библиотеку. Учёный муж искренне радовался полученным деньгам, которые планировал потратить на приобретение редких чипов. Закончив чтение, Варгас обычно долго лежал в темноте без сна, иногда вставая для того, чтобы записать новые детали историй на пожелтевших листах, оставшихся ещё со студенческих времён. Он так и не женился. Ни одна из знакомых ему женщин и десяти минут не выдержала бы в его тесной квартире, заполненной разнокалиберными томами.
Маленький мальчик, обнимавший родителей на берегу лимана, ничего не знал о своём будущем и громко смеялся. Его постаревший двойник крепко спал в кровати с улыбкой на лице. Внезапно окно в комнате распахнулось, и внутрь ворвался ветер. Он закружил в воздухе листы, исписанные мелким торопливым почерком, зашелестел страницами. Улыбающийся Анхель продолжал спать, когда воздушный поток внезапно поднял его и понёс к окну в окружении книг, следовавших за своим хозяином, словно почётный эскорт. Тело Анхеля вошло в оконный проём, на секунду зависло над безмолвной улицей и полетело вдаль. Оно плавно двигалось туда, где в небе сияла огромная бледная луна, но никто в целом городе так и не увидел этого.   
14 Выбор
Альба Трос
  Экзистенциалистам всего мира посвящается.
 
  Самым простым решением было бы закрыть кухонную дверь. Отрезать себя от ночных шумов слоем крашеного дерева, постанывая от предвкушения, рухнуть на диван, мгновенно отключиться, а потом, проснувшись, уповать на милость хранящих бытовую технику божеств. Митя Коновалов неоднократно прокручивал заманчивую идею по всему пространству головы, несколько раз, чувствуя, как мысль обрастает плотью, сжимал её, подносил к лицу, едва ли не облизывал блестящую поверхность, а потом, скрежеща зубами, разжимал пальцы, отпуская дверную ручку. Выбор существовал всегда, хотя у Мити его и не было. Над этим, безусловно, стоило задуматься, однако мозг, сотрясаемый из-за постоянных столкновений идеи с черепом, напрочь отказывался заниматься интеллектуальными упражнениями. В течение трёх недель умственная деятельность свелась к необходимому минимуму, а на первый план вышла жизнь тела. Тела, которое работало на износ.
  Впиваясь пальцами в занозистые бока ящиков, под кряхтение и матерщину товарищей по трудовому несчастью, Митя вспоминал писателей-экзистенциалистов. Подобно трудовым товарищам, те тоже не прочь были приложиться к стакану, отягощённые осознанием трагичности и бессмысленности бытия. Впрочем, в отличие от Мити, они верили в свободу выбора. Можно было спешно покинуть зачумленный город, укрыться в доме, законопатив все щели, или, рискуя жизнью, пытаться спасти тех, кто ещё мог быть спасён. Далёкий от врачей, больных и спасения, Митя знал одно: заработанных за двадцать два изнурительных дня денег хватит на контейнер отборных заморских ягод. Тратить часть этой суммы на замену реле не представлялось возможным.
  Холодильник же категорически нуждался в ремонте. Далеко не первой молодости агрегат не выдержал августовской жары и забастовал. Термометр на кухне перманентно выдавал за тридцать, с чем никак не могло согласиться температурное реле. Дойдя до точки невозврата, холодильник принимался  конвульсивно содрогаться, беспрерывно выключаясь и снова включаясь с интервалом в тридцать-сорок секунд. Сползая с дивана, потирая набухшую недосыпом и стрессом голову, Митя брёл в ночной темноте на кухню и щёлкал кнопкой включения вентилятора. Лопасти начинали вращаться, перемешивая застоявшийся, несмотря на открытое окно, воздух. Спустя несколько минут реле успокаивалось, и холодильник выключался. Митя выжидал какое-то время, отрубал вентилятор, возвращался на диван и забывался недолгим беспокойным сном до следующего приступа. Потом наступало утро, ртуть в термометре подрастала ещё больше, и Митя собирал силы, чтобы  порадоваться  отсутствию необходимости ходить на службу.
  Сумме, позволявшей ему оплачивать коммунальные услуги и сытно и правильно питаться, Коновалов был обязан матери. Давным-давно Анна Васильевна раз и навсегда решила, как сделать так, чтобы её сын смог выдержать свалившийся на него груз мира. В день окончания Университета знаток творчества экзистенциалистов получил в подарок банковскую карточку. К ней прилагалось заявление Анны Васильевны о том, что родители готовы были отпустить отпрыска в самостоятельное плавание, предоставив в его распоряжение однокомнатную квартиру, доставшуюся от покойных бабушки с дедушкой и ранее, за неимением лучшего применения, сдававшуюся внаём. «Работать в коллективе ты вряд ли сможешь, - озвучила мать семейства, ставя на блюдце чашку с чаем, которым собравшиеся за столом отмечали прощание Мити с альма-матер. – Само собой, мы с отцом не хотим, чтобы ты чувствовал себя ущербным, живя на наши деньги (отец, мнение которого в семье Коноваловых имело вес сугубо номинальный, привычно покачивал головой). Поэтому мы решили взять тебя в штат. В конце концов, не зря же ты потратил пять лет и имеешь диплом экономиста. Нам в любом случае нужен человек на подхвате у бухгалтерии, перепроверять отчёты, к примеру. В общем, думаю, разберёшься, не дурак. Зарплата стандартная, тебе в принципе больше не полагается, нет опыта. Готовить сам ты не умеешь и учиться точно не станешь, так что еду два раза в неделю тебе будет приносить Глаша. Деньги автоматически будут вычитаться из зарплаты. Оставшегося вполне хватит на коммуналку и всякие бытовые моменты, ещё и оставаться должно, хочешь -  трать, хочешь - копи. Но учти, мелкие расходы по дому на тебе. Конечно, если тебя вдруг затопят соседи - обращайся, поможем разобраться, весь серьёзный форс-мажор берём на себя. А в остальном выгребай сам, это взрослая жизнь».
  Ошеломлённый Митя через слово кивал. На другом конце стола ему вторил отец, отчего всё происходившее в столовой напоминало абсурдистскую постановку. Для Коновалова-младшего, уверенного, что остаток жизни он проведёт в родном доме и умрёт под стук ножа, которым Глаша три раза в неделю резала овощи для любимого салата матери, вышеозвученное было полнейшей неожиданностью. Родившийся раньше срока, Митя с младенчества страдал всевозможными ОРЗ и ОРВИ. Респираторные недуги преследовали его так часто, что в какой-то момент он почти перестал реагировать на вечные сопли и боли в горле, сочтя их неотъемлемой частью своего бытия. В дошкольных воспоминаниях Мити осталась череда врачебных кабинетов, процедурные и ощетинившиеся странными сочетаниями букв слова, вроде «кварц» и «электрофорез». Друзей у него не было. Мать, убеждённая, что болезни сильно ослабили сердце чада, запрещала Мите общаться со сверстниками, опасаясь вирусов и подвижных игр. Последние могли привести к приступу из серии «кардио». Свежий воздух, необходимый формирующемуся организму, означенный организм получал в полном объёме, но исключительно в сопровождении заботливой родительницы.
  С обычной школой Мите так и не пришлось столкнуться. Анна Васильевна, одна из первых в городе бизнес-вуман, владелица крупной фирмы по производству и продаже оргтехники, имела немало связей среди деятелей, пахавших ниву народного образования в заведениях с приставками «рай», «гор» и «обл». В течение одиннадцати лет Митя грыз гранит науки исключительно в контексте домашнего обучения. Несмотря на интенсивную программу, ему нравилось впитывать информацию. Приходившие в дом Коноваловых учителя, как правило, молодые, хорошо одетые, с блеском в глазах, точно не стали бы работать в государственной школе с её окладами. Периодически к ним присоединялся и отец Мити, в прошлом математик, а ныне руководитель одного из отделов в фирме жены. Иногда, объясняя сыну смысл растянувшейся по странице формулы, он вдруг прерывался и, водя туда-сюда карандашом по бумаге, начинал что-то вроде: «Помнится, я эту штуку в седьмом классе расщёлкал, а они смеялись, не верили…». На этом месте отец обычно осекался, возвращаясь к задаче, и от него пахло чем-то непривычно-сладким. В сознании Мити этот запах ассоциировался с теми вечерами, когда мать допоздна задерживалась по делам фирмы.
  Глаша работала у Коноваловых с незапамятных времён. Руководя двумя горничными, в обязанности которых входила уборка двухэтажного дома, кухню она не собиралась делить ни с кем, выдавая на-гора десятки кулинарных шедевров. В отсутствие родителей и учителей она становилась Митиной няней, постепенно трансформировавшейся в облегчённую версию надзирательницы, следившей за тем, чем занимался в свободное время младший член семейства. Благодаря её бдительности и километровым заданиям учителей, Митя почти не познал виртуальных прелестей, включая онлайн-игры и социальные сети, не говоря уже о значительно более крамольных вещах. Крамолой Митя интересовался мало. Читая в книгах о мужчинах и женщинах, он испытывал скорее любопытство теоретика, которое вскоре удовлетворил учитель биологии, поведав о процессах, ведущих к зачатию и впоследствии деторождению. В общении, лишённом сексуального оттенка, например, дружеском, Митя видел не намного больше смысла. Редкие встречи с детьми знакомых родителей во время необходимых для посещения торжеств вызывали у него только скуку.
  Так или иначе, но отрицать очевидное было невозможно. Анна Васильевна действительно произнесла дикие слова. Митя, едва окончивший с отличием экономический факультет, не успевший даже подумать о вариантах дальнейшего развития событий, не помышлявший о какой-либо самостоятельности, должен был начать совершенно иную жизнь. Апеллировать к оставшимся в детстве проблемам со здоровьем, взывать к родительским чувствам и высшим силам не имело никакого смысла. В семье Коноваловых решения Анны Васильевны не обсуждались. Несколько адаптационных ночей на новом месте, скромной однушке на окраине, Митя провёл почти без сна. На пике изматывающих размышлений его вдруг осенило. Внутренний аналитик, тренированный годами экономических штудий, разгадал хитрый план знатной бизнес-леди. Отлучив сына от дома, мать хотела выяснить, готов ли был её отпрыск к тяготам и неожиданностям самостоятельной жизни, мог ли он сохранять то же спокойствие, что и во время домашних занятий. Это была проверка будущего руководителя фирмы, и Митя собирался достойно выдержать испытание. По его расчётам, оно могло занять не больше года. В ту ночь Коновалов крепко спал, а на утро проснулся бодрым и готовым действовать. Через несколько дней начали приходить задания. Поначалу требовавшие лишь механической работы, они постепенно усложнялись, что только подтверждало правильность догадки. В Митиной жизни мало что изменилось. Он так же вставал утром, завтракал и принимался за работу. После полудня он прогуливался в близлежащем парке, малолюдном и оттого привлекательном, обедал принесёнными Глашей продуктами и снова устраивался у монитора. Возможности Сети Митя использовал по полной, не поддаваясь искушению онлайн-играми за отсутствием последнего. Перед ужином Коновалов совершал ещё одну вылазку в парк и, приняв пищу, вытягивался на диване. Обычно он быстро засыпал, выпустив из пальцев сборник трудов экзистенциалистов. Счета за коммунальные услуги Митя регулярно оплачивал в Сети. Бюджет его личного государства, скрупулёзно выверенный, давал возможность делать небольшие  накопления. Вместе с ними росла уверенность в скором и победоносном конце окраинных мытарств. Разговаривая с матерью по телефону, Митя живописал свой быт с гордостью холостяка, годами умудрявшегося поддерживать в жизни порядок и экономию. В отсутствии комментариев со стороны Анны Васильевны ему слышался звук фанфар. Так прошло четыре месяца, а потом в Митину жизнь вошла она.
  Тем вечером на подступах к парку было непривычно людно. Пляшущие разноцветные буквы на транспаранте у входа сообщали об открытии фестиваля,  посвящённого, как ни странно, лету. Услышав доносившиеся из глубины парка звуки музыки, Митя уже почти повернул назад, однако в последний момент сдержался. Отклоняться от заведённого порядка вещей, идя на поводу у собственных эмоций, было недостойно ставившего перед собой серьёзные цели. Решив воспринимать предстоящую прогулку как возможность узнать больше о досуге сограждан, Митя смело шагнул навстречу неизвестности. Обозрев с десяток аттракционов, обогнув змеившиеся возле палаток с напитками и сладостями очереди, наслушавшись шума, через полчаса он двинулся по направлению к выходу, когда внезапно услышал голос. Довольно приятный, по крайней мере, не вызывавший ассоциаций с визгом, тот распевал что-то о любви под жарким солнцем, но Митя не вслушивался в слова. Что-то в самом тембре голоса заставило его сменить курс и подойти к сцене. На деревянных подмостках несколько девушек в леопардовых платьях делали вид, что играли на музыкальных инструментах. На переднем плане солистка выписывала замысловатые фигуры микрофоном у лица, не забывая при этом двигать бёдрами в такт звукам из колонок. Бесконечно далёкий от современной поп-музыки, Митя был всё же знаком с понятием пения под фонограмму. Тем не менее, взгляд его, направленный на солистку, меньше всего напоминал взгляд готового начать порицать критика. Леопардовые красотки исполнили ещё несколько мало отличавшихся друг от друга номеров и, рассылая во все стороны воздушные поцелуи, упорхнули со сцены. Митя какое-то время постоял на месте, потом тряхнул головой и задумчиво двинулся в выбранном ранее направлении. Дома он так же задумчиво поужинал и лёг спать, даже не взяв с собой очередной сборник экзистенциальных откровений. Всю ночь он провёл в состоянии, хорошо знакомом пытающимся придти в себя после нескольких дней употребления спиртосодержащих напитков. На стыке сна и яви ему являлись джунгли, амазонки, нёсшиеся между деревьев на спинах огромных леопардов, и прочие порождения глубин подсознания.
  На следующий день Митя никак не мог сосредоточиться на работе. Кое-как справившись с присланными отчётами, он, вместо того чтобы приступить к ежевечернему моциону, зашёл в Сеть и набрал в поисковике «Фестиваль лета». Уже через минуту его проинформировали о том, что леопардовый коллектив именовался «Клубнички». Не подумав даже поморщиться при виде названия, Коновалов продолжил изыскания. На официальном сайте «Клубничек» сообщалось, что солистку группы звали Виолетта Берри, и все желающие имели возможность посетить её страницу в популярной социальной сети. Снова забыв поморщиться, Митя, ничтоже сумняшеся, перешёл по ссылке. Выяснилось, что он не мог зайти в соцсеть, не будучи в ней зарегистрированным. За десять минут Коновалов, руководствуясь подсказками виртуального помощника, создал страницу пользователя Doctor Horse. Картинка на аватаре изображала несущуюся по полю лошадь с развевающейся гривой. Митя снова щёлкнул по ссылке и секунду спустя уже созерцал искомое.
  Виолетта Берри, похоже, действительно была без ума от красных ягод. На большей части из сотен фотографий в её альбомах она была запечатлена с клубникой в том или ином виде. Митя увидел клубнику со сливками в клубе после выступления, клубничное варенье от заботливой бабушки и даже Клубникомена – типа в костюме гигантской ягоды с пачкой рекламных листовок в пятерне. Дрожащей на поверхности мышки рукой Митя прокрутил блок с личной информацией. Согласно ей, Виолетта Берри училась на третьем курсе в Институте культуры, считала себя певицей по призванию и на данный момент была готова рассматривать различного рода предложения, не состоя в официальных отношениях. Митя шумно выдохнул и немного расслабился. До поздней ночи, почти не слыша музыку, он смотрел выступления «Клубничек», висевшие на странице вперемежку с сериалами и видео из фитнес-залов. Перед тем, как переместиться на диван, Коновалов навёл курсор на подпись «Добавить в друзья» и отчаянно прихлопнул левую кнопку мышки. Спал он ещё хуже, чем накануне, а проснувшись, немедленно бросился к ноутбуку. «Виолетта Берри добавила Вас в друзья», - прочитал он и почувствовал, как что-то дёрнулось у него внутри. Doctor Horse, 1986-й в списке друзей востребованной певицы, хлопнул в ладоши и сыграл торжествующую дробь по столешнице.
  Несколько следующих суток Коновалов жил в раздвоившемся мире, с трудом заставляя себя заниматься документами матери. Виолетта вела весьма активную сетевую жизнь, и Митя регулярно получал отчёты об её отношениях с Вселенной, полной загадок и такой прекрасной. Периодически Митя вставал из-за стола и бродил по комнате, вспоминая, что читал у экзистенциалистов о столкновениях полов. Несколько раз он даже включал телевизор, о чём раньше не мог и помыслить. На экране, словно генерируемые самой судьбой, мелькали рекламные ролики и репортажи из жизни знаменитостей. Влюблённые в первых носили футболки с изображениями друг друга, звёзды делали татуировки с именами бой/гёрлфрендов. Курсируя от дивана к столу, Митя думал о людях и о том, как они сходились с другими людьми. Долго так продолжаться не могло, Митя хорошо понимал это, как хорошо заметил взгляд, брошенный Глашей на его осунувшееся лицо при их последней встрече. Озарение, уже второе с момента вынужденного переезда, пришло к Коновалову, когда он в очередной раз посмотрел на дату рождения Виолетты.
  Этот легендарный сорт клубники выращивали только в одной точке земного шара. Она была олицетворением блаженства, респектабельности и успеха и продавалась в фирменных контейнерах, исключавших вероятность того, что ягоды раздавят при транспортировке. Прошерстив Сеть, Митя понял, что в их стране достать подобный контейнер не представлялось возможным. Прочитал он и о спецдоставке по всему миру, при которой заказчик волшебным образом получал товар всего сутки спустя оформления заказа. При этом стоимость доставки в три раза превышала цену килограммового контейнера. Коновалов бросил взгляд на полку с творениями экзистенциалистов, подумал, что выбора у него не было, и отправился считать давно подсчитанные накопления. До дня рождения Виолетты оставалось чуть меньше месяца. Митя, безусловно, мог преподнести ей подарок позже, но всё его естество поднимало бунт при одной этой мысли. Он не думал, что будет дальше, он даже не собирался встречаться со звездой из «Клубничек» лично. Для Мити мир покрылся густым туманом. Белёсая пелена плотно затянула будущее, оставив нетронутым только здесь и сейчас.
  Сбережений Коновалова-младшего едва хватало на пресловутый контейнер. У него было немногим больше трёх недель, чтобы заработать деньги на доставку. Митя перебрал в уме свои личные вещи, повертел в руках телефон и часы, вспомнил о матери и с сожалением придушил идею. Он снова сел за ноутбук и на исходе третьего часа щёлканья мышкой нашёл то, что искал.
  Если бы ещё неделю назад кто-то сказал Мите Коновалову, что он будет зарабатывать деньги, используя мускульную силу, он бы даже не улыбнулся. Теперь это стало для него единственной возможностью осуществить задуманное. Некой компании срочно требовались грузчики для ночной посменной работы. У компании горели какие-то сроки, поэтому оплату адептам физического труда обещали более чем достойную. Митя быстро подсчитал, что соберёт нужную сумму за двадцать два дня, и у него ещё останется несколько суток для оформления-получения заказа и прочих необходимых приготовлений. Четырёхчасовая смена, начинавшаяся в десять вечера, также отлично вписывалась в график Коновалова. Анна Васильевна знала, что к десяти её сын обычно отправлялся спать, поэтому вряд ли могла застать его врасплох звонком во время работы. Кандидату на роль грузчика предлагалось быть физически выносливым и, внезапно, пунктуальным и ответственным. Никогда не сталкивавшийся в жизни с чрезмерными физическими нагрузками, Митя, тем не менее, надеялся, что худо-бедно соответствовал первому пункту, благодаря правильному питанию и регулярным пешим прогулкам. По второму и третьему пунктам претензий не могло быть по определению. В доказательство этому Митя вместе с паспортом выложил на офисный стол свой диплом с отличием. «И что вас привело к нам при таких-то достижениях?» - спросил менеджер по ту сторону стола, повертев в руках красного цвета прямоугольник и внимательно осмотрев Митю. «У меня сейчас нет выбора», - коротко ответил Коновалов.
  Впиваясь пальцами в занозистые бока, Митя думал о том, как не вовремя дал сбой его холодильник. Бесконечные перемещения с ящиками, которые с равной вероятностью могли содержать как книги экзистенциалистов, так и инопланетные технологии, многократно повторяемый путь через длинный ангар до огромных фур у входа и назад однозначно стоили обещанных денег, хотя Митя и ожидал худшего. Тянувших бок о бок с ним трудовую лямку он даже не знал по имени. Времени и сил не оставалось и на минимальное общение, чему Коновалов был искренне рад. Домой он приходил, шатаясь, заставлял себя залезть под душ, затем кулём валился на диван и мгновенно засыпал. От прогулок, естественно, пришлось отказаться, однако на ежедневные отчёты и имитацию бодрого голоса при общении с матерью и такого же лица в присутствии Глаши энергии хватало. Её хватало до тех пор, пока однажды, выползая из ванной в половину третьего ночи, Митя не услышал, как сотрясался холодильник. Манипуляции с розеткой и вилкой ни к чему не привели. Обратившись к Сети, Митя узнал, как сочетались слова «температурное реле» и «вентилятор». Немногим позже он понял, что синонимами их были «галера» и «цепь». Рыдая в душе кровавыми слезами при мысли о крутящихся киловаттах, Коновалов регулярно охлаждал несчастный агрегат, ликвидируя следы преступления незадолго до появления Глаши. Уходя, он обдувал холодильник не менее полутора часов подряд, давая страдальцу передышку перед могущим стать последним испытанием. Оставив вентилятор включённым на всё время своего отсутствия, Митя рисковал лишиться не только мечты, но и жилья. Возвращаясь домой, полумёртвый труженик возносил молитвы божествам бытовой техники, пока ключ плясал в одеревеневших пальцах, и был готов целовать пол в прихожей, услышав гудение на кухне. Вместо этого Митя бросался к вентилятору и с размаху нажимал кнопку. Переводя дух, мокрый от пота, он думал, что обязательно зачёркивал бы дни в настенном календаре, обладай он таковым.
  В день, когда Коновалов получил последнюю часть необходимой суммы, температура на улице резко упала на восемь градусов. Переступив порог квартиры, Митя не услышал до боли знакомого гудения. Это могло означать, что холодильник наконец умер, но зелёная лампочка мирно горела, а решётка сзади была холодной. Сетевые метеорологи утверждали, что пик жары остался в прошлом. Митя погладил гладкий бок своей галеры и, минуя душ, отправился на диван. Там он проспал двенадцать часов кряду, из-за чего весь последующий день должен был сидеть за отчётами, не поднимая головы, даже пропустив обед. Оставшееся до Дня Икс время Коновалов посвящал работе и сну. Домашний адрес Виолетты он без особого труда выяснил ещё давно, пробежавшись по соцсети, убедившись в справедливости утверждения о прозрачности современного мира. Берри жила на пятом этаже высотного дома. Делая вид, что расклеивал объявления, код на замке входной двери Митя подсмотрел, когда внутрь заходила пожилая женщина. Поднявшись на пятый этаж, он недолго постоял на площадке перед заветной квартирой и спустился вниз.
  Его заказ пришёл точно в срок, чем гордились и о чём писали на своём сайте ягодные кудесники из-за моря. В назначенный день Митя вышел из дома ранним утром. На улице было непривычно прохладно, лёгкий ветер шуршал по тротуару тем, что не попало в сети дворников. В руке Коновалов нёс картонный пакет с контейнером внутри. На одном из боков контейнера была прорезь, в которую Митя поместил фирменную карточку. «С Днём Рождения. Лучшее лучшей. Doctor Horse», - гласила тщательно выведенная надпись. Митя шёл и вспоминал судороги холодильника, стон диванных пружин, мысленно сравнивал ощущения от прикосновения к ящикам и контейнеру. Он представлял, как звонит в дверь и быстро сбегает по ступенькам. Дверь открывается, и женщина в халате берёт с пола пакет. «Кто там?», - басит мужской голос из глубины квартиры. «Кажется, ещё один подарок для Леночки», - отвечает женщина, щёлкая замком. «Не лень кому-то в такую рань», - удивляется невидимый мужчина. «А что такого? В прошлом году ей вообще ровно в полночь курьер посылку принёс. И не ори ты так, пусть ребёнок поспит в свой праздник, намучается ещё за целый день поздравления от поклонников принимать», - женщина ставит пакет в прихожей возле вешалки и гасит свет. Митя сделал ещё несколько шагов, остановился, покачнулся и одним движением вытряхнул контейнер в урну. Сложив пакет и спрятав его в карман, он развернулся, прошёл метров двадцать и вдруг вспомнил о накрученных вентилятором киловаттах. Митя повернул голову и увидел склонившегося над урной мужчину в заляпанном грязью плаще неопределённого цвета. Коновалов что-то пробормотал себе под нос и больше уже не останавливался до самого дома.               
15 Игрок
Ольга Постникова
               


Артём Богданович, мужчина  необычайно-яркой наружности, имел три неодолимых пристрастия – женщины, карты и анекдоты. Первое – не только неодолимое, но и губительное для спокойного течения жизни обыкновенного человека, два – вторых сыграли роковую роль, но об этом – впереди.
 
Роста - выше среднего, черты лица - правильные, словно выточенные искусным мастером. И – глаза… пожалуй, самым притягательным в его внешности, был взгляд синих глаз, опушённых густыми чёрными ресницами – омут, в который женщины  бросались с отчаянной смелостью, не считаясь с обстоятельствами собственной жизни. Он же всего-навсего – мужчина, уступающий женскому интересу к нему.

Или – огонь, на который летели, опаляясь. Но, если на  мужчине, при любом раскладе,  лежит  ответственность,  то…  какой спрос с огня? 

Несмотря на обилие мелких интрижек, как принято говорить – на стороне,  семьянином он был, по мнению Татьяны, жены Артёма Богдановича, которая или не знала, или закрывала глаза на шалости мужа, образцовым.  Её ли мнением это было, или жизнь не дала ей права на другое? Знать, кроме неё, не дано никому.

Семь лет назад Татьяна приехала в лесоустроительное предприятие по распределению. Наскоро попрощалась с родителями, не отбыв у них положенный после защиты диплома  отпуск. Нашла тому причины, родители поверили в их убедительность – дальняя дорога через  Украину, Россию и весь Казахстан, почти до границы с Китаем, необходимость устройства на новом месте.
-Ничего, дочка, отработаешь три года и вернёшься, найдётся для тебя и работа, и жених хороший. Будет у нас всё, как у людей - дочкА любимая со своим чоловиком внуками одарят, мы с матерью будемо их доглядати - отец улыбался, пряча растерянность от предстоящей разлуки с единственной дочерью в густых усах и, как всегда в волнении, переходил с одного языка на другой.

Отец улыбался, а Татьяна, сжавшись в комок, держалась, чтобы не разрыдаться и не упасть на грудь отцу с признанием, что внук у них будет скоро. Внук будет, а чоловика  – нет. И что  делать, она не знает - порой кажется, что лучше  не жить. Нет, не сказала.  Хотя знала, что лучше бы ей никуда не ездить, а распределение взять в ближайший к дому лесхоз.

Трое суток  отстукивали колёса. Она спала, не получая от сна отдохновения. Ела, не ощущая вкуса еды. Читала, не понимая смысла прочитанного. Смотрела в окно, за которым  расстилалась бесконечно-бескрайняя степь, мелькали жалкие полустанки, унылые посёлки. Такие же жалкие и  унылые, как она сама. По вагону ходили женщины в ярких цветастых платьях, предлагая носки, шали. Ближе к Аралу – копчёную рыбу. Открывая дверь купе, они натыкались на  взгляд, в котором застыла боль отчаяния. Деликатно прикрывали дверь  и шли в следующее купе.

 Всё, что впереди - страшило. Позади - срашнее и горче, потому что там – предательство:
- Подумай сама, зачем нам ребёнок? Сейчас?!  У нас вся жизнь впереди, не успеем обзавестись детьми?  Ты хоть представляешь, какая это обуза?  У нас пока ни кола, ни двора. Неужели не соображаешь, что нужно сделать в таком случае?

Она – сообразила. Поменяла своё  распределение.  Вместо Закарпатья – Казахстан.

В Чимкенте, освободившееся место в её купе заняла молодая женщина с грудным ребёнком. И Татьяна, волей-неволей оказалась привлечённой к хлопотам молодой мамы – присмотреть за малышом, пока та сходит за кипятком, выбросить мусор, да мало ли какая возникает  необходимость, отлучиться из купе. Татьяна агукала малышу, играла погремушкой, и… потихоньку холод в груди оттаивал, боль уходила.  Её умиляли  крохотные ручки, ножки. И до слёз – осмысленность взгляда и готовность рассказать  что-то такое, о чём знает только он.

Всё сложилось: коллектив хороший, комнату в общежитие дали. И предприятие, и общежитие – в центре города. Рядом – парк. Гуляла по его аллеям, а в мыслях видела себя с коляской.

Весна - приподнятое настроение полевиков, «сбивающихся в стаи перед отлётом». Рассказы и советы  бывалых для новичков, получение  полевого имущества на складе. Каждый таксатор подписывал свои  ящики, чтобы не перепутать при получении на товарной станции. Татьяна удивилась, когда увидела ящики с надписью: «Борщ+Суп».

Партия, начальником которой был Артём Богданович - сложившийся годами коллектив, и он без особого желания принимал изменения в нём. Но желания, желаниями, а начальник экспедиции, вносил  коррективы. Против такой коррективы, как молодой специалист - не возражал. Собрал своих таксаторов, представил Татьяну,  распределил всех по таборам и закрепил для неё наставников на  полевой сезон - опытных полевиков,  чьи ящики  удивили Татьяну – «Борщ+Суп». Шутник Геннадий добавлял к своей,  сокращение от фамилии жены –  Шуры Супрончик.  Шесть месяцев ей жить с ними  одним табором. «Табор… экзотика какая-то цыганская», - подумалось  Татьяне. 

За хлопотами подготовки к отъезду, Татьяна отвлекалась от своих дум, да и всё уже было продумано ею - успеет до родов отработать полевой сезон. Отработать и заработать на предстоящий год, который  просидит с малышом. Наверное, сможет брать какую-то работу на дом. Считывать таксационные описания, например, или  планы лесонасаждений. Так многие делают в конторе, она уже знала это. В годик малыша определит в ясли, а потом… будет отвозить его на лето родителям – не век же скрывать от них внука. Всё утрясётся.

Утряслось, как  и не мечтала.  Что разглядел в ней  Артём, чем  покорила   Татьяна, у которой в мыслях  не было – покорять? На  судьбе,   тогда казалось, стоял  крест.

Полевой сезон подходил к середине, когда Шура утвердилась в догадке:
-Танюша, а ведь ты  беременна. Зачем скрываешь, надрываешь себя, мучаешь ребёнка? Возвращайся в Алма-Ату, до декрета поработаешь в камералке, - ей хотелось  поговорить, утешить,  но – не решалась. Несмотря на то, что они почти три месяца отработали бок, обок,  отношения из рабочих, не перешли в доверительные, что тяготило Шуру изрядно.

 Не только тяготило, но и тревожило. Каждое утро они расходились по своим рабочим маршрутам. На день приходился десяток и больше, километров по лесу. Такие нагрузки - для беременной? И хоть бы раз, возвращаясь вечером в табор, Татьяна дала понять, как ей трудно. Умывалась, переодевалась и вместе с Шурой готовила ужин. Правда, у костра, после ужина не засиживалась, уходила к себе в палатку.

                И в этот раз отделалась от разговора:
       -Шура, у меня всё хорошо, не волнуйтесь.
      

             «Как панцирь, надела на себя», - досадовала Шура. В другой ситуации она поговорила бы с начальником партии. Но  – в другой. Вся партия с недоумением наблюдала за Артёмом. В этот сезон его, словно, подменили –  проедет по таборам, развезёт заказанные продукты, проверит работу, примет наряды  и – никаких посиделок  у костра,  а тем более - за полночь с любителями покера. Забыли уже, когда последний анекдот от него слышали.

Анекдоты Артём коллекционировал со всей серьёзностью, не одну записную книжку заполнил ими. Титульные листы книжек, на случай утери,  заполнял тщательно – фамилия, имя, отчество, адрес и номер телефона.  Казалось, что его память вмещает все анекдоты,  когда-либо услышанные. По крайней мере, в шуточных состязаниях  со всевозможными переходами по темам, равных ему не было – всегда выходил победителем. Как и в покере - феноменальная память и умение мгновенно просчитывать все возможные варианты и комбинации карт, приводили новичков в восторг, а старых партнёров в досаду и, как бы, не досадовали, а игра с ним всегда была праздником. У него пытались научиться искусству блефа, но как можно научиться тому, что находилось за гранью фола. Для этого нужно одно – характер и… опять же  точное  и мгновенное  определение  психологического портрета партнёра.  Не многим   дано.

Артём Богданович был признанным лидером, не потому что начальник, а – таким и был. Попасть к нему – большая удача. И, попав, добровольно не уходили, если только обстоятельства не вмешивались. Работу организовывал чётко, без  простоев на переездах.  Таксаторские стоянки - по «человеческому фактору». Если таксаторы семейные,  с детьми «кочуют»,  снимал для таких  квартиры в посёлках – поближе  к цивилизации: молоку, свежим овощам-фруктам.  К тому же,  няню для детей в посёлке  найти не сложно. И продукты, несмотря на дефицит, умел достать для своих  самые лучшие. Кажется, на всех базах были кладовщицы, не устоявшие перед  чарами его взгляда и улыбки. Никогда партию не лихорадило от склок и раздоров, а работу ниже пятёрки, не оценивала самая строгая проверка, потому и зарплаты, и премии были  выше средних  по предприятию.

И, вдруг, какая-то пигалица, как окрестили её соратники по партии, словно околдовала Артёма. «Чем?», - недоумевали.  «Зачем?», - недоумевали, ещё пуще, если сама, кроме работы и своих наставников, ничего и никого не замечает. Женская часть партии  пришла к выводу, что это кара за былые подвиги.

Помутнение рассудка ли, или действительно расплата, но сочувствовали Артёму все. Деликатно - ни словом, ни намёком. По этой причине и не могла Шура сказать  начальнику партии о своей догадке. Очень  щекотливой получилась ситуация. Подумала так: «Не слепой же он. Неделя, другая и сам всё увидит. Острее шила – не утаишь». Но с мужем поделилась:
-Гена, ты ничего не замечаешь? Татьяна-то у нас… беременная. Скрывает, глупая девчонка. Похоже, собирается до конца полевой сезон отработать – без декретного отпуска.  Ей и сейчас тяжело, а – осенью?! Дожди пойдут, ночи холодные – сама застудится и ребёнка погубит. Тут ещё Артём… ну, не наваждение ли?! Сколько лет вместе работаем! Вроде, никогда такого не было с ним. Я, грешным делом, думала, что так и пропорхает всю жизнь мотыльком, не остепенится. И надо же, как она его зацепила! Главное-то, зацепить, зацепила, а сама даже не замечает: «Артём Богданович, Артём Богданович», - передразнила, подстроившись под нежный голос Татьяны, - а  Артём Богданович скоро уже мурлыкать начнёт, как котёнок.
-Шура, а ты уверена, что она в положении? Точно? Я ничего не заметил.
-Вот-вот! У Вас, мужиков, глаза странно устроены. Вдаль только глядят, а что рядом – не видят.

Шуру мучила этическая сторона, а Геннадий решил, что здоровье Татьяны и жизнь  малыша важнее. С этикой, так ли, этак ли, уладится, а случись чего здесь, у чёрта на куличках, помочь  будет невозможно и тогда, уж, точно, ничего не уладится. При первой же встрече с Артёмом, рассказал  о  разговоре с Шурой.

Вскоре начальник партии приехал к ним в табор. Привёз почту, продукты и объявил, что должен сделать внеплановую ревизию таксации молодого специалиста, то есть – Татьяны. Ревизия - дело волнительное, но пуще опасалась, что Шура поделилась своей догадкой с начальником, и он отправит её в Алма-Ату, камеральничать. За половину сезона ещё не заработано достаточно денег, чтобы и малышу купить необходимое, и на предстоящий   безработный год отложить.

Опасения оказались не напрасными – Артём Богданович действительно был в курсе её положения. Но, то, о чём он заговорил, оказалось  неожиданностью:
-Татьяна,  не хотел, спешить с признанием, что люблю тебя.  Кажется,  никогда ещё так не волновался.   Люблю так, что мне безразлично всё, что – позади. И теперь, когда  узнал о твоей беременности, хочу только одного, чтобы малыш родился моим сыном или… дочкой. Только потому мне пришлось, поспешить – времени у нас не очень много в запасе. Правильно понимаю? Не спеши с ответом. Пара-тройка месяцев есть? Тебе их будет достаточно для решения. Если – о любви, то моей хватит для нас  обоих… троих, - поправился на ходу – ну, вот, главное сказал, теперь – о второстепенном. Возможно, тебе наговорят обо мне, или уже наговорили, неважно, всяких глупостей. Возможно, что  – не глупости. Всё так и есть, вернее, было. Было и останется в прошлом. Для тебя я стану верным мужем. Верь мне.
       И, пожалуйста, не упорствуй  в решении, доработать полевой сезон. Не реально  и опасно. Причины – понимаю, но они не существенны. Если  не обопрёшься на моё плечо сейчас, я буду ждать и не оставлю тебя без своей поддержки.

Так неожиданно для Татьяны «утряслась»  жизнь – её и сына, наречённого Богданом Артёмовичем. За семь лет, прожитых с Артёмом, она ни разу не пожалела о принятом впопыхах решении, как, впрочем, и Артём. 

Если бы не вмешательство злого рока, который словно выжидал удобного момента, подставить подножку счастливым людям.

Впервые за семь лет у Татьяны и Артёма не совпали отпуска, и ей пришлось одной ехать к родителям, чтобы оставить у них до осени Богдана. Осенью  он пойдёт в первый класс, так пусть последнее вольное лето бабушка с дедушкой побалуют его. Тем более, что на предстоящий  полевой сезон им выпали лесхозы Кзыл-Ординской области: жара, безводье, пески с саксаульниками.

Артём  не мог найти себе места по вечерам в пустой квартире. Не нашёл ничего лучшего, как потаксовать. Особой нужды в деньгах не было, но и лишними – не бывают. И, не столько ради заработка, как – не оставаться одному.

В один из вечеров стоял у вокзала, в ожидании ташкентского поезда. Поезд подошёл, от вереницы людей отделились двое  мужчин и сели в его машину.
-Заря Востока, шеф.
-Заря Востока, так – Заря Востока,  - назвал цену. Посёлок окраинный, ехать через весь город.
  -Хорошо, идёт.

Мужчины уселись на заднем сидении, изредка переговариваясь друг с другом. В совершенстве казахского Артём не знал, но понимал многое. Из коротких реплик понял - едут на игру, но не уверены, что соберётся вся их компания. Что игроки серьёзные, понял сразу, и… что-то ёкнуло внутри.

Пассажиры, расплатившись, пригласили зайти в дом, выпить чая. Артём никуда не спешил, эта поездка была последней, поэтому, не заставляя себя упрашивать, легко согласился. К тому же, то, что ёкнуло внутри, не давало покоя,  предвещая, что, может быть, ему удастся,  поразмяться среди серьёзных игроков.

Бесшумными тенями сновали по дому женщины, накрывая на стол. Безмолвно взяли у него куртку, ботинки и подали мягкие тапочки. Так же легко, как и на приглашение на чай, Артём согласился  на игру. Перешли в другую комнату, уселись за большой круглый стол. Денег, на начало игры, было достаточно, а там, как повезёт, решил   для себя.

Не везло. Он не нервничал, присматривался к партнёрам. Их бронзовые, с приподнятыми скулами лица, были непроницаемы: «Да, это не полевые посиделки», - подумалось Артёму, который и за непроницаемостью сумел разглядеть их довольство партнёром-лохом - «ещё не вечер, ещё не вечер, и вы совсем не знаете меня», - импровизировал он про себя. Проигрыш составлял уже гораздо больше того, что было у него  изначально, а карты не шли,  и ему не удавалось, составить  не только сильную комбинацию - и  самую слабую, но дающую надежду, отыграться. Не оставалось ничего, как идти на блеф. Сработало. Он отыгрался. На лицах партнёров проступили досада и азарт, а к Артёму пришла спокойная уверенность и вместе с ней – везение. Карты пошли к тому, кто их заслуживал. 

Хозяин дома решил закончить партию, сославшись на то, что женщины снова накрыли стол к чаю. Вроде, ничего не изменилось в поведении хозяев, но Артём уловил витавшую около него тревогу – с таким выигрышем не отпустят по добру, по здорову. По оброненной вполголоса  реплике понял, что после чая предстоит новая партия. И не ошибся – его снова пригласили на игру… без права отказаться.

Удача не изменила Артёму – его комбинации были самыми сильными, словно потусторонняя сила составляла их, без вмешательства человека. Новый выигрыш и ставки лежали на столе, когда Артём поднялся: «Я  на минуточку выйду». Никто не среагировал на невинное желание. Спустя пару минут, поднялся хозяин, чтобы выйти, проверить, куда направился гость. Он поздно спохватился – увидел лишь свет отъезжающей машины.

Без куртки, в чужих тапочках Артём выжимал из машины предел, на который она была способна. Выехав на широкую и пустынную в такой поздний час - Ташкентскую, он выдохнул, кажется, в первый раз. Выдохнул и замер на вдохе – в кармане оставленной им куртки не осталось ничего ценного, кроме… записной книжки с анекдотами,  на титульном листе которой аккуратным почерком были написаны: фамилия, имя, отчество, домашний адрес и телефон.
16 С душою, по душам...
Ольга Постникова
 -Уходишь, август?  Тихо уходишь. Солнечно. До встречи через год.

- Загадываешь?!  Договорились - живём три недели спокойно, не заморачиваясь планами, которые дальше этих недель - обещала. Соврала?

-Зачем так резко? Не соврала, но…как  думаешь, если бежишь-бежишь, выкладываясь на полную катушку, что - на  финише? В глазах – темно, во рту – сухо и почему-то сладко, так противно сладко,  хочется одного упасть на землю и не двигаться, но, несмотря на желание, бежишь от финиша лёгкой трусцой, переходишь на шаг и только потом - покой.  Хотя, ты не можешь этого ни знать, ни чувствовать. Или… чувствовать не можешь, но знаешь? Интересно, почему никогда не думала об этом? Например, я знаю, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, но чувствовать   не могу ни гипотенузу, ни катеты, ни, тем более, сумму, а… знаю? Ну, хорошо, это не мой опыт, дошедшее  - чужое знание. Знание без чувствования. Или…   сухое знание. Именно – сухое. А, если знание от чувств – мокрое? 

- Сухое, мокрое… что за околесица? Нет, прямо спросить, что представляю из себя – я, твоя душа. Всё просто. Я, это ты; ты, это я.

- Так  влюблённые говорят.  Но это неправда. Только до поры и, как… иллюзия.  Для влюблённых и даже для нас с тобой.

- У тебя раздвоение личности?

- Нет, не раздвоение -  иллюзии закончились.
- ???

- Делаешь вид, что  не ведаешь?

- Что могу ведать из того, что не знаешь ты?

- Ну, напомни ещё раз, что мы – целое. Хотя, возможно, ты права, душа моя. Целое. Конечно, целое. Но… любое целое можно представить дробью, где числитель равен знаменателю. Вот это я и хочу понять, кто из нас числитель, кто – знаменатель. Чем станет «целое», случись, что с тем, кто под дробной чертой.  С точки зрения математики. Элементарной, конечно. Допустим, я – в знаменателе, ты, душа – в числителе. Пришёл мой черёд,  я, как реальное  физическое тело превратилась в ноль. И всё. Наш тандем в виде дроби – неопределён, не имеет смысла. Ты… не имеешь смысла? Такое возможно? При твоём-то бессмертии? Какой смысл в бессмысленном бессмертии? Или… это тот случай, когда – не элементарно, а неопределённость можно наделить многообещающим  понятием – бесконечность? Ещё безотраднее, если ты – в знаменателе. Тогда с моим физическим исчезновением, остаёшься ты, но… нулём. Никем, ничем… ничтожеством, как говорят о не имеющем никакого значения существе.


- Хочешь поговорить о смысле? О  смысле, как  раз и навсегда заданной константе? Ты сказала, что иллюзии закончились, но именно такой смысл, в твоём представлении, и есть иллюзия. Помнишь, в детстве ты не могла понять, что горизонта, как реально очерченной линии, не существует. Как может не существовать то, что так ясно видно?! Вот – небо, вот – земля, вот – линия, где они сходятся.   Не просто линия, а алая-алая лента.  Таким же ярким, чётко очерченным и неважно, что иллюзорный,  должен быть и смысл твоей жизни?
- Я бы не отказалась.

- Но тогда это был бы вечный праздник, а праздник не место, где можно жить  постоянно. Как  узнать, что – праздник, если ему не предшествовали будни? И, чем серее будни, тем ярче бывает праздник. А смысл… у праздника и будней он есть, но – разный. Как небо и земля -  разный.

- Не уводи в сторону, душа.   Я хочу  понять, что мы с тобой друг для друга и что будет с тобой, а значит и со мной… может быть…потом. Вот – я. Руки, ноги, туловище… голова, в которой роем мысли. Всё – физической природы, кроме мыслей. Но ведь ты – не мысль, которая плод сознания. О сознании  могу точно сказать,  что я его  повелительница. Звучит-то как – повелительница! Оно существует вместе со мной и угаснет также – вместе. Угасшее, не даст ни одной мысли… наверное.   Ты же, душа, я только сейчас поняла, заложница моя. Поняла и мне стало жаль тебя – какой дрянью порой, да что там – порой, всю жизнь,  окормляю тебя. Душа… от всей души, с душой, душа радуется - сколько раз за свою жизнь говорила о тебе. Но – только слова. Ощутила реально, что ты есть, когда в первый раз взяла в руки молитвенник. Ты  трепетала от каждого прочитанного мною слова. Слова привычного  языка, перемежались с церковнославянским языком, но всё было понятно без перевода.  Можно назвать это генетической памятью, но кто её сохранил для меня, эту память, если не ты? Не молекулы же дезоксирибонуклеиновой кислоты? Могли ли  они дать ощущение чистоты  внутри меня? Чистоты, или, если точнее – чистой радости. Но и это не точно. Если не мудрить, то состояние было близко к тому, как вот утром подходишь к крану, открываешь его, слышишь журчание воды,  омываешь руки, лицо и – такое наслаждение  чистотой   ощущаешь. Можно сказать,  чувствуешь, как радуется твоё лицо. Возможно, тебе покажется грубым такое сравнение, но – как могу. Не только ощутила твою радость от моей молитвы,    реально ощутила тебя в первый раз в своей жизни. И сколько же лет тебе пришлось томиться  без намёка на омовение?!

- Если ты это почувствовала  – не безнадёжно. Какая разница, сколько лет? Пока жива, ничего не поздно. И я соглашусь, пожалуй, с  рассуждениями о мыслях, которым ты – повелительница, и даже с тем, что я твоя заложница. С этим ничего не поделать. Да, и надо ли… нет, не так – есть ли право?

- Скажи,  душа, а какая связь между тобой и совестью? О тебе  принимаю – бессмертна, но о совести никогда не слышала – бессмертная. То есть, для тебя  время – ничто, а совесть… она живёт во временных координатах. Хотя, наверное, не правильно сказала –  ничто. Твоё время – трёхмерно: прошлое, настоящее и будущее, которое и есть бессмертие. У совести будущего нет, только – прошлое и настоящее. И что ещё мне интересно – совесть живёт в ладу с тобой? Со мной – нет. Или, так – не всегда. Подло позволяет многое из того, чего делать не следует, а потом грызёт-грызёт и не даёт забыть. По-моему, это непорядочно. Почему не выставить ограничители изначально? Потому и спрашиваю про лад и согласие между вами.               
    Раньше  тени сомнения не было в том, что твоё будущее: блаженство или муки вечные, моя заслуга или… вина неискупимая, даже нарекла тебя заложницей моей многогрешной плоти. А если зависимость обратная? Не ты – заложница, а я, то есть, плоть моя? Ну, как, скажи мне - мой несчастный, обречённый на угасание  ум, который  как, впрочем, и совесть  категория совершенно абстрактная и с невероятной лёгкостью конвертируемая в… безумие… бессовестность, могут взять верх над тобой? Бессмертной, для которой нет временных рамок, а может даже и планетарных? С другой стороны, зачем  заложница, жизнь которой для тебя короче, чем для меня – бабочки-однодневки? И ты, госпожа плоти моей, совести, ума… позволяешь мне за миг земной испоганить твою вечность? Чтобы она мёдом не казалась? Абсурд. Не понимаю. 

- Не понимаешь и принимаешь? Или не понимаешь, потому не хочешь принять, пока… не поймёшь? Если – второе, это и есть  будущая погибель. Ты нагородила, невесть что и о чём. Особенно позабавила заложницами. То я у тебя, то ты у меня в заложницах.  Нелепые выдумки и непомерная гордыня.

-Гордыня? В чём гордыня?
- Она у тебя, как взбесившийся в аномальной зоне компас. И – «высокоумие гордых»  ни о чём не напоминает?

- Высокоумие гордых? Имеешь в виду строителей  Вавилонской башни?
Каким боком могу оказаться в их рядах? Вроде бы…

-Вот именно. Вроде бы.  А по сути?  Для строительства «вавилонских башен»  достаточно попыток ума достать до Неба. Они, попытки -  кирпичики  гордыни. Один, за другим, один, за другим. 
   И вот, что занимательно – ты не пытаешься познать доступное тебе в материальном мире. Не обижайся, не принижаю, а говорю, как есть. Что далеко ходить, компьютер, с помощью  которого  ты сейчас запечатлеваешь нашу  беседу,  что  знаешь о нём? Ну, да, как открыть нужное тебе, как в скайп выйти, как напечатать, посмотреть, послушать… а  что внутри у него? Каким образом взаимодействуют в процессоре шины адресов и шины данных, регистры, кэш и… хорошо, не буду утомлять. Знаю, скажешь – мозг ломит от таких сложностей. Понятно – сложности. Но… реальные, материальные, так сказать – познаваемые. Если создано одним  человеком, для другого нет причин  не понять, кроме одной – нежелания напрягать ум. И, понятно, здесь на кирпичиках гордыни, не создать, не представить миру. Другое дело – Небо. Не удивляйся, все твои рассуждения, которыми ты пыталась спровоцировать меня на открытие «тайны», не что иное, как попытка заглянуть туда, куда,  по земному живым, хода нет.
Хода нет, но есть вера, что всё видимое сотворено невидимым Богом. Потому она – осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом. Этой взаимосвязью скреплено всё в человеке, в тебе  в том числе.   Если человек отрекается от божественной сути мироздания, это ровно ничего не значит для мироздания и угрозы ему не несёт никакой. Да, и для человека самого тоже... сиюминутной   угрозы нет. Ну, да, неудобно жить. Холодно. Пусто. Но – можно. Живут ведь люди, лишённые зрения. Не позавидуешь, но так сложилось, точнее, не сложилось  и приспосабливаются… наощупь. Только одно отличие меж ними – зрения себя сознательно никто лишать не станет, в отличие от тех, кто отправляет веру на "суд черепков".

- Ты упрекаешь меня в неверии?

- Нет, не в неверии, а в попытке перегнать паровоз. Допустим, ты села в экспресс и едешь в совершенно новое, незнакомое тебе место. Мчится экспресс, мелькают за окном пейзажи, ты любуешься ими, а в голове гвоздём засела мысль – всё, что вижу сейчас, заурядно.  Интересно, что там – впереди? И ты спрыгиваешь из поезда на ходу и мчишься вперёд, пытаясь обогнать поезд. Только лишь для того, чтобы увидеть то, что увидела бы в свой черёд, сидя в своём уютном купе, попивая чаёк из стакана в красивом подстаканнике, ведя неспешную беседу с попутчиками. Но, нет, ты летишь, почти распластавшись над землёй, напрасно летишь. Напрасно  твоё сердце бьётся подбитой птицей в решётки тесной клетки, тебе никогда не опередить экспресса. Хорошо, если вовремя поймёшь, затормозишь, а то ведь и повредиться можешь.
И ещё одно – затормозила, не повредилась, а поезд-то – тю-тю. Твой, на который был выписан  билет тебе. Ты – одна, в чистом поле. Поезда идут, но они чужие. Не исключено, изловчишься, впрыгнешь на ходу и будешь бегать безбилетницей по составу, скрываясь, не зная покоя, почти сестра Агасфера.  Только потому, что захотела узнать до срока, что – впереди. Не для какой-то благой цели, а вот так, глупо и бессмысленно, подчинившись своей гордыне, нашептавшей тебе – сможешь… прибежать быстрее паровоза.
Почему  тебе непременно нужно понять, узнать до самых мельчайших деталей взаимосвязи, да ещё и спроецировать их в пространство будущего?
В щёлочку, в скважину, но заглянуть. Абсурд в том, что, не стряхнув с себя материальное, как прах от ног, как сможешь понять мир, противоположный материальному? Не спеши. Три недели тебе даны не для того, чтобы ты тщательно отряхнулась. Думаю, ещё слишком рано. Просто остановка…
17 Здравствуй и прощай
Ольга Кучеренко 2
      Лера  любовалась звездным небом. Здесь, в Крыму, среди  гор, пьянящего разнотравья на окруженных лесом полянах, под шум   горных речушек  многие  не слишком приятные вещи и события кажутся   не такими горькими и обидными, как в привычной  городской суете. Вот хотя бы  недавний  разговор  с сыном.  Рослый и взрослый, он выплеснул  на нее весь накопившийся  запас упреков и обид.  Вспомнил и жизнь без отца,  и вечную нехватку денег, и долгие вечера в пустой квартире и с пустым холодильником… Она, как провинившаяся школьница, сидела с опущенной головой и не спорила, не возражала, а после бессонной ночи  сложила в старый рюкзачок  все  необходимое и купила билет в Крым.

       Почти четверть  века назад  при подъеме  на вершину горы  Эклизи-Бурун, что  вблизи Ангарского перевала, Лера с группой   туристов  вышла  в показавшееся ей тогда  сказочным место.  Слева от  пересохшего к концу лета Кутузовского озера  восхищенным глазам  туристов предстала роща из  молодых деревьев, никем из ее друзей раньше не виданных. В тени их ветвей-  лап с ярко-зелеными  хвоинками и слоем прошлогодней  хвои на земле, на уютной  полянке  они провели с полчаса, перекусили, набрали студеной водички из источника и двинулись дальше.  Много лет спустя  Лера покопалась во «всемирной паутине» и узнала, что это были канадские секвойи, высаженные на поляне у озера в семидесятых и прекрасно там прижившиеся.
 
       Вот сюда, в так понравившееся  ей когда- то место, и пришла  по нахоженным тропам  вышедшая из троллейбуса  на Ангарском перевале Лера. Поставила на мягкую сухую хвою  палатку, сходила к  роднику  за водой и присела на бревнышко, наслаждаясь тишиной и дивной красотой этого места. Потом, оставив вещи в палатке  и не задумываясь о их сохранности, решила  побродить по окрестности.  Вечерело. Из расположенного в паре километров  от озера села слышалось мычание коров и позвякивание колокольчика-  пришло время вечерней дойки.  Нужно  будет завтра сходить в село, купить молока и  еще чего-нибудь …

       Вернувшись к своей палатке, Лера обнаружила, что ночевать одной  на поляне  ей не придется. Неподалеку у костра на выложенных каре бревнах сидели  высокий парень с миниатюрной  блондинкой  и  брюнет средних лет  в одинаково продранных в самых неожиданных местах джинсах и темных парках. Девушка как раз разливала по кружкам что- дымящееся и наверное очень вкусное, по крайней мере так показалось проголодавшейся и уставшей за долгий  день Лере. Вдруг  мужчина, тот, что постарше, поднялся и быстрым шагом направился к одиноко сидящей женщине.
-Простите, можно нарушить ваше уединение? У нас как раз чай закипел  и картошечка в мундире готова. Пойдемте к нам, а?

       Лера вежливо отказалась.  Тогда мужчина   сходил к костру и вернулся с жестяной кружкой  заваренного на  местных травах ароматного чая и несколькими испеченными в золе картофелинами.   Лера устало улыбнулась и подвинулась к краю бревнышка, освобождая место незнакомцу. Какой вкусной оказалась пахнущая дымком картошка!  Они   разговорились и   незаметно перешли на «ты». Что-то в нем было неожиданно близкое, словно встретился старый друг, с которым давно-давно  не виделись. А впрочем.. . Да! Она вспомнила! Это же Иван!  В том давнем походе он  был с симпатичной брюнеткой. Лера тогда по уши влюбилась в другого парня, Алексея, опытного скалолаза с атлетической фигурой и потрясающим чувством юмора. Лера так потом и не смогла объяснить самой себе, как  на второй  по счету стоянке- это была Верхняя Джурла-  оказалась в его палатке…   И был изумительный рассвет,  и кольцо сильных  рук, и нежные слова.  И  были еще ночи- пять или шесть, когда  она,  зацелованная и счастливая, на рассвете возвращалась в свою палатку.

     Вспомнился вокзал в Симферополе. Лера, Иван со своей девушкой и еще пара ребят уезжали поездом «Симферополь- Москва». Алексей  обнял Леру, поцеловал в губы и, не дожидаясь, когда поезд тронется, быстрым шагом направился к зданию вокзала. Не обернулся, не махнул рукой…   В дорожных разговорах  кто- то из ребят упомянул  девушку  Алексея, из- за травмы ноги  оставшуюся у родственников в Белогорске.  Сделав вид, что ей это не интересно,  Лера отвернулась к стене и притворилась спящей. А через пару месяцев врач в женской консультации поздравил ее с предстоящим материнством. До рождения сына она успела получить  институтский диплом и даже немного поработать на предприятии. Счастьем стала выделенная матери- одиночке комнатка в общежитии и помощь  подруги- москвички.

      Лера напомнила Ивану о том давнем походе. задала вопрос о семье.  Оказалось,  что недавно он пережил большое горе- подлый рак унес жизнь его жены, той самой девушки, что была с ним в походе . Когда- то они с женой усыновили и вырастили сына трагически погибшего в горах друга. Вот он- то со своей невестой и сидит сейчас у затухающего костра… Помрачневший от грустных воспоминаний Иван, пожелав Лере спокойной ночи, ушел к своей палатке.

      Восход солнца в горах трудно описать, его нужно видеть. Первые лучики заставили заиграть всеми оттенками зеленого лапы красавиц- секвой, побежали по молодой травке, пробившейся сквозь прошлогоднюю хвою,  заглянули  через откинутый полог в палатку. Лера  прихватила  емкость для воды и пошла к роднику. Услышав за спиной шаги, обернулась и весело поприветствовала догонявшего ее Ивана.
-Какие планы на день? Мои ребята не хотят рано вставать, а я бы отправился на плато Чатыр- Даг. Пойдешь?

       Лера с радостью согласилась.  Подьем оказался затяжным, местами тропа проходила по сыпухам, порой- по краю обрыва.  Рюкзак Ивана был объемным и видимо очень тяжелым.  В какой- то момент Иван свернул с основной  тропы и предупредил  Леру о  предельной  внимательности, так как предстоит идти  над многометровой пропастью. на дне которой, как гигантские зубы древнего великана, возвышались три остроконечные скалы. Перед самым опасным  местом, где слева уходила вверх отвесная  каменная стена и тропинка шла по краю пропасти, Иван попросил Леру остаться у больших валунов и ждать его возвращения. Лера ждала долго, прислушиваясь к каким-то необычным звукам- словно что-то сверлили, прибивали, снова сверлили…

     Вернувшийся Иван  выглядел  усталым и грустным.  Он снял рюкзак, достал страховку и, закрепив ее на Лере, предложил  медленно и осторожно идти вперед, туда, откуда  он недавно вернулся. Вот резкий поворот влево,  и на отполированной  ветрами  и непогодой  скале  Лера увидела новехонькую металлическую доску с какой- то надписью. Сделала еще пару шагов и остановилась, не веря своим глазам. Текст на табличке  был короток : «В декабре 1995 года здесь  погиб  Алексей  Романенко». Это же он,  ее Алексей! Значит, когда в 1996 году родился их сын, Алексея уже не было на свете…

     Возвращались молча, и, только когда тропа  пересекла лесную дорогу, ведущую на поляну к палаткам,  Лера тихо спросила:
-Как это произошло?
-Ему  не нужно было уходить из лагеря. Накануне  прошел дождь, превратившийся ночью в ледяную корку на каменистой тропе..   Алексей не удержался  на обледеневших валунах и упал в пропасть. Спасатели нашли  тело далеко внизу…
-А жена Алексея?
-Она умерла при преждевременных родах, когда узнала о случившемся в горах.

     А в лагере Леру ждал сюрприз. У костра с булькающим в котелке чем-то пахучим и наверняка  вкусным сидели трое. Сын Леры поднялся навстречу матери и произнес:
-Прости, я был  неправ.
-Но как ты меня нашел?!!
-Техника, мама!  Программа в телефоне позволила  найти твое местонахождение, ночь  в  пути- и я здесь!

      …Следующим утром в горы ушли только мужчины и вернулись в полдень молчаливые и серьезные. Лера отозвала в сторону Ивана и спросила:
-Скажи, куда ты водил парней?
-Я показал   место гибели  их отца.
18 Свинья не виновата
Роман Синицин
Буфел

Кто Аполлинарию Митрофанычу Тимофееву дал кличку «Буфел», сия тайна была покрыта мраком. Но кличка была дана не в бровь, а в глаз.
 Аполлон действительно был похож на буйвола. Бессмысленный взгляд из подлобья и упёртость в любом вопросе была его отличительная черта, при чём он постоянно что-то жевал. Буфел лежал на кровати с печальным  лицом, покрытым как обычно трёхдневной щетиной. В его поросячьих глазках была не проходящая грусть. И именно о поросятах сейчас размышлял Аполлинарий, глядя на умирающую в паутине муху. Ему в очередной раз надо было доложить зам по тылу подполковнику Давыдову, что 6 маленьких, розовеньких поросят, только ещё начинающих похрюкивать, опять съела их мать. И он думал, как бы намекнуть  Давыдову, что эту опорось всегда изымает прохиндей нач. прод. майор Новосельцев. Использовать чужой труд и воровать было в крови у наших офицеров и прапорщиков, ведь надо было как-то кормить семью, раз уж государство не хотело содержать армию. Но Новосельцев порой переходил все рамки. Однажды у него от непонятной болезни сдохли две любимые собаки и вместо того, чтобы закопать, он разделал их, отнёс на холодильник, а оттуда взамен прихватил тушу коровы. Ну и в течение месяца кормил собачатиной солдат, вместо телятины.
Время шло, но в светлую голову Буфела не заглянула ни одна умная мысль. Хлопнула дверь, и в избушку на курьих ножках вошёл Давыдов.

- Опять ты, Буфел, валяешься, хоть бы встал при виде старшего по званию.

Аполлон медленно соскрёб себя с кровати.

- Пойдём, поросят посмотрим.

- Да почто их смотреть то, поросята как поросята, сдохли и всех делов то.

-  Как, опять матка съела? Придётся её колоть, проку то никакого, -  сказал Давыдов.

- Не надо её колоть, она всё осознала и больше не будет, - ответил Буфел.
Зам по тылу был далеко не глупым человеком.

- Пойдём, в её наглые и бесстыжие глаза посмотрим.

Они вышли из избушки и направились в сарайку. Подойдя к свинье, Давыдов сказал:

 - Ну-ка, смотри мне в глаза, Марфа, - и ухватил её за пяточок. - А ну, Аполлон, иди-ка и ты сюда. Ты посмотри в её кристально-чистые очи. Она ведь своих детей не ела?

- Хрю-Хрю-Хрю - прохрюкала Марфа.
 
- Ты слышал, Буфел? Она сказала, что это Новосельцев, собака серая, упёр её детей.

- Хрю-Хрю-Хрю - ответила Марфа.

- Вот видишь, и прошлые разы тоже он.

- Хрю-Хрю - хрюкнула свинка.
 
- Слышишь, жалуется, замучалась уже рожать говорит.

Буфел опустил глаза, переминая носком сапога коровью лепёшку.

- Да я хотел вам признаться, товарищ полковник…

- Я подполковник и полковником уже не буду.

Давыдов когда-то был полковником и занимал должность зам. нач. полигона. Но однажды на одном мероприятии перебрал со спиртным и переспал с женой своего начальника. После этого его должностной ранг резко поменялся и новых звёзд на погонах уже не светило. Да и старых поубыло.

- Послушай, Буфел, свинья не испугалась нач. прода. А ты то что зассал? Ты же за мной как за каменной стеной.

- Да она просто испугалась, что её прирежут, - промычал Аполлинарии.
 
- Ну что, Буфел? Новосельцева на кол? Изнасиловать его во все щели?

-  А проку то, тов. подполковник?

- Да, Аполлон, я думаю, этого делать не стоит. Ты на него посмотри, он и так всё время в раскорячку ходит, привык уже и я даже подозреваю испытывает от этого удовольствие. Ты вот что, Буфел, выводи своих подопечных на прогулку, а свинью здесь оставь.

Аполлон построил скотину в  шеренгу и повёл на выпас, только один козёл упирался и никак не хотел идти.

- Козёл он и в армии козёл, - бурчал Буфел, - Мухтар, иди сюда, ну-ка разберись.
Тут же прибежал, виляя хвостом, Мухтарыч и быстро навёл порядок.

- Ну вот, хоть и не по ранжиру, но на организованное подразделение похоже, смотрю на них и сразу наших бойцов вспоминаю, - сказал Давыдов - Они тоже так в столовую ходят.

- Бе-бе- блеели овцы, погоняемые Мухтаром.

- Разговорчики в строю! - крикнул Буфел.
               
Новосельцев

Майор Новосельцев сидел у себя в кабинете и, ковыряясь пальцем в носу, строил планы на будущее. Сегодня утром он отправил поездом Мурманск-Санкт-Петербург свою жену на какой-то там конгресс врачей-стоматологов и у него было впереди целых 2 недели холостяцкой жизни.

На вечер уже был заказан столик в ресторане на двоих. Эх, и оторвётся же он со своей драгоценной Марусей! А Маруся была действительно драгоценной. Всё, что он наживал своим непосильным воровством за долгие часы службы, мгновенно превращалось в серёжки, колечки, шубки, бельишко на теле Маруси. И все эти покупки были для него нужны лишь для того, чтобы побыстрее их с неё скинуть. Нач. прод. прекрасно знал, что головой надо думать, а не головкой. Он знал, что вот так, за клочок волос, сдавались целые города и даже страны. Но ничего не мог с собой поделать. Ведь он же родину не предавал? Наверное? А впрочем. Ну, может быть, чуть- чуть. А может нет? У нас ведь как, если изменник родины, а не родине, то родина и предала.

Мечты Новосельцева прервал вошедший Давыдов.

- Ну что, опять в носу ковыряешься, чудо кривоногое? Ты знаешь, что свинья опять поросят съела?

- Да ну, что, опять? - Удивился нач. прод., - какая-то ненормальная нам свинья попалась. Надо её колоть.

- Нет, колоть пока не будем, собирайся, майор, поедешь на ЦПХ (центральное подсобное хозяйство), к ведущему ветеринару, повезёшь её на обследование. Может таблеток ей каких или травки живительной выпишет, чтобы ганнибализмом не занималась. Узи сделает, мясо ведь долго усваивается. Узнаем, может вовсе и не ела она своих детей. Может кто из офицеров стащил, а Буфелу молчать сказал. У нас ведь знаешь, некоторые офицеры такие суки, последний кусок у солдата готовы отнять. Потом спускают на водку да на баб.
 
Давыдов хотел увидеть хоть капельку вины в глазах Новосельцева, но, увы, в них была видна только простота и невинность.

- Да, есть ещё в наших рядах некоторые индивиды, позорящие честь российского офицера, только бы водку жрать, да по бабам шляться, а о родине и солдатах не думают, - ответил нач. прод.

- Постой, а не тебя ли я, Новосельцев, вчера видел у ресторана в обнимку с какой-то дамой, ты ещё песню горланил про белые ночи, про ракеты на страже родины?

- Да не, да вы что, да я вчера весь вечер дома полы мыл, картошку чистил, устав вот ещё раз прочитал.

- Ну и что там в уставе пишут про расхищение государственной собственности?
 
- Да как что? Карать по всей строгости закона, тов. подполковник.

- Ну, если ворюгу найдём, под расстрел тогда пойдёт, я ему устрою сладкую жизнь, - сказал Давыдов.

- Да не, тов. подполковник, это точно свинья съела, экология худая, вот они и мутируют.

- Да вот я и посмотрю, мутантов у нас в части хватает. Так вот зайдёшь в кабинет, а там мутант сидит, в носу ковыряется.
 
- Я бы вас попросил, тов. подполковник, не унижать моё человеческое достоинство.
 
- Да нет, это я не про тебя, просто сейчас к твоему другану нач. склада заходил, сидит, понимаешь, в носу ковыряться, а что ему ещё делать, склад то пустой, всё мыши поели, даже консервы изгрызли. Главное, даже банок не оставили, одни этикетки в мусорку аккуратно сложили. Наверное, не успели ещё вынести. Какие-то мыши мутанты у нас на складе живут. Ну так вот что. Вся надежда только на тебя, больше никому доверить не могу, ведь на таких как ты наша армия и держится. Скотовозка уже на парах, поедешь в кузове, там две медсестры в кабине тоже туда поедут. За свинью головой отвечаешь, привезёшь здоровую, в целостности и сохранности.

- Товарищ подполковник, но у меня же жена, дом.

- Жена твоя уехала на 2 недели, а домом твоим будет свинарник, пока свинью не вылечишь.

- Ну а как же поставки продовольствия, накладные, тов. полковник? Без меня же тут весь личный состав с голоду помрёт.

- Не помрёт, если с тобой не помер. Не переживай, я этот тяжкий труд и заботу возложу на себя. Езжай спокойно, телеграфируй по рации, если что. Возвращайся поскорее, будем ждать. Приедешь обратно, будет тебе и цветы и грамота и премия и орден. Или ордер на арест, посмотрим по ситуации. Сапоги резиновые не забудь, а лучше сразу общевойсковой защитный костюм!

Сидя в кузове, вдыхая ароматы поросюшки и слушая её похрюкивание, Новосельцева стали терзать смутные мысли и сомнения. Но, с каждой новой кочкой на дороге, мысли в голове майора встряхивались и перемешивались к тому моменту, когда он их умудрялся собрать и сформировать в нужном порядке, опять образовалась новая кочка. В конце концов ему пришлось бросить это не благодарное дело. Путь был не близким, грузовик всё углублялся и углублялся в таёжные леса нашей необъятной родины.

- Эх, как же там моя Маруся. Даже ведь не знает, что меня ни за что, ни про что заслали свинью охранять, - с грустью думал нач. прод.
Не знал Новосельцев, что у Маруси таких кривоногих нач. продов. хоть пруд пруди. И думает она ни о нём и даже не о них, а о молоденьком солдатике, которому скоро на дембель и как она прекрасно заживёт с ним. Ну, а о чём думает дембель и зачем ему нужна Маруся, догадаетесь сами.
 Грузовик затормозил Новосельцев плавно, не задевая пузом, перемахнул через борт и приземлился в месево жидкой грязи.

- Ляпота, - вскрикнул с душевной тоской нач. прод., оглядывая местные пейзажи.

 Вокруг были бескраийние минные поля из производных местной живности.

Сюда бы роту солдат с лопатами.Столько навоза пропадает.вот же они жидкие и сухие деньги прямо под ногами. Ни какой организаций! Подумалось нач проду.

-  Му-му, - приветственно мычали коровы, - иго-го, - словно бы над Новосельцевым ржали кони, - хрю-хрю-хрю, - захрюкала свинка, почуяв вдали своих сородичей.

- Ты то что хрюкаешь? У, свинюга. Погрозил кулаком нач прод. Мясом тебя что ли накормить? Ты мясо жрать будешь? Надо бы как то это дело тайком изладить.
 
Но изладить у Новосельцева не получилось. Подошли два солдата с ветеринаром и увели Марфу. А к нач проду подошёл офицер.

- Здравия желаю, тов. майор, я нач. хоз., капитан Заваротнюк. Вы поступаете в моё распоряжение по приказу подполковника Давыдова.
 
- Какой ещё Заворотник, ты что капитан, перед тобой целый майор стоит. - Не Заворотник, а Заворотнюк, а стоять вы у меня не будите. У нас сенокос, нужны рабочие руки. Давыдов сказал, вы стремились подымать армию с колен. Косить умеете?

- Да я в руках косы не держал. Завтра в 4 утра пойдём учиться.

- Да нет, Заворотник, ты меня не понял. Я тут приехал быстренько свинью обследовать и обратно.

- Ну, товарищ майор, это процесс долгий, пока ветеринар разберётся что к чему, мы с вами травку и покосим. Вы же понимаете, скотину то зимой кормить чем-то надо.

И начались трудовые будни Новосельцева. Прошла неделя, потом вторая. Нач. прод. научился лихо махать косой и даже никого не поранил. Заваротнюк периодические контролировал процесс и на третью неделю показал Новосельцеву как надо её точить  и дело пошло горазда быстрее. Новосельцев стал свыкаться с выпавшей на его долю участью. Ему стали нравиться запахи прелой травы и навоза. Он научился слушать пение птиц,журчание речки, стрекотание кузнечиков. И даже комары и мошкара стали кусать его как-то по-родному. Он перестал думать о Марусе и всё чаще стал вспоминать жену и задумываться, а не завести ли им детишек. И вот однажды ему сообщили, что со свиньёй всё в порядке, своих  детей она не ела, психических отклонений нет,признаков мутации тоже. И они с Марфой могут возвращаться в часть.
По возвращению в родные пенаты нач. прод. сразу направился в избушку на курьих ножках в подсобном хозяйстве. Аполлинарий Митрофаныч прибывал в прежней позиции и всё так же наблюдал, как паук доедает очередную жертву.

- Ааа, лежишь, гадёныш, ворвавшись в каморку Буфела, - вскричал Новосельцев - Ты меня Давыдову сдал, из-за тебя я на исправительные работы уехал.

- Я? Да ни за что, товарищ майор, это всё Марфа нажаловалась, я сам слышал, - сказал Буфел, не моргнув глазом, приняв из лежачего сидячее положение.
 
- Ах ты, свинопас вонючий, да ты у меня, да я тебе.

- Что Вы мне? Отправите коровам хвосты крутить? - спросил Аполлинарий, прикуривая сигарету. И вообще, здесь Вам не продовольственный склад. Да и должность у Вас неизвестно теперь какая. Покиньте режимный объект.

- Ну, Буфел, я смотрю, ты тут в конец оборзел. Я с тобой попозже разберусь.
Новосельцев, как ему и было предложено, покинул помещение, хлопнув дверью, а Буфел вернулся к прежним занятиям.

- Вызывали, тов. подполковник, - сказал Новосельцев, входя в кабинет Давыдова.

- Слушай, майор, я с тобой вокруг да около ходить не буду. Пока ты отсутствовал, я просмотрел всю документацию. Мы все, конечно, воруем, жизнь заставляет, и я на многое закрывал глаза. Но ты слишком злоупотребил своим положением. На тебя собралась объёмистая папочка. Ты пока останешься в занимаемой должности, но если положение дел не исправится, то я дам ход этому делу. Ты меня понял.
 
- Да, конечно, товарищ подполковник, я всё исправлю, комар носа не подточит, у меня солдаты и офицеры будут питаться лучше всех на полигоне.

- Ну, смотри у меня, а то поедешь на лесоповал и все комары твои будут.

Вот такая вот история. Новосельцев исправился и продовольственный кризис у нас в части закончился. Всё же близость к природе меняет человека. А может и весомые аргументы, приведённые во время.
19 Свекровь и невестка
Марина Геннадиевна Куликова
Иногда просыпаясь на рассвете, она смотрела на своего спящего рядом мужа и не понимала, не могла понять, как ей так повезло в жизни.. Ей , неудачнице и  страхолюдине, как всегда, с раннего её детства утверждала  её мать.

Сейчас, став уже сама трижды матерью, имея прекрасных троих детей от так любимого   и дорогого ей человека, она понимала , что мать была просто  очень несчастной женщиной, видимо, никогда и никого не любившей и скорей всего нелюбимой. Она очень часто думала о матери, о материнской судьбе.

Думала без обид, да и, честно говоря, этих обид у нее на сердце никогда и не бывало. Она боготворила всех своих детей, своего мужа, любила золовок и свекровь, которые не всегда были к ней хорошо расположены.
При первом знакомстве все три женщины не очень то к ней были дружелюбны и очень недовольны выбором сына и брата. Они и не скрывали своего пренебрежения  к ней. Что уж переживать из-за чувств к ней совсем чужих женщин , если ею была пройдена суровая школа жестких отношений с родной матерью.

Правда, свекровь и  замужние сестры мужа довольно быстро, особенно не упорствуя, пересмотрели свои отношения к ней, сначала как то смирились, потом подружились и приняли её, а потом стали одной , сплоченной  женской частью большой семьи.
Став членом этой семьи, этого большого семейного клана, она поняла , что такое поддержка, забота и защита, когда у тебя есть такая надёжная и большая семья.

До замужества она и не предполагала, что так может быть, что о ней будут заботиться, что кого то будет волновать её самочувствие, её здоровье, что кто-то будет звонить на дню несколько раз и спрашивать что сказал врач  и ела ли она, и как спала.
В этой семье не любили чужаков и случайных людей, но своих всячески опекали , защищали и всеми возможными способами сообща помогали.

Свекровь была очень верующей дамой, правда, своих богов никому никогда не навязывая..
Несмотря на всю внешнюю светскость, она часто посещала храм, молилась в уединении своей небольшой спаленки.

Похоронив мужа, свекровь более замуж не выходила, романов не завязывала, хотя вполне могла себе это позволить. Выглядела она очень ухожено и моложаво. Но ей  как то неинтересны были новые знакомства. Она занималась переводами на русский язык иностранных романов, волновалась за своих детей, интересовалась новинками оперной музыки, посещала картинные галереи и всевозможные выставки, в этом был весь смысл свекровиной жизни.

Её никак нельзя было назвать старухой, хотя лет ей было немало.
Свекровь очень любила всю свою семью, переживала и волновалась за каждого её члена, будь то её ребёнок, зять, внук или внучка, теперь вот и она , невестка, попала в поле защиты и заботы свекрови.

Видимо, этой своей любовью и заботой, свекровь объединяла и хранила семью, добрые семейные отношения.
Свекровь была очень непохожа на её мать. Совершенно. Это были женщины с  разных планет, её мать и её свекровь.
Мать всегда стремилась к  каким то понятным только ей одной житейским благам и всегда обвиняла всех , что эти самые блага ей недоступны. Кто же еще достоин всех жизненных привилегий, если не она .

Мать никогда не была замужем, считая , что все мужчины, которые были с ней недостойны её , хотя на самом деле ни один из них и не пытался быть с ней в длительных отношениях или же связать себя законным браком.

 От всех беременностей, которые возникали после этих случайных связей, мать без всякого сожаления избавлялась, родив только единожды, дочь, в надежде если не на брак с отцом ребенка, то хоть на хорошие алименты. Не получилось ни того, ни другого, поэтому  в этой своей неудаче всю жизнь и обвиняла дочь.

Мать считала , что женщине не нужно никого образования-напрасная трата материнских денег. Даже то, что дочь с отличием окончила школу , не произвело на мать никакого впечатления.

Свекровь же, выйдя в молодости замуж, все время была с мужем, родив сначала двух дочерей погодок, потом, спустя больше десяти лет, последыша, младшего , долгожданного и очень желанного сына.
Свекровь всю себя отдавала своей семье, своему мужу , не прося ничего взамен, не желая и не ожидая никаких благодарностей.
Это были совершенно две разные женщины. Свекровь, как и её замужние дочери, не могла сразу принять невестку, жену своего единственного и очень любимого сына, тем более , что этот брак был заключен сыном самостоятельно, без ведома и разрешения семьи, даже без предварительного знакомства с будущей родственницей. Такой поступок был в духе её умного , волевого и очень красивого сына.

Невестка была конечно не их круга, если и понимать это в самом хорошем смысле. Она не умела вести себя, как подобает в приличном обществе, у неё не было никакого образования, что для   свекрови было очень важно. Но девчонка была доброй, отзывчивой  , очень искренней и сопереживающей. Она не считала сколько у кого шуб или брюликов, а училась, училась всему, содержала квартиру сына в образцовом порядке , не тратила зря денег и  дарила одного за другим внуков без отрыва от учебы в вузе.

Это все очень подкупало, располагало к невестке и все три женщины, и свекровь и её дочери, и не заметили , как подружились и приняли в свою семью новую родственницу. Тем более, что всем было понятно, что сын и брат счастлив именно с этой женщиной.

Однажды, свекровь серьезно разболелась.
Время было отпускное, дочери были на отдыхе со своими семьями,  и рядом оказалась только невестка. Эта болезнь очень сблизила двух женщин, сделала их по-настоящему родными.
Свекровь должна была в душе признать, что ни одна из двух её дочерей не смогла бы так справиться с уходом за ней, как справилась невестка.

Свекровь старела, здоровье сдавало, ей все чаще » не мог лось», одна болезнь цепляла другую и свекровь все чаще просила невестку побыть с ней.
Закончилось это тем, что свекровь переехала из своей городской квартиры в загородный дом сына, чтобы быть ближе к невестке, ища именно в ней, в своей невестке, помощь и  если не избавление, то хоть облегчение своих старческих недугов. Невестка не возражала.

 Она получала от свекрови столько невиданного ею материнского тепла, материнских и просто житейских советов, что тоже не хотела расставаться или быть вдалеке от этой  старушки. Недовольство вдруг выразили дочери , взревновав мать к невестке, но при этом недовольстве  ни одна из них не хотела посвятить часть своей жизни в уходе за старой и больной матерью.

Свекровь болела и старела долго, не желая уходить из жизни и расстаться со своим горячо любимым сыном, с внуками , с этим прекрасным, как она говорила , из миров. Все эти годы невестка ухаживала за свекровью, была с ней рядом, как могла, скрашивала и облегчала её страдания.

Годы летели.. Дети выросли и разъехались на учебу.
Огромный дом стал какой-то пустой и одинокий.

И вот однажды, в этом доме появилась незнакомая  очень пожилая женщина, в ней невозможно было узнать родную мать невестки. Подойдя к инвалидному креслу, в котором сидела свекровь, женщина стала плакать и жаловаться на свою бесчувственную дочь , которая лишила её последнего куска хлеба, оставила стареть в полной нищете.

Женщина неистовствовала, говорила очень громко, возбужденно какие-то страшные слова о каких-то детях, которых нужно душить в колыбели, о страшном суде над неблагодарными детьми  и прочие, и прочие…
Когда свекровь поняла о ком идет речь, она заволновалась , захотела защитить свою невестку, оградить от этих наветов , от злобы, спросить — где же вы были все эти годы..много чего хотела сказать свекровь родной матери невестки … но ..
 Лицо её исказилось, руки обессилено упали, третьего инсульта организм не перенёс.

Горе было великим и очень искренним..
Вся семья оплакивала уход матери, бабушки, тещи..
Но больше всех горевала невестка… она действительно провожала в последний путь женщину, ставшую ей настоящей матерью… и принимала эстафету хранительницы семьи..
20 Воскресное утро, не сжигай меня...
Ави -Андрей Иванов
РАССКАЗ.


Выползли с женой из постельки уже около полудня.
Она бодрая, весёлая, смешная. Вчера перед сном выдал ей кусочек секса. Босиком и сразу к телевизору. Включила, фон шумовой ей необходим. Тишину не переносит. В трусах под не запахнутым халатом, волосы растрёпаны, но на мордашке довольная улыбка.
А я вялый, недовольный, сонный, как всегда по утрам. Мне шумовой фон лишний. Не полюбил и утреннее время за всю жизнь. Ну, это ещё детская история.
Когда колготы или рейтузы на мальчика натягивали. В детский садик собирали. А я ещё почти сплю. Потом везут на санках по морозу, сдавать до вечера в детское учреждение. Через сугробы, снежные заносы. А на улице пурга бьёт по лицу, покалывает детские щёки, льдинки в сонные глазки кидает. Вот с той поры и невзлюбил утренние подъёмы.
И до сих пор эта нелюбовь.

Слегка позавтракали чем то быстрым и лёгким. Бутеры с сыром залили сверху чаёчком. Она берёт полотенце и, убегая, бросает на ходу - Я в душ, не скучай.
Я в душ не хочу. Взгляд падает на корзину, стоящую на полу и полную не мытой с вечера посуды.
Мысль в голове - Посуду помыть что-ли? В воскресение мне посуду мыть - не что то из ряда вон, но нечто не совсем обычное. Сделать жене подарок воскресный. Наверное, приятно ей будет. Но никогда не скажет об этом вслух. Заметит, но ни за что похвалит, зараза. Но плюс к моей карме зачтётся.

Ковыляю по коридору на кухню.
А там сочный аромат чего-то вкусного, мясным духом повеяло. Так и есть. Соседка по общаге пирог печёт.
Перемыл посуду, а тут и хозяйка пирога нарисовалась.
- Привет, Андрей.
- Привет, Галя. Опять настряпала вкуснотищу?
- Да. Пирог. Сегодня Шурику полгода.

Шурик, её умерший полгода назад муж Саша. Хороший мужик был. Тихий, спокойный. Очень молчаливый. Долговязый, худой очкарик. Стариком его язык не поворачивается назвать. Но ему уже ближе к семидесяти. Бывало частенько с ним в туалете курили. С вопросами он не приставал, в душу не лез. Посидим, покурим, помолчим. И по своим норкам, комнаткам. Он на пенсии, как и его жена Галя. Лежит целыми днями, в телевизор пялится, каналы перещёлкивает. Особенно по ночам. А днями Галя готовит и они только едят и телек смотрят. Такой вот отдых пенсионного возраста.
Я почему то думаю, что эта семейная пара почти не разговаривает между собой. А о чём говорить то? Столько лет вместе. Обо всём уже давно говорено-переговорено. Поесть и залечь с пультом от телеящика.

- Да. Бежит время. - Продолжаю я обращение к соседке. - Вроде совсем недавно с Саней сидели, курили. И вот, уже полгода минуло. Скоро и нам туда.
- Что ты?! Типун тебе на язык. На тот свет торопишься, что ли?
- А чего его бояться? Все оттуда пришли.
- Ты там был что ли? - Ухмыляется Галя.
- Все там были и все туда вернёмся - Отвечаю без тени сомнения.
- Чем тебе белый свет не мил? - Галя смотрит на меня, как на умалишённого.
- А что тут хорошего? Утром вставать, на работу пилить. Болезни, проблемы, суета.
Галя молча покачивает головой и уходит в свою вдовью норку. Унося с собой пирог и мнение обо мне, как о несусветном пожилом дурне.

***
Несу домой корзину с чистой посудой и в коридоре вспоминаю.
Моя старенькая мама в Новосибирске. Перед моим отъездом в Екатеринбург. Говорит задумчиво:
- Андрюш, когда я умру, ты не сжигай меня в крематории. В земле похорони.
- Мам, да что ты? К чему такие мысли? Ты у меня ещё поживёшь.
- Не хочу в печке гореть. Жарко это и больно. Лучше в землю.
21 Бусы для мамы
Бойцов Евгений
Серёжка, сегодня выглядел очень важным. Он даже старался ходить, как папа, сложив руки за спиной и чуточку прихрамывая. Мама смеялась над ним, а бабушка сказала, что он уже совсем большой.
Сегодня Серёжке исполнилось 5 лет. Бабушка Вера, подарила ему машину, у неё поднимался кузов и открывались двери, другая бабушка, Соня, у которой был дедушка Костя, принесла сразу много подарков, синие брюки, аж с шестью карманами, моряцкую рубашку с большущим воротником и шапку с ленточками. Серёжа громко, по слогам прочитал, на шапке ГЕ – РО - Й.
Он читал все буквы, которые ему встречались. Вот только иногда попадались слова, которые он еще не мог прочитать, они были длинными и непонятными. А мама говорила, что пройдёт совсем немного времени, и Серёжка будет знать, что означают эти слова.
Они с папой принесли большую коробку, завёрнутую в бумагу и Серёжка вдруг подумал, что это наверное настольный футбол, как у соседа Витьки. Только это был не футбол, у мальчишки даже перехватило дыхание, когда развернув бумагу, он увидел паровоз и четыре вагона, НАСТОЯЩЕЙ. НЕМЕЦКОЙ. ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ. А бабушка Соня, сказала, что это дорого и они сумасшедшие. А папа сказал, что у единственного сына первый юбилей.
А когда они сидели за столом и пили чай с тортом, пришла тётя Лена, мамина сестра и принесла огромную книжку, на которой был нарисован странный человечек в желтом галстуке и огромной синей шляпе. На обложке, крупными буквами было написано: «Ны Но – со - в П - ри – к - лю - че – ни - я Не – з – на – ий – ки», а буквами помельче: «и е - го д - ру – зей». Серёжка уже знал, что приключения, это интересно, а книжка была толстая, значит и приключений в ней должно быть много. Ему не терпелось, уже надеть обновки и поиграть с машиной, собрать железную дорогу и почитать книжку. Он спешил съесть огромный кусок торта, а бабушки всё говорили, чтобы он не торопился. А мама была грустная, это наверное потому, что папа, опять уезжал на работу. Серёжка не понимал, зачем работать целую неделю, если можно приходить домой каждый день, как это делал Витькин отец. А папа поцеловал маму и сказал, не сердись, к твоему дню рождения буду.
Так Серёжка узнал, что у мамы, тоже есть день рождения.
Тогда он пошел к бабе Вере и попросил у неё бусы. Эти бабушкины бусы очень нравились мальчику. Крупные, красные. Только он долго не мог понять, как же бабушка их одевает, а у него не получается. Для него было открытием, что они на резинке. А зачем тебе мои бусы? Я маме на день рождения подарю. Понимаешь, Серёжа, мама не очень обрадуется, если ты подаришь ей мои бусы. А что ей подарить, чтобы она обрадовалась? А ты сделай ей что ни будь своими руками. А что? Ну вот хотя бы бусы, а я тебе помогу. Она вдела нитку в иголку и начала ловко нанизывать разные шарики и бусинки. Нет, я хочу сам. Ну делай сам. Я не буду делать такие бусы.
Серёжка нарвал в саду вишни, они были красные, только не очень большие, большими были яблоки, но они были зелёными и кислыми. Ничего, подумал Серёжка, мама же не есть их станет, а носить для красоты. В комнате у бабушки, он нашел иголку и катушку ниток. Оторвав от катушки нитку подлиней и прищурив один глаз, как бабушка, начал вставлять её в иголку, потом прищурил оба глаза, потом послюнявил нитку. Никак не получалось. Серёжа, хотел уже позвать бабушку, но вдруг вспомнил, что уже большой.
 Оставалось только одно, бежать к Таньке. Она хоть и задавака, но говорила, что уже умеет шить и вязать. Танька, своим противным голосом, сразу спросила зачем ему иголка с ниткой. Шить учусь, соврал Серёжка. Ага, мальчишки не шьют, это женское дело, захихикала она, ври да не завирайся. Маме подарок хочу сделать, бусы. Вруша, вруша, вруша, вот ты кто. Зато у меня переводки есть. Танька перестала смеяться. Какие? «Ну погоди». Танька больше не хихикала. А хочешь я тебе дам, насовсем. Да, выдохнула девочка. А нитку… Танька ловко вдела нитку и спрятала за спиной. Серёжке, не жалко было переводок, у него были ещё, точно такие же.

Из вишни брызнул сок, иголка немного вошла и уперлась в косточку, с яблоками было еще сложней. Тогда ему пришла мысль, что бусы же не обязательно должны быть крупные, вон у тёти Лены, были мелкие, белые и некрасивые, из какого - то жемчуга.
Серёжка, сорвал с себя кепку и побежал по саду, собирая ягоды, смородины, чёрной, красной и желтой, сорвал по грозди рябины черноплодной и рябины красной (пока еще совсем зелёной), горстку ягод бузины и даже земляники. Но, подумав, землянику съел. Затем спрятавшись под крышей сарая, начал нанизывать ягоды на нитку. Закончив работу, аккуратно завернул свой подарок в тряпку и положил на торчавшую доску, так, чтобы никто не нашел

Серёжа, сегодня мамин день рождения, ты просил разбудить пораньше, пропела бабушка. Серёжка подскочил и как был в одних трусах, выбежал на улицу, заскочил в сарай, достал тряпицу и бегом назад. Мама стояла на крылечке и приложив руку ко лбу козырьком, смотрела на него. Серёжа, что это ты сегодня встал так рано. Мама, мама, с днём рождения тебя! Сердечко у мальчишки билось как у воробышка в ладошке. А это, он развернул тряпочку и не сдержавшись заплакал. Я хотел бусы тебе подарить, а они… Ягоды высохли, стали сморщенными, редко сидели на грязной нитке.
Сзади охнула бабушка, а мама сказала, посмотри, какие бусы, мне сынок подарил на день рожденья. Представляешь, он сам их сделал. А потом взяла эти ягодные бусы, повесила себе на шею и сказала, какой же ты уже большой. Крепко обняла целуя, потом быстро отвернулась, чтобы никто не заметил, что она плачет. А вечером, было много гостей и каждому, мама говорила, посмотрите, это Серёжа, сам сделал мне бусы, на день рождения.
А все говорили, надо же, молодец то какой. А Серёжка ходил гордый и думал, чего они удивляются, мне же уже целых пять лет.
А мама была самой красивой, в нарядном платье, с бусами на шее, а еще самой счастливой, потому, что приехал папа и еще потому, что у неё был такой большой сын.
22 Насильник
Бойцов Евгений
Михаил Сергеевич, оторвавшись от банки с рассолом, тяжело задышал.
- Так это, Марусь, домой то я вчера как пришел. Не помню ничего. Старею наверное?
- Да как обычно пришел – ответила Мария Петровна, не поворачиваясь от стряпни – вот только не дошел чуток, под окнами уснул.
- Да ты что!? Эх, старею – тяжело вздохнул Сергеевич.
- Не стареешь ты, а дуреешь – тем же спокойным тоном произнесла жена – ты ж со свадьбы пришел уже хороший, так нет же, дома добавить надо было.
- Я что в одиночку пил?
- Прям, в одиночку…- Мария не успела договорить, мимо окон прошли люди. Хозяева взглянули, друг на друга вопросительно.
В дом, низко наклоняясь, вошел участковый, Вадик, которого из – за его роста, за глаза все называли «Дядя Стёпа». Вадик осторожно выпрямился, но фуражку надевать не стал.
- Здрасьте хозяева.
 Следом вошла женщина в форме, элегантно сидящей, на начавшей полнеть фигуре.
- Утро доброе, Мария Петровна и вам тоже Михаил Сергеевич. Хотя для вас наверное оно, не очень доброе, а дядь Миша! – остановила насмешливый взгляд на помятом лице хозяина.
- Япона мать! Марусь, глянь – ка, кто к нам пожаловал! Так это ж Надюха, одноклассница Тонькина. Ну ты Надежда, всё краше и краше – Сергеич жадно ощупывал взглядом все выпуклые места гостьи. Так это, мать, ты бы на стол то собрала по такому случаю.
- Мы в общем то по делу, не до застолий сейчас – вздохнула пришедшая.
- Какие ж дела у милиции к нам? – удивилась хозяйка – вроде бы со свадьбы ушли нормально, ничего такого. Или там случилось чего?
- Не знаем пока, может и там что случилось, вот только, в прокуратуру жалоба поступила… - Надежда Николаевна, деловито и уверенно освободила край стола, открыла папку, положила ручку на чистый протокол и только тогда, строго взглянула на хозяина – на вас дядь Миша
Михаил Сергеич, толи вздрогнув, толи икнув, чуть не свалился с табурета.
- Надя, ты чего говоришь то? – отодвинув в сторону бадью с тестом, хозяйка подошла к столу – При чём тут прокуратура? Какая – такая жалоба? Он же на глазах моих всё время, не такой уж он пьяный был, вон Крестовский Витька…
- Тёть Маруся, давайте, я с вами чуть позже поговорю, а пока, у меня к дяде Мише, то есть к Михаилу Сергеевичу, несколько вопросов – Надежда смотрела в пустой лист протокола, поигрывая ручкой.
Хозяйка кивнула и опустилась на стоящий рядом с ней стул.
- Михаил Сергеевич, вы знакомы с Людмилой Васильевной Петровой
- Так это… - прохрипел дядя Миша, взглядом прося поддержки у жены - Петровых то у нас, половина деревни почти, а Людмилу… нет не знаю. Васильевна говоришь? Нет, не нашинская.
- А всю свадьбу около кого крутился, кобелина проклятый. Не знает он…- пробурчала тётя Маруся.
- Ты про эту? А она сказала, что Милой звать? – не глядя на жену, вздохнул дядя Миша 
- Чего дурнем то прикидываешься? Мила, она же и есть Людмила.
- Я вас сейчас по разным помещениям разведу – рассердилась Надежда
– Ну так чего с ней, с Милкой то? – хозяйка как будто не услышала слов гостьи – Со двора уходила, как будто в порядке.
Дядя Миша, до этого сидевший понуро, приободрился и поднял глаза на прокуроршу, как бы говоря: «Ну вот же»
Надежда Николаевна вздохнула глубоко и повернулась к участковому:
- Вадим, ты побудь здесь с тётей Марусей, а мы с …- она сделала паузу строго глядя на ставшего опять похожим на замёрзшего воробья, Михаила Сергеевича – а мы с обвиняемым, на воздух выйдем. Там поговорим.

Надежда, можно сказать, выросла в этом доме, они с Тонькой, дочкой хозяев, были неразлучными подругами и она каждую свободную минутку проводила у них. Хозяева думали, что проглядели, как Надюха снюхалась с их старшеньким Колькой, служившим в армии. Но Колька, остался на сверхсрочную, а потом и женился, а девушку это совсем не расстроило.

Сейчас Надежда уверенно направлялась к лавочке за баней, Сергеич, сложив руки за спиной понуро брёл сзади, тем не менее не отрывая взгляда от аппетитных форм женщины.
- Закуришь, дядь Миша, или так и не научился? – гостья протянула пачку импортных сигарет – А я вот закурила …
Женщина не закончила фразу, махнув рукой, словно отметая всё ненужное сейчас.
- Не, я не балуюсь этим. А ты кури, мне нравится. Мужики бывало так начадят, хоть топор вешай… - дядя Миша вдруг осёкся, тревожно оглядевшись. – А – а чего это мы сюда пришли, можно было и на крылечке поговорить.
- Нет, дядя Миша, не получилось бы у нас на крылечке разговора. А здесь место уж очень памятное.

Женился Мишка по любви, да и сейчас ни на кого не променял бы свою Марусю. Вот только не мог он без женщин. То ли уродился таким ненормальным, а может быть гормоны у него были жутко активные, да только не мог он остаться равнодушным, если в поле его зрения возникала бабёнка. Чаще всего, это не имело никаких последствий, бабы да девки позабавившись, да насмеявшись вволю, давали ему от ворот поворот. Бывали и с мужиками конфликты, но это давно, по молодости. Потом, с годами все привыкли и уже не воспринимали всерьёз ухаживания и, как бы нечаянные прикосновения местного «Казановы». «Не сотрётся» похабно шутили мужики. «Хоть один мужчина поухаживает» смеялись бабы.

Он хорошо помнил ту весну. Дочка заканчивала школу, они с подружкой Надькой, теперь почти не расставались, готовились к экзаменам.
Посевная была в самом разгаре и Михаил работал в мастерской допоздна. Домой возвращался всегда одной дорогой, не по улице, а через березняк, миновав тополиную посадку выходил прямо к огородам. В вечернем воздухе стоял нестерпимый запах цветущих сиреней и яблонь.К нему примешивался едва уловимый запах свежевспаханной земли. Солнышко, поглядевшись в озеро нырнуло за горизонт, по телу мужчины разливалась приятная усталость. Дома ждала жена, вкусный ужин под рюмочку.
- Дядь Мишь – громкий шепот доносился со стороны заброшенного сарая – Дядь Миша, помоги!
В дырявой крыше сарая мелькнуло лицо Тонькиной подруги, Надюхи. Не задумываясь и не разбирая дороги, через заросли лопухов мужчина бросился к одинокой постройке. В голову лезли самые неприятные мысли, про дочку и её подругу. Взлетел по лестнице на чердак и застыл ошеломлённый. Там, среди остатков сена, как на картине, стояла Надежда, совсем голая.
Такого в жизни мужчины не случалось ни разу и он нерешительно попятился к лестнице.
- Дядь Мишь, помоги мне! Пожалуйста!
- Надь, ты это… Ты, ты чего…
- Я скоро в город уеду. Насовсем. А там всякое… Хочу в первый раз, чтобы с тобой…
- Ты чего удумало то? А Надюха? – Молодое тело, подсвеченное сзади закатом, манило. Желание лишало рассудка. Михаил сделал еще один шаг назад.
- Это не просто так, я давно всё решила. Первый раз надо запомнить. Так, чтобы навсегда. А с кем еще?
Михаил уже стоял одной ногой на ступеньке лестницы, но спуститься так и не смог. Не смог сдержаться и потом, еще два раза, а поздним вечером, перед её отъездом, встретились вот здесь, на этой же лавочке. Надя сказала всего два слова: «Спасибо» и «Прощай», даже не обняв скрылась в сгущающейся темноте.

И вот сейчас, спустя тридцать лет, на этом же месте. Повзрослевшая и от этого только похорошевшая женщина курила, глубоко затягиваясь и не отрывая взгляда от видневшихся невдалеке останков сарая. Того самого. У Сергеича застучало в висках.
- Да ты присядь дядя Миша, разговор у нас серьёзный будет.
Старик осторожно опустился на самый краешек, не поворачивая головы покосился на прокуроршу.
- Ты это, Надежда батьковна, неужто столько лет ждала, чтобы того…
- Чего того?
- Того… – дядя Миша кивнул в сторону сарая – Отомстить решила? А то, зачем -  же, еще сюда привела?
- И чего я в тебе тогда нашла. А? – Надежда смотрела прямо в глаза Михаила. – Привела я тебя сюда, потому, что это место, самое дорогое, что связывает меня с родной деревней. Да, детство, родной дом, родители, только всё это другое. Здесь с тобой, я стала взрослой, сюда, на эту лавочку мне все эти годы хотелось вернуться. Вот не поверишь, нет для меня воспоминания счастливее. Да только не об этом мы с тобой разговаривать будем, дядя Миша. Ох не об этом.
По мужски, раздавила окурок об сруб бани, совсем другим голосом спросила:
- Михаил Сергеевич, гражданка Петрова утверждает, что вы её вчера опоили и пытались изнасиловать.
- Это которая Мила?
- Она самая.
- И что теперь? Меня посадят?
- Вот я и приехала разобраться. Расскажи, что помнишь.
- А чего, у вас мужиков нету? С мужиком то на эту тему сподручней, он поймёт.
- Да никто тебя, лучше меня не поймёт. Рассказывай давай.
- А ты и протокол не взяла. Как же…
- Дядь Миша, не тяни, скоро жара начнётся, жить не захочется, а мне еще в райцентр возвращаться.
- Ну а чего рассказывать, пришли мы значит на свадьбу, к Петровым, они Саньку женили, внука своего.
- Дядь Миша…
- Ну так вот, а там Милка эта, ну вся такая, как шарик воздушный. – мужчина взглянул на собеседницу, понимает ли о чём он – Аж платье, вот, вот по швам расползётся. Ну и всё на месте в смысле…
- Я поняла в каком смысле. Всё при ней значит. И фигура и лицо?
- Лицо? – Дядя Миша замер, вспоминая – а вот лицо, я чёт не запомнил. Но если увижу узнаю. Наверное. Вы же очные ставки проводить будете или как там у вас.

Надежда быстро отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
- Обязательно будем и экспертизы будем проводить, как только дело будет заведено.
- Какие экспертизы?
- Разные, в том числе и на следы биологических материалов.
- А чего там искать. Я и так расскажу. Целовал её везде, каюсь. Где достать мог. Следы самогонки, тоже найдёте. Что у Петровых пили не помню. Да чего пили… её родимую… магазинной то не накупишься, чтобы всю деревню напоить. А как еще? Не пригласишь кого, так и не уважаешь получается. Мы вон Тоньку когда замуж отдавали…
- Как домой пришли помните?
- Конечно помню. Смутно правда. С ней и пришли. С Милкой этой. Проводить меня вызвалась. Выпить попросила… А, не так, сейчас вспомню как она сказала: «Требую продолжения банкета». Я помидорков сорвал, поллитра у меня запрятанная была. Так вот здесь же, под лавкой. А нет, эта на месте - Дядя Миша достал бутылку аккуратно заткнутую пластмассовой пробкой - ну тогда из смородины достал. Не хочешь попробовать, сам гнал.
- С удовольствием, но не сегодня. Я на работе.
- Так это, ты приезжай, просто так, в гости. Эх посидим! Ты ж нам как дочка – они встретились взглядами – Не чужая, я хотел сказать.
- Может и приеду – женщина опустила глаза. Вот на пенсию выйду и приеду.
- Эка! Скажешь тоже, на пенсию.
- Забыл, где я работаю. Я по выслуге лет почти пенсионерка. Вот так! Но мы отвлеклись. Выпили вы и что дальше?
- Дальше? Чёрт те знает, что дальше. Не помню я.
- Приставал?
- Это в каком смысле? Ну за разные места, трогал, каюсь. Могу даже показать за какие.
Надежда захохотала, откинувшись к срубу.
- Ну ты неисправим дядя Миша. Тебе статья светит, а ты еще и усугубляешь. Я при исполнении, между прочим.
- Так а я чего? Я же только спросил.
- Так пытался изнасиловать или не пытался.
- Пусть Вадик, этот вопрос задаст. С тобой не могу я эту тему обсуждать. И это, мне адвокат полагается…
- Прекрати, дядь Миша. Какой – такой мужской секрет, ты пытаешься от меня сохранить. Я давно уже не та девочка, да и на работе я всякого насмотрелась и наслушалась. Давай, рассказывай свою тайну.
 Дядя Миша опять весь сжался, опустил голову и с трудом подбирая слова заговорил:
- Да какой с меня уже приставальщик. Годков то мне знаешь сколько? Ооо. И рад бы, да… Я и к Марусе то забыл уже когда приставал. А ты говоришь попытка. Ну под юбку может и лез… А она, как бы и не против была, хохотала всё... На свадьбе еще… Хоть у кого спроси. Так а чего, тогда меня за каждую бабу в деревне судить надо. Помню, моложе правда был, так к бабке Мошковниковой под подол руку запустил, а ей уже за восемьдесят было. Нечаянно правда, опростоволосился, с другой попутал. Надо мной тогда вся деревня год смеялась.
- Понравилось?
- Я и не понял ничего. Она как охнет… А я струхнул, думал помирает…
- Я про бабку – с улыбкой спросила Надежда.
- Кто ж знает, может и понравилось. А теперь и не спросишь…
- Пошли в дом, все твои секреты я вызнала, тётю Марусю опрошу и домой.

Хозяйка с участковым стояли на крылечке.
- Ну наконец то, я уж думала ты мужика мово в тюрьму увезла.
- Мария Петровна, вы рассказать, что – то хотели?
- Так я же видела всё в окошко.
- И что вы видели?
- А чего там видеть? Как еще бутылку в кустах нашел дурень старый? Помидоры то потоптал, да еще и упал, кочан капусты свернул. Думаешь, чего я пирожки капустные затеяла с утра. Ты, Надюша попробуешь пирожок или на диете? Вадику понравились.
Вадик покраснел.
- И всё - таки, Мария Петровна, попытка изнасилования была или нет?
- Да пытаться то он может сколько душа пожелает, а толку то. Мы уж смотрели на него в окно да смеялись. Хотела уж прогнать, её со двора, да мужа пожалела, пусть потешится. Ему, какая никакая радость, да и мне без убытку. Помидоры только вот, да капусту. Ой, разболталась дура старая, я сейчас.
Казалось хозяйки не было несколько секунд. Вышла она прижав рукой папку, в другой руке был пакет с пирожками.
- Вот Наденька, в портфеле твоём, я ничего не трогала, как было так и закрыла, ты проверь. А это пирожков вам в дорогу. Ты не маши руками, бери, когда еще до дома доберёшься. А то может зайдёте, пообедаете.

Надежда не знала куда пристроить пакет, от которого нестерпимо вкусно пахло, пока наконец не догадалась отдать его участковому.
- Тётя Маруся, вы сказали «смотрели», у вас дома был еще кто – то?
Михаил Сергеевич, услышав эти слова, строго взглянул на жену, та не выдержав расхохоталась.
- Ты погляди на него. Ревнует. Ах ты ж кот мартовский… Постыдился бы после вчерашнего. С Варькой Петровой, мы чаёвничали, да на тебя с полюбовницей смотрели.
- Это соседка ваша?
- Ну да. Когда надоело на пьяные рожи глазеть, так и ушли вместе. Только сели чай пить, тут голубки заявились. Этот то – она кивнула на мужа, выпил, да и повело его, вон там у крылечка и уснул. А Милка, как увидела это, бутылку схватила и помидоры, да через огороды чухнула, как и не было её.
- Выходит дядя Миша и не прикоснулся к ней, здесь во дворе?
- Нет, не успел. Только покружился вокруг, да ручонками похлопал по пиджаку, как петух наш, около курей, да и всё… Не хватило на большее.
- Ну вот и разобрались – не глядя на хозяев сказала Надежда.
- Так и чего, посадят теперь этого обормота в тюрьму или нет?
- Ой, да не будет она заявление писать, мне кажется. Мода сейчас такая, обвинять в домогательствах. Харассмент называется.
- Чья харя? – подал голос хозяин, глядя на Вадика.
- Это английское слово, означает домогательство или вмешательство в частную жизнь. Ты бы дядя Миша поаккуратней был, ведь при желании, тебя и за вчерашнее привлечь можно, хоть и не посадить, но штраф бы присудили.
- А я б посадила суток на пятнадцать, чтобы подумал. Ууу кобель плешивый, марш в дом. Насильник тоже мне. В деревне узнают, засмеют.
И проводив взглядом понурую фигуру мужа повторила тихо с улыбкой:
- Надо же, насильник, прости господи. Ой и смех и грех.
23 Свободу попугаям?
Тося Кузнецова
В День рождения мальчику подарили попугайчика в клетке. Птичка была красивая, и мальчику очень понравился попугай. Он назвал его Нестором. Первое время мальчик часто подолгу смотрел, как Нестор летал по клетке, раскачивался на жёрдочке, клевал насыпанное для него зерно… Но постепенно мальчик привык к присутствию птички, стал меньше проводить времени возле неё, реже насыпал корм и чистил клетку, перестал разговаривать со своим Нестором.
Зато кот Василий, толстый, с лоснящейся шерстью, нахально ложился у самой клетки, не сводил глаз с бедной птички и с аппетитом облизывался.
Что думал в такие минуты попугай? Думал ли он о том, как вырваться из клетки на волю и улететь далеко-далеко? А может, он вспоминал родное гнездо, где появился на свет, где летал на свободе и переговаривался с другими попугаями? Мы этого не знаем.
Но однажды, когда мальчик насыпал ему корм, Нестор клюнул его в руку. Мальчик вскрикнул и, отдёрнув руку, стал дуть на больное место, забыв о незакрытой дверце. А вот попугай увидел, что дверца открыта, и вылетел из клетки сначала в комнату, а затем через форточку и на улицу.
Вот она – свобода!
Только вот  Василий, оказалось, не спал и сразу заметил вылетевшего попугая. Прыжок – и птичка едва не оказалась в цепких лапах кота. Спасло только то, что толстый Василий обленился, стал неповоротлив, потерял сноровку. Но хвоста попугай всё же лишился: его Василий успел изрядно потрепать.
«Без хвоста и пичужка не красна», - говорится в пословице. Так и наш пощипанный бесхвостый попугай недолго радовался свободе… Сел Нестор на ветку высокого дерева и огляделся. Увидел он несколько дворовых котов да возле собачьей будки огромного пса.  Из кормушки в середине двора несколько куриц клевали зерно.
И так вдруг захотелось попугаю тоже поклевать зёрнышек, послушать, что говорит мальчик, когда насыпает корм, покачаться на жёрдочке в клетке…
Тут увидел Нестор, как один из котов собирается залезть на дерево, на котором он сидит. Не стал больше попугай искушать судьбу, взмахнул крылышками, метнулся к форточке – и вскоре уже сидел на жёрдочке в клетке.
Мальчик обрадовался, закрыл дверцу клетки и ласково сказал:
- Нестор, милый, ты вернулся ко мне! Кушай зерно! Я люблю тебя!
Им обоим: и мальчику, и попугаю – было хорошо в этот момент, и жизнь показалась им  чудесной волшебной сказкой, полной радости и увлекательных открытий.
Не всем свобода в радость, некоторые и в рабстве счастливы…
24 Берёзовый листочек
Тося Кузнецова
Была осень. Ветер, уже по-осеннему холодный, сердито срывал с деревьев листья. Они кружились в воздухе и падали вниз, устилая землю разноцветным ковром.
Вот и с берёзы при порыве Ветра полетело множество жёлтых листочков. Среди них оказался и наш листочек-озорник. Он не захотел падать на землю около берёзки.
 - Как так! – воскликнул листочек. – Я всего одно лето был на берёзке, всего одно шептался с другими листочками, трепетал при порывах Ветра и радовался жизни. А теперь Ветер сбрасывает меня вниз, чтобы я гнил на земле, чтобы превратился в тлен вместе с другими листьями. Я не хочу этого! Я ещё так мало повидал в жизни! Нет-нет!!!

Прокричал так листочек, изловчился и ухватился за полу плаща Ветра, забился под подкладку и полетел над землёю вместе с Ветром. Ветер не заметил прицепившегося к нему маленького листочка и полетел дальше.
Сквозь небольшую дырочку в подкладке берёзовый листочек смотрел вниз: на землю.
Он увидел огромный город с высокими многоэтажными домами, широкими улицами, по которым мчались машины. Отсюда, с высоты, машины были похожи на маленьких жучков. Эти жуки-машины расползлись по всему городу. На окраине города был парк, рядом возвышалась старинная церковь, купола которой сияли на солнце.
За городом начались поля. Урожай уже был собран, и сейчас поля казались сверху большими жёлтыми и чёрными прямоугольниками.
За полями показался сосновый бор. Высокие стройные сосны были зелёными. В воздухе ощущался приятный аромат сосновой смолы.
Но вот сосновый бор постепенно перешёл в смешанный лес, а затем и в лиственный. Здесь деревья стояли наполовину облетевшие, с голыми корявыми ветками. Нежная грусть наполнила берёзовый листочек. Вспомнил он родную берёзку, как шептался вечерами с другими листочками, как умывала его утренняя роса, как улыбался он первому солнечному лучу…
А Ветер между тем миновал несколько речек, прибрежных лугов, пролетел над морем, песчаной пустыней… Когда же вечерняя заря разлилась алым пламенем по небу, прилетел Ветер к себе домой. Встречать его вылетели детишки -  маленькие Ветерки. Мать ветров показалась за их спинами.
Ветер детишек обнял, Матери улыбнулся. Войдя в дом, скинул он плащ, встряхнул и повесил на вешалку, а сам пошёл к столу – ужинать.
Когда Ветер плащ встряхнул, листочек выпал и опустился на пол. Всю ночь он провёл в прихожей на холодном полу. В голове листочка вертелись мысли о жизни таких, как он, листочков, о его судьбе:
- Ну и что с того, что опавшие листья сгниют, сопреют под снегом?! Зато весной на деревьях появятся новые зелёные листочки. Они будут весело перешёптываться и шуметь на Ветру! А перепревшие листья будут питать корни деревьев, чтобы они – деревья – были крепкими, чтобы могли каждую весну вновь покрываться молодыми зелёными листочками. Значит, перепревшие листья участвуют в продолжении рода, это они помогают появляться новым листочкам… Как же я смог улететь так далеко от своей берёзки?!  Оставил будущие листочки без питания, без помощи! Я должен, должен вернуться!

Да, всю ночь провёл берёзовый листочек, думая о своей судьбе, о своём предназначении и всё повторял: «Я должен, должен вернуться!»
Утром Ветер вышел в прихожую, надел плащ, обулся и, выходя из дома, наступил на валявшийся на полу листок. А листочек обрадовался и крепко прилепился к подошве ботинка.
Полетел Ветер над землёй, подул, срывая с деревьев последние листья. Скоро он долетел и до берёзы – родного дерева листочка.
Увидел листочек родную берёзку, обрадовался, отцепился от подошвы ботинка Ветра и полетел вниз. Он упал возле самых корней берёзки, прижался к ним и с чувством выполненного долга уснул.
Поливали его осенние дожди, затем накрыл его белый пушистый снег.
Спит под снежным одеялом  листочек и видит во сне родную берёзку, на которой появились весной молодые зелёные листочки. Шумят они на Ветру, перешёптываются… Красивый, сладкий сон! Не будем мешать листочку – пусть спит!
25 Так воспитывали...
Виктор Панько
ТАК ВОСПИТЫВАЛИ…
Как было бы хорошо, если бы мне удалось в оставшееся время написать, хотя бы коротко, о людях, которых я помню с юности или с детства, хотя бы об одном каком-либо случае или факте.
Зачем же оставлять начало этих воспоминаний на «потом», а не приступить к ним немедленно?
Начну с эпизодов, которые мне кажутся полезными для чтения людям, интересующимся проблемами воспитания детей и молодёжи.
Они связаны с именами Константина Нестеровича Червака и Василия Максимовича Чеботаря.
Василий Максимович Чеботарь – наш сосед.
Он принадлежал к широко известной в Данульском лесхозе династии лесников. Много лет был объездчиком, хорошо знал лесную практику и науку жизни. Лесником проработал много лет и его сын Михаил Васильевич Чеботарь, который после смерти отца тоже стал нашим соседом.
Василий Максимович родился в конце 19-го века, если я не ошибаюсь, в 1898 году или на несколько лет раньше. Поэтому к тому времени, о котором пойдёт речь, 1960 – 1961 годы, он был уже на пенсии, голова полностью седая, но чувствовал себя бодро.
Любил читать книги. Я по его просьбе брал для него книги в сельской библиотеке на его карточку, затем, по мере прочтения, менял и приносил ему домой.
Эпизод, о котором я хочу рассказать, произошёл весной 1961 года. Я тогда учился в десятом классе Данульской средней школы.
Не помню, по каким делам мы с Василием Максимовичем шли рядом по улице, ведущей от церкви вниз в сторону рыбхоза.
Дед Василь при ходьбе опирался на палочку.
Прошли спуск, поднимались вверх, в сторону поворота рядом с теперешней автобусной остановкой.
Вижу – нам навстречу идёт подросток лет двенадцати.
Идёт молча, видимо о чём-то задумался, не до нас ему.
И тут: внимание!
Дед Василь резко наносит своей палкой неожиданный удар по спине подростка.
- Ой-ой-ой! За что? Деда, за что? Я ничего плохого не сделал!
- Всегда, когда увидишь старого человека – здоровайся! Запомни это!
Думаю, тогдашний мальчик, даже если сегодня он уже старый дед, запомнил…
***
Константин Нестерович Червак  работал учителем в Данульской семилетке, а впоследствии, когда она находилась в стадии преобразования в среднюю школу и открылся интернат для учащихся, прибывших из Балана и Лупарии, он был также и воспитателем в интернате.
Случай, о котором мне рассказал кто-то из односельчан, произошёл, видимо, годах в 1954-56, когда в сельском нашем буфете принимались для реализации государству за некоторую плату металлические крышки от стеклянных бутылок, а также и и куриные яйца. Взамен на принесённые из дому яйца можно было приобрести в этом буфете какой-нибудь товар или получить деньги.
Но дело в том, что совсем недалеко от нашего села в урочище «Гыртоп» располагалась колхозная птицеферма, в её сараях находились сотни несушек, а, следовательно, ежедневно там было немало куриных яиц.
Доступ на ферму не так уж и сильно охранялся.
Поэтому двум подросткам, посчитавшим, что если они задумают украсть яйца у себя дома, то могут испытать воздействие отцовского ремня, пришла в головы мысль незаметно проникнуть на птицеферму, набрать там яиц в карманы и за пазуху, сдать их заведующему буфетом и таким образом неожиданно и несказанно разбогатеть.
Имён этих двух мальчиков, моих односельчан, я так и до сих пор не знаю. Но я уверен, что если они живы, то никогда из их памяти не исчезнут те ощущения, которые остались от той неожиданной встречи с учителем Константином Нестеровичем Черваком.
Дело в том, что Константин Нестерович не был тот человек, который мог проходить с безразличием мимо любых отклонений в поведении учащихся его родной школы, будь то в урочное или во внеурочное время.
Поэтому, заметив нечто подозрительное в поведении двух школьников, направляющихся в сторону буфета, он поспешил за ними.
Не успели они слово сказать о цели своего прихода, как Константин Нестерович, якобы несказанно обрадованный такой приятной встречей, стал прижимать каждого к своей груди, хлопать ладонями и даже кулаками по карманам, пока из-за пазух и из карманов не потекла по ногам подростков желтоватая жижа.
Каким было дальнейшее продолжение этой истории, я не знаю.
Лет тридцать назад мне довелось полечиться недельку в одной с ним палате в Глодянской районной больнице. Помню, мы о многом тогда переговорили. Я – намного моложе него, он ровесник моих родителей, но запомнилась от тех бесед какая-то его особая открытость и  незащищённость.
Конечно, эти два человека и эти два эпизода не являются типичными для оценки методов воспитания нашего уходящего в небытие поколения. Но, поверьте! Это наше поколение вырастило и воспитало немало достойных, доброжелательных, сильных и честных людей!
26 Сказка про кенгурёнка Кешу
Виктор Панько
СКАЗКА ПРО КЕНГУРЁНКА КЕШУ
Давайте-ка, дети, я расскажу вам про кенгурёнка по имени Кеша.
Живёт он далеко-далеко отсюда, за тысячи километров, в Австралии.
Когда вы пойдёте в школу, то на уроках географии узнаете, где находится Австралия. Или, не дожидаясь, можете прямо сегодня кликнуть это слово в поисковике интернета.
Чем может Кеша нас заинтересовать, так это тем, что он  очень быстро и далеко бегает. А правильнее будет сказать - «скачет». 
Потому, что все кенгуру - и серые, и те, что живут в горах, и, особенно, большие рыжие, к которым Кеша относится, -  все они передвигаются на местности прыжками. Задние конечности у них значительно длиннее передних и, получается, что они как раз для таких прыжков и предназначены. Такая вот у них, у кенгуру, природа.
А особенно удивительно для нас, людей, то, что, все мамаши кенгуру носят, довольно приличное время после рождения, своих детёнышей при себе в больших тёплых сумках. Поэтому кенгуру и называются сумчатыми животными.
Возможно, маму Кеши зовут так же, как у нас зовут маму телёнка Гоши, – «Маня». Наша Маня - спокойная корова черно-пёстрой породы. Её имя близко по звучанию к слову «моня», а всем в мире известно, что «моня» значит «молоко».
Не помешало бы вам, дети, знать и о том, что кенгуру, в том числе и мама Кеши, – не единственные в мире сумчатые животные. Их насчитывается около десятка видов. Особенно понравился им остров Тасмания, там они все и проживают. Я могу их назвать.  Куницы, мыши, крысы, муравьеды, кроты, сурки,  волки, и даже медведи! Медведи эти живут на деревьях и известны ещё по имени «коала». А сумчатые волки своими полосами на теле больше похожи на тигров или на зебр, чем на обычных волков.
И, представьте себе, - у всех у них есть сумки, предназначенные для того, чтобы носить в них своих детёнышей!
О сумках этих я написал стишок:

«Сумка – это их роддом,
И ясельки, и садик.
Глядят из сумки все кругом –
Никто не тронет сзади.

Удобно, тихо и тепло,
И пища тут же, само,
Брат, сестра и молоко
Их любимой мамы!».
Если сравнить жизнь кенгурёнка Кеши с вашей, дети, жизнью дома или в садике, то нужно сказать, что она у него очень, очень, очень сильно отличается.
Как только он вырастает настолько, что мама его выпускает из сумки на волю, то он сразу же попадает в мир, полный опасностей и тревог.
Во-первых, ему надо быть очень внимательным, чтобы не стать добычей большого орла, избежать укусов змей или нападений  каких-то других врагов.
Во-вторых, ему не известны слова «хочу» и «не хочу».
Кеша никогда не сможет понять, чем могут быть вызваны слёзы и рёв человеческого детёныша, находящегося в большом магазине, где полно самых разных игрушек, и что могут обозначать в данном случае слова «хочу вот это» и плач «ги-ги-ги!».
Так же Кешу могут сильно удивить сочетание слов «не хочу в садик», «ги-ги-ги» и размазанные по лицу ребёночка слёзки, рёв, плач, и даже топанье ножкой.
Кенгурёнку этого не понять. У него – свои заботы: где бы пощипать травы, как найти воду, чтобы утолить жажду, когда кругом – невыносимая жара. Как бы ему быстрее вырасти, чтобы почувствовать себя равноправным кенгуру в своём стаде или даже стать вожаком своих соплеменников.
Скажу вам по секрету, что все эти планы и мечты Кеши в настоящее время уже осуществились.
Теперь он действительно является большим, сильным, мускулистым кенгуру. Он быстро бегает, участвует в боксёрских поединках со своими соперниками, претендующими на лидерство в стаде.
Кеша даже стал тут непререкаемым авторитетом.
Но вот заканчивается день, полный забот, тревог, преодолений разных трудностей и конфликтов.
Наступает пора спокойствия, расслабления и отдыха.
Кеша не спит, потому что он – вожак и должен охранять своё стадо.
Кто сказал, что он спит?
Он просто дремлет, а уши его ловят каждый посторонний звук, и он готов в любую секунду встать во весь свой огромный рост и – бороться, бежать, защищать, оборонять!
***
…Но вот уже нет никаких посторонних звуков, установилась приятная тёплая ночная тишина, и Кеша ощущает себя в полной безопасности.
К нему приходит сон.
И он становится во сне маленьким кенгурёнком, находящимся в маминой тёплой сумке.  Кенгурёнком, защищённым со всех сторон.
«Не забывайте свою маму» - хочет прошептать спросонья Кеша человеческим языком.
Но он, к сожалению, человеческим языком не владеет.
Поэтому я и написал эту сказку…
27 Жизни трудный путь, 1 часть
Нина Пигарева
(Фото автора)

Рассказ - быль

Лето 1979 год. В посёлке Заречный, в семье Стефана и Клавдии Романенко намечена свадьба. Их старший сын Сергей сегодня вступает в законный брак с приезжей девушкой Натальей, работавшей в здешнем хозяйстве зоотехником.

Накрыты столы. Собралась многочисленная родня. Все с нетерпением ожидают возвращения молодожёнов из села Черёмушки (малая родина невесты), где состоялось их бракосочетание.

Но перед тем как предстать перед гостями, молодые поспешили исполнить наказ матери Сергея - перво-наперво принять поздравления на дому от её стареньких родителей, от Серёжиных, стало быть, дедушки Миши и бабушки Марфы Голышевых, живущих в нескольких километрах от Заречного в небольшом хуторе. Благословив внучат на семейную жизнь и одарив их денежкой, старики были готовы отпустить влюблённых.

Но тут дед полюбопытствовал у Наташи, как зовут её мать. Услышав в ответ - Мария Михайловна - он заинтересовался её девичьей фамилией. Уточнив все инициалы, дед Миша не без волнения продолжал расспрашивать: «А мать Марии случайно
не Татьяна Ивановна Зорина будет?»

В подтверждение Наташа недоумённо кивнула головой. И вдруг старик горько заплакал.  Сквозь слёзы он, по-стариковски щурясь, принялся оглядывать Наталку, словно пытаясь рассмотреть в её лице знакомые черты.

«Это ж надо, как судьба повернула, - немного придя в себя, поторопился прояснить ситуацию дед, - кто бы мог подумать,
мой внук взял в жёны внучку моего былого, лучшего друга и тёзки Михаила Семёновича. Но это долгий разговор. Свадьба
не терпит. Ступайте, детки, с миром, в другой раз потолкуем, не спеша».

… Наташе жизнь любимой бабушки Тани всегда напоминала многосерийный остросюжетный кинофильм. Но общая картинка до конца всякий раз не складывалась, она, как яркие стёклышки калейдоскопа, рассыпалась на множество временных отрезков, оставляя за «кадром» недостающие важные моменты. Наталья никогда не видела дедушку по материнской линии и мало что знала. Бабушка говорила о нём скупо и неохотно.

Свет на далёкое прошлое Наташе частично пролил новый родственник - Серёжин дед, которого молодые супруги Романенко незамедлительно навестили после отгремевшего веселья.
Итак, поведём рассказ о Татьяне Ивановне Зориной с самого начала.

ТАНЮШКА - РЕБЁНОК      

Малышка появилась на свет в 1908 году в большой семье деда Лаврентия и бабки Маши. В ту дореволюционную пору не только малые детки, но и женатые, замужние до поры до времени жили под отчей крышей. Не были исключением и родители Тани - Иван и Акулина.

Глава семейства дед Лаврентий относился к зажиточному сословью: имел свой трактир и промтоварную лавку. За снедью и товаром он из родного села Черёмушки регулярно ездил в Москву.

Маленькая Таня хорошо знала вкус и розовых пахучих жамок (пряники), и длиннющих, как макароны, хрустящих конфет и жирной бочковой селёдки… Не жалел дед для старшей внучки и цветастого ситца, из которого местная модистка шила девочке всевозможные платьица и сарафанчики. А в курчавые волосики Тани мама в праздники вплетала разноцветные атласные ленты.
 
…Первую душевную боль Таня остро ощутила в шесть лет. Её желанного папаню призвали на защиту царя и Отечества.
   
…В одном из сражений солдат Иван Зорин попал в плен и шесть лет пробыл в лагере для военнопленных на германской земле. Возвращение в родные края было сопряжено с великими трудностями (большое расстояние, отсутствие денежных средств и документов). Но с горем пополам Иван добрался до Черёмушек. А тут … Гражданская война вносила в жизнь свои коррективы. Самодержавный царский режим сменяла то власть «белых» с её разрушительной идеологией, то власть «красных», отвергающей Бога и навязывающей народу атеистический образ жизни...

Танины дедушка Лаврентий и бабушка Маша с ярлыком «старорежимники» были сосланы на Соловки. Больше о них никто
и никогда не услышит.

Подавляющее большинство простых людей влачили жалкое существование. Беспросветная нужда и голод непосильным грузом навалились и на Зориных…

Иван не мог смириться с безбожием. На чужбине он обучился грамоте и привёз с собой Библию - ценнейшее познание о Боге для всех времён и народов. Иван всю зиму скрытно, при лучине читал домочадцам эту священную книгу. А когда все укладывались спать, он бережно заворачивал Библию в меткаль, поверх - в непромокаемую холщёвку и надёжно прятал в земляном тайнике за печкой.
 
Церкви ещё работали. Их осквернят и разрушат лет через десять. Но Иван - «вчерашний» пленник опасался открыто говорить о своих религиозных убеждениях, тем более о нахождении в его избе запретной литературы.
 
С приходом марта месяца Иван решается поехать на заработки в Западную Украину. Дома остались беременная жена с двумя сынами и дочкой Варей. А старшую - двенадцатилетнюю Таню Иван взял с собой. К ним присоединились брат Ивана - Танин крёстный и несколько односельчан.

Сначала добирались на крыше товарного поезда, а до конечного пункта назначения - пешим ходом.

…До глубокой осени по найму отец батрачил на пана в поле, а Таня приглядывала за хозяйскими детьми и помогала на кухне. Именно там - в панском имении она познала все премудрости приготовления всякой всячины.

Домой вертались так же всей гурьбой, с дорогим грузом - с зерном пшеницы. У Ивана с братом на двоих был целый мешок. До железнодорожной станции оставалось километров пять-шесть. Иван резко почувствовал себя плохо и решил заночевать в поле. Его примеру последовали двое изрядно уставших  немолодых мужчин. Таню же отец намеревался отправить с крёстным и основной группой, но девочка воспротивилась, дальше без любимого папани она и шагу не хотела ступить. Разделив поровну хлеб, родственник продолжил путь, а Иван с Таней стали готовиться к ночлежке.

Вокруг на приличном расстоянии друг от друга стояли копны сена на деревянных, возвышающихся над землёй основах. Эти по-хозяйски сложенные копёнки походили на шалаши. Один из стожков заняли отец с дочкой, а в ближайшем от них расположились попутчики.

Расстегнув пуговицы старенькой шинели, Иван поманил под своё «крыло» продрогшее чадо. Дочурка всем своим существом плотно прижалась к папке и, почувствовав тепло, скоро засопела. Ближе к утру Тане почудилось во сне, что она лежит в сугробе колючего снега, а над головой - огромная зубастая пасть чёрной собаки. Вскрикнув от испуга, девочка проснулась. И уже наяву она ощутила сильный холод, идущий от батьки. Её сознание отказывалось принять случившееся.


«Папаня! Очнись! Папаня!» - навзрыд кричала Таня, и лихорадочно трясла за плечи безжизненное тело отца. Её громкий плач разбудил «постояльцев» соседнего шалаша.

Голыми руками могилу не выкопать. К тому же в тот жуткий момент рядом с Таней оказались лишь чужие люди. Такой беспомощной она не чувствовала себя никогда. Её жалкий папаня, как бездомный путник, остался лежать в копне сена. В цепкой детской памяти Тани навсегда останутся: то суровое утро, трудный путь домой, горькая встреча с родными.
 
Несчастная Таня, обхватив ручонками драгоценную поклажу - суму с пшеницей, словно «вросла» в ржавую ледяную крышу «ползущего» поезда. Всю дорогу она безмолвно глядела на густые серые облака. И только катившиеся по щекам слёзы, выдавали жизнь в застывшей от горя хрупкой фигурке девочки.

За время отсутствия Тани, мать похоронила обоих её братиков, а народившуюся сестрёнку Маней назвали, в честь бабушки. Таня, Варя и Маня - теперь для Акулины - весь смысл жизни.
               
               
ТАНЯ -НЕВЕСТА      


Артём возник не вдруг. Таня с Артёмкой вместе росли, играли, бегали по лужам, ходили в церковь, молились Богу…
 
В соседней деревне - храм большой и каменный, а их старообрядческая церковь - деревянная, но тоже красивая. И Таня с Артёмом мечтали в её стенах повенчаться, как только завершится Великий пост. Родители Тёмы одобряли его выбор - видная дивчина, крепкая, работящая. Ничего не имела супротив и тётка Акулина. Артём во всём был под стать её семнадцатилетней красавице - дочке.

Казалось, вот оно счастье, протяни лишь руку, уцепись крепко и не отпускай ни на миг. Но на беду Тани, чувства к Артёму испытывала не только она. В паре с её избранником видела себя и Таисия - дочь местной ворожеи, тёмных чар которой панически боялось всё село.

В тот роковой вечер Таня с крёстным возвращались из отдалённого селения от мастера по производству валенок. И если туда они шли с тюками овчиной шерсти, то обратно - налегке. Потому «привал» в их планы не входил.

Хата ворожеи «замыкала» улицу, по которой должны следовать Таня с дядькой. Ведьма будто из-под земли выросла. Преградив им дорогу, она в буквальном смысле потащила дядю за рукав тулупа в свою лачугу, приговаривая: «Отдохнёте маленько, чайком согреетесь, а потом и дальше можно двигаться». Дядя, как завороженный, побрёл за «гостеприимной» хозяйкой, Таня - за ним…

На утро оба смутно помнили то «сладостное чаепитие». Меж тем крёстный по-прежнему был бодр и здоров, а юная крестница
с постели не поднялась…
28 Жизни трудный путь, заключительная часть
Нина Пигарева
(Фото автора)

ТАНЯ – ЗАЛОЖНИЦА ТЁМНЫХ СИЛ

 День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем не встаёт Таня с кровати ни на минуту, угасает на глазах несчастной матери. Адская боль, сковавшая левую ногу, постепенно овладела всем организмом девушки. Около двух лет длятся мучения околдованной невесты. Таня самостоятельно не может уже ни сидеть, ни ложку держать. Отчаявшаяся Акулина приготовилась к самому худшему, не отходит от дочки ни на секунду. Того гляди каждый вдох и выдох окажется последним.

Но вот в один из скорбных дней к Акулине зашёл местный священнослужитель. Видя невыносимые материнские страдания, он, вопреки церковным канонам, посоветовал Акулине обратиться за помощью к известнейшему на всю округу провидцу - Петрусю, жившему в верстах двадцати. Похлопотал священник для вдовы и на счёт лошадки с санной повозкой. Дорога неблизкая, зимняя. В путь тронулись задолго до рассвета.

На руках выносили умирающую из родного крова, на руках внесли и в дом Петруся. Ведун приказал уложить Таню на лавку под образами. Зажёг лампаду и принялся шептать какие-то магические заклинания. Находившиеся в углу напротив кочаны капусты вдруг стали летать по избе, как футбольные мячи.

Петрусь, быстро свернув начатое дело, заявил: «Твоей дочери наговор сделан на смерть, из-за парня, а постаралась такая-то ведьма (он безошибочно произнёс её прозвище). Я сильнее и могу одолеть её чары, но взамен своей жизни. Прощайте». Напоследок, на всякий случай, он назвал имя «коллеги» - древнего старичка, коротающего век в селе Рыбное. Не мешкая, Акулина от Петруся взяла курс на Рыбное.

Прозорливец, осмотрев Таню, обнадёжил мать. Пообещал завтра на ранней зорьке наведаться лично, а пока велел везти больную домой.

«Поблазил старик, заставил поверить в несбыточное чудо. Не приедет ведь, нет», - терзалась сомнениями всю ночь Акулина. Но едва небо с востока проглянуло из-под тёмного «одеяла» - стук в окошко. Выскочила ко двору, а там - гость дорогой.

Часа полтора знахарь в «союзе» с неведомыми силами изгонял хворь из ноги и всего тела Тани. «Завтра она у меня уже плясать будет», - с улыбкой заверил старец.

Но не завтра, не послезавтра…ни через неделю…врачеватель в Черёмушках больше не появился. Через месяц до Акулины долетел слух, что после визита к ним лекарь скончался в тот же день.

А Таня помаленьку пошла на поправку, но коленный сустав оставался «скованным». Артёма Таня не видела больше двух лет. Пока она медленно угасала, он тем временем женился на Таиске, но детей у них не было.

Первые весенние лучи солнца всё чаще и чаще «заглядывают» в оконце, словно маня Таню на улицу полюбоваться пробуждением природы. И в один из погожих деньков она, опираясь на палочку, осмелилась самостоятельно выйти из дому. В сию минуту, вдалеке она увидела Артёма, идущего в её сторону. Сердцу вдруг стало тесно в груди, затрепыхалось, забилось, как запертая голубка в клетке, пытаясь выбраться на свободу и полететь навстречу милому, единственному. От отчаяния и досады к горлу подступил удушливый ком. 

Доковыляв до окна, Таня облокотилась на завалинку, завела ногу за ногу и спрятала за спину свой костылик, не желая хромой показаться на глаза Артёму. Эта встреча была прощальной.

- Знай, Таня, - с грустью в голосе первым заговорил Артём, - я всегда любил и люблю только тебя одну.

- А почто ж ты с нелюбой жизнь связал? - вздохнула Татьяна.   

- Одним «подарком» нас с тобой наградили, - продолжал беседу Артём, - колдовская сила - страшная сила.   

Через три дня Артёма не стало. Его смерть глубокой болью отозвалась в душе Тани. А его тёща - ведьма с Таиской спешно покинули обжитые места.

ТАТЬЯНА – ПЕКАРЬ

В 1931 году в Черёмушках образовался колхоз, а его руководство возложили на Михаила Семёновича Голышева, человека семейного, грамотного, присланного из другого района. На первых же порах председатель организовал кормление тружеников хозяйства. А хлеб выпекать, по совету местного бригадира, он уговорил Таню. В данном деле её не могла превзойти ни одна хозяйка. Работа суматошная, трудоёмкая, но хлебопёк успевала вовремя поставлять к общему столу колхозников необходимое количество духмяных вкусных пирогов.

Нет у Тани ни своей семьи, ни детей, ни возлюбленного. Из-за «прилипшей» хромоты девушка чувствует себя ущербной. Сердце её по-прежнему заполнено лишь любовью к Артёму, а мысли - материнством. Но не видит она ни в ком из парней, набивающихся к ней в женихи, отца её будущего ребёнка. Может и прокатилась бы жизнь Татьяны в одиночестве, не появись однажды он - агент уголовного розыска - Михаил Семёнович Воронцов.

Его жена осталась в городе, где она занимала руководящую должность в сфере образования. А Михаила командировали на службу в райцентр, находящийся километрах в десяти от Черёмушек.
 
Михаил Семёнович Голышев и Михаил Семёнович Воронцов были большими друзьями. Бывая у товарища в Черёмушках, чекист приметил Таню, и так она ему приглянулась, так запала в душу, что потерял покой и сон.

Будучи семейным человеком, Воронцов не посмел прямо заявить девушке о своих чувствах. Попросил посодействовать друга. Голышев поговорил с Таней, та спросила разрешения у матери на знакомство с женатым мужчиной. Акулина дала добро.

Так состоялось первое свидание Татьяны с Воронцовым в присутствии её матери. Для неграмотных селянок Михаил показался человеком из другого мира.

Сразу бросились в глаза его кожаная куртка, хромовые сапоги, висевшая на ремне кобура с оружием. А когда заговорил, - заслушаться можно: умный, начитанный, интеллигентный…

На прощание Михаил вежливо откланялся и так же тихо, как и подъехал, укатил на своей пружинной двуколке, запряжённой парой лошадей.
 
…Не день, не два… не месяц обхаживал Михаил Татьяну, пока та не стала его женщиной. Воронцов у Тани был первым и единственным мужчиной.

ТАТЬЯНА - МАТЬ

Спустя полгода Михаила повысили в звании и должности, и перевели в железнодорожный посёлок Радужный начальником уголовного розыска.

Таня была уверена, что разрыв с Михаилом неизбежен. Она не любила Воронцова, но очень хотела от него ребёнка. Лишь только поэтому её огорчал отъезд Михаила так далеко. Ну а сам Михаил и мысли не допускал о разрыве с желанной подругой. Он был готов не спать сутками, чтобы вновь и вновь встретиться с Таней.

Когда, наконец, произошло то, ради чего Татьяна согласилась на тайную связь с несвободным человеком, она попыталась прекратить с ним дальнейшие отношения. Но не тут-то было. Михаил ещё большей теплотой и вниманием окружил мать своего будущего ребёнка.

О законной супруге Михаил не заводил и речи, ходили слухи, что их союз строился не столько на любви, сколько на корысти по отношению к Воронцову.

Счастливый Михаил стал предлагать Татьяне переселиться в город, где он смог бы обеспечить её благоустроенным жильём, а со временем перебраться к ней насовсем. Но Таня наотрез отказалась и ему не велела даже думы подобные держать в голове.

Незадолго до родов Татьяны скоропостижно скончалась её младшая сестрёнка. И Таня наметила - родится дочка - Маней будет, а коли сынок - Ваняткой, как папаня. Господь послал дочь.

А уже в полдень следующего дня Михаил вручил молодой маме свидетельство о рождении их ребёнка, в котором чёрным по белому было зафиксировано -  Воронцова Мария Михайловна.

Таня возмущалась, обижалась, просила перевести дочку на её фамилию. Но Воронцов эту тему не стал даже обговаривать. Он был непоколебим в своём намерении растить и воспитывать дочь, неустанно заботиться о её матери. Восемь лет всё так и было.

Маша во всём походила на своего отца - немного продолговатый овал лица, небесные лучистые глаза, узкий нос, тонкие губы, «кукольная» ножка (Несмотря на немалый рост и сбитое телосложение Воронцов носил обувь 37 размера). От мамы Мане достались лишь волосы - густые и пышные.
Нет слов, как Михаил обожал малышку, и как девочка любила папу. Всякий раз, едва переступал он порог милого дома, Маша вприпрыжку с визгом летела к нему. Михаил подхватывал дочурку на руки, целовал, обнимал, и долго кружил в воздухе... Затем девочку ожидали всевозможные подарки. А стол ломился от гостинцев.

Татьяна уже не имела права разрушать счастье своей доченьки. Но любовь к себе Михаил так и не смог пробудить в сердце любимой женщины, оно всю жизнь будет тосковать по одному Артёму.

В последний раз Таня с Михаилом виделась ранней весной 1941 года. Он обещался вскоре приехать снова, но, как в воду канул. Дочка мается, от окошка не отходит, то и дело слёзки роняет, папку ждёт...

Резко оборвались и его телефонные переговоры с Голышевым. Причина внезапного исчезновения Воронцова случайно выяснилась спустя четыре месяца.
 
…Начавшаяся война перекроила все мирные дела и планы. А фронт и тыл стали единым целым.  В конце июля сорок первого, для нужд передовой с десяток колхозников во главе с председателем Голышевым погнали на железнодорожную станцию Дерябино большое стадо скота. К вечеру четвёртого дня Голышев вздохнул облегчённо. Животные все в целостности переданы соответствующим органам власти, позади и оформление бумаг.

Заночевать перегонщики решили в здании железнодорожного вокзала. Голышеву не спалось. За окнами эшелон за эшелоном спешили на фронт.  В воображении невольно вырисовывалась кровавая панорама войны. Председатель вышел на перрон. При свете луны было видно почти как днём.
 
«Миша, Миша», - гулким эхом послышался за его спиной тревожный голос. Обернулся - кроме стоявшего на дальнем пути товарного состава со скотом - никого нет. И снова напряжённый окрик: «Голышев, друг!»

Председатель поспешил на зов. В трёх «хвостовых» вагонах товарняка за прочными замками находились заключённые. Среди них был и Михаил Воронцов. А узрел он Голышева сквозь небольшой зарешеченный просвет. 
 
«Мишка, дружище, верь, я ни в чём не виноват, - спешил «исповедаться» Воронцов, - ты же знаешь, я всегда был законником. Передай Танюшке - люблю больше жизни, не забуду вовек, останусь жив, найду! Ради нашей дружбы дай слово, коли что, поделишься последним куском хлеба с Таней и дочкой».

Пока не тронулся состав, успел Воронцов рассказать другу и о том, что с ним произошло.
   
…У Воронцова на содержании была немецкая овчарка. Однажды, пересекая железнодорожное полотно, Михаил с собакой оказался в шумном узком «коридоре» между поездами, идущими в противоположные стороны. Вся вина Воронцова в том, что не смог он удержать испугавшуюся псину. Рванувшаяся овчарка, ударилась о вагон и погибла на месте, в руках её оторопевшего хозяина остался лишь оборванный поводок.
 
В ту пору у Михаила в заместителях ходил тщеславный, завистливый человек - редкая сволочь. Он и накатал донос, исказив факты, якобы начальник уголовного розыска Михаил Семёнович Воронцов в «стельку» пьяный специально бросил служебную овчарку под колёса поезда.

Наказание последовало незамедлительно. Бесцеремонно ворвавшиеся в кабинет начальника УГРО представители НКВД из Москвы сорвали с Михаила погоны, конфисковали табельное оружие, нацепили наручники и, без суда и следствия, бросили в одиночную камеру тюрьмы.

Веря в правосудие, Воронцов отправил объяснительный рапорт на имя самого Сталина. Но ответа не дождался.

Грянула Великая Отечественная война. И Михаилу предоставили шанс искупить кровью «свою вину» перед Родиной. Так Михаил Воронцов, наряду с закоренелыми уголовниками, очутился в составе штрафного батальона и был отправлен на борьбу с фашистами...

От этой новости Таня лишилась всякого покоя. Её терзали смутные сомнения - вдруг за Мишиной правдой кроется другая истина с политической подоплёкой.

Татьяна не сводит с дочки глаз. При одном виде «чёрного воронка», или же незнакомых людей в форме она стремительно прячет Маню то в погребе, то в картофельной ботве, то в прибрежном камыше…  Боится, что кара возмездия за отца обрушится на дочь «врага народа» - Маню, которую при желании нетрудно вычислить по метрике.

Война закончилась. Все Победу празднуют. А Татьяну всё никак не покидает страх за дочку. От Михаила так и нет никаких вестей. Но Таню беспокоит другое - не пострадало бы безвинно её единое дитятко. А дитятко неустанно продолжает ждать своего папку…
 
…В семнадцать лет Мария вышла замуж за местного парня Романа Колосова. И Татьяна немного успокоилась. Её Маша по документам теперь значится под фамилией мужа.

ТАТЬЯНА ИВАНОВНА – БАБУШКА

Этой «роли» она «удостоилась» в сорок пять лет.
 
У молодых супругов Колосовых детишки пошли друг за дружкой, и бабушка Таня целиком и полностью «растворилась» во внуках. Её нерастраченной любви и ласки хватало на всех. После смерти тётки Акулины, Татьяна перебралась в хатёнку матери, напротив которой Роман с Марией построили себе пятистенок.

Чтоб прокормить большую семью дочь с зятем много работали в колхозе и дома.
А домик бабы Тани служил внукам и столовой, и спальней, и надёжным местечком по обмену секретами.

Подраставшие внучки ох, как любили «побалакать» с дорогой бабуленькой о сокровенном. Они всегда считали мудрую прародительницу преданной подружкой и верной хранительницей любовных тайн.

Вот уже старшие Настя с Лидой обзавелись своими семьями, встретила и Наташа свою вторую половину. Доживёт бабушка Таня до свадеб и других внуков, правда, не всех.
 
А Мария Михайловна Колосова (Воронцова) всю жизнь будет надеяться отыскать затерявшиеся следы отца. В годы перестройки к розыску подключится Наталья. Но безуспешно. Эта заветная мечта Марии Михайловны так и не осуществится.

Не суждено было узнать и Воронцову о самом важном. Его очаровательное создание, ненаглядная дочка Манечка, спустя годы, под мирным небом совершила главный материнский подвиг - подарила радость бытия ОДИННАДЦАТИ новым жизням!
29 Дневник Блондинки. Фрагмент
Натали Гор
Надюха, кто бы объяснил далеко неглупой блондинке, почему у меня белая полоса
всегда в состоянии анорексии, а чёрная - курпулентных размеров и другой никогда
не бывает?

Любимый когда-то папик – местами интеллигентный, воспитанный и благородный,
предал меня как обычный, необразованный, среднестатистический кобель.

С грустью и печалью в душе рассказываю тебе последние новости. Наш подлый Анатоль
прислал сообщение на электронную почту одной из своих фирм. Письмо обо мне, но
без привычной любовной романтики, по-военному: коротко, чётко и ясно приказано
освободить дом от всех персон нон-грата, приготовить апартаменты к встрече
очередной, большой и последней, папиковой любви.

В прикреплённом файле фотографии новой царицы Рублёвского дворца –  мадам
Виолетта, стройная брюнетка, выше среднего роста, с чуть раскосыми карими
глазами. Одним словом: красивая деваха, настоящая леди.

Надюха, ты меня знаешь, с удовольствием бы обкакала новую пассию и вежливо
проводила за ворота дворца, как когда-то глупого Галчонка, но….,  моей ботоксной
красоте, увы, не по зубам её юная свежесть.

Молодая - визуально не больше двадцати лет, роскошная мадам и всё это без
гиалуронки, филеров, золотых нитей, нарощенных ресниц, пластических операций,
силиконовых губищ, ничего общего и похожего на современных, уродливых матрёшек.
Будешь смеяться, но мне не соромно горячо любимого мужчину отдать в такие руки.

Папик – зараза, подлый трус, побоялся встретиться со мной, обсудить выходное
пособие - сумму отступных, способных залечить мою душевную рану. Мне, через
посредника, великодушно предложили покинуть территорию поместья  через широко
распахнутые парадные ворота, навсегда захлопнув их за собой.

К дорожной карте приложили счёт, довольно скромный. Суди сама, обозначенная сумма
позволяет приобрести однокомнатную квартиру, не даёт возможности обставить уютное
одинокое гнёздышко мебелью из красного дерева или карельской берёзы, о посуде из
мейсенского фарфора можно забыть – окончательно и бесповоротно.

Для поиска работы или мужа, способного достойно содержать такую капризно-
привередливую даму, как я, мой, когда-то горячо любимый козлик, дал один год,
т.е. всего  триста шестьдесят пять дней, из которых триста дней необходимы мне на
сон и отдых. В течение этого срока, папик обязуется ежемесячно платить небольшое
денежное пособие. Все подарки остаются мне на добрую память. Цинично, обидно,
унизительно, коварно, подло.

Мы в ответе за тех, кого приручили и до лампочки те, кого разлюбили. Гуманно!?

Надюха, высшего образования не получили, стажа работы не имеем, с иностранными
языками не дружим, начального капитала нет, о какой работе может идти речь?

Андрей советует осваивать модную профессию блогера, стримы и реклама дают
неплохой доход. Главное найти свою нишу, придумать: фишки, фантики,  погремушки,
на которые клюнут фолловеры. Наш друг Эндрю предлагает прошерстить контент
топовых блогеров и ползти в обеспеченное будущее в их фарватере.

Несколько месяцев добросовестно изучала, слушала, смотрела, подглядывала,
копировала стримы всех востребованных блогеров. Вот он – неисчерпаемый  океан
знаний, народной мудрости, юмора, круче и полезней любых итонов- гарвардов и
МГУ вместе взятых.

Из этого огромного кагала выбрала узкий круг единомышленников, их интересы,
предпочтения и возможности пересекаются с нашими:  все мы хотим одного - 
зарабатывать на роскошную жизнь, ничем себя не утруждая.

Выбрала самую яркую тройку виртуальных кумиров: Рустам Несонцев, Андрей
Жутьковский, Антон Створкин. Осталось втереться в их компанию,  превратив тройку
в великолепную четвёрку. Все, кто таскается к ним, чаще, чем в свой офис,
посылает им щедрые донаты, должны знать: моветон не припереться к нам и не
сделать тоже самое.

Анализируя причины их успеха, поняла главное и самое важное: наличие приятной
внешности, юный возраст (балласт прошлого века никого сегодня не интересует),
фотогеничность и коммуникабельность  - необходимые и достаточные составляющие
прохода в топовый сегмент ютуба. С этим у нас всё окей.

Про нашу дату рождения можно не беспокоиться, не первый раз корректируем, процесс
отлажен.  Красивый набор цифр - 21.12.2002 – вполне подходит для  даты рождения
топового блогера Кэти-Катюхи. Для Николь–Надюхи выберем что-нибудь попроще, не
такое мистическое.  Например, 13.05.2001.

Далее, очень важен интерьер пространства, в котором работает стример, при
виртуальной коммуникации у зрителей должно быть чёткое понимание, что живёшь ты
в собственном огромном доме, минимум восемьсот квадратов полезной площади,
бесполезной – в разы больше. Дорогая комната с картинами и антиквариатом, из
которой идёт вещание – не музей, а всего лишь твой личный кабинетик.

Следующий важный момент: темы для обсуждения. Они должны быть интересны всем,
независимо от пола, возраста и доходов. Тщательный и точный анализ большого
массива данных позволяет сделать такой вывод: наши люди всегда с трепетом
относятся к рассказам и роликам о домашних животных.

Лидеры по народной любви: кошки, собаки и попугаи, в совершенстве владеющие
ненормативной лексикой. Твоя жизнь удалась, материальное положение стабильно и
о будущем можно  не беспокоиться, если твой попугай на любой приличный вопрос
отвечает отборным матом.  Инвестиции в попугая-матершынника залог твоей
обеспеченной жизни.

Вот пример востребованного у широкой публики ролика, можно сказать местечковый
видеобестселлер: на экране скромных размеров комната, в огромной клетке
попугай – солидный Казимир Борисович, у него хорошая родословная, воспитание,
образование, авторитет и манеры. На полу, на ярком коврике, сидит симпатичный
котик неизвестной породы, зовут малышку Кнопа.

- Голос! – грозно командует птица внушительного размера.
- Мяу! – отвечает испуганный котик.
- Не трынди! – обрывает беседу интеллигентный Казимир Борисович.

Трёхминутный ролик принёс автору мировую славу: два миллиона просмотров, один
миллион восемьсот тысяч положительных отзывов, от восторга и восхищения плавился
экран монитора, не выдержал жёсткий диск. Вот к такой гениальной простоте нам и
надо стремиться. Народ устал от бесполезного умничания. Востребованность любого
контента в умении  удивить публику всех возрастов, начиная с ясельного.

Надюха, ползём дальше, в наше, утрамбованное денежными купюрами, будущее. Для
начала, подведём промежуточные итоги: по нашему кабинету будут бегать собачки
разных пород и размеров, коты – желательно лысые, страшные, толстые, породистые и
бездомные, не лишним будет присутствие миниатюрных животных: крыс, хомяков,
морских свинок и шиншилл  – они всегда популярны у простого народа и много места
не занимают, достойно руководить этим зоопарком вполне сможет Ипполит
Калистратович - говорящая птица с четырьмя октавами неприличных слов.  Попугая-
матершынника достаточно одного. Дело в том, что в ютубе запрещён мат, нас могут
лишить монетизации или забанить, не приведи Господи.

Многомиллионная аудитория любителей: кошек, собак, грызунов, птичек и крепкого
русского слова станет нашими подписчиками и гарантией получения сначала
серебряной, а потом и золотой кнопочек, за которыми дружно притопают денежки из
ютуба.

Кроме общения с животными и их фанатами, надо обозначить круг тем, при обсуждении
которых легко продемонстрировать всю палитру наших интеллектуальных способностей.
При этом, нельзя забывать - в биографии успешного стримера не должно быть тёмных
пятен:  никаких разговоров о прозе-поэзии, намёков на наши литературные
экзерсисы, ни слова о двухгодичном заключении на литературном портале «Автор.ру».
 
Самая востребованная и неисчерпаемая сегодня тема – сплетни, можно обо всех, но
лучше о звёздах шоу-бизнеса. Скандалы, драки, пьянки, свадьбы,  разводы,
любовники/любовницы, роды, парики, лысины, диеты,  путешествия,  их деточки –
законные, внебрачные, суррогатные, с тем же набором наследственного идиотизма, на
десятилетия, не оставят нас без работы и приличных доходов.
 
За этой темой, по популярности, идёт жратва и рецепты приготовления экзотических
блюд, никто не заморачивается, если они не съедобные  и не по карману простым
гражданам.
 
Готовка еды в прямом эфире меня не привлекает, мы пойдём другим путём: будем
заказывать готовые блюда в самом дорогом ресторане и на глазах у всех, с
аппетитом, жрать деликатесы за красиво сервированным столом. У этой экзекуции
есть малопонятное для меня название – мукбанг и огромное количество хейтеров,
присутствие которых, в разумных пределах, обязательно для любого, местами,
вменяемого и адекватного контента.

Хороший, профессиональный блогер показывает жизнь современного общества со всеми
его противоречиями, идиотизмом, максимализмом, дебилизмом и хренью. Сюси-пуси-
муси, идеальные деточки/родители, вечная любовь, верность и прочая фантастика
иногда встречаются в нашей жизни, но для большинства давно стали исчезающей
реальностью.

Следующая, обязательная тема – обсуждение косметики и наведение марафета на всём
теле, прямо во время стрима. Не делай круглые глаза: на туловище  топового
блогера не может быть интимных мест, все его газоны ухожены, подстрижены и
скромность не про него.

Справедливости ради надо отметить, мужики нетрадиционной ориентации в этом
сегменте потеснили известных блондинок и светских львиц. Не представляю, что надо
сделать или предпринять, чтобы переключить внимание зрителей с аля Жутьковских на
прекрасный пол.
 
ЛГБТ сообщество имеет огромную аудиторию поклонников, новости об их свадьбах,
родах, суррогатных матерях, разводах-изменах, смене пола - востребованы у всех
возрастных категорий, разлетаются по интернету со скоростями, не имеющими
аналогов в военной и космической отраслях. У нас с тобой есть приятели/подружки
в этой тусовке, их можно и нужно приглашать в наши стримы, монетизируя дружбу в
личных целях.

Модно объявить себя психологом и в прямом эфире, с умным видом, заняться разбором
особенностей поведения известных певцов и певичек, таланты которых определяются
фонограммой и качеством аппаратуры, на которой она записана. Постановка
психиатрического диагноза этим особям, например, ПРЛ (пограничное расстройство
личности), не требует дорогого медицинского оборудования и специальных знаний,
простой народ обожает такие шоу и никогда не сомневается в достоверности
полученной информации.

Однако, звёзды и звездульки, принцы, короли и императрицы слишком обидчивы, имеют
дорогих адвокатов, способных через суд взыскать кругленькую сумму за нанесённый
моральный ущерб. Не стоит лезть в это певческое болото, наши стримы должны
приносить доход, а не убытки.

Надюха, блондинистый контент должен содержать видосы, которых больше нет ни у
кого, эксклюзив, типа: кто, если не мы, может это придумать, сделать и показать?
Например, ежедневно, в полночь, для возрастной категории 21+ в эфир выходит
передача: «Спокойной ночи, кобели!» либо, более интеллигентный вариант:
«Спокойной ночи, мужики!».

С названием передачи нельзя промахнуться, как видосик обзавёшь, так он и поплывёт
к зрителям. Не я, народная мудрость. Осталось найти достоверную информацию: кого
в виртуале больше - первых или вторых. Простое большинство определит название
видеотрансляции.

Точно знаю, что в нашей деревне смотреть передачу «Спокойной ночи, мужики!»
припёрлось бы два человека. С их визави был бы аншлаг или аншлюс. Кстати, эти
слова чем-то отличаются, мне второе больше нравится - не такое потёртое, звучит
свежо и оригинально.

Предлагаю, в этом вечернем эфире, в нарядах суперваусекси, читать нашим
великовозрастным деточкам эротические сказки, щедро сдабривая их скабрёзными
картинками. Сказки добудем на литературных порталах, там полно этой макулатуры,
сделаем доброе дело: осуществим транспортировку востребованных и классных
альковных текстов потребителю, за эту оригинальную идею и её реализацию с наивных
авторов потребуем небольшую плату, желательно в конвертируемой валюте.
 
Надюха, перспективы очень даже радужные, не будем больше рыдать за многодетным
папулей с его гаремом бывших жён, ворованными капиталами, устаревшими, давно
никому не нужными, знаниями, званиями и личным опытом. Начнём свою жизнь с нуля,
интеллектуальным трудом, используя новейшие технологии, заработаем свой первый
миллион. Не пройдет и года, как в блогосфере ярко засверкают две суперзвезды:

                Кэти-Катюха и Николь-Надюха!  K & N.
 
Не сомневайтесь, господа-товарищи, будущее за Блондинками!
30 Полёт с ангелом
Любовь Казазьянц
Посвящается Блэр (парапсихолог)
Лизавета сладко спала в обнимку с трёхгодовалым сынишкой. Кровать у неё широкая, удобная, а спальня светлая с большим окном слева от кровати. Летняя ночь дышала прохладой и запахами цветов. Сквозь полуоткрытое окно веяло свежестью.
Лизе снилась её бабушка Варвара, она в своё время была целительницей. К ней приходили люди не только из её села, но и издалека.
Лизе приснилось как будто бабка Варвара шептала ей на ухо какой-то заговор, но слов не разобрать. А потом отстранилась от внучки и тихо сказала: "Хорошо, что пьяница тебя оставил в покое. Теперь смотри, не доверяй первому встречному! И надень на себя сапфировый кулон матери, он будет тебе оберегом. И не снимай его, что бы не случилось."
После её слов образ бабушки расплылся. Вдруг Лиза почувствовала сильный толчок в бок. Она моментально проснулась, оглядевшись, увидела у своей кровати молодого высокого красавца, волосы белокурые, глаза светятся, и от его тела исходит какой-то белесый свет. Лиза даже не испугалась. Мужчина взял её за руку, жестом предложил встать и следовать за ним. Женщина беспрекословно подчинилась. От его прикосновения Лизавету охватила трепетная дрожь. Они подошли к открытому окну. При этом незнакомец не шёл, а плавно парил, не касаясь пола. Женщина оказалась на полшага сзади. Она только подумала, задавая незнакомцу вопрос: "Кто ты?" И так же телепатически получила ответ: "Я – Ангел". "А как ты докажешь?" – мысленно спросила она. И тут её взгляд упал на его спину, она увидела сложенные белые крылья с сероватыми пёрышками по краям. Лиза только подумала, можно ли их погладить и тут же получила разрешение от незнакомца: кивок головы. Она с волнением протянула руку и погладила пушок наверху, у самой его шеи. Он улыбнулся на её прикосновение. Они вышли на балкон.
"Зачем?" – мысленно спросила Лиза. "Полетим со мной!?" У Лизы загорелись глаза. "Как это?" – с сомнением спросила молодая женщина.  "Сама увидишь", - ответил Ангел. – "Делай шаг, не бойся! Ну, вместе со мной!"
Лизавета сделала шаг в воздух и почувствовала удивительную лёгкость и радость свободы. Она почувствовала всем телом поток свежего воздуха и скорость полёта. Ей вдруг стало так хорошо и благостно. Они пролетали под высокими облаками. Она была изумлена панорамой ночного Хабаровска. Она ловила себя на мысли, что ей не верилось, что это происходит с нею наяву…. Пролетев город, они удалялись вдаль. Немного позже они влетели в светлое молочного цвета огромное облако. Оно обволакивало как невесомая вата со всех сторон. Они вылетели из него в светлый яркий день. Спустились к огромному прозрачному как слеза озеру. На берегу, на небольшом возвышении стоял каменный цветной храм, сверкающий на солнце  разноцветной мозаикой оконных витражей. Она захотела войти в него, но Ангел не дал ей такого разрешения. Неожиданно из храма выплыло несколько фигур. Издалека Лиза их не узнала. Когда они приблизились, она узнала свою бабушку и своего покойного мужа Гарика. Лиза хотела к ним подбежать, но Ангел не пустил, крепко держал её за руку. Лиза пообщалась на некотором расстоянии с близкими. Она поняла, что в этом же храме находятся ещё некоторые души тех людей, которые её когда-то любили. Но они почему-то не вышли к ней. Бабушка с ней беседовала о внуке, о самой Лизе. И муж тоже расспрашивал про сына. После недолгого общения Лизавета заметила, что на горизонте начинает светлеть. И Ангел, сжав её руку, дал понять, что пришло время прощаться. Они снова взлетели. И снова Лиза ощутила непередаваемый восторг от полёта и чувства благодарности. Они снова влетели в то же молочно-дымчатое облако, оказались окутанными липким туманом, который призрачно тянулся со всех сторон. Они вылетели из прохладного облака и оказались на окраине её города. Ангел сопроводил женщину до её балкона и только там отпустил её вспотевшую от волнения руку. Он с любовью взглянул на неё. А она взглядом спросила, увидимся ли мы ещё раз. Он молча пожал плечами и улетел.  Лизавета закрыла балконную дверь и улеглась на кровать, нежно обняв сына и, с любовью поглаживая его руку, умиротворённо уснула.
Утром она отвела сына в детский сад и под сильнейшим впечатлением увиденного сна отправилась в ближайшую церковь. Там она обратилась к пастору и рассказала о своём сне. Ведь сон свой она восприняла как полёт наяву. Но служитель ей не поверил, подозвал других служащих, и они повели её к настоятелю, стали задавать странные вопросы: не принимала ли она каких-то лекарств, или наркотиков, стали проверять её руки, вены, приняв её за наркоманку.
Когда она репатриировалась в Израиль, с нею общалась уже группа пришедших к ней во сне ангелов. Среди четверых мужчин была очень красивая статная женщина ростом более двух метров. Она назвалась Мириам. Эти ангелы объявили Лизавете, что она должна помогать и лечить людей, которые к ней обратятся. Через Мириам Лизавета получила благословление на лечение людей и помощь в этой важной миссии. И после этого Лизавета стала экстрасенсом.
31 Возрождение Эмели
Любовь Казазьянц
Посвящается русской эмигрантке Эмели.
Рассказ-быль
"Какие тоскливые, серые будни. Моя жизнь пошла под откос и теперь похожа на эти безликие здания, отражающиеся в грязных лужах. Но уныние подобно смерти", – так думала женщина, лишённая своих привычных занятий и умений. Она устало брела и катила за собой тележку со своим скудным скарбом по мокрым осенним улицам города, где когда-то была так счастлива.
Скоро исполнится год, как Эмилия потеряла горячо любимого мужа, успешного бизнесмена и прекрасного человека. "Лучший друг" семьи – Раш обманом завладел компанией мужа. После смерти Гардена Эмилия жила в их большом доме. Детей у неё не было. Раш всё время добивался её благосклонности: дарил дорогие подарки, делал комплименты, пытался ухаживать за молодой вдовой, но женщина в трауре не шла на компромисс.  Тогда он поставил ей условие выйти за него замуж, но она не согласилась и поплатилась за отказ. Раш совсем обнаглел: приводил в её дом друзей, каких-то девок, устраивал шумные оргии. Эмели не раз вызывала полицию, но это не помогало.
По специальности Эмели была музыкантом, играла на фортепиано, на скрипке, прекрасно пела. Родители её очень поддерживали и гордились. Во время учёбы в Академии музыки в Тель-Авиве она добровольно посещала уроки известной певицы, та приветствовала, когда студенты присутствовали на её уроках с учащимися на вокальном отделении. В студенческие годы Эмели любила по несколько раз прослушивать известные оперные арии в разных исполнениях. Таким образом, она выучивала арии из известных итальянских опер и великолепно их исполняла. После удачного замужества Эмели была счастлива. Но теперь она оказалась на улице, Раш выгнал её из собственного дома. Она была вынуждена скитаться. Вначале она жила у подруги. Но потом её попросили съехать, подруга нашла себе пару. Так Эмели оказалась на улице. Теперь она проживала в маленькой каморке в огромном супермаркете, где работала уборщицей. И ещё, когда погода позволяла, играла на скрипке, на улице. Вокруг неё всегда собирались зеваки, и настоящие слушатели клали деньги в её открытый футляр. Эмели вызывала в слушателях уважение. Внешне она совсем не похожа на бомжа: приятное лицо, ухоженная кожа, аккуратно уложенные светлые волосы, одежда не грязная и ни чем не воняет. А какие красивые, нежные звуки извлекала эта женщина из своей деревяшки!
Несколько дней назад какой-то вздорный прохожий пристал к ней на улице во время исполнения музыки. Она не отвечала на его злобные выпады. Тогда этот выскочка на глазах у зевак выхватил у неё скрипку и сломал. Эмели долго рыдала. Её успокаивали две продавщицы.
- Что я теперь буду делать без своего любимого инструмента? Это единственная дорогая моему сердцу вещь, которая осталась у меня от прошлой счастливой жизни! Теперь я лишилась и этой маленькой радости!" - с горечью причитала женщина. Несколько дней бессонными ночами она плакала в подушку. 
Она продолжала своё грустное шествие по осеннему тротуару. И силилась размышлять: "Если бы не тот гадкий пропойца, я бы снова могла что-то зарабатывать… Нет у меня ни скрипки, ни пианино… Но… у меня ведь есть мой голос, который никто не может отнять…"
И она запела предсмертную арию Джильды из оперы Верди "Риголетто", да так, что у любого слушателя мурашки побежали бы по коже. Неожиданно, несмотря на дождливую погоду,  вокруг собрались зеваки. И тут к стайке слушателей подошёл полицейский. Но к удивлению Эмилии, он улыбался и снимал её на камеру своего мобильника. Полицейский делал ей знаки, чтобы она не останавливалась, что ему очень нравится её пение. Когда она закончила петь арию, он всячески благодарил её за чудесное исполнение на иврите. Показал ей запись и сказал, что хочет показать запись его домашним. Женщина засмущалась, на её потухшем лице появился румянец. Полицейский спросил, где она живёт. Но Эмилия ничего не ответила, а только покачала головой и заплакала. Тогда полицейский стал её уговаривать, чтоб она рассказала о себе. И тогда Эмели не удержалась и поделилась с ним своим горем. Она не догадывалась, чем обернётся это искреннее признание.
Через несколько дней она узнала, что видео с её выступлением выложено в интернет. Она очень пожалела, что расчувствовалась перед незнакомым человеком. А через две недели к ней пожаловали гости. Оказалось, что хозяин самой крутой гостиницы в Тель-Авиве Яффо Интер-континенталь Давид выделил ей номер для проживания, ей даже привезли новую скрипку. Эмели была в восторге, она обнимала и от всей души благодарила своих спасителей. Её заверили, что она может проживать в гостинице на полном пансионе за счёт хозяина до того времени пока она найдёт работу по специальности. После этого её доставили в шикарный гостиничный номер. Ей просто не верилось в заоблачное счастье! Как говорится: "из грязи – в князи". Через несколько дней ей принесли письмо с приглашением выступить на сцене Оперного театра в Тель-Авиве в оперном сборном концерте, а потом ей предложили поступить в оркестр оперного театра, где она с успехом выступила как певица. Так закончились её скитания.

Через некоторое время Эмилия узнала от своего прежнего адвоката, что Раш прогорел по украденному бизнесу и попал в тюрьму. И она благополучно вернулась в свой дом. Счастье снова улыбнулось ей.   
32 На крыше Желтого дома
Ольга Сквирская Дудукина
– Все ничего, но из окна должно быть видно море, а не эта срань, – сетовал Шурик, глядя на раскисшую дорогу и алкоголиков-соседей. Мечты, мечты…
Дом в Сибири – все равно, что чемодан без ручки.
Несмотря на то, что возведен с любовью, своими руками. В свое время Шурик душу в него вложил, предварительно освоив целую кучу дополнительных ремесел. Он даже выкрасил домик в «неаполитанский желтый», позитивный и деликатный цвет. Двухэтажный особнячок в частным секторе выглядел по-европейски, с эркером и балконом.
Мечты имеют обыкновение сбываться: в нашей житейской перспективе и впрямь замаячило море. Южно-Китайское. Правда, перед этим Шурику пришлось выучиться еще одному небанальному ремеслу – дайвингу. После обучения ему предложили поработать инструктором на тайском острове. Пора валить.
Желтый дом в конце концов решили сдать в аренду.
Но как тут сдашь, когда крыша течет? Рубероид обветшал за восемь-то лет.

– Придется чинить крышу самому, – решил Шурик.
Так экономнее. Правда, для этого надо освоить еще одну экстремальную профессию. Но того, кто выучился играть на пианино и погружаться в океан, не страшат трудности.
На тот момент мы оба являлись профессиональными безработными, даже на ремонт Желтого дома пришлось занять денег, в счет будущей сдачи в аренду. Поэтому Шурик вычислил на калькуляторе самый бюджетный вариант ремонта крыши.
Крышу покрыть Шурик надумал металлическими шестиметровыми листами, а не каким-то там рубероидом, морально устаревшим. Наложить с нахлестом, прикрутить шурупами, покрасить краской, – и дело в шляпе.
– Сколько стоит квадратный метр металла? – спросил Шурик в магазине стройматериалов. – Крышу собираюсь крыть.
– Сто пятьдесят, а то и двести, – последовал странный ответ.
– Рублей?
– Тысяч! Двести тысяч за квадратный метр, парень, – такие щас расценки за ремонт крыши, – ухмыльнулся продавец.
– Как же вы меня обрадовали! – Шурик едва не пожал руку удивленному дядьке.

– …А я уложусь всего в пятьдесят тысяч, – радостно объявил он мне. – Придется заплатить только за металл и шурупы. Да, еще куплю себе альпинистскую снарягу.
– Зачем?
– Как зачем: чтобы с крыши не свалиться.
Магазин для верхолазов назывался весьма доходчиво: «Все для того, чтобы ты залез».
– Хочу залезть, – объявил Шурик, зайдя в магазин.
Ему предложили так называемые «трусы» - сложное сочленение ремней, веревок и узлов, надевающееся наподобие трусов и позволяющее самостоятельно регулировать перемещение вниз и вверх. В потолок был вбит специальный крюк, чтобы прикреплять к нему снаряжение и тренироваться.
Дома Шурик попытался было продемонстрировать «обнову», но запутался в «трусах». Пришлось снова тащиться в магазин, для повторного инструктажа.

***
Российские женщины, пережившие перестроечные экономические катаклизмы, могут приготовить обед буквально из топора.
Уложиться в ту скудную сумму, которой мы располагали, оказалось сложно, но можно.
Суп из куриных шеек обходится недорого, но неизменно вкусный и сытный.
А если купить за бесценок куриных лап, то выйдет отличный холодец.
– Что вы делаете с птичьими ногами? – с удивлением спросила меня продавщица овощной лавки, заметив когтистую лапу, выглянувшую из моего пакета.
Это была молодая таджичка, красивая и нарядная, в национальной одежде: тюбетейка, богато расшитое длинное платье и шальвары из того же материала.
– Холодец варю, – ответила я.
– А у нас дома их не брали в пищу, – пожала она плечами. – По пятьдесят кур за раз били, а ноги выбрасывали.
– Зато в Таиланде такие лапы стоят даже дороже мяса, – сказала я. – Тайцы из них шашлычки жарят.
Таджичка изумленно качала головой: бывает же!
А я привычным взглядом искала под весами ящик уцененных фруктов.
– Взвесьте, пожалуйста, эти персики.
– Я могу вам еще набрать переспелых. Возьмете?
– Конечно. Спасибо!
Сварю Шурику компот.

***

Во двор сгрузили кучу гигантских листов из металла.
Мы с Шуриком обалдело смотрели на них, слабо представляя, как затянуть хотя бы один из них на высоту двухэтажного дома. Попытка не пытка.
– Давай попробуем поднять один лист. Опутаем его тросом, я буду тянуть с крыши, а ты подтолкивать снизу, – предложил Шурик.
Лист оказался невероятно тяжелым. Таким тяжелым, что при первом же толчке оборвал трос.
Тогда Шурик обвязал его двойным тросом. Забравшись на крышу, напялив свои «трусы», он закрепился за центральный шпиль, затем попытался затянуть лист наверх.
Тот оказался неповоротливым и непослушным. Острым краем он в одно движение срезал половину плюща, там мило обвившим стену дома. Изо всех сил я толкала его кверху. Проплыв небольшое расстояние, лист дополз до крыши и уперся, не в силах преодолеть острый выступ. Минут сорок мы с ним сражались, истекая потом и извергая потоки непечатных выражений.
Наконец, каким-то чудом металл миновал препятствие, и Шурик вытянул неповоротливый громоздкий предмет на крышу. Скатившись вниз, еле живой, он полтора часа пролежал пластом.

Основная проблема заключалась в том, что перед тем, как прикручивать лист к стропилам, надо содрать старый рубероид и очистить участок крыши. Ведь если в это время с неба хлынет, то моментально зальет весь дом.
Мы с ужасом заметили, что край неба вдруг потемнел, окрасился в подозрительно сизый цвет. Мы умоляюще смотрели на небо…
Уф, пронесло. Всего несколько капель прилетело на крышу, и дождь раздумал.
В общем, за день Шурик кое-как справился с одним листом. А их еще целая куча во дворе… Но лиха беда начало.
Второй лист затянуть показалось нам гораздо легче.

***

– Послушайте, вы все время берете уценку. Вы что, варенье варите на зиму? – полюбопытствовала мусульманская женщина.
– Не варенье, а компоты. У меня муж крышу чинит под солнцем. Как спустится, так трехлитровую банку выпивает. Мне надо много.
– Да? Тогда я вам отложу. И в соседний ларек зайдите, – там моя сестра работает.

***

Крепеж шурупов – дело непростое: для этого надо вытянуть на крышу электрическую переноску для дрели.
Шурик кое-как ползал по крыше на своей альпинистской страховке, стараясь не смотреть вниз.
– Представляешь, это гораздо страшнее, чем я думал, – поделился Шурик.
Но делать нечего. Я работала на подхвате, попутно осуществляя молитвенную поддержку. Высунувшись по пояс из чердачного окошка, я подавала шурупы и гайки, придерживала переноску, а муж наживлял лист, затем капитально прикручивал металл к деревянным балкам.
Чем ниже, тем труднее и опаснее Шурику было работать. С крыши раздавалось много плохих слов, одновременно на чердаке я непрестанно молилась. Такой у нас сложился дуэт.
Время от времени шурупчики вываливались из трясущихся рук мужа и со звоном катились по крыше.
Каждое утро я совершала обход вокруг Желтого дома, в поисках потерянных шурупов.

***

Сегодня у таджиков новые груши. Много мятых. Ура!
– Послушайте, может, вы весь ящик заберете?
– Заберу. С удовольствием.
– Давайте я взвешу вместе с ящиком, а потом вычту вес пустого ящика. А то если мы будем перекладывать, вы принесете домой кашу. А ящик потом вернете. Вы ведь в том Желтом доме живете?
– Да, там. Отлично!
Отныне я ходила в магазин со своим ящиком. Один возвращала, другой забирала. К моему приходу меня ожидал наполненный ящик со всякой всячиной, а в нем лежала бумажка с ценой.
Как удачно все сложилось! Даже в лучшие времена мы не могли себе позволить столько фруктов.

***

Прохожие останавливались под Желтым домом, с любопытством наблюдая за самодеятельным верхолазом.
– Мужик, а мужик! – громко звала его толстая бабенка. – Почем за крышу берешь?
Шурик ползал по краю, ни жив, ни мертв.
– Мужик! – не унималась тетка. – Почем крыша?
– Женщина, не разговаривайте со мной! Пожалуйста! – взмолился Шурик. – Я же могу свалиться…
– Мужик! Сколько?!
– Нет таких денег!! – тоненьким голосом ответил муж.

– …Шурик, давай скорее заканчивай свою крышу, – позвонила подруга. – Я тебе держу хорошую погоду, а у людей огороды, им бы дождичка!
– Еще чуть-чуть помолись, – просили мы.

***
 
В моей любимой овощной лавке сегодня обалденная некондиция: мятые абрикосы. Сварю варенье с косточками. Это деликатес.
Варить варенье из подпорченных абрикосов научила меня родная тетка, которая много лет прожила в Чимкенте. Она говорила, что для варенья такие даже лучше.
Приехала наша дочь из Америки. Вот чем мы ее угостим! Она любит варенье больше, чем свежие фрукты.
Правда, придется переколоть косточки.
Устраиваюсь на крыльце и луплю молотком по каждой косточке, положив на бетонную ступеньку.

***

На матерках и на молитве, а также на честном слове и на одном крыле, медленно, но верно продвигались мы к победному концу.
Дело дошло до покраски готовой крыши. Шурику предстояло покрасить металлические листы, чтобы крыша не ржавела. Шурик выбрал темно-зеленую краску. Она хорошо подходила к разбеленному желтому цвету стен.
Желтый дом явно похорошел.

***

– Если дадите свой телефон, я сообщу, когда у нас будет распродажа, – предложила моя замечательная таджичка. – Кстати, можете дать номер еще кому-нибудь.
Почему бы и нет!
– …Леля, ты не знаешь, что делать с красными сливами? – позвонила мне Соня, с которой я поделилась своими «рыбными местами».
– Знаю: лучше всего их заморозить. Мороженные сливы почему-то вкуснее, чем натуральные. С детства их обожаю.

В Желтом доме осталось произвести косметический ремонт.
После полномасштабной операции на крыше все это показалось нам детским лепетом. Шурик работал с удовольствием.
К нам уже начали ходить на смотрины потенциальные арендаторы и риелторы. Один реально заинтересовался. Правда, попросил специально для него укрепить перила лестницы, ведущей на второй этаж, ради безопасности детей.
Сделаем.

Сегодня в лавочке мне продали неплохой киш-миш россыпью.
Там идет постоянное обновление ассортимента. Виноград сменил нектарины и персики, вместо красных слив появились синие, а там и дыни привезли.
Осень на дворе.
А у нас важная новость: мы заключили договор на сдачу дома и даже получили задаток. Срочно раздали наших животных в хорошие руки.
Все, можно ехать.

Соня везет нас в аэропорт. Сыплет мелкий дождик, словно Сибирь провожает нас со слезами.
Вдруг зазвонил мобильник:
– Леля, у нас сегодня замечательная слива…
– Спасибо вам за все, но больше не нужно. Я уезжаю. Насовсем. Как вы меня выручили! Всего вам доброго!
33 Актерское мастерство
Ольга Сквирская Дудукина
Анекдот к слову:
Актриса вышла замуж.
– За режиссера? – интересуются подруги.
– Нет.
– За драматурга?
– Нет.
– За партнера?
– Нет.
– Неужели за кого-то из публики?

Театр, увы, не моя тема.
Меня для чего в газету приняли? Правильно, писать о музыке. Газета «Семь дней в Новосибирске» претендует на роль самого профессионального путеводителя по всей культурной жизни города. И это в «лихие девяностые», когда все вокруг торгуют чем ни попадя, без стеснения! Подвиг не подвиг, но что-то героическое в этом есть.
В редакции одних музыковедов и киноведов по паре, а еще есть искусствовед. О театре у нас пишет Третьяков, но он в отпуске.
Вот почему в театр, на пресс-конференцию, посвященную юбилею Киры Соколовой, отправили меня.

…Как-то неудобно писать о народной артистке, когда не была ни на одном ее спектакле.
Сама виновница торжества важно восседает в центре актового зала. Это сухонькая, крошечная старушка в черном бархате, при короткой стрижке свежевыкрашенных в цвет воронова крыла жидких волос. Они даже не подвиты: она что, считает, что ей уже ни к чему?
Руководство театра пригласило прессу, чтобы проанонсировать бенефис в честь … -летнего (страшно сказать!) юбилея своей старейшей и уважаемой актрисы.
Вся труппа при этом присутствует. Я даже узнаю одного известного актера – это он играл хорошего чекиста в популярном сериале, про героическое становление Советской власти в Сибири.
Коллеги по очереди посвящают Соколовой величальные речи.
Вот встает примадонна, судя по очередности и самоуверенности:
– Ее любили, – с пафосом произносит она грудным голосом, словно читая стихи Серебряного века. – Ее любили все. Ее любили в райкоме. Ее любили в обкоме, – с выражением декламирует она, устремив светлый взор поверх голов почтеннейшей публики. Хотя на этот раз в зале в основном свои, а «публику» составляю я и пара-тройка таких же писак.
Я не верю своим ушам. Что, главный критерий народной любви – это когда тебя любят в обкоме?
– Ее так ценил первый секретарь обкома! Он всегда приходил на ее спектакли.
Я глянула на Киру Соколову, как ей такая похвала. Но никакой реакции: та продолжает невозмутимо королевствовать, с каменным лицом.
– А каким авторитетом пользовалась Кира Соколова среди коллег! Она приходила на все репетиции и сидела в зале, даже если не была задействована в спектакле, – подхватила ее партнерша, в том же возвеличивающем ключе. – Все так переживали: что скажет Кира! Понравилось ли ей?
Они что, издеваются?
Коллеги Киры только что объявили во всеуслышание, что та продержалась только за счет связи с первым секретарем обкома, а также то, что она много лет подряд стучит на коллег, вместо того чтобы полностью отдавать себя святому театральному искусству. При этом ни Кира, ни публика не возмутились.
Возможно, многие даже не поняли, что это пресловутый «сор из избы», будучи сбитыми с толку хвалебной манерой преподнесения весьма нелицеприятных подробностей. Похоже, сама эта старая пердунья Кира, убаюканная слащавым подхалимажем, не врубилась, что ей только что элегантно отомстили за все хорошее.
Зато я наконец-то поняла, что такое истинное актерское мастерство.
Но, может, я не люблю театр?
34 Неисповедимы пути. Г. 11. Мир света и добра
Ирина Христюк
      Лауреат одиннадцатого Конкурса Международного Фонда
       "Великий Странник - Молодым" на свободную тему.
      Лауреат Конкурса МФ ВСМ «Светлый человек» памяти
             Владимира Николаевича Репина.
      Опубликовано в журнале «К А Л Е Й Д О С К О П», № 5,
      Литературная студия "Новый эксперимент"
      

                НЕИСПОВЕДИМЫ ПУТИ ГОСПОДНИ.
      
                ГЛАВА  ОДИННАДЦАТАЯ.
   
                МИР СВЕТА И ДОБРА

        Коротка жизнь человека. Не всё из запланированного удаётся сделать. А из того, что пережито, в воспоминаниях потомков остаются не более чем крохи. Но кроме памяти, нет у нас лучшего собеседника. И если вспоминать жизнь, как кино, то не такая она уж и короткая. Из маленьких, казалось бы, пустячков, из эмоций, что когда-то плескались в душе, складывается целая жизнь.   

        Вот и жизненный путь бабушки, мамуни Аники, приёмной матери моей мамы, который уместился сейчас в прочерк на кресте между датами рождения и смерти, – это лишь миг для вселенной, но для меня - целая эпоха. И хотелось бы заполнить этот пробел незабываемыми, милыми моему сердцу воспоминаниями. Яркий и нестираемый след в душе оставила мамуня. Человек необычайно скромный, добрый, с богатым внутренним духовным миром – наш особый клад и драгоценность. Это – наше нещечко.* Легко и тепло было под светом её добрых и мудрых глаз. Она никогда не тяготилась детьми - дочкой и зятем - и нами, внуками. Встречала нас так, как будто мы самые дорогие гости на земле, хотя виделись, быть может, вчера. Её глаза искрились любовью и добротой. И когда бы мы ни пришли, а мальчишки часто и в юношеском возрасте, натворив чего-то, убегали к дедушке с бабушкой, где всякий раз находили поддержку и взаимопонимание, она находила время и нужные слова, чтобы понять и успокоить. Несложно сказать добрые слова, но их эхо долго живёт в человеческих сердцах. Как солнце растапливает лёд, так её доброта и готовность помочь испаряла детские и юношеские проблемы и недоразумения. Она бросала начатую работу и внимательно выслушивала, давала советы. И это спокойствие, ласковость, мягкость и терпение казались бесконечными. Там царили полная свобода и доверие к детям. Там можно было бегать на траве, за забором, как на стадионе, с утра до поздней ночи.

       Она постоянно была чем-то занята: хлопотала по дому - готовила, стирала, убирала; присматривала за домашним хозяйством, пряла и ткала для мамы, всех успокаивала, терпела детские капризы, выкрутасы, слёзы и ещё тысячу и тысячу мелочей, в которые вкладывала настоящую, жертвенную, мамунину любовь. А как она пеклась о дедушкином здоровье: не дай Бог, чтоб в холод вышел без тулупа или валенок, следила, чтоб обязательно надел шарф и рукавицы, а если тот захочет присесть, обязательно постелет коврик. Всё успевала. На всё и всех хватало времени. Никогда никуда не торопилась. Не так много времени, как братья, я провела с ней, не так много событий запомнилось, но её руки, морщинистые и чёрные от работы, в памяти сохранились.

       Не могу разгадать загадку, откуда у этой тихой, простой и кроткой женщины было столько любви: к мужу, дочке, зятю, внукам, близким. Она любила жизнь, людей, окружающий мир, животных, дом, труд и каждый наступивший день, независимо от погоды. И редко осуждала или о ком-то плохо говорила. Думаю, что всё - от веры. Дедушка с бабушкой были людьми набожными. В углу каждой комнаты, напротив входных дверей, висели иконы. Они знали много молитв. По воскресеньям и праздникам ходили в церковь, исповедовались и причащались. Дедушка читал «Евангелие». Это было так просто и естественно. Обычный образ жизни. Отсюда и умиротворение, и спокойствие, и доброта. Как писал К.Боуви: "Доброта - язык, на котором немые могут говорить и который глухие могут слышать».

        После проводов старшего брата – любимого внука – в армию, здоровье мамуни резко ухудшилось. Стала чаще хворать. Не давала покоя ломота в ногах и руках. Всё внутри болело. Беспокоило сердце. Думаю, сказалось многое: и война, и голод, и переживания, и смерть взрослой дочери. Каждый день, прожитый «в журби»*, буравил дырочки в её сердце, словно сверло. К зиме вовсе слегла. В больницу ложиться не хотела: что Бог пошлёт, то и будет. Мама с татом постоянно предлагали перебраться к нам. Не хотела беспокоить. Оно и понятно: дома всегда лучше. Но родители не оставляли её ни на день: приходили, протапливали в доме, ухаживали за больной, оставались на ночь. Мама готовила, убирала, стирала. В хлопотах и заботах проходили длинные дни и бессонные ночи.

        Смежила веки мамуня, отойдя в мир иной, легко. Мы все были рядом. Это было 27 марта 1961 года. Тело покойной перевезли к нам домой, от нас и хоронили. И поселилась глубокая печаль и гнетущая тоска у дверей нашего дома. Заболело у всех сердце и казалось, что оно покрылось коркой льда. Стало ничто не мило, потому что не было замены утерянному. Заголосила, как подбитая птица, крестом сложив руки на груди, мама. Заплакал в голос дедушка. Расплакался, по-мужски, еле сдерживая слёзы, отец. Залились слезами мы со средним братом Иваном. Взвыла  собака. Отчаяние, как удар под дых, резкий, внезапный, болезненный, ударило и лишило радости.

        Вот ведь как случается в жизни. Жил себе человек в маленьком домике у дороги при въезде в село тихо - мирно, бесконфликтно, умиротворённо, покойно. Ничего особенного, вроде, не достиг. Никаких открытий и громких подвигов не совершил. Ничем особенно не отличался и не выделялся. Ничего нового не создал. Был у себя на последнем месте. Но для нас это был целый мир. Мир света и добра. Дороже всех сокровищ.
35 Время дарит нам память не зря
Ирина Христюк
                ВРЕМЯ ДАРИТ НАМ ПАМЯТЬ НЕ ЗРЯ

      Быстрым шагом, с сумками, набитыми подарками и разными вкусностями, иду знакомой дорогой. Поворот, ещё один, вправо, и вот она – родная улица, со штакетными и узорчатыми металлическими заборами, выкрашенными, в основном, в зелёные и серые тона.

      Сердце колотится так, словно сейчас вылетит из груди. Первая. Вторая. И, наконец, – родная калитка, зелёная, с белыми узорами. Знакомая ручка. Перекинутая через неё тонкая железная цепочка, обмотав столб от ворот, предупреждает о том, что хозяев дома нет или работают далеко на огороде.

      Снимаю цепочку, открываю калитку. От стука просыпается возле будки Дружок. Завидев меня, начинает вилять хвостиком, ластиться, скулить от радости, знает, что несу любимые косточки.

       Пока поглаживаю Дружка, краем глаза примечаю соседскую кошку, которая всякий раз, заслышав мой голос, бежит навстречу, мяукая, словно сообщает, на понятном только нам двоим языке, последние новости. Беру на руки, поглаживаю вытянутую спинку, и понимаю, что меня тут ждали.

        На повизгивание собачки из-за угла дома выглядывает знакомая фигура отца. Стройный, с улыбкой на губах, в рабочих брюках и заправленной в них клетчатой рубашке. Рукава, как всегда, по локоть закатаны, чтобы не мешали при работе (не любит он рубашек с коротким рукавом). Твёрдой, уверенной походкой идёт навстречу, на ходу вытирая руки полотенцем. Обнимаемся, и я с жадностью вдыхаю с детства родной отцовский аромат. Как же я соскучилась по его умным карим глазам, пристальному и внимательному взгляду, сильным рукам и мозолистым долоням! Присаживаемся на покосившуюся деревянную скамейку под орехом у дома и говорим, говорим, говорим и не можем наговориться. Я так истосковалась по этим мудрым словам и вежливым вопросам, касающимся всех сторон моей жизни, по отцовской заботе и рассудительности, по его живому уму, что стараюсь запомнить каждое слово, каждый жест, тонкую улыбку и ласковый взгляд. Так бывает каждый раз, когда я приезжаю домой. Мы можем проговорить всю ночь, до третьих петухов…

      Что-то мама не показывается, хотя дверь в дом приоткрыта. Захожу. Всё здесь мне до боли знакомо, до дрожи родное. И веранда с большим окном по левую сторону, газовая плита, маленький самодельный столик, пошатнувшийся стул, дверь голубого цвета с белыми узорами и тюлевой занавеской. И комната, где всё радует глаз: красный «персидский» ковёрчик над диваном со сломанной ножкой, покрытым плюшевым покрывалом, с маленькими жёлтыми, тоже плюшевыми, подушечками по углам. Возле дивана, на тумбочке, телевизор. На окнах белые тюлевые занавески. Пару лет назад я их прикупила и рада, что маме они очень нравятся. У окна – квадратный стол, покрытый белой скатертью, поверх неё – тонкая клеёнка: и красиво, и практично. Под печкой-грубкой, разделяющей большую комнату на две, диванчик «Юность». Он удобен тем, что занимает мало места, а при необходимости раздвигается. В стенном шкафчике, придуманном мамой, красуется знакомая посуда. Над ним – вышивка крестом «Ванька-встанька». Под ней – семейные фотографии. Всё, до мельчайших тонкостей, мне знакомо и дорого. Сколько раз за минувшие годы было побелок, ремонтов, покрасок! И всё снималось, стиралось, чистилось, красилось и на место ставилось! А сейчас здесь какая-то пугающая тишина. Ходила, глазами по стенам водила, вглядывалась в каждую деталь, будто кого-то искала. Да, искала. Маму!

       Дверь из передней медленно приоткрывается и показывается её седая голова. Слышу её чарующий голос, и в груди шевельнулась радость.

       – Ой, а я і не чула, як ти увійшла. Ти, мабуть, з дороги, втомилася і голодна?*

       Ласково смотрит, слегка щурясь, словно хочет разузнать всё и сразу. На нежном тонком лице, с ямочками на щеках, играет улыбка, а в глазах цвета изумруда и волнение, и воодушевление, и счастье. Тонкие, морщинистые руки обвивают мою шею. Я ощущаю знакомое тепло, обнимаю маму, прижимаю к себе, чувствую её ровное дыхание, и не хватает духу разнять руки. Мне безумно жаль её, стареющую, и хочется, как в детстве, просто разреветься от боли, не сдерживая себя, взахлёб, размазывая кулачками слёзы по щекам.
Склоняю голову на родное плечо, смахиваю слёзы, вдыхаю полной грудью уже знакомый мамин аромат и не сразу чувствую, как её заскорузлая рука легла мне на голову, нежно коснувшись моих поседевших волос, и слышу, как сильно бьётся моё сердце.

       – А де Ванюша, мамо?

       – Пішов з Димкою гуляти. Покличу:
"Ванюша-а-а-а. Ідіть у будинок, зустрічайте гостя! "**

       – Иде-е-е-м.

       Знакомый до боли глуховатый баритон гулко отдаётся в комнате. Я  вздрагиваю. Просыпаюсь. Ловлю момент просыпания, когда уже нет сна, но глаза всё ещё закрыты. Медленно их открываю и долго не могу прийти в себя. Пальцы сами сжимаются в кулаки до побелевших костяшек. Пытаюсь осознать происходящее и одновременно корю себя за просыпание, ведь там было необыкновенно сладостно. Я ещё чего-то жду, вглядываюсь в сумрак рассвета, где узкой полосой светится заря, стремлюсь задержать мгновения счастья, что тенью коснулось меня. И вдруг, как внезапный ветер по затрепетавшим листьям дерева, по всему моему телу проходит осознание: это – сон. Отца нет в живых уже сорок два года, сына Димки – тридцать семь, брата Ивана (в семье его ласково звали Ванюшей) – десять, мамы – около пяти, а сердце до сих пор всё ещё отзывается ноющей болью, когда мыслями возвращаюсь к ним.

       Дорогие лица и родные голоса не стираются с годами. Их слова, фразы, взгляды, черты лица навсегда в моей памяти. В последнее время всё чаще чувствую, как тлеет связь между мною и окружающим миром, как всё больше отрешаюсь от него и ухожу в свой, замкнутый. Прежней меня уже нет, да и не может быть. Вспоминаю то время, когда была большая семья, и понимаю, что жизнь – строгий судья и учитель, у неё – свой расклад и Божий промысел. Из книги жизни нельзя стереть своих родных. И время дарит нам память не зря. Да, оно не даёт ответа на все вопросы, но заставляет задуматься о том, что надо достойно пройти отмеренный Богом путь.

       Где-то там, в небесном чертоге, витают души моих родных. И очень хочется, чтобы им там было покойно. В сущности, все мы, живущие на земле, испытывающие одни и те же земные радости, видящие одни и те же небо и солнце, поголовно обречены на одно и то же – исчезновение с лица земли. Придёт время, и мы, смею надеяться, встретимся. Теперь уже навсегда...

8 октября 2019 года.

-------------------------------------------------

* Ой, а я и не слышала, как ты вошла. Ты, наверное, устала с дороги и проголодалась? (перевод с украинского)
** Гуляют с Димкой. Сейчас позову:
"Ванюша-а-а-а. Заходите в дом. Встречайте гостью!"
36 Один мимолётный взгляд
Борис Тамарин
      ( Зонг из романа "Только одна  жизнь" )


   Он  стоял  на  краю  бездны. “Метров  сто  пятьдесят”,  -  измерил  глазом глубину  обрыва. – “Даже  больше,  не  менее  двухсот”.  Отвесная  стена. Речка  внизу  видна  тонкой   извилистой  лентой, поблескивающей  в  лучах  заходящего  осеннего  солнца. Крупные  серые  массивы  камня.  Между  ними  невысокая  трава.  Ни  деревьев,  ни  кустов.  Зацепиться  не  за  что.  Именно  то  место...  Сто  процентов,  с  гарантией... Северная Италия изумительна!

   Несколько лет назад, когда они всей компанией  зимой поехали в Кортину, останавливались именно в этом месте. Оно напомнило полузабытое из далёкого прошлого, детства...  Тогда он запел песню на родном языке, и она, отражаясь от окрестных скал эхом, приобрела характерное многоголосье... Тогда попутчики с восхищением смотрели на него... А сейчас?...

   Сейчас  он  докурит  сигарету  и  бросится   туда,  в  бездну.  Обнимет  и  сольётся...  Станет   её  неотъемлемой  частью...  И  это  символично!  Ещё  раз  посмотрел ...
- Когда  Вы  изучаете  бездну,  она  изучает  Вас, -  вспомнилось  ему.  А  что  изучать  в  нём?  С  ним  всё  просто,  как  с  пустым  чемоданом.  Он  и  есть  пустой  чемодан.  Всё  потеряно!   Всё,   что  у  него  было.  Шальные  деньги,  по  глупости  подаренные  ему  фортуной,  она  же  и  отобрала.  Видимо,  поняла  свою  ошибку  и  решила  исправить...

Только  в  этот  раз  у  фортуны  есть  конкретные   имя  и  фамилия.  Следует  ли  перед  смертью  называть  их?  Почему  нет?  Небеса  должны  услышать,  кому  он  шлёт  последние  проклятия.  Тамилла  Павони!   Вдова  Тито  Павони.  Не  публичная  особа. Он  видел  её  один  раз  мельком,  издалека.  Властная  безжалостная  сука,  сметающая  преграды  на  своем  пути.  Решила,  что  он  преграда...  Это  она  обанкротила  его, привела  к  краю  бездны,  от  которой  не  может  отвести  глаз...  Будь  она  проклята!... Отняла  смысл  жизни,  существования.  Прибрала  к  жадным  рукам  всё.  Почти  всё...

Несколько  минут  назад  последней  купюрой  расплатился  с  таксистом,  который  вполголоса  напевал  по  пути  сюда.  Отпевал  его...  Остановившись  здесь,  удивился :     -  Не  ждать?  Отсюда  до  ближайшего  жилья  километров  десять... -  И  уехал.

А  он  прошагал  по  бетонным  плитам  до  ограждения  смотровой  площадки  и  посмотрел  вниз...   Потом  прикурил  сигарету...
Свободной  от  сигареты  рукой  ощупал  карманы.  В  них  только  зажигалка, пачка  с  тремя  оставшимися  сигаретами,  несколько  монет  и  документы.  Последнее  важно.  Когда  его  найдут, а  найдут  обязательно,  у  карабинеров  не  должно  быть  забот  по  установлению  личности.  Может  и  надпись  на  могиле  сделают,  чтобы  хоть  этим  напоминать  о  себе.  Только,  кто  придёт  на  его  могилу?...

Сигарета  докуривалась  медленно, словно  понимала  ответственность  момента.  Последняя  сигарета  дарила  ему  минуты...  И  он  не  спешил.  Задуманное  всё  равно  свершится.  Даже  если  мир  будет  рушиться...
За  спиной  прошуршали  шины  проезжающего  автомобиля.  Он  не  обернулся. Глупо  отрывать  взор  от  такой  величественной  красоты,  с  которой  он  собирается  слиться  и  сродниться...   Не  менее  двухсот  метров...
 
Отдаленный  визг  тормозов.  Снова  шуршание  шин  и  звук  мощного   мотора.
- Задним  ходом, - определил  по  звуку.   Пустому  чемодану  это  не  интересно.  Вот  и  сигарета   догорела  почти  до  фильтра.  Последняя   затяжка...  Вкусно,  несмотря  на  горечь...  Он  щелчком   швырнул  дымящийся  окурок  в  бездну.  Куда  последует  за  ней  секунду  спустя.  Его  время  истекло,  час  пробил...
Звук  мощного  мотора  умолк  рядом,  за  спиной.

- Зажигалка  есть?  -  К  нему  шла  женщина  с  сигаретой  в  холёных  пальцах с ярким маникюром.     На  стыке  асфальта  и  бетонных  плит  стоял  автомобиль.  Красный  “Феррари”.  Такой  же,   как  был  недавно  у  него.  Женщина  подошла  совсем  близко,  поднесла  к  губам  тонкую  сигарету.
- Найдется,  от  чего  прикурить?

- Женщина за рулём "Феррари"?   В другое время он заинтересовался бы ею...   Не  красивая,  но  эффектная.  Очень  эффектная!  Голубые  туфли  на  шпильках.  Длинные  ноги  в   тёмных   тонких  колготках   или  чулках,  которые  крепятся  к  поясу.  Платье  выше   круглых  чашечек  колен.  Плавно  обтянутые  сочные  бёдра,  тонкая  талия.  Под  расстёгнутой  лёгкой  короткой  кожанной   курткой  высокая  полная  грудь. Лицо  с  немного  грубыми   чертами,  Чуть  крупный  нос.  Глаза  закрывают  черные  очки.  Брюнетка...   Такие  с  юга  Италии.   Лет  тридцать   пять  или  больше,  но  выглядит  на  тридцать.  Ухоженная... Где – то  видел  её.  Может  актриса  или  с  телевидения...  Приятный  тембр  голоса ...  -  машинально  оценил  он.

Протянул  зажигалку.  Она  прикурила  и  протянула  назад,  ему.  Смотрела,  тоже  оценивая...  Это  он  понял  сразу...
- Оставьте  себе,  мне  больше  не  понадобится...
- Нет,  я  найду  свою.   Бросаете  курить?
- Да,  бросаю.  Убедился,  курить  вредно...
- Это  твёрдо,  не  передумаете?
- Ни   за  какие  блага.
- Я  тоже  собиралась,  но  не  смогла.  Вы  счастливчик!
-  Да  уж...  Вы  точно  определили...
Женщина  сняла  очки.  Повертела  в  руке,  потом  пристроила  на  волосах.
 - Карие  глаза,  взгляд  жесткий, - отметил  он.

Она  сделала  пару  неглубоких  затяжек.  Подошла  к  ограждению.
- Метров  двести, -  подтвердила,  выдохнув  дым. -  Я  тоже  однажды  остановилась  здесь  покурить...  Но  сегодня  очень  спешу.  Не  собиралась  останавливаться,  но  зажигалку  не  нашла.  Хорошо,  что  мимолётным  взглядом   увидала  Вас,  дымок  от  Вашей  сигареты.  В  этом  месте  обычно  начинаю  притормаживать  перед  поворотом  налево...
Сказала,  что  спешит,  но  уходить  пока  явно  не  собиралась.  Ещё  раз  заглянула  за  ограждение.

- Боже,  какая  красота!  Притягивает,  как  магнит.  Так  и  хочется  слиться  с  ней.  Вобрать  в  себя  и   отдаться...  Полностью,  без  остатка...  Стать  той  маленькой  речушкой,  что  внизу.  Чтобы  целиком  ей  принадлежать,  растечься  по  ней.  Облизывать  прохладой  каждый  камень...  И  нести  воспоминание   о  великолепии  дальше...  Рассказать  многоводной  реке,  которая  ждет,  когда   приду  к  её  водам,  потом  морю,  океану...   Они  должны  узнать...  Вы  верите,  что  вода  способна  хранить  информацию?  Обо  всём,  о  хорошем  и  о  плохом...  -  Женщина  посмотрела  на  него.

Он  молчал,  только  рука  двигалась,  как  у   дирижёра,  устанавливающего  ритм   музыки  оркестра.
- Какая  жалость,  что  мы  разучились  замечать  величие  истинной  природной  красоты,  окружающей  нас.  Живём  в  огромных  мегаполисах,  среди  безжизненного  бетона  и  асфальта.  Становимся  рабами  комфорта...  Бетон,  асфальт,  сталь...  Я  в  детстве  любила  босиком  бегать  по  траве.  На  юге  много  травы. Приятно  было  землю  чувствовать,  её  силой  питаться...  А  сейчас?   Вот  на  таких  шпильках, -  рассмеялась, приподняв  ногу. – Что  мы  с  собой  сделали?  Раньше  люди  с  природой  сливались,  дружили,  в  пещерах  естественных  укрывались...  А  теперь  уничтожаем  и  звучные  лозунги  придумываем, чтобы  прикрыть  варварство  и  жестокость  по  отношению  к  ней....  Ослепли,  ничего  не  видим  вокруг,  ничто  нас  не  радует...
         Все  стремятся  сделать  карьеру,  побольше  денег  заполучить.  Достичь  вершины  пирамиды,  или  быть  максимально  близко  к  ней...  Получится,  счастливы,  рады,  что  взобрались  туда...  А  если  реально  посмотреть,  это  путь  вниз,  в  бездну.  А  вот  она,  бездна!  Настоящая,  прекрасная,  а  не  фальшивая,  опустошающая...  Никак  не  могла  слово  подобрать  и  вдруг  выскочило..  Точно,  прекрасная  бездна!  Сегодня  я  её  другими  глазами  увидела.  Если  не  Вы,  проехала  бы,  как  всегда.  Ведь  очень  спешила...  Сейчас  уеду  и  оставлю  Вас  наедине  с  ...

Женщина  не  договорила. Повернулась  спиной  к  парапету  и  прислонившись  к  нему  проговорила: 
- А  Вы  молчун.  Словно  не  итальянец...
Его  вид  выдавал  нетерпение.  Он  буквально  пылал  нетерпением,  оно  обжигало,  требовало  оставить  его  одного  наедине ...   Она  поняла  и,  пройдя  мимо  него, обдав  ароматом  дорогих  духов,  направилась  к  автомобилю.  Наконец – то!

Вдруг   он  услышал  сдавленный  вскрик  и  звук  падения.  Инстинктивно  обернулся.  Женщина  лежала  на  бетонных  плитках,  между  которыми  застряла  голубая  туфля  со  сломанным  каблуком.  Недалеко  валялись  тёмные  очки.
-  ...  Как  больно. -  Она  выругалась. -  Что  Вы  тупо  стоите,  помогите  мне...  Не  видите,  нога... -   Он  отошёл  от  бездны  и  остановился...
- Помогите  мне, - жалобно  повторила  она.
Он  наклонился,  посмотрел  ногу  сквозь  разодранные  колготки.      Колено  ободрано,  немного  кровоточит,  ничего  страшного...  Вероятно  лодыжка  подвёрнута.  Это  хуже,  опухнет...   Не  повезло...    Он  открыл  дверцу  “Феррари”  со  стороны  пассажира,  поднял  женщину  и  осторожно  усадил  на  сидение.  Слегка  сжал  лодыжку.
- Ой,  полегче,  болит, -  вскрикнула  она.
- Вроде  перелома  нет,  сильный  ушиб.  Надо  холодное  положить,  тогда  быстро  пройдет.  И  отёка  не  будет.
- Вы  врач?
- Для  этого  врач  не  нужен,  все  знают...
-  Холодное  у  меня  дома. Но  я  не  смогу...  “Феррари”  водили  когда-  нибудь?

Не  отвечая,  он  дотронулся  до  её  бедра  немного  выше  колена, которое  оголяло  сбившееся  платье,  одним  движением  развернул  её,  захлопнул  дверцу.  Сел  на  место  водителя,  повернул  ключ.  Услыхал  до  боли  знакомое  урчание  мотора,  несколько  раз  нажал  на  педаль  акселлератора.
- Поехали,  -  сказала  женщина,  нетерпеливо  махнув  рукой.  Машина  резко  рванула       с  места.
- Осторожно,  здесь  левый  поворот, -  вскрикнула  она.     Он  усмехнулся.      Машина  вписалась  в  поворот  и  понеслась  по  пустынному  шоссе,  спускаясь  к  ложбине.  Она  молчала,  лишь   раз  тихо  охнула,  дотронувшись  до  опухающей  лодыжки.

Вскоре  в  надвинувшихся  сумерках  показались  крыши  домов  с  освещенными  окнами. Женщина  сказала,  где  свернуть  и  остановиться.  За  открывшимися  воротами  стояла  двухэтажная  вилла.
- Ключ, - подала  она. -  Не  смогу  ступить  ногой,  болит. -  Он  отпер   дверь  виллы.  Вернулся,  подхватил  её  на  руки,  позволив  обнять  за  шею,  и  внёс  в  просторную  комнату.

- Положите  меня  на  диван.  Там  в  кухне  холодильник,  достаньте  лёд.  Салфетки  в  верхнем   ящике   комода.  Там  же  где – то  перекись,  йод,  бинт  и  болеутоляющее.  Быстрее... -  приказывала  она,  как  прислуге.
Пока  он  вернулся,  она  сняла  колготки.  Через  несколько  минут  колено  было  обработано  и  перебинтовано,  а  лодыжка  обложена  льдом.

- Профессионально, -  похвалила  она. -  Вы  точно  не  врач? -  Не  дождавшись  ответа,  продолжила :
- Теперь  не  помешает  немного  выпить.  Посмотрите  в  баре...  Выберите  себе...   Мне  лучше  виски.
Он  принёс  бутылку  “Баллантайнс”  и  стаканы.  Они  выпили  не  разбавляя.  Он  налил  снова,  бросил  в  стаканы  кубики  льда.
- Как  тебя  зовут?
- Рико.
- Красивое  имя.  Сокращение  от  Федерико  или  Энрико?
- Нет,  просто  Рико.
- Я  помешала  тебе  там,  наверху?  -  Рико  не  ответил,  отпил  глоток  из  стакана.
- Это  произошло  случайно,  извини...  У  тебя  ещё  будет  возможность...  Бездна  как  верная  женщина,  она  будет  ждать  тебя...  -  Он  снова  промолчал.
- Всё  так  плохо?...  У  меня  тоже  всё  плохо...  Недавно  с  любовником  рассталась,  прогнала.  Ему  нужны  были  только  мои  деньги...  Как  будто  они  приносят  счастье.  На   самом  деле,  они   порабощают,  убивают  в  тебе  личность...  Я  знала...  Неделю  просидела  дома  одна,  никого  не  желала   видеть  и  слышать...   Хотела  вены  перерезать  или  отравиться...  Не  из – за  него,  он  того  не  стоил...  Но  не  смогла,  испугалась,  сюда  поехала...  И  увидела  тебя...  Ты  не  боялся...  Тебе  секунд  не  хватило...  -  она  отпила  большой  глоток. -  Опьянею,  но  это  к  лучшему...
       Если  бы  я  тебя  мимолётом  не  заметила...?   Такой  молодой,  привлекательный,  модно  одет...   Несчастная   любовь?  -  Он   отпил  и   отрицательно  покачал  головой.  -  “А  что  же? Впрочем,  это  не  имеет  значения”. -  Она  отпила  ещё,  он   достал  из  кармана  пачку  сигарет.   -  “Может  мы  поможем  друг  другу...   в  этом?...   Подай  мне  тоже  сигарету.      В   сумочке,  в  машине.  Твои   для  меня  слишком  крепкие”.

Рико  подошёл  к  “Феррари”.  Сумочка  лежала  рядом  с  сидением.
-  Они  в  боковом  отделении,  -  подсказала  женщина,  когда  он  принёс  и  открыл  сумочку.  Рико  сразу  увидел  прозрачный  флакон  с  белыми  таблетками,  прочёл  название  лекарства.
- Целая  бездна  таблеток,  -  подумал  он.  В  боковом  отделении  лежала  почти  полная  пачка  сигарет.  И  зажигалка...    Не  его...  Протянул  ей  пачку  и  зажигалку.  Положил  сумку  на  столик  возле  дивана  рядом  с  бутылкой  виски.
- Ты  куда?  Вернись!  - Не  отвечая,  Рико  направился  к  двери.  Завёл  “Феррари”     и  поехал  наверх,  к  бездне...   Подъехал  прямо  к  ограждению,  резко  затормозил       и  вышёл,  не  выключая  фар.  Быстрее  среагируют  на  пустую  машину  с  горящими  фарами.

Уже  стемнело.  Рико  взобрался  на  широкий  парапет  и  поднял  ногу...   Увидел,  как  его  тело  оторвалось  от  парапета  и  полетело  вниз,  набирая  скорость...   Как  приближается  к  сереющим  в  свете  почти  полной  луны  камням...  Услышал  хруст  ломающихся  костей...   Почувствовал,  как  раскалывается  голова,  ощутил  страшную  боль...   Затем  тело  погрузилось  в  обволакивающую  приятную  прохладу  воды...
Уловил  последнюю  мысль :  -  “Ещё  только  вечер,  не  ночь...  Эта  женщина...   Это  же!... ”

Рико  опустил  ногу  и  спрыгнул...  Назад,  на  бетонные  плиты   смотровой  площадки.  Нащупал  пальцами  последнюю  сигарету  и  прикурил.  Почему – то  вдруг  задрожавщими  пальцами  швырнул  смятую  пустую  пачку  в  темень  бездны.  Бездна  как  верная  женщина,  будет  ждать...  Сперва  он  расквитается  с  женщиной,  которую  вспомнил,  стоя  над  бездной...  Исполнит  просьбу,  поможет  ей...

Он  подобрал  освещённые  фарами   очки  и  голубую  туфлю  со  сломанным  каблуком   и  сел  в  “Феррари”.   Мыслей  не  было,  только  твёрдое  желание  сделать  это...   
Женщина  лежала  на  диване,  где  он  её  оставил,  и  курила.  На  столике  перед  нею  валялся  пустой  флакон.  Таблетки  просвечивали  сквозь  виски  в  стакане,  часть  уже  растворилась...  Со  свисающей  лодыжки   капала  вода  от  тающего  льда...
Она   встретила  его  недоумённым  и   одновременно   радостным  взглядом.  Рико  медленно  подошёл  к  ней.  Она  вскинула  голову,  желая  о  чём –то  спросить,  но  промолчала  в  ожидании...  Он  стоял  и  смотрел..  На   стакан  с   растворяющимися   таблетками,  на  неё..  В  его  глазах  ненависть  сменялась  жалостью...

- Я  привез  твою  туфлю  и  очки,  -  сказал  Рико  и  смахнул  стакан  со  столика.
-  Меня  зовут  Тамилла...  Тамилла  Павони.  Я  вдова   Тито  Павони...  Помоги  мне  переодеться,  расстегни  молнию  на  платьи.
Рико  снял  с  неё  куртку, прикрывающую  голые  плечи,  потянул  вниз  застёжку    на  спине.  Спустил  с  плеч  бретельки,  стянул  платье...  Тамилла  чуть  приподнялась,  помогая.  Не   остановился  на  этом,  снял  с  неё  всё  оставшееся.  Потом  разделся сам...

-  Я  тебя  тоже  узнала.  Вспомнила, когда ушёл. Про твоё банкротство в газетах писали, и фото было...  Люби  меня,  а  затем  убей...      Это  лучше  делать  там,  -  показала  Тамилла.

Рико  рассмеялся,  поднял  и  понёс  её,  куда  показала.   Она  приняла  его  с  нетерпением  и  исступлением,  как  последний  раз  в  жизни....

-  Убей  меня,  убей... -  стонала  она. -  Мне  нет  смысла  жить...   Нет,  ради  кого   стоило  бы  жить...  Меня  все  ненавидят...  Убей  меня,  ты  же  для  этого  вернулся...   Стань  моим  палачом,  казни  меня...   Сделай,     я   буду   благодарна...  В  сейфе  почти  сто  тысяч,  я  скажу   код .   Убедись,  не  лгу...  Выпишу  чек  на  миллион...   Убей,  и  он  твой...   Отдам  всё...   О-о-о,  что  ты  со  мной  делаешь?...   -  Из  закрытых  глаз  лились  слёзы...   Это  была  бездна  отчаяния...   

Через  месяц  они  обвенчались.  Их  связывало  много  больше,  чем  просто  любовь.  Они  были  счастливы...

А  через  год,  в  такой  же  осенний  вечер  “Феррари”  сорвался  в  обрыв  немного  ниже  смотровой  площадки.  Там,  где  дорога  делала  крутой  левый  поворот,  чтобы  не  упереться  в  бездну.  Она  спешила  к  нему  и  не  успела  вовремя  притормозить...

Завещание  было  составлено  так,  что  не  позволяло  оспорить  содержание.  Всё  свое  состояние  Тамилла  Павони  оставила  Рико...
37 Мемуар и его последствия
Борис Тамарин
               

                Мемуар -  Про моё разбитое сердце.

      Лето 1981-го года, конец июля. Мне исполнился двадцать один год. Я перешёл на четвёртый курс политехнического института,  и только завершил летнюю производственную практику на заводе. Со мной связались друзья, проходящие практику в Ростове на Дону, и предложили поехать с ними в Ялту. Договорились 2-го августа встретиться в Сочи, и оттуда плыть на теплоходе.
 
      Дома меня снабдили необходимым, отец - деньгами к моей трёхмесячной стипендии и полтора литрами чачи, а мать – хачапури, жареной курицей и солидным куском буженины.
И вот я в Сочи. На условленном месте меня встречает троица друзей, - Рамаз, Темур и Лери.
- Вечером отплывает «Адмирал Нахимов», который круизом из Батуми в Одессу, - сообщили они после приветствий и объятий. – Одна проблема, нет билетов. Придётся искать обходные пути и прорываться.

      Нам не прывыкать, мы молоды и способны на геройские поступки. Первым делом купили шесть бутылок водки «Московская» и потопали к порту.

      Красавец-лайнер уже у причала. Пока им любуемся, доносятся возгласы: - Темур!... Демна!

      Сообразив посмотреть наверх, видим на палубе нашего сокурсника и друга Илью Чахава.
- Сейчас спущусь! – кричит он.
- Я плыву из Батуми, в каюте с одним одесситом, - сообщил Илья. – У меня знакомый матрос, который поможет решить вашу проблему. На палубу поднимем, а потом посмотрим. Ваши сумки можно ко мне занести.

      Так и получилось. На переговоры с матросом мы пошли вдвоём с Рамазом. Илья сказал ему , что надо двоих провести. Сговорились за три бутылки водки! За третью он согласился уступить нам две койки, чтобы мы могли поспать.
А остальное дело техники. Достали контрамарки и вскоре после отплытия впятером обосновались в буфете теплохода. Позже продолжили на палубе в укромном месте. Вот где пригодилась мамина провизия!
 
      Итак, мы в Ялте!  Нашли в частном секторе комнату с тремя койками для ребят, а мы с Ильёй устроились отдельно неподалёку.

       И... Утром пляж, море, знакомства. И по окрестностям поездили, интересные и исторические места посмотрели. А вечером свидания, гуляние, рестораны... Весело проводили время!
Через неделю я вдруг вспомнил, что обещал матери написать письмо. Нет, телеграмму, что доехал и всё нормально, послал в первый же день. Но она просила писать...

       Оставив ребят на набережной, направился к почтамту.
Купив конверт и бумагу, расположился за большим овальным столом и начал сочинять послание. Почти заканчивал первую страницу, когда услыхал женский голос:
- Какой красивый почерк!
 
        Я поднял голову и увидел рядом очень симпатичную, если не сказать больше, девушку. Её лицо показалось знакомым.

- Вы понимаете по-грузински, знаете алфавит? – задал я логичный вопрос.

- Так это грузинский? А я ломала голову... Нет, алфавит не знаю, но Вы так красиво выводите буквы!... – немного смущённо пояснила девушка.

- Подождите минут десять, я буду надписывать конверт на русском. И Вы ещё раз посмотрите красоту! – предложил я.

       Девушка засмеялась, прекрасным мелодичным смехом.

- Так оригинально меня ещё не клеили, - заметила она.

- Честно говоря, у меня тоже первый случай, когда девушку привлёк мой почерк, - парировал я.

- Конечно, Вы наверно привлекаете их глазами! – поняла собеседница. – Считайте, что меня тоже... Вчера проходили мимо и очень внимательно на меня посмотрели. Не помните?

       Мало ли где я мог её видеть?! Здесь все загорелые, в лёгких платьицах...  Но вдруг вспомнил, где.

- Помню! Вы стояли у газетного киоска с каким-то журналом в руках...

- Правда вспомнили! - обрадовалась девушка. – Лена! – протянула она руку.

- Дэмна! – назвался я. Рука была приятная с длинными тонкими пальчиками.

- Как?... Демон?! – удивилась Лена.

- Не совсем...  Дэмна, – повторил я по буквам.

Она снова засмеялась.

- Какое интересное имя!

- Как и его владелец! Неправда ли? – подчеркнул я, подмигивая.

Она внимательно на меня посмотрела и молча кивнула головой...

        Через несколько минут, мы вместе вышли из здания почтамта и пошли к порту, где меня должны были ждать ребята.
По дороге Лена рассказала, что сама из Ленинграда, заканчивает художественную академию, а здесь живёт у тёти.
Я тоже кратко сообщил, что тбилисец, студент и приехал с друзьями...

       Темур и Лери шли нам навстречу. Увидав меня с красивой стройной девушкой у них округлились глаза.

- Где ты успел? – спросил Лери, когда я их познакомил.

- Вот видишь, а ты не верил, когда я утверждал, что в жизни главное почерк! – пошутил я, рассказав историю нашего знакомства.

      Лена органично вписалась в нашу компанию, тем более, что была одна без подруг. И по характеру вполне подходила, весёлая и азартная. Охотно играла с нами на пляже в джокер и наигранно хмурилась и обижалась, когда проигрывала.  Зазывала к нам отдыхающих девушек, как говорила:- «К лучшим парням на свете», но строго цыкала, если видела чьё-то внимание к моей персоне. Отлично плавала, и только Рамаз, бывший ватерполист, мог за ней угнаться. И ещё гадала нам по руке и на картах.
Как она пояснила, этот дар у неё от бабушки цыганки.

       А вечерами мы гуляли по бульвару вдвоём, беседовали на разные темы, благо она была начитана и умна. Потом находили  скамейки в тёмных местах и целовались до одури.

Так продолжалось три дня.

     На четвёртый Илья сообщил, что должен на пару дней поехать в  Феодоссию, навестить отдыхающих там родственников.

-  Пойдём к тебе, - предложила Лена, когда мы встретились вечером. - - Я сказала тёте, что встретила знакомых девочек из Ленинграда и ночью останусь у них...

       Я понял... У меня даже дыхание перехватило... Нет, девственником я не был, но не могу похвастать, что имел богатый опыт.

        Это была фантастическая ночь! Мы оба были не очень искушённые, но природный инстинкт помогал нам и дарил истинное блаженство. Заснули под утро, когда уже начинало светать...
Проснулись в полдень. Лена сказала, что ей необходимо домой, и мы договорились встретиться вечером.

       Ребята были уже на пляже. По моему виду они сразу поняли моё состояние, но обшлось без пошлых шуток.
А меня съедало нетерпение, встретиться с Леной вечером и опять отвести к себе...

       В шесть часов я был на обговоренном вместе. Лены не было... Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать...

Она не появлялась. Я начал беспокоиться. Ждал до семи и вернулся к ребятам.
Они тоже разнервничались, когда узнали, что я прождал напрасно. Даже предложили поехать к ней и узнать, что случилось. Но дело было в том, что я не знал, где живёт тётя Лены. Я провожал её только до автобусной остановки и мы расставались.

      Лена не появилась ни на второй день, ни на третий...

       Я не знал, что и думать... Она была такая счастливая, глаза светились. И уходя, так плотно прижалась и пылко поцеловала... Нет, я ничего не понимал.
Потом решил, что она просто поигралась со мной и бросила.  Был хмурый и злой.

      Постепенно отошёл. Даже несколько свиданий имел с хорошенькими девочками.  Но было не то!

       Перед глазами постоянно маячила она, Лена... Наверное, это любовь, такая мгновенная, яркая и скоротечная...

И щемило, болело сердце... Разбитое сердце!

       Темур писал про разные случаи из нашей поездки коротенькие юморески, которые в институте зачитывал сокурсникам, и заканчивал их одной и той же фразой: - "Ещё одно разбитое сердце!" Надо отдать ему должное, про мой случай он не написал...

       Даже позднее, вернувшись в Тбилиси, долго не мог её забыть.
А через четыре года встретил свою будущую жену. Моё разбитое сердце срослось, и я прожил в любви и согласии почти сорок лет, до самой её смерти.
Но наверное срослось и исцелилось не до конца...


Дэмна Сохадзе перечитал написанное.  Подумал: - «Можно было лучше, но сойдёт...».

     После того, как  он обжился на литературном сайте для любителей, опубликовал несколько рассказов и повестей, один  уважаемый знакомый автор посоветовал ему написать что-нибудь из своих воспоминаний. Воспринял сначала совет несколько скептически, но со временем эта идея показалась, как сказал герой «Великолепной семёрки», очень заманчивой. И вот, одно из воспоминаний приняло прозаический вид.

     Дэмна вошёл на Проза.ру, проделал необходимые манипуляции и опубликовал своё произведение...

    На другое утро он обнаружил, что мемуары читают, насчитал 16 прочтений и даже пять откликов.

Тот самый уважаемый знакомый автор:
- «Молодец, Тбилисец (так называл по-дружески), хорошую историю вспомнил. Грустную, конечно, но что делать, в жизни всякое бывает!»

Другой, практически литературный друг:
- «Дэмна, но ты фраернулся, брат! По имени и фамилии можно было в Ленинграде найти. Хоть попытался бы!»

Ответ ему:
- «Спасибо, Умник! Откуда фамилия? Кроме имени, Ленинграда и что художница – ничего не знал!!! И она тоже ничего обо мне! Понимаешь теперь?»

Он: - «Так спросить надо было!»

Дэмна: - «Задним умом все сильны! Кто знал, что она вдруг пропадёт? »

- «Ладно, не злись, я тебе зелёную нажал. Одна рецка за тобой)))»

- «Напиши что-то путное))) и получишь.... Пока!»

Одна, очень сентиментальная особа:
- «Уважаемый Демна! Читала с замиранием сердца и дыхания...  В конце даже всплакнула... Какой нехорошей она оказалась... Как можно было так с Вами поступить?...»

- «Спасибо за сочувствие, дорогая! Я уже давно пережил всё. Не плачьте, почитайте  двумя строчками ниже мой юмористический рассказ.
Только, моё имя пишется через «Э».»

Постоянная читательница:
- «Понравилось. Жду других историй.»

- «Что понравилось? Что я всю жизнь с разбитым сердцем? Издеваетесь? Вы что, садистка?! »

- «Ой, извините! Я не то имела ввиду. Понравилось, как Вы написали.»

И вдруг:
- «Дэмна, это ты?! Боже мой, не могу поверить! Неужели такое возможно?  Я - Лена!»

Ещё злой от предыдущего отклика Дэмна  посмотрел внизу имя автора – Эва Кистева.
- Какая к чёрту Эва Кистева?!

- «Мадам Эва Кистева!  Вообще, её не Эва звали, даже не Лена! Здесь я имя изменил. Решили развлечься?»

- «Дэмна, милый, зайди на мою авторскую страничку... Я знаю, что не Лена...  Лина!!!»

      Немного ошеломлённый Дэмна  нажал на клавишу. Вверху страницы рисунок с каким-то  пейзажем. Кусочек моря, деревья, аллея, сзади горы. И краткое резюме:

«Рада всем гостям. Я – ленинградка, художница. Пишу под пседонимом Эва Кистева.
Настоящее имя и фамилия – Эвелина Полякова.» - прочитал он.

Эвелина... ЭвеЛИНА... ЛИНА! – у  Дэмны сжалось сердце..., и разжалось... «Не может быть!» - промелькнула первая мысль.

И тут появилось личное сообщение:
- « Убедился! Демон мой любимый! Ведь так я тебя называла в ту нашу ночь...».

- «Лина, я в шоке!... Абсолютном!  Столько лет прошло, неужели ты?... И всё ещё помнишь?»

- «Я тоже в шоке была, когда прочитала. И до сих пор. Конечно, помню! Всё помню, и знакомство, и как гадала, и остальное, - всё-всё!»

- «А вот с гаданием ты ошиблась! Сказала, будет мальчик и две девочки. А у меня две дочери только!»

- «Не ошиблась! У тебя и сын есть... Наш сын! Твоей копией был в молодости. Поэтому, как я могла забыть, если ты постоянно перед глазами...»

- «Сын!!! Лина, ты меня с ума сведёшь!  Но почему исчезла, что произошло?»

- «Не представляешь, что я пережила... Пришла после нашей ночи такая радостная, счастливая... Предвкушала,  как вечером снова увижу... Буквально через десять минут мои звонят,  отец попал в автомобильную катастрофу, в тяжёлом состоянии! Мне с тётей срочно надо было в Симферополь, чтобы первым же рейсом... Даже минутки не было,  весточку оставить. Я чуть с ума не сошла от всего этого... Хорошо ещё, что отец жив остался... »

- «А я подумал...»

- «Да, я прочитала... Правильно,  что мог ещё подумать?»

- «Слушай, а сын чем занимается? Ему лет сорок должно быть. Как ты его назвала?»

- «Денис Демьянович Поляков! Дэмну на Демьяна подправила.  39 лет ему. У него своя дизайнерская фирма. А я уже бабушка, внук и внучка...»

- «Ты замужем?»

- «Нет, замуж не выходила. Восемнадцать лет прожила с одним художником, без регистрации. Талантливый был. Потом пить начал, ссоры, скандалы... И я ушла. Детей у нас не было...»

- «Лина, дай мне номер твоего телефона. Свяжемся по Whats-App-у...»

- Ты совсем не изменилась, - сказал Дэмна, глядя на красивое улыбающееся лицо, высветившееся на экране айфона.

- Прямо уж... , - засмеялась Лина. - Разве такой я была тогда? А ты постарел, но не очень. Тогда был мальчишкой, сейчас привлекательный солидный мужчина... А глаза такие же,  какими меня пленил... И что нам делать дальше?

- Я прилечу к тебе! И обниму сына, которым  ты меня порадовала... В ближайшие десять дней...  А что дальше, будущее покажет...
А сейчас скажи мне...

       Когда они наконец отключились, Дэмна вновь зашёл на её страницу. Тот же пейзаж - море, деревья, аллея, скамья под деревом, на ней обнимающаяся пара, гора...
- Это же Ялта! – вдруг понял он. – То место, где мы любили гулять, и скамейка, на которой поцеловались первый раз...

- Лина, милая Лина! – подумал Дэмна. – Ты возвращаешь меня в прошлое!  Скоро я буду с тобой... Всё будет хорошо!...
- Как странно устроена жизнь, - продолжил он мысль. - Неужели в ней всё предопределено? Тогда получается, что три года назад, почувствовав острую потребность писать и зарегистривовавшись на Прозе.ру, он уже был "обречён" на повторную встречу со своей юношеской любовью.  Раз произошло, значит было неизбежно!...
38 Понимаешь, котик...
Карин Гур
   Как же случилось, что через год после свадьбы моя семейная жизнь рухнула, как подтаявшая на крыше сосулька? - анализировала  я, не изящно склоняясь над ванной, где мокли   в теплом порошке белые рубашки супруга. Семь рубашек. Ага, неделька, помните? Имелся и у меня когда -то такой набор трусиков, я рьяно следила не перепутать написанный на них день. Сейчас думаю, а если бы я в понедельник натянула на верхнюю часть окорока “четверг”, то жизнь бы потекла совсем по другому?
   “Ты, котик, понимаешь, это чистый хлопок, фирма NN,  и в стиральной машине их стирать не желательно. И думаю, не нужно тебе объяснять, что майки стираются отдельно от трусов, трусы отдельно от носков, и твоё бельё - отдельно от моего”.  И котик, то есть я, послушно раз в неделю стираю его белые сорочки вручную, слегка подкрахмаливаю, утюжу  и развешиваю в шкафу на семи вешалках. Сортирую всё остальное отдельно и даже храню грязное бельё в отдельных пакетах.
     Не имеющая предварительного опыта семейной жизни, я наивно считала, что так все должно быть и стеснялась с кем бы ни было обсуждать эту тему.
    Разрушалась моя жизнь односторонне. У моего мужа как раз всё было в полном порядке.
   Накормленный, обстиранный,  переполненный жизненной эссенцией, сохраняемой для грядущих потомков, в до блеска начищенной мною обуви, он уверенно шагал в светлое будущее.
   Когда впервые вошла на его страничку в сайте знакомств, сразу подумала "прикол”. Такие типажи  в виртуальной сети не знакомятся. Их  называют “интересные мужчины” и они ходят  по улице, обвешанные со всех сторон красотками модельной внешности.

   Несколько фотографий в фас и профиль.  В белой рубашке и прямом пальто, воротник приподнят. В белой рубашке и пуловере с треугольным вырезом, в белой рубашке и спортивном кардигане.
    Волосы по-мужски длинные, до шеи, каштановые волнистые. Глаза чуть прищуренные  светлые.
   Шансов нет, вздохнула я.
   Звали его Ник. Это уже потом я узнала, что он Николай, но терпеть не может, когда его называют Колей. Требования у Ника были просты и я просто идеально под них подходила.
   “Риэлтор. 31 год.  Ищу девушку не старше тридцати, без детей, с высшим образованием. Здоровую, чистоплотную. Способную сопереживать”.
   И все! Ни слова о внешности, квартире, зарплате.
   Последнее предложение слегка смутило. Способна ли я сопереживать? Вроде, да.
   Когда у соседки собачку задавила пьяная машина “Горгаз”, я ей очень сочувствовала, молча радуясь, что псина не будет больше метить  косяк моей входной двери. Когда подругу бросил жених, мы вместе рыдали и пили коньяк, хотя я торжествовала, оказавшись правой. Он был подруге не пара.

   Заинтриговал меня Ник и я рискнула написать :
   “Привет. Зовут меня Наташа. 28 лет. Одинока. Высшее педагогическое. Предпочитаю слушать и познавать новое.”

   Первые две недели  встречались редко. Он честно признался, что познакомился параллельно еще с двумя девушками. “ Ты ведь тоже в процессе поиска”?
   - Ну, конечно, -  подтвердила я, не моргнув.
   Потом соперницы отпали. Видимо, их градус сопереживания не дотягивал до моего.  Мы стали видеться чаще, начался столь любимый мною конфетно-букетный период. Я влюбилась.
   За кофе с пирожным обменивались  информацией о прожитых годах.
   Николай окончил строительный институт, поездил по стройкам и новостройкам, устал, вернулся в наш родной город и с другом открыл риэлторскую контору.
   - Я дважды чуть не упал с лесов, а однажды чуть не попал под подъёмный кран”.
(В этом месте я ойкнула, сопереживая).
   - Отец умер, (ойкнула второй раз), мама вышла замуж и  с новым мужем живет в Швейцарии.
      В их квартире проживает родная сестра Ника с мужем и двумя мальчиками. Сам Ник снимает жильё у своего клиента, укатившего на несколько лет в Англию повышать какую-то там квалификацию.
   О себе сообщила, что  окончила Педагогический Университет. Живу с родителями. Не найдя себя на стезе сеяния разумного вечного, бросила учительствование и устроилась в стоматологическую клинику помощницей “принеси подай”.
   Ник откровенно поделился, что случались у него кратковременные романы, но он всегда был честен со своими избранницами, предупреждая, что к серьезным отношениям еще не готов. Провожая домой, целовал руку и откланивался.

   Спустя месяц уже вовсю целовались и обнимались, так и не переступая заветную черту. Вскоре Николай сделал мне предложение, свадьбу скромно отметили у меня дома в кругу родителей, его сестры с мужем, компаньона с женой и моей подруги брошенки.
   Посуда была помыта,  столы убраны, все съедобное отправлено в холодильник и мы уехали к Нику , в наше общее жильё.  Выгрузившись из такси, с подарками и конвертами,  поднялись в лифте на пятый этаж. Я отправилась было в ванную, но свежеиспеченный муж  остановил меня.
   - Садись, нам нужно поговорить.
   Вот, начнет сейчас выяснять, сколько у меня было мужиков до него и испытывала ли я оргазм. Странно, что он не поинтересовался раннее. Ведь не мог же он считать, что я до сих пор невинна, в надежде на встречу с ним единственным.
   Я уныло опустилась рядом на диван.
   - Понимаешь, котик, мы взрослые люди и должны называть вещи своими именами. Я не против детей, так как считаю, что без детей нет полноценной семьи, но мне кажется, мы должны получше узнать друг друга, притереться, так сказать. Поэтому я возлагаю на тебя заботу о предохранении от нежелательной беременности.  Далее. Мужчина создан так, что запас жизненной эссенции у него  ограничен, и её нужно беречь и разумно расходовать. Я считаю, что наши интимные отношения должны ограничиться двумя, максимум,  тремя эпизодами в месяц. Ты согласна?

   Прозвенели первые  предостерегающие колокольчики. Но я была слегка пьяной, влюбленной, уставшей от длинного суетного дня, с нетерпением ожидающей первой нашей близости и не особенно прислушивалась к его словам. Жизненная эссенция,  два три раза… Пора было начинать совместную жизнь и я покивала  головой в знак согласия.
 
   Не могу похвастаться обилием партнеров и сексуальным опытом, но несколько мужчин в моей жизни присутствовали. А последние два года у меня был служебный роман с моим работодателем.  Григорию,  стоматологу, было под сорок , у него имелась любимая двадцатилетняя дочь. Женился он рано, по залёту,  жена тяжело рожала и получила травму тазобедренного сустава. Она с трудом ходила, Гриша много работал, оплачивая лечение и реабилитацию.  Её лечащий ортопед постоянно находил некие новые зарубежные лекарства, которые обязательно должны были помочь и совершить чудо, а на мой взгляд просто бессовестным образом тянул из них деньги. Помочь  могла операция, но жена ни за что не соглашалась,  боялась, что станет полным инвалидом.

    Гриша выглядел уставшим, запущенным, лишенным женской ласки мужчиной, застарелое чувство вины перед женой погасило блеск в его семитских чёрных глазах. Я его пожалела, мы прекрасно устроились на узкой кабинетной кушетке. В одном темпе, сплетясь, вжимаясь друг в друга, колыхались долго долго , как влюбленные дельфины.
    Наша связь прервалась, когда я познакомилась с Ником,  хотя, честно, скучала по Гришиной колючей щеке.

    А Ник оказался скучен и эгоистичен. Пока я разогревалась, он уже заканчивал дистанцию, и сорвав финишную ленточку, целовал открытый космос, где-то между моим ухом и плечом: “Цём, цём”.  Спокойно засыпал с сознанием выполненного супружеского долга.
    И это два - три раза в месяц. Если я себя хорошо вела, а за провинность меня лишали положенного эпизода. И это не обсуждалось. Прозвенел второй колокольчик…

    Не удивительно, что через полгода я вернулась на Гришину кушетку.  Просто однажды вечером, когда больные разошлись, закрыла дверь кабинета и рухнула к Гришиным ногам:
    - Гриша, мне плохо, мне очень плохо.
    И он любил меня долго и ласково, пока я не расплакалась от наслаждения и благодарности.
    Отдыхая в Гришиных объятиях, озвучила волнующий меня вопрос:
    - Гриш,  а, Гриша, как ты думаешь, зачем Николаша на мне женился?
    Григорий улыбнулся лукаво:
    - Ты хочешь услышать правду?
    - Ну, да.
    - Смотри. Ты красавица? Нет.
    Я шлепнула его по волосатому животу.
    - Ой! Не вели казнить, ты же хотела правду. Значит, так. Ты не красавица. Папа твой не олигарх и не нефтяной магнат. Никаких связей и нужных людей в твоем окружении нет. Отсюда вывод. Он женился на тебе по любви. Вот!
    - Ладно, Гриша, не смеши, какая любовь, нашел себе бесплатную домработницу.

     А третий колокольчик...
     Я разогрела на обед вчерашний очень вкусный суп харчо. Ник в недоумении отодвинул тарелку:
     - Понимаешь, котик, вчерашний суп - это нонсенс. Еда должна быть свежей. Лишь тогда в ней сохраняются все витамины, минералы и полезные свойства.
     Моя семейная жизнь оказалась безрадостной суетой вокруг кухни, ванной, утюга и пылесоса. Я не против домашнего  уюта и порядка, но должна хоть что-то получать взамен. К нам никто не приходил в гости, мы почти никого не посещали. Я навещала своих родителей одна, Ник свою сестру - тоже сам. Когда я спросила, не кажется ли это ему не совсем нормальным, он ответил, что ему более чем достаточно общения на работе, он устает, создавая материальную основу для нашего будущего, и  дома ему хочется тишины и покоя.

     В субботу я занималась уборкой, бегала за продуктами, относила в химчистку костюмы мужа. Ник “выходил на объект”,  потом отправлялся в бассейн.
     В воскресенье я стирала и опять варила, а он уходил навестить сестру, упрекая меня, что я совершенно не умею распределять своё свободное время.
     Последний звоночек прозвенел две недели назад. Я встретилась после работы со своей подругой брошенкой.  Она уже была в статусе невесты, познакомившись с очень милым молодым человеком. Ей хотелось показать мне его фото и поделиться своей радостью. Мы мило посидели в кафе, выпили немного белого вина, побаловались мороженым. Я в прекрасном настроении вернулась домой. Меня встретил мрачный  муж.  В теплый майский вечер он восседал на диване, окутанный флюидами февральской стужи.  Я не понимала, что произошло.
     - Понимаешь, котик, - произнес Ник, когда я уселась рядом. - Я рад, что ты внимательная дочь и верная подруга. Но в такой вечер ты просто обязана была остаться дома.
     - Ник, да что такого произошло сегодня? Годовщина нашего первого поцелуя? Или второго? - Я еще пыталась спасти ситуацию, свести все к шутке. Он строго взглянул на меня.
     - Сегодня финал Евролиги по баскетболу, играет моя любимая команда, и жена, живущая с мужем общими интересами, должна бы разделить со мной радость победы или горечь поражения.
     В эту ночь я была лишена “эпизода” и последующего “Цём “, “Цём “, в чем я, впрочем, уже давно не нуждалась. Колокольчики звенели упругим колокольным набатом и я поняла - пора!  Пора заканчивать этот грустный водевиль под громким названием “Семейная жизнь “.

     А когда жизнь налаживается, пусть как-то не совсем типично, то все складывается, как в стандартных американских мелодрамах.  Итс окей,  бэби!
     Гришина жена решилась, наконец, на операцию и укатила в Германию, прихватив с собой все его деньги. Вместе с ней отправился ее лечащий ортопед,  которому очень кстати предложили ставку именно в этой клинике. Грише она оставила дочку и записку, что больше к нему не вернется.

     Я выработала тщательный план ухода и приступила к его осуществлению.
 
     Спустя неделю, когда Ник, как обычно, отправился навестить сестру, я упаковала в сумку личные вещи, захлопнула дверь на английский замок, вызвала такси и уехала восвояси.
     В открытое окошко дул пьянящий ветер свободы и сожалела я лишь об одном, что не увижу плодов своей сладкой мести.
     Не увижу, как вернувшись домой, Ник не застанет  меня, будет  искать и обнаружит в спальне на белом ковре, стоящие рядышком, не чищенные туфли и ботинки. В шкафу - пустые вешалки, ни рубашек, ни костюмов, оставшихся в химчистке. Он откроет в панике бельевую корзину, к которой не прикасался больше года. А там вперемешку рубашки из хлопка, белье и носки. А в холодильнике лишь квитанция из химчистки,  кастрюлька  со вчерашним супом,  обручальное кольцо, ключи от квартиры и записка:
    “Понимаешь, котик,  Коля, я ухожу от тебя и завтра подаю на развод”.
    Ничего особенного, но свою порцию потрясения он получит.
    Итс окей, бэби!
    Я сбежала от мужа, от Гриши сбежала жена, забрав все деньги.
    Но это ерунда,  деньги мы заработаем,  дочка осталась с нами.
    И Гриша без проблем будет обедать вчерашним супом, носить рубашки в клеточку, все равно под халатом не видно. Гриша никогда не бросит меня на любовной дистанции, мы вместе пересечем финишную черту. Он не пожалеет для меня жизненной эссенции и я уж постараюсь вскоре родить нам славного черноглазого мальчика.
39 Опять сентябрь
Карин Гур
   Вот и опять сентябрь, на пороге осень.
   В нашей южной азиатской стране осень понятие вполне символическое. Раньше конца октября, начала ноября – дождя не жди. Здесь лето длится долгие месяцы. Уставшее от палящего солнца население, потрескавшаяся земля, деревья, покрытые пыльной, сероватой листвой, ждут с вожделением первых благословенных капель, а до них, увы, ещё очень долго. Возникают ностальгические воспоминания о прозрачном аромате раннего утра, запахе костров, хрустящих яблоках и печёной на углях картошке нового урожая. Я уже давно отвыкла от необходимости что-то заготавливать, закручивать банки, варить компоты и варенья. А опадающие листья и бабье лето – это всё живёт лишь во снах и полузабытых ощущениях. Но и здесь начало осенних месяцев обещает спад жары, прохладу по утрам и вечерам, ожидание приближающегося похолодания.
   В одно такое приятное утро, оставив на потом все не важные дела, я отправилась с утра посидеть на лавочке в тени, подышать воздухом, почитать новую книгу. Во дворе было тихо. Дети ушли в школы, в детские сады. Только из открытого окна на третьем этаже доносилась, играемая одним пальцем, гамма и хрипловатый голос вторил:
   - До, ре, ми, фа, соль, ля, си, до. До, си, ля, соль, фа, ми, ре, до-о-о... Ма- ла-дец, деточка.
   Пристроившись в углу под навесом и не успев ещё открыть первую страницу, увидела, как из подъезда вышла моя соседка Дина и прямиком направилась ко мне. Шла она медленно, опираясь на палочку и что-то бормоча под нос. Глядя на неё, я успела подумать, что здорово сдала Дина за этот год после трагической гибели любимого внука Мишеньки, что мы почти ровесницы, а выглядит она, как моя мама и что уже не удастся почитать, как об этом мечталось.
   Дина грузно опустилась рядом:
   - Привет, Белла. – Зовут меня Зоя, а не Белла, но я не стала её поправлять. - Читаешь? Что читаешь?
  Показала ей книгу в бумажном переплёте:
  - Вот, Пашкова, новый роман «Пакт».
  - А, Машкова... Читала, мне Мишенька приносил.
  Книга появилась в продаже лишь пару месяцев назад.
  - Ох, устала я что-то от жарких этих дней, скорей бы суккот*, может  уже польёт дождик. Правда, сегодня приятно на улице, ветерок даже... - Дина замолчала и уставилась на меня, словно впервые увидела. Огонёк узнавания мелькнул в её глазах и она перевела взгляд на соседские окна, откуда продолжал звучать музыкальный урок.
  - Ну, что ты скажешь? Новый Моцарт растёт. Мишенька тоже играл на гитаре, а пел как...
  Во двор лихо въехала серебристая «Ауди». С двух сторон распахнулись двери и из машины выскочила парочка: соседская Алина и её дружок - высокий загорелый брюнет. На Алине надеты синие в облипочку джинсы и короткая майка, на нём - майка и шорты. Молодые люди бросились в объятия друг друга и стали самозабвенно целоваться, словно не виделись целый год, а не выпорхнули полчаса назад из постели, в которой провели вместе всю прошедшую ночку.
  Мы с Диной внимательно наблюдали бесплатное кино. «Ну, - подумала я, - сейчас Дина им выдаст под первое число...» Но я ошиблась:
  - Слушай, Рая, как она эти подштанники на себя натягивает? Ни застёжки, ни молнии... Маслом ноги, что ли смазывает?
  Наконец, девушка оторвалась от парня и убежала домой. Юноша пропипикал ей вслед и машина уехала.
  - Моя помощница выставила меня на улицу, порядок наводит... – Дина замолчала и уставилась на подъезд напротив. Из двери вышла пара: невысокий пожилой мужчина в отутюженных брючках, светлой тенниске и полноватая женщина в голубом сарафане с хозяйственной сумкой на колёсиках. Она взяла его под руку.  Проходя мимо,  они раскланялись  и отправились в магазин за покупками.
   - Ты видела, видела, - Дина толкнула меня в бок, - отхватила кавалера, подумать только, что он в ней нашёл. - Она загадочно улыбнулась.
  – Ты знаешь Семёна, который живёт рядом с остановкой автобуса? У него такой балкон, ну такой, такой... Так он за мной ухаживал, ага, представляешь? – Она провела рукой по седым волнистым волосам. – То то, то сё, на улице остановит и всё меня расспрашивает, как, мол, я живу.  И однажды напросился ко мне на чай. Я купила тортик, фрукты, пусть зайдёт, думаю, не убьёт ведь. Он пришёл красиво, с цветочками, и заявил, что у него самые серьёзные намерения. Мы уселись на диван и он... ой, не могу... он стал меня щупать. И всё целоваться лезет и на диван укладывает.
   Глаза у Дины блестели, щеки раскраснелись.
   - И что? – История меня заинтересовала. – Уложил?
   - Нет, я ведь, дура, к такому повороту событий была не готова, на мне был старый заношенный бюстгальтер, я стеснялась, что он увидит... Так у нас ничего и не получилось. Что ты думаешь? Я пошла и купила себе два новых, красивых, с кружевом,  только Сёма больше не домогался. Ой! – Она поднялась. – Живот крутит... У тебя как, всё нормально?
   Не дождавшись моего ответа, она стоя, полчаса в подробностях рассказывала обо всех проблемах функционирования её желудочно-кишечного тракта.  Из окна высунулась София, её приходящая помощница:
   - Дина Аркадьевна! Я уже убрала, идите домой смотреть сериал.
   - Убрала, знаю как она убирает... – проворчала Дина, - под шкафом точно не мыла. - Она махнула рукой. - Ладно, Зоя, читай свою книжечку, не сердись на меня, старуху. Мне и поговорить дома не с кем.
    С дороги донёсся, усиленный громкоговорителем голос водителя, разъезжающего на тарантайке, собирающей старое барахло:
     - Алтэ захен, алтэ захен!*
     - Слышь? Это обо мне...
  Тяжело опираясь на палку, Дина уходила домой. Я смотрела ей вслед и меня душил стоящий в горле ком.

* суккот - Осенний еврейский праздник урожая. Считается, что в суккот начинаются первые дожди.   
* Алтэ захен – старые вещи (идиш)    
40 Говорящие шары
Элина Шуваева
Я вдохновилась рекламой "M&M’s, поэтому написала рассказ.

Ирина  Тюляева,  девушка в белой куртке, шла   по улице на вечеринку,    накрыв голову капюшоном с меховым воротником.    Ее длинные белые волосы засыпал снег.  Губы яркие, глаза голубые.  Была предновогодняя обстановка.
Снова город готовился к Новому Году. Атмосфера праздника наполнила улицы. Вокруг было  красиво.
 «В Новый Год приятно порадовать себя вкусненьким. За фигурой последить еще успеем» - гласила надпись на  рекламной вывеске. Ирина вспомнила, как вчера поела мороженого в кафе.  По пути смотря на вывеску, думала она: «В Новый Год приятно приготовить еды. Елочки-салфетки на столе. Пусть десерта будет много, но и сыр и колбаса тоже».
По пути ей писал знакомый, записанный в телефоне как контакт  «Ширинли»,  сообщения.  Контакт  «Ширинли»     отправил ей:  «как дела? Куку».
- Ничего дел полно,- ответила Ирина. Сегодня она обещала прислать свою фотографию в праздничном платье.
- А где фото?- спросил он снова.
- Постараюсь завтра, - ответила Ирина со смайликом и убрала телефон.
Перейдя через дорогу, Ирина почувствовала: начался ветер. Спустя минуты началась прямо пурга!
 Ирина начала медленно пробираться.
К счастью, пурга скоро прошла. Ирина сняла капюшон. Ой, что такое? Улица какая-то незнакомая. А может, нет? Вроде должны сейчас быть два высоких красноватых дома, а тут снежная равнина.   Ирина посмотрела на мобильный телефон. Новых сообщений нет.
– Ну ладно, пока уладили, - решила она.
Все равно пошла вперед, надеясь, что вырулит.
Вдруг навстречу ей шли несколько… шаров. На вид словно игрушечные, с тонкими ножками и ручками, ростом с пятилетнего ребенка.  Ирина от любопытства подошла к ним. Решила, что они игрушечные.  А они закрутили в глазах зрачки. Смелая девушка потрогала  руками - шары были гладкими, точно из хорошей пластмассы. Руки у них словно из гибкого пластика. 
Чуть решив отойти, снова удивилась: вдали заметила толпу подобных шаров.   Красные (в зеленых шапках)  и зеленые (в полосатых колпаках) стояли толпой и  наблюдали  за снегом. Некоторые зажигали свечи и ставили на елку. В воздухе летали  разноцветные звезды от  петард.  Ирина пошла туда, чтобы рассмотреть странную толпу.  Скорое заметила еще одно сборище.  Другая толпа   более больших и с незаметным лицом шаров   стояла сбоку от прежней.
Такое многоцветное зрелище среди зимней снежной ночи!
Ирина до сих пор была уверена, что это такое новогоднее шоу. Подошла  к  самому маленькому, красному  в зеленой шапочке, который вертелся около толпы и прыгал, спросила: «Здравствуйте.  Скажите, пожалуйста, что здесь происходит?»   Маленький шар ответил: « как понять – что? У нас Новый Год».  Она спросила, как пройти по нужному ей адресу.
– Я такого не знаю. Вы тоже хотите с нами встретить Новый Год. Могу представиться. Минс, самый малый».
– Можно без шуток?- Ирина занервничала.
– А я не шучу. Подтвердите, - сказал маленький шар Минс, и тут же подошли два шара, только большие, красный и зеленый. Их гладкие тела были  обсыпаны снегом, но снег с них уже начал скатываться. Красный прикрыл свои игрушечные, плотные  на вид глаза.
- Вы кто? -  не выдержав, спросила девушка.
- Мы - говорящие шары, - ответил зеленый.
- А, правда?
- Мы говорящие шары. Живем тут давно. А ты кто?
 - А я городская девчонка - красавица. Меня зовут Ирина, - представилась та шутливо. На миг настроение улучшилось.
Зеленый шар прикрыл огромные глаза.
-Ты где справишь Новый Год?  спросил. 
-  С  подругами и друзьями, - ответила Ирина.
 - Классно Людям будут дарить подарки, - сказал  зеленый. Красный прикрыл свои игрушечные, плотные  на вид глаза.
Ирина начала понимать – что шары – это как особое племя, но тут же начала гнать эту мысль
Вспомнила, что сегодня выступление    Тавы Палей в  платье. Вчера еще вспоминали про  ее планы новогоднего выступления. Обсуждали, как будет.
– Если фамилия моя «Палий – сжигать»,   русифицированное в «Палей», то я просто сожгу все своей яркостью», - сказала вчера.
Сейчас уже не до концертов.  Попала к чему-то невероятному.
  Все равно решила идти вперед.  Оставила шары позади, но красный и зелёный все равно хотели ее догнать.
  Вдали возвышалось какое-то здание. Подошла поближе , оказалось,  школа.
Подойдя к школе,  осмотрели здание.  Вернее, осматривала напуганная девушка, а шары – вместе с ней. Школа знакомая,  похожа на ту, где училась Ирина и ее подруги, но все равно не та. 
За деревьями виднелся  какой-то низкий дом.   Шары двигались вместе  с ней. Дом оказался магазином одежды. Подошли,  тоже осмотрели.  Там  на манекенах  красовались платья. Говорящие шары  созерцали не платья, а само здание.  Девушке же было не до платьев, хотелось вырваться отсюда. 
Прямо на пути маленькие  деревянные домики.   Они на пятачке стояли. Около них вывеска: «Найди свой домик».
 - Это домики - гостиницы. Они для всех. Для нас и для приезжающих. Найди свой».
- Маленькие  деревянные домики – гостиницы. Они стоят рядком. Туда нужно поселиться, а внутри все уже готово, - Ирина поняла.
– А откуда приезжающих?
-Нужно найти свой домик. Посмотреть где живем.  Тут можно поесть. Ты что ела? – сказал зеленый шар. Ирина вспомнила  вчерашние слова Тавы «А ела три пельмешки зефиром  заедала» и все, поняла – захотела есть.
 В одном домике, явно, кипела жизнь.
- Оставлю здесь мешок, пойду, уберу столовую - кто-то говорил. Человек или шар – не понятно.
 – Мы живем в том домике, - сказал Желтый шар и показал на домик слева, около фонарного столба.
–найди свой домик.  Такие  домики были и раньше в городе, в них мало кто жил. Там уже забронированы места для жителей, рассказал  красный шар.
 Ирина не хотела тут жить, но фамилию свою искала. В конце концов, не нашла.  Вдруг на телефон пришло смс 
– Ирина, Почему не пришла? Ты где?  это от Тавы.
- Мой день сегодня. 
– Хотела в ответ написать все произошедшее, но испугалась, что не поймут.
От любопытства подошла к одному из деревянных домиков,  самому низкому. Он показался интересным. Окна замерзшие, крыша в снегу.  Один из шаров – Желтый, который, кроме зеленого и красного, за ней следовал. Он подошел к домику и сказал: «тут не забронировано. Можете тут жить». Ирина от любопытства потрогала  дверь.
 Она была закрыта.  Желтый открыл. Дверь открылась с трудом. Вдруг на телефон снова пришло сообщение,  снова  от Тавы.
– Ты где? Или ты Новый Год решила пропасть?
  Ирина не выдержала, сфотографировала домик и прислала ей.  Желтый шар случайно попал в кадр. Рассказала в сообщении все, как было.  Нервы уже сдавали.
Через несколько минут, постояв и подумав, начиная принимать ситуацию, зашла в домик.
Желтый шар посмотрел на Красного и Зеленого. Заметила вдаль Минса, самого маленького. Да, они ее сопровождали.  В доме отстали. Она села на деревянную скамейку. На полу был постелен сероватый ковер. У окна маленькая наряженная елочка из мишуры – серебристой, фиолетовой, зеленой. Все по-новогоднему. Какое-то странное место. Тут справляют Новый Год. Все цивилизованно.
- Но что такое?- Пришла смс от Тавы: а где это место находится»
Ирина не выдержала и рассказала в сообщении, как она шла по такому-то направлению, и  скоро пришло сообщении от контакта «Ширинли».  Вспомнила, что он давно не писал, только про фото в праздничном платье спросил. Вспомнила, как он в прошлом году хотел в Новый Год с ней встретиться,  а сейчас просто прислал открытку.   С прошлого года праздничных фотографий было мало. Она думала, что в этом году будет много, а вышло иначе.  Ширинли хитрый.  Попросил  фотографию этого года. Она не хотела, чтобы было так же.  В прошлый год забрал фотографию себе, как она говорила, то есть сохранил. 
- Ширинли у меня их забрал, -  говорила она Таве.  Желтый шар вошел в приоткрытую дверь.
– Что надо? - спросила Ирина. Он вышел, вошел самый маленький Минс. Ирина выгнала и его. Желтый, похоже, обиделся. Неужели девушка ему симпатична? Да и кто он такой? Все-таки она решила все узнать, интересно же. Пообщаться с непонятными, тем более поняла, что вроде бы они не опасные…
вышла из домика.  Посмотрев на низкую заснеженную крышу, сказала Желтому, который все стоял поблизости от дома: «мне правда интересно, что тут  такое»? И смогу ли я  уйти».
 Желтый улыбнулся и сказал: «Если Вам очень интересно, то скажу как надо: «говорящие шары - разумные и  умеющие видеть создания.  Мы тут  жили множеством всю жизнь. Справляли   праздник,  всегда любили  этот праздник.  С людьми умели находить общий язык».
 – А почему я раньше не видела Вас?  Помню, эти деревянные  построечки и считались гостиницами, но никто в них не селился много лет. Один раз летом кто-то поселился и все».
 Желтый шар хотел рассказать далее, но Ирина вдруг заметила, что снегу  с противоположной стороны шла девушка. Ирина присмотрелась.  Очень похоже на Таву!
 - Ой, это еще кто?-
Ирина подошла к новой и тут же узнала Таву.
 – Как ты тут оказалась!
Я решила тебя найти, думала,  ты заблудилась, хоть знала, что это невозможно.  – У тебя та же ситуация? – спросила Ирина.
Тава замерла, оглядела вокруг все, глянула на шаров. Желтый  затаился.
 - Значит, ты не врала! – ответила.
 – Мы обе попали!
- Зачем я принялась тебя искать? Вот из-за тебя попала.
А как теперь выбираться?
Шары окружили и Таву.
- Давай вместе выбираться отсюда
- Давай.
- Вы уходите? - спросил Желтый.
-  Нет. – Ирина решила соврать.
– Ну и правильно, справь с нами Новый Год.
Красный и зеленый шары  привезли детские саночки с мячиками.
- Это к празднику, - сказал Желтый, который  решил обо всем рассказывать девушкам.
 Потом Красный сел на мячики, а зеленый его повез по снегу, а  позже одели   колпаки Деда Мороза, которые лежали в санях.
 – А где Вы взяли эти санки? – спросила вредная Тава. 
- Нашли у магазина. Должен был кто-нибудь купить в Новый Год, а  нам  понравились, - ответил Желтый.
Красный сел на мячики, а Зеленый его повез по снегу. Позже  одели, колпаки Деда Мороза,  лежащие там же.  Ирина наблюдала за ними, пока Тава не прервала.
- Слушай, Ир. Как мы отсюда сбежим? – спросила она тихо.
- Напишу этому Ширинли, но этому с которым я два года переписываюсь. Он  поможет,- ответила Ирина.
- Думаешь, он поможет?- сказала Тава.
- Да.  Вот его номер.  Ширинли  подкалывал  меня Ирой    Блонд, просто кровь из ушей. Я ему сейчас доверяю,-  листая  список контактов в  телефоне, сказала Ирина.
 Она отправила сообщение Ширинли, тот  ответил.  Девушка рассказала, что сегодня произошло, без прикрас. Про фотки в платье забыла. 
Он, похоже, все понял.  Спустя минуты прислал карту района.
- О, какой молодец,- Ирина даже засмеялась.
Скоро, смотря карту, направились в противоположную от домиков сторону.  Шары все поняли. Желтый догнал их, а вслед за ним  Красный и Зеленый.
Маленький  Минс сел  на лавочку, расположенную на пригорке около домиков. Желтый шар, похоже,  нне принял исчезновение гостий. Проходя мимо, Ирина слышала, что обсуждали.
- Снег пошел,-  сказал Минс.
- Жалко, две девушки уходят. У нас давно не было гостей.
– Люди всю жизнь с нами бок о бок. Но в этот раз так близко!
Желтый остановил Ирину. Красный  шар подарил Таве кусок пластика со своим изображением -  брелок- на память. Тава обрадовалась. 
Ширинли прислал  ржущие смайлики  и аудиозапись, где он хриплым  голосом пел песню   «Опять метель». Ирина в ответ прислала ему злою рожицу.
Когда они отправились, пошел снег. Фонари вдали зажглись. Елка, около которой до сих пор сборище шаров, сияла разными цветами.  Грохотали петарды.
Когда прошли многовато, Ирина заметила, что  около магазина мужик в блестящем колпаке Санта-Клауса читал газету. Давно тут людей не видела за сегодняшний вечер!
Девушки прошли час. Вдруг снег пошел еще сильнее, подул ветер. Ирина вспомнила о сегодняшней метели, которая ее настигла, когда она шла на вечеринку. 
– Опять метель! Когда я шла, было так же! – сказала она Таве. Та кивнула,  накинула капюшон и продолжила двигаться вперед. Ирина держала телефон, смотрела на карту. Она время от времени закрывала телефон локонами, чтобы снег, летящий  в лицо,   не засыпал экран.  Не видно было дороги…
Метель быстро утихла. Ирина отряхнула от снега лицо. Тут же увидела светящуюуся вывеску кафе, где их ждали друзья.   
 Ирина чуть не  ахнула от удивления. Тава споткнулась от неожиданности.
– Ширинли – молодец!- Ирина от радости отправила аудиосообщение и закричала в трубку «Ширинли, я тебя люблю!»
Зашли в кафе.  Войдя с мороза, ощутили тепло, так же, как   и в деревянном домике, куда привел ее Желтый шар, было так же тепло.   В кафе стояла елка.
Дружная  компания  ждала их появления.  Друзья забросали вопросами, почему так долго не приходили.  Шампанское было наготове, еще ни одной бутылки не открыто.
Ирина не знала, что ответить, только крутила в руке  брелок, подаренный шарами. Скоро среди всех она заметила  Тимофея  Ширинли.  Он сегодня  был в крутой  кожаной   косухе,  заговорщицки посматривал на брелок Ирины и медленно расплывался в белоснежной улыбке. Тава подскочила к нему и сказала: «ну ты мачо!»
Платья сверкали и блестели.  Подруга Ирины  Мара  Ханецкая  – в платье со звездами и  полумесяцами, а у  Ирины  – просто с блестящими искорками.   Губы накрасила  ярко - розовой помадой.
Тава Палей  в белом  пышном  платье, выпила залпом бокал шампанского  и пошла на сцену, начала зажигать. 
Скоро все    стали зажигать. Никто не остался равнодушным, летели серпантин, мишура, хлопали бутылки шампанского. Все кричали с «Новым Годом», «Ура!»
Тава пыталась рассказать про круглых существ,  но все стали так хохотать, что свели все на шутку.
  В самый разгар вечеринки Ширинли  оказался рядом с Ириной, держащим ее за талию, потащил танцевать.  Ирина  с  хохотом пошла с ним, он взял ее брелок и со словами:  «дай  на хранение» положил в карман.
Но тут  их внимание привлекли два Деда Мороза, ловко волтузившие друг друга за бороды. Не понятно, что они не поделили. В конце концов у одного  в руках оказалась синтетическая борода, а у другого, увы, настоящая. Зрелище было одновременно и смешное, и ужасное.
  Драка закончилась примирением на брудершафт.
 Ирина после вечеринки  проспала до обеда.  Когда проснулась, увидела брелок.  Вспомнила, что  Ширинли сдержал слово – отдал брелок.
Долго снились ей шары. Особенно Желтый, который, прямо влюбился в нее Красный и Зеленый, самый маленький Минс. Смотря на брелок, она вспоминала маленькие деревянные домики.
 Вскоре пошла по той дороге, где  произошло приключение в новогоднее время.  В этот раз ничего не было, но деревянные домики увидела… Они стояли  другом месте, совсем не похожем на то. Но выглядели так же.  Ирина подошла к одному из домиков, потрогала деревянную дверь – она не открывалась, но откуда-то сверху, из-под косяка двери,  свалился пакетик круглых шариков – конфет.  Ирина улыбнулась, взяла пакетик, а на  гвоздик, который торчал из косяка двери, повесила брелок, подаренный шарами, мысленно сказав: «а это Вам».
41 О бедном парне замолвите слово
Аркадий Федорович Коган
Мадам в телевизоре сделала губки дудочкой и молвила:
- Дело дошло до того, что сейчас не осталось ни одной женщины, которая бы не была жертвой домогательств. Представьте: каждая женщина может рассказать кучу ужасных историй о том, что некий мужчина пытался ее обнять, не побоюсь этого слова, облапать или даже поцеловать! Бр-р!
Дама на экране с видимым отвращением передернула своими необъятными плечами, после чего схватила стакан с водой, стоявший перед ней, и жадно, большими глотками, опорожнила его. После этого она с ненавистью посмотрела на стакан – ненависть была вызвана то ли тем, что стакан был уже пуст, то ли тем омерзительным обстоятельством, что с точки зрения грамматики «стакан» относится до сих пор к мужскому роду – и с лицом, украшенным отвращением, заявила:
-   Правда, некоторые до сих пор боятся говорить об этом вслух. Девушки! Не бойтесь. В конце концов, не рассказать о гнусных домогательствах – пусть даже случившихся двадцать, тридцать, сорок лет назад – сейчас не в тренде. Получается, что ваш женский кейс пуст, что никто никогда не приставал к вам! Да что же это такое! Неужели вы - хуже всех, и никто из этих лысых или волосатых существ не покусился на ваши прелести!
Алекс выключил телевизор. Он чувствовал, что, как говаривал геноссе Штирлиц, запоминается последняя фраза. Это его огорчало. Он и без того волновался перед первым свиданием с Эльвирой, а «губки дудочкой» не просто испортили настроение, а просто разбили на мелкие кусочки остатки уверенности.
Эльвира – девушка его мечты, в которой удивительным образом сочетались многие достоинства: ум, который мог быть по-мужски строго логичным, а мог быть по-женски очаровательно противоречивым – всё зависело от ситуации; фигура, близкая к идеальной, если за эталон принять классические представления мужчин о женской красоте; лицо, умевшее быть иногда строгим, иногда наивным, иногда доверчивым, иногда саркастическим, однако всегда красивым. Возможно, что Эльвира на самом деле была совсем другой, но какое это имеет значение, если таковой ее видел Алекс.
Алекс больше всего боялся опоздать, но, тем не менее, он успел забежать в цветочный киоск. Гиацинты? Нет! Может быть, герберы? Фу, что за слово неприличное. Красные розы? Пошло как-то. Нет. Вот белая – это то, что нужно. В конце концов, одинокая белая роза никого не должна обидеть. Она – только символ, символ холодного, но красивого одиночества. Того одиночества, которое вызывается не тем, что ты никому не нужен, никому не интересен, а твоей самодостаточностью, тем, что у тебя нет никакой необходимости в общении. Другими словами, да, я красива и умна, но моя красота и ум не для того, чтобы касаться их руками или речами. Не трожь – уколю! 
Через пять минут Алекс был на месте, то есть в сквере возле памятника влюбленным. До назначенного времени оставалось еще семь минут. «Успел!», - подумал Алекс. Его сердце понемногу стало успокаиваться. Но уже через минуту пульс снова стал учащаться – время встречи, желанное и ужасное, приближалось.
Было зябко, холодный порывистый ветер не делал ожидание теплым. Удивительно, почему, несмотря на это, руки Алекса вспотели. Еще через двадцать минут Алекс начал ощущать на себе иногда сочувственные, но чаще насмешливые взгляды мамаш с колясками, которые расположились на соседних скамейках. Он поежился, то ли от этих взглядов, то ли от неласкового ветра. Внезапно он понял, насколько нелепо он выглядит на ветру с этой дурацкой розой. Он сердито сунул ее за отворот пальто, и глянул на часы. «Еще пять минут жду и всё!», - пообещал он себе. Когда прошло еще двенадцать с половиной минут, он понял, что Эльвира не придет. Он вынул розу из-за отворота пальто и решительно шагнул в сторону урны с тем, чтобы этот символ чистоты мог навечно упокоиться среди оберток от конфет и окурков. Но тут откуда-то слева ангельским звоном прозвучало «Привет». Он резко повернулся на этот самый милый для него голос, чтобы сердито ответить ей, хотя и не знал еще что именно. На него с невинной улыбкой, упакованной в рамку из золотистых волос, смотрели огромные карие глаза. Теперь он точно не знал, что сказать. «А я давно здесь», - проворковала Эльвира. «Привет», - несколько запоздало ответил Алекс, и глуповато добавил - «А я тебя не видел».
Эльвира весело рассмеялась:
- Мне было интересно, сколько времени ты будешь меня ждать. Оказалось, только двадцать пять минут. Результат не очень.
Алексу стало стыдно. О том, чтобы предъявить встречные претензии, не могло быть и речи. Виновен!
- Ладно, на первый раз прощаю. Но я так поняла, что в кино мы уже опоздали.
- Похоже. Может быть, в кафе?
- Давай в кафе. Ой, а что это у тебя? – удивилась девушка.
- Где? – Алекс не сразу понял, о чем идет речь.
- Ну вот это? Что это?
- Ах, это. Это роза. И ты не поверишь, для тебя.
- Ух ты! Так у нас не просто свидание. Ты, значит, оказываешь мне знаки внимания.
- Ну да, а как же.
- То есть, ты меня домогаешься.
Алекс покраснел, но попробовал отмолчаться.
- Так домогаешься или нет?
Молодой человек пожал плечами:
- Похо…, - здесь ему перехватило дыхание - видимо, действительно приморозило.
- Что с тобой? – обеспокоено спросила Эльвира.
- Ничего. Похоже, просто что-то пошло не так и не туда.
- Ладно. Давай уже сюда свою розу, а то ведь народ подумает, что это я тебе решила подарить цветы.
Алекс неловко достал цветок и торопливо вручил его девушке.
Эльвира вдохнула аромат цветка и неизвестно чему рассмеялась.
- Чего ты, - испуганно спросил Алекс.
- Да так, ничего. Лекцию вспомнила.
- Какие смешные оказывается ты посещаешь лекции, - пробурчал молодой человек.
- Ага. К тому же, на дому. Я вспомнила мамину лекцию.
- Поделишься конспектом?
- Нет. Это было индивидуальное занятие. Top secret information.

В кафе было тепло и уютно. Ели мало, но вкусно, больше пили – тоже вкусно, и говорили. Удивительно, но если бы кто-нибудь спросил Алекса и Эльвиру, о чем шел разговор, а они честно ответили, то ответ этот занял бы максимум пять минут. Но разговорили-то они два с половиной часа! Согласно Эйнштейну, чем ближе скорость тела к скорости света, тем медленнее течет время. Видимо, восприятие мира влюбленными сродни космическому полету со скоростью света.
Единственным, но немым, свидетелем разговора была роза. Она терпеливо и верно ждала их в высокой и узкой вазе. Слегка поникнув на морозе, она в полной мере расцвела в тепле. Хорошо, что ей было неведомо, что расцвет всегда ведет к увяданию. Розе было так хорошо в этой роскошной вазе. Могло даже показаться, что она, будучи вначале белой, слегка порозовела. Впрочем, розоветь – что может быть естественней для розы, не так ли?

Алекс провожал Эльвиру домой. Они шли по вечернему городу. Странно, но холодно не было. То ли ветер стих, то ли вино разогрело, то ли близость, так им казалось, любимого человека будоражило кровь.
Подошли к подъезду Эльвиры. Прежде чем войти и исчезнуть за дверьми, Эльвира повернулась к молодому человеку… И тишина… Она стояла, нетерпеливо постукивая ножкой о ножку и ждала… Он молчал…
- Так, - первой не выдержала Эльвира, - сначала ты домогался меня, используя розу, а теперь стоишь, как истукан. Поцелуй меня немедленно!
- Ага! А ты потом, через сорок лет, обвинишь меня в домогательствах!
- Обязательно обвиню. Но через сорок лет. А теперь – целуй!
- А если я не буду? Вот не поддамся на шантаж, и всё, - Алекс рассмеялся
- Тогда я не буду ждать сорок лет, и завтра же заявлю, что ты домогался меня в особо циничной форме. Целуй!

Алекс вернулся домой позже определенного мамой срока на полтора часа. Мама не спала. Она встретила его в прихожей, но на удивление ничего не сказала. Только спросила:
- Чай будешь?
- Буду. Но утром, - буркнул Алекс, избегая смотреть на маму, и бочком-бочком прошмыгнул мимо нее в свою комнату.
На душе у него было сладко, торжественно и почему-то тревожно. Упоительная усталость навалилась на него. Он не помнил, как раздевался, как расстелил постель. Он заснул, казалось, еще до того, как его голова коснулась подушки. Снилось ли ему что-нибудь, то неведомо. Но проснулся он в отличном настроении. В голове кто-то пел о тореадоре, который должен смело ринуться в бой.
На столе его ждал привычный завтрак. Овсянка, сосиски, блинчики к кофе. Сегодня блинчики с творогом. Мама была молчалива. Обычно это означало обиду. Но у Алекса было настолько хорошее настроение, что он никак не хотел ссориться. Он подошел к маме, нежно обнял ее, чмокнул в щечку и прошептал на ухо:
- Не волнуйся, мамочка, всё очень хорошо и даже лучше. Когда придет время, я тебе все расскажу. Ну, не сердись.
Мама улыбнулась, но на всякий случай укоризненно покачала головой.
Телевизор был включен. Удивительно, но на экране была все та же женщина с губами дудочкой. И говорила она примерно о том же.
«Неужели она никогда не спит?» - подумал Алекс, поедая свою овсянку.
«Дудочки» беседовали с женщиной-юристом. Хотя, нет, женщина откликалась на «юристку».
- Итак, я правильно поняла, что по вашему мнению не существует мужчин, которые не запятнали бы себя сексуальными домогательствами?
- Практически, не существует. Нет ни одного мужчины, который не попытался хотя бы раз поцеловать женщину, обнять ее, а то и того хуже, не получив на то предварительно ее согласия.
- Поправьте меня, если я не права, вы говорите, что все мужчины – преступники?
- Вне всякого сомнения, вы правильно все поняли.
- Но как вы видите, в таком случае, нормальные сексуальные отношения? Полагаете, что секс возможен только в браке?
- Брак не дает никаких гарантий. Мы знаем, сколько насилия провоцируют брачные отношения.
- Так что же делать? Простите за извечный вопрос.
Обе дамы на экране довольные своим остроумием весело рассмеялись.
- Полагаю, что единственным выходом является занятие сексом на камеру, с последующим хранением копий у каждой из сторон, а также резервной копии в районном ЗАГСе.
- Но согласитесь, это породит целый вал преступлений. Эти видеоматериалы будут пытаться красть, выкладывать в соцсети.
- Я не вижу другого выхода.
- Вас не смущает, что всем придется покупать видеокамеры, другое оборудование. Вы не поверите, но не у всех еще есть деньги на это.
- Да, это проблема, особенно в провинции. Но думаю, и здесь есть выход.
- Вот как?
- На первых порах можно ввести институт районных омбудсменов, в обязанности которых входило бы присутствовать при проведении законно зарегистрированного полового акта, заявка на который должна быть подана заблаговременно. Заявка должна включать виды заявленного секса, а также их последовательность и продолжительность каждого этапа.
Мама схватила телевизионный пульт и выключила телевизор.
Алекс сидел с открытым ртом. Тарелка с овсянкой была почти не тронута.
- Ты слышал? – кричала мама, - Скажи, ты был вчера с девочкой? Скажи мне правду, какой бы страшной она не была!
- Да, - едва слышно сказал Алекс.
- Ты ее целовал? – с ужасом в голосе вскрикнула мать.
- Да, - Алекс остекленевшим взглядом смотрел на потухший экран.
Мама рухнула на стул.
- Ну вот и всё, допрыгались. От трех до семи. Ты хоть не совал свой дурацкий язык ей в рот?
- Нет, это она совала.
- Слава тебе господи. Наверное, это смягчающее обстоятельство. Может быть, отделаешься трешечкой.
Мама суетливо забегала по гостиной, заглядывая в ящики. Наконец, она в одном из ящиков нашла то, что искала – старую записную книжку.
- Ох, думала, что потеряла.
- Что потеряла?
- Телефон Маргариты Августовны. Она – замечательный адвокат, хотя и дорогой. А что сейчас дешево? Доверься маме, все будет в порядке. Может быть, выбьем тебе поселение, - нервно бормотала мама. Вдруг она остановилась и выкрикнула:
- Нет!
- Что нет? – Алекс был полностью обескуражен, и мысленно видел себя на зоне в окружении совсем недружественных зеков.
- Прежде чем я позвоню Маргарите Августовне, ты должен позвонить этой несчастной девушке, которую ты вчера обесчестил. Ты должен извиниться и порвать с ней навсегда!
- Но…
- Никаких «но»! Вот телефон, звони.
Трясущимися руками Алекс набрал номер.
Мама придвинула ухо к трубке, чтобы не пропустить ни одного слова.
После второго гудка, нежный девичий голос проворковал:
- Алло, кто это?
- Это я, Алекс.
- Ой, как мило. Я тоже о тебе все время думаю.
- Эльвира, я хочу извиниться за вчерашнее, наверное, я был пьян. Прости, но мы не сможем больше встречаться, - сказал бедный Алекс и нажал на отбой.
Он плакал, мама пыталась дозвониться до Маргариты Августовны, телефон Алекса перезванивал колоколами…
Только не спрашивай, по ком звонит колокол…
42 Физика души
Аркадий Федорович Коган
М. пришел в себя, и сразу же понял: что-то не так. Чего-то привычного, обыденного не хватало. Ну, конечно же! Боль, которая стала для него привычной средой обитания, не то что ушла, нет, но перестала быть той мембраной, которая соединяла его с жизнью. Она будто рвалась к нему, ломилась в его тело, но что-то еще более мощное ее не пускало. «К чему бы это?» - хотел спросить М., но спрашивать было не у кого. Первое, что пришло в голову – я умер. Но гипотеза эта не подтвердилась. Он мог шевелить пальцами, он ощущал каплю пота, которая щекотала скулу, медленно стекая по небритой щеке. «Нет, все еще жив», - понял он. Особой радости это осознание не принесло. Оставалось только одно – удивляться. Но и удивление было недолгим. Ему на смену пришло отчетливое понимание - сегодня!
Да, именно сегодня он должен уйти. Наконец-то пришел тот, самый важный в его жизни, день ради которого и стоило, собственно, жить – день его смерти. Как только осознание конца жизни вошло в него, сразу же стало, нет, не легче, а спокойнее и торжественнее. Чем-то это ощущение напоминало ожидание финала чемпионата мира по футболу - смотреть футбол с детства было для него наслаждением. А еще сегодняшнее волнение было похоже на ощущение перед первым свиданием, когда о девушке ничего, кроме самых общих сведений о внешности не было известно. Ему даже сейчас, когда любовь, дружба, и все, что казалось успехами и неудачами, вообще все, казавшееся раньше необыкновенно важным и значимым, осталось позади, стало немного стыдно.
Дело в том, что М. никогда не доверял своей зрительной памяти, и потому на первых свиданиях боялся не узнать девушку. Он старался прийти на встречу пораньше, чтобы девушка должна была сама подойти к нему. Конечно, ему было известно, что женщины никогда не приходят вовремя – так у них принято, но лучше все же подстраховаться, чтобы не попасть в дурацкое положение. Одним из самых страшных видений М. перед свиданием была картина, когда он с букетом роз – ему всегда казалось, что все женщины обожают именно розы – подлетает к незнакомке, а она, незнакомка, ждет совсем другого. Его же девушка стоит рядом, и наблюдает, как незнакомка дает ему пощечину. Воодушевленная примером, его избранница лупит с размаху по второй щеке. «Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую». Да уж, поделом.
Это воспоминание, одновременно стыдное и смешное, в другой ситуации заставило бы его улыбнуться. Да…, в другой ситуации были бы силы. Эх, если были бы силы… Но сил не было.
Вообще, теперь он отчетливо видел линию своей жизни. Сначала ему представлялось, что он мог понять все, абсолютно все. Захочет - будет гениальным математиком. Или физиком? А может быть, поэтом? Иногда, правда, возникали странные идеи. Например, поселиться в глухой деревне, стать школьным учителем, усыновить несколько детишек… Но постепенно выяснилось, что есть ребята, разбирающиеся в науках глубже, слышащие в музыке стиха больше, не страшащиеся врезать правду-матку кому угодно, не взирая на авторитет, что усыновить кого-то жена не хочет - «ты бы своих поднял!» Сейчас ему было видно: так проходит процесс взросления. Мир, который кажется в детстве ничем неограниченным, безмерным, вдруг зарастает стенами, непроходимыми дебрями, сжигающими все живое пустынями. И постепенно скукоживается  его Вселенная, превращается в  маленький островок посредине океана, из глубин которого выныривает Левиафан, чтобы поглотить остатки жизни навеки.
Да, были силы, а теперь не стало. Жизнь забрала все, теперь, когда она испита до дна, осталось только одно - умереть. Умереть сегодня. Это осознание будоражило, волновало и гипнотизировало. Но почему? Потому что завтра он узнает правду! Возможно, настанет Великое Ничто, и тогда придет, наконец-то, покой и свобода, незачем и нечего будет бояться, не будет никакой, даже малейшей боли, не будет ни мелких, ни крупных неприятностей. Единственное, о чем стоит жалеть, это о том, что следующий чемпионат мира по футболу пройдет мимо него, что он никогда не узнает, кто продолжит великую линию: Пеле, Кройф, Марадонна, Рональдиньо, Месси… Кто следующий? Эх, ну да ладно!
Зато еще немного, и он, наконец-то, выяснит, кто был прав в споре: он, Дан, Серж или Андрей.

История эта началась давно – лет семьдесят назад. Хотя… Что такое семьдесят лет? Средняя продолжительность жизни в какой-нибудь не очень развитой стране, и не более того. Но для конкретного человека – это не статистический показатель, а вся его сознательная, а для многих и просто вся, жизнь.
Так вот, семьдесят лет назад Дан, Серж и М. коротали лето в детском лагере. В ту пору больше всего им нравились не игры, не экскурсии и не нравоучительные беседы воспитателей, а первый час – полтора после отбоя, когда они рассказывали друг другу диковинные истории, услышанные во дворах или семьях, прочитанные в книгах или журналах. Чаще всего это были страшилки.
…- Черная-пречерная рука схватила его за горло…
…- Джо выстрелил, и все было бы кончено. Но не тут-то было: Билл успел выстрелить раньше…
…- Змея тихо ползла по ножке стула. Гангут не видел ее. Он был обречен. Это была черная мамба…
Но иногда рассказ заканчивался благополучно. Вот и в тот вечер:
…- Огромная-преогромная белая акула вынырнула позади купающихся, и мы поняли - она сожрет всех, но девочку с золотистыми волосами сожрет первой! Ничто уже не могло ее спасти. Тетка рядом со мной всхлипывала, дядя рядом с теткой визжал во весь голос. Остальные замерли, как будто их подушкой по голове стукнули.
Все в спальне замерли, ожидая ужасной развязки.
- Но вдруг, - страшным голосом диктора из телевизора продолжал рассказчик, - но вдруг, откуда не возьмись, появилась черно-белая громадина. Она как торпеда неслась наперерез акуле. Неслась даже быстрее, чем акула неслась к девочке. Честное слово, я сразу понял: это было единственное, чего боятся акулы – косатка! Косатка поднырнула под рыбу и вспорола ей брюхо. Вода вокруг стало красным от крови. А косатка тут же развернулась и устремилась к девочке! «Это всё!» - подумала златовласка и полностью ушла под воду. Но через секунду девчонка взлетела в воздух, два раза перевернулась, а косатка открыла свою пасть и поймала ее прямо на лету, и вот так, с девчонкой в зубах рванула на берег. Косатка рванула на берег, а мы – от берега. Вопль стоял, я вам скажу. Только я и остался на месте.
- Да ты что? – вскрикнул кто-то.
- Да, я так испугался, что не мог пошевелить даже пальцем. Косатка вылетела на берег, положила златовласку к моим ногам и ушла в море. Мне даже показалось, чес-слово, что она подмигнула мне.
- Златовласка? – хохотнул Серж.
- Нет, косатка. Тебе, Серый, лишь бы посмеяться, а я правду говорю. Зуб даю, правду!
- Та ладно, трави дальше.
 - Девочка очнулась на берегу. Солнце светило, люди вокруг с ужасом и восторгом смотрели на нее, - страшным шепотом рассказывал Андрей. – Но самое удивительное, что на девочке не было ни малейших следов косаткиных зубов. Вот так вот, - завершил рассказ Андрей.
- Вот не надо только врать, что все так и было! – не без зависти прошептал Серж.
- Да что б я сдох! – клялся Андрей.
- Белые акулы, чтоб ты знал, как и косатки, в Азовском море не водятся, - авторитетно сказал Дан, который знал всё, вздохнул и повернулся на другой бок.
- Так я в том смысле, что тело у нее было белое, а какого она была вида - не знаю. И может быть, это была и не косатка, а просто дельфин. Я у него фамилию не спрашивал.
- А про то, что девочка подумала «это все», ты тоже видел? – спросил М..
Вся палата – так называлась спальня в летнем лагере – зашлась смехом.
Тут же распахнулась дверь, и воспитатель грозно рявкнул:
- Это что вы тут устроили!? А ну, быстро спать!!!
Мальчишки зажмурились и сделали вид, что спят.
Прошла минута, и Андрей прошептал:
- Между прочим, мы с ней потом в кино встретились. Ее Элис звали.
- А почему звали? – ехидно спросил Серж.
- А потому, что мы с ней вместе покупали мороженое. Я ей даже очередь уступил. А потом даже свое мороженое тоже отдал, а она рассказала мне, что она так и подумала: «это все!».
- Тебя спрашивают, почему звали? Она что? Умерла? – пытался докопаться до истины М..
- А-а, - протянул Серж, - она съела много мороженого и умерла от ангины. Поэтому ее уже не зовут, теперь ее «звали».
Пацаны, было, прыснули, но, вспомнив о воспитателе, постарались сдержаться.
М. не вытерпел:
- Так ты, Андрюха, выходит опаснее белой акулы. Встречу с тобой она не перенесла. А бедная Элис, как колобок: «Я от акулы ушла, я от косатки ушла, а от тебя, Андрюша, никуда не уйду! Ешь меня, рви меня, я с тобой не боюсь ни акул, ни дождя».
- Дураки! – рассвирепел Андрей, - Я думал, вы друзья, а вы…. Всё! Ничего больше вам рассказывать не буду!, - он резко повернулся к стене. Но не прошло и минуты, как снова развернулся к ребятам:
- Ну, причем здесь дождь? Идиот!
С этими словами Андрей запустил в М. подушкой. М. не остался в долгу. Началось всеобщее побоище. Дверь распахнулась, и в проеме нарисовалась фигура вожатого Бориса. Не успел Борис заорать на подопечных, как в голову его угодила чья-то подушка.
- Встать! - заорал Борис, - Немедленно всё убрать! Я вам покажу, как подушками бросаться!!!
И с этими словами он запустил подушку в мальчишку у окна.
Когда порядок был восстановлен, М. примирительно буркнул Андрею:
- Согласен, дождь тут не причем. Это я для рифмы, для красоты. Так, к слову пришлось. Извини. Но акул в Азовском море все равно нет.

На следующий день, за завтраком, Андрей сидел, набычившись, и старался ни на кого не смотреть.
- Ладно уж, не дуйся – миролюбиво сказал Дан, - никто не хотел тебя обидеть.
- Просто было очень страшно за тебя и златовласку, - добавил Серж.
- Опять начинаешь? – с обидой спросил Андрей.
- Нет, честно. Просто когда очень страшно, надо смеяться, чтобы не заплакать. Защитная реакция организма. Я в «Энциклопедии» прочитал.

Мир был восстановлен.

Следующим вечером после отбоя в палате было тихо. Никто не спал, но и начинать разговор первым никто не хотел. И снова не выдержал М..
- А вот интересно, человек умирает насовсем?
- Конечно! – откликнулся мальчик, который спал у окна, - А ты как хотел? Умер, полежал немного с закрытыми глазами, встал и пошел?
- Представляю, - сказал Серж заупокойным голосом, - открывается дверь и входит покойник.
Комната зашлась смехом. Дверь открылась, и на пороге появилась фигура воспитателя.
- Что тут происходит!? – заорал он.
Тут Андрей возьми и ляпни:
- А вы действительно живой или уже покойник?
- Что!!! – возопил воспитатель и сорвался на дисконт. Смех перешел в истерику.
Отстояв свое в коридоре, Андрей вернулся в палату после полночи. Почти никто не спал, ждали его.
- Ну как ты? – зашептал Дан.
- Нормально. Стоял. Думал.
- О чем?
- Да все о том же. Что случается, когда человек умирает, - буркнул Андрей и укрылся с головой одеялом.
- И что надумал? – осведомился Серж.
- Да ничего не надумал, - Андрей отбросил одеяло, – с одной стороны, умер человек, и умер. Жаль, конечно, но ничего не попишешь. А с другой стороны, ладно, тело закопали, сожгли, в общем, уничтожили. Но жизнь-то его куда делась? Ведь он думал, чувствовал, что-то понял, что-то искал. Должно же все это где-то остаться.
- Да что ж тут загадочного, - Серж зевнул, - в памяти все и осталось. Дети, жена, ну не знаю, друзья будут помнить.
- Не годится. Это только внешняя память. Память о нем. А что у него внутри? Куда это делось? Вот, например, кто-то полагает, что ты, Серый, козел козлом, и запомнит тебя таким навек. А ты, напротив, считаешь себя белым и пушистым кроликом, невинной жертвой воспитателя. И что от тебя останется, если ты возьмешь и помрешь прямо сейчас?
- Тьфу на тебя три раза, - огрызнулся Серж.
- А если он последним из друзей умер, и жена умерла, а детей не было, что тогда? – поддержал Андрея Дан, - Получается, что и не жил вовсе. Обидно.
- А вот моя бабушка, - неожиданно вступил в беседу мальчик у окна, - говорит, что души умерших после смерти предстают перед Господом, и он решает, как с ними поступать.
- А она у тебя верующая, что ли?
- Ну да. У нее и иконы есть, и книги священные. Ну, там Святцы, Евангелия, Библия.
- Даешь! – восторженно прошептал М..
- Нет, - заговорил Андрей, - не верю. Сколько народу мрёт, и что? Он со всеми лично говорит? Или у него там целая контора?
- Чтобы обработать такую кучу информации никакого Бога не хватит, - задумчиво добавил Дан. Он уже тогда обожал точные науки.
- Не знаю, - не сдавался мальчик у окна, - я бабушке верю. А вы как хотите.
За окном горланили цикады, орали коты и о чем-то перешептывались вожатые. Эх, были ведь раньше ночи…

Прошло, наверное, лет тридцать после тех ночных мальчишеских бесед. Мальчишки разбежались по своим жизням, каждый занялся своим. М. стал гидрогеологом – лазал в основном по болотам да пустыням; Дан ушел в теоретическую физику, куда-то в немереную заумь; Серж, как и следовало ожидать, занялся социологией или чем-то вроде; Андрей – натура романтичная, спился. А тот мальчик у окна превратился в священнослужителя. Было немного странно, что пацана из детства кличут нынче батюшкой. Встречаться им друг с другом доводилось, но редко, да и то сказать – урывками, но так, чтобы всем вместе, и чтобы болтать обо всем ночь напролет – нет, такого не было, да и не будет теперь никогда. Бесконечные разговоры до рассвета обо всем и ни о чем остались в туманном мареве прошлого.

Однажды М. поссорился с женой и злой выбежал из дома. Так как любовницы у него не было, то и идти было некуда. Он бесцельно бродил некоторое время по городу, а потом зашел в маленькое кафе. Был по-летнему душный вечер, а потому М. сел за один из столиков на улице. Заказал пиво. Первая кружка лишь прояснила, насколько неправа была жена. Он только пригубил вторую, как кто-то его окликнул. М. повернулся на голос. Перед ним стоял мужчина лет сорока-сорока пяти, худой, с глубокими залысинами. Мужчина был одет в мятые холщовые штаны и серую футболку.
- Не узнаешь? – в голосе мужчины звучала горечь.
- Не-ет, - неуверенно протянул М., но тут что-то знакомое показалось ему не столько, может быть, в облике, сколько в голосе мужчины. – Постой, - неуверенно начал М., - Дан, что ли?
- Точно, - худое лицо мужчины растянулось в улыбке, а на глазах даже выступили слезы.
М., вскочил из-за стола, и они обнялись, похлопывая друг друга по спинам.
- Садись, чертяка, садись! Что пить будешь?
- Пиво, если можно, только пиво.
- Можно, конечно, можно. Почему нет. А если водочки?
- Нет, нет, что ты! Водку мне нельзя, буянить начинаю, - пояснил с сияющей физиономией Дан.
- Уважаю, - рассмеялся М. и подозвал официанта.
И понеслось: «Ты как?», «Да так. А ты?», «Так и я так. Вот с женой поругался. Теперь сижу, пиво пью», «Нет худа без добра», «Это точно».
Но постепенно разговор минул сумбурные пороги первых минут и вошел в колею неспешной беседы о жизни.
- А помнишь, - задумчиво сказал М., - наши вечерние пересуды, что называется, за жизнь?
- И о смерти, - как-то мрачно усмехнулся Дан, - с них-то у меня всё и началось.
- Вот как?
- Да. Помнишь, мы однажды говорили, куда девается человеческая жизнь после смерти?
- Конечно! Помнится, тот пацан – не скажу сейчас, как его звали…
-Афанасий.
 - Да, да, Афоня, точно! Он верил в Высший суд, во взвешивание на весах справедливости, мол, этого - направо, а этого – налево. А мы стояли на том, что ничего после смерти нет.
- Вот-вот. У меня все проблемы начались с того, что обе гипотезы мне не показались.
- Вот как? Почему?
- Все очень просто. Если я и верил тогда во что-то, то только в законы сохранения. А значит, подумал я, если есть мысли и чувства, то они должны сохраняться. Может быть, переходить в другую форму, но сохраняться. Помнишь Михайла Ломоносова: «ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте».
- То есть должно быть что-то вроде магнитофона, только очень большого?
Дан рассмеялся:
- Нет, магнитофон – не выход. В общем, я на первых порах тоже ничего не придумал. Жил себе поживал, да добро наживал. Университет, аспирантура, жена, защита и вот я уже преподаватель в универе. И все бы ничего, но тут попалась мне книга Эрвина Шредингера  «Что такое жизнь?» Он там пишет, что жизнь, вопреки общей тенденции, то есть вопреки второму началу термодинамики, уменьшает или сохраняет свою энтропию за счет негативной энтропии.
- И что?
- Ничего себе «и что?»! Да отец термодинамики святой, можно сказать, Людвиг Больцман  в петлю залез от ужаса, когда увидел тепловую смерть Вселенной, понимаешь?, Вселенной, не какого-то жалкого человечка, не Земли, не Солнечной системы и даже не Галактики – Вселенной!!!
- Тише, тише, - успокаивал М., своего друга, радуясь тому, что поступил благоразумно и не заказал водку. На них стали странно посматривать из-за соседних столиков. Слова «Больцман», «энтропия» и «термодинамика» могли прийтись не по вкусу завсегдатаям заведения.
- Ладно, - Дан надолго припал к кружке, вытер пивную пену с губ и продолжил: - Так вот, смысл жизни по Шредингеру и его последователям состоит как раз в уменьшении этой самой энтропии. Стоп! - Дан досадливо хлопнул себя по лбу, - Ты хоть знаешь, что такое энтропия?
М. печально покачал головой. Термин «термодинамика» он слышал где-то, но до энтропии дело не доходило. Он виновато посмотрел на Дана и, увидев, как тот морщится, осознал, что упустил в жизни что-то важное.
- Эх, геолог! – Дан произнес это с таким выражением, что М. окончательно осознал – его жизнь никчемна и пуста.
- Так вот, энтропия – мера беспорядка. Это если вкратце.
- Ты хочешь сказать, что жизнь существует для наведения порядка? Это что получается? Жизнь возникла для выполнения полицейских функций во Вселенной? – М. очень боялся, с одной стороны, попасть впросак, но с другой, честно пытался понять смысл того, что говорит Дан.
- Вот именно! Ты сразу ухватил суть. Но я должен тебя разочаровать – гипотеза Шредингера не доказана строго, а потому в нее можно только верить. – Дан перегнулся через стол и, как тогда в детстве, прошептал М. в лицо:  - Скажу тебе как родному - надеяться не на что.
- Печально, - М. действительно стало грустно.
- Надеяться не на что. Почти не на что.
- То есть?
Дан оглянулся по сторонам и снова зашептал:
- Я боюсь говорить.
- Боишься? – М. был искренне удивлен.
- Да. Когда я догадался, как на самом деле выглядит жизнь, то, дурак, написал статью и отправил ее в один журнал.
- И?
- Что «и?» Через пару недель после этого меня увезли в психушку прямо с работы.
- Да за что?
- Тише ты! Орешь, как ненормальный, - Дан наклонился и сообщил М. прямо в ухо, как в микрофон: - Потому что я открыл душу.
- Кому? – М. начинал верить в сумасшествие своего друга.
- Не кому, а что. Я открыл душу живого существа как объективно существующую реальность.
М. некоторое время пристально смотрел на Дана, а потом подозвал официанта и заказал водки.
Молчали долго. Наконец, официант принес водку. Налили. Чокнулись. Выпили.
- Кажется, я начинаю понимать, почему тебя закрыли в психушке, - пробормотал, наконец, М., - Ладно. Колись, что  за душу ты открыл.
Дан тяжело вздохнул, и налил себе еще водки.
- Хорошо. Хотя ты, геолог, всё равно не поймешь. Но я для себя. Понимаешь, ловлю кайф от того, что слушаю свою теорию.
- Да, давай уже, начинай, не томи.
- Я не знаю, учил ты в школе комплексные числа?
- В школе – нет, а в университете что-то рассказывали. Я так и не понял к чему они, но что-то, да, рассказывали. Мол, есть у этих чисел, две части. Одна – как бы настоящая, действительная, кажется, а другая – мнимая.
- Так ты не так безнадежен, как кажешься! – воскликнул Дан, и опять налил водки. Правда, на этот раз он М. тоже наполнил рюмку. Чокнулись. Выпили.
- Хорошо, - сказал Дан, и было не понятно, относится ли это «хорошо» к выпитой водке или к тому, что М. не безнадежен, - В общем, почти правильно. Но я тебя огорчу. Есть не только комплексные числа, но и гиперкомплексные.
- А это что за зверь?
- Это такие штуки, у которых мнимая часть многомерна.
Странная тишина повисла в кафе. Даже мужики за соседним столиком вдруг все, как по команде, замолчали.
На этот раз М. сам потянулся к бутылке. Это послужило знаком и для остальных посетителей вернуться к жизни.
- Значит, так, - М. молча, не чокаясь, выпил, закусил тяжелым вздохом, и только после этого развил свою мысль, - значит, так, Дан, давай как-то попроще, что ли.
- Да куда уж проще! – воскликнул Дан, - каждый человек представляет собой октонион.
- Октонион, говоришь, - задумчиво изрек М..
- Объясняю для геологов. Каждую личность можно рассматривать как число Кэли. Это такая штука, у которой есть восьмимерный базис. Одно измерение – действительное, а семь других – мнимые.
- Ага, все таки мнимые, - почему известие, что большинство измерений мнимые, так обрадовали М., он понять не мог. Возможно, тогда М., еще относил себя к действительным величинам.
- Мнимые они только в математическом смысле.
Дан объяснял терпеливо, но в голосе его можно было услышать нотки усталости.
- Короче. Действительная составляющая личности – это ее жизненный потенциал. При рождении равен единице, а потом, как понятно, не возрастает.
- Как энтропия, что ли? – спросил М..
- Вот именно! А вот остальные семь образуют базис психологического состояния личности. Семь компонентов психики. На них-то и строится душа.
- Пусть так, - М., мотнул головой и налил в рюмки, но при чем здесь смерть.
- Да как не понять!, - Дан опрокинул в себя содержимое рюмки и грозно нахмурил брови.
«Не надо было все же заказывать водку. Он же предупреждал», - пронеслось сквозь густой туман в голове М..
- Все предельно просто! Коэффициенты являются функциями времени. И когда жизненный потенциал обнуляется, - здесь Дан, видимо, для убедительности  громко икнул, - человек умирает. Физически, - указательный палец Дана грозно уставился прямиком в переносицу М., - но не психически. То есть, если при жизни, личность как бы скользила по оси времени, то теперь психическая сущность человека высвобождается,  - Дан снова икнул, - Уходит в вечность. Всё! Понимаешь? Наступает полное всё.
- Ну, ты даёшь, - только и смог сказать М..
- Поверь мне: древние не были дураками. Всё, что они себе представляли – верно. Вот эллины, например, видели загробный мир, мир Аида, именно таким - тени, вспоминающие земную жизнь. Чем не мнимая составляющая личности, а? Или вот семь компонент психики. Это ведь тоже не случайно древние евреи сводили жизнь к числу семь. И дней недели у них семь, и семисвечник, как символ духовности.
- Нет, - замотал головой восхищенный М., - нет, ты не физик. Ты - поэт!
- За поэта ответишь! – возмутился Дан.
Так они сидели и говорили о странных и непонятных, но необыкновенно важных в тот момент для них вещах. Мир становился понятным и домашним, но запутанным и сложным. Они ссорились и мирились, пили водку и запивали пивом, закусывали и заедали. Но и это прошло. Заведение закрывалось. Дан спешил на последнюю электричку. М. пришло время возвращаться домой для продолжения скандала с женой.
Они расставались друзьями. Как выяснилось, навсегда.

…Боль начала проступать через медикаментозную блокаду и мутила картину прошлого. Кардиограф с полным безразличием отсчитывал удары сердца.
«Как кукушка. Кукушка, кукушка, сколько мне осталось? Вот так жизненный потенциал обнуляется», - подумал М., - «Ещё чуть-чуть и я стану тенью. Если, конечно, Дан был прав. Или предстану перед Всевышним? Или окунусь в Великое Ничто?»
43 Тревожный сентябрь 1941 года. Часть 1
Александр Козлов 11
(Эту историю рассказала мне мама в далеком детстве. Кое-что позабылось, а живых очевидцев уже не осталось, поэтому фамилии и имена вымышленные, все совпадения, кроме исторических событий, случайны.)

               Часть 1.  Ни кто не считал это героизмом.

Наступила осень 1941 года. Фашисты все ближе и ближе приближались к Москве. Деревня Владимировка, в которой жила Полина, находилась на границе Московской и Калининской областей.  В начале сентября можно было уже услышать на западе грохот взрывов и канонаду выстрелов тяжёлых орудий, а немецкие самолеты все чаще стали пролетать над деревней в сторону Москвы.

Председатель колхоза, после срочного вызова в Высоковский Райком, вернулся угрюмый и озабоченный. Сразу объявил о собрании колхозников, на котором зачитал директиву партии об эвакуации скота. Бабы заревели в голос, надежда, что немцев остановят, рухнула. Скот, который столько лет кормил население, забирают неизвестно куда...

На все сборы и подготовку к эвакуации скота дали два дня. Райком постановил задачу эвакуировать 120 коров и 8 лошадей. В рекомендациях указали, что сопровождающих должно быть не менее 15 человек, причем среди них должно быть не менее 10 доярок. Во время перегона необходимо регулярно доить коров, молоко собирать в бидоны. Для этого в команде сопровождения направить 2 - 3 подводы с надежно закрепленными бидонами. По возможности, сдавать молоко по накладной во встречающиеся на пути молокозаводы, в войсковые части, госпиталя и больницы.

В бригаду сопровождения добровольно с энтузиазмом вызвались только трое молодых ребят, по 17- 18 лет, кого на войну по возрасту не взяли. Это были Петька Платонов, Мишка Никитин и Колька Павлов. Шпана можно сказать, на уме у них - вволю верхом на конях покататься, да ночью возле костра посидеть. С доярками оказалось сложнее, старые ссылались на здоровье, кто помоложе - на детей, мол, семью не на кого оставить. Пришлось агитировать молодых девок и бездетных баб. Полька Фанасьева подходила - не замужем, двадцать один год, работящая, не шибко боевая, да и не тихоня, если что, отпор даст любому.

Полина была не против поездки, но при условии, если её подруга Ольга Яковлева тоже согласится сопровождать стадо. Ольга - видная, красивая девка. Много ребят пыталось завоевать её любовь, но она, отдав сердце одному, погибшему на советско-финской войне, замкнулась в себе, и не обращала внимания на все ухаживания парней.

Стал председатель уговаривать Ольгу, а та ни в какую, не пойду, и всё. А своя корова у Яковлевых плохая была, не то чтобы старая или больная, смолоду мало молока давала, как говорят в народе – не удойная. Ну, председатель возьми да и предложи, мол, выбери себе корову из колхозного стада, а свою сдай. На таких условиях Ольга согласилась. Вечером, в сумерках, чтобы не было лишнего разговора в деревне, Ольга поменяла свою корову на колхозную, и стала готовиться к поездке.

Старшей группы сопровождения назначили члена правления колхоза Дарью Назарову, женщину строгую, уверенную в себе, аккуратную и настойчивую. Председателю лично самому пришлось уговаривать свекровь Дарьи, чтобы та взяла на время к себе её двух ребят. Дарья, пользуясь предоставленной ей властью, забрала себе не только документы на эвакуируемый скот, а и документы всех сопровождающих, сложила все это в старенький портфель, выделенный ей председателем колхоза.

Всем сопровождающим председатель обещал выдать сельскохозяйственных продуктов, как на двадцать трудодней, причем пообещал, что эта выдача не будет учитываться в итоговом расчете за год. И за каждый день перегона скота каждому запишут по два трудодня. Так, уговорами и соблазнами председателю удалось собрать бригаду сопровождения в срок. С вечера коровам подложили побольше сена, чтобы сытыми отправить в дорогу.

И вот гурт в составе стада коров и пяти подвод на телегах рано утром выстроился в середине деревни около скотного двора. На двух подводах, крепко связанные между собой пеньковой веревкой стояли бидоны, на третьей подводе - короб с харчами, ведра-подойники, кой-какая утварь, необходимая в дороге, и небольшой запас сена. На двух последних разместились сопровождающие, каждый оделся потеплее и взял с собой котомку с личными вещами и запасом продуктов на дорогу. Четырех лошадей подвязали к первым двум подводам, а еще на четверых сидели верхом пастух Егорыч и сопровождающие ребята. Полина толкнула в бок Ольгу, кивнула в сторону молодых всадников и прошептала: «Эта шпана нас охранять будет?» Не поднимая глаз, Ольга ответила: «Разве это шпана? Дай им сейчас оружие в руки, и разреши воевать, они тут же на фронт убегут! А нас зачем охранять, мы и сами постоять за себя сможем!»

Несмотря на раннее утро, провожать вышли все, и взрослые, и дети. Бабы плакали, старики хмурились, сдерживая слезы, лишь детвора скакала вокруг подвод и пыталась навязаться в сопровождение, ну хотя бы до ближайшей деревни, для них это было приключение. Матери давали последние напутствия своим детям, отъезжающим с гуртом. Председатель обошёл подводы, проверил надежность закрепления бидонов, что-то шепнул Дарье и, прошептав: «Ну, с богом!», махнул рукой и громко крикнул: «Трогай!». Егорыч привычным движением взмахнул кнутом, в утренней тиши щелчок кнута прозвучал выстрелом. Некоторые даже вздрогнули от неожиданности, бабы заголосили.

Стадо коров всколыхнулось, ближайшие к пастуху коровы, избегая удара кнутом, двинулись вглубь стада, расталкивая боками других коров. Те в свою очередь, недовольно мыча, толкали следующих соседей. Когда своеобразная волна движения докатилась до впереди стоящих коров, они тронулись в путь. Для них это был обычный выгон в поле на кормежку. Их даже не удивило то, что стадо направляли не по обычному прогону на пастбище, а по дороге. Стадо спокойно двигалось, повинуясь привычным для них окрикам пастуха и резким щелчкам кнута. По бокам стада, гордо восседая бравыми всадниками, в сёдлах ехали ребята. Вслед за стадом тронулись подводы, не успевшие сесть сопровождающие, догоняли телеги и запрыгивали на них на ходу. Провожающие крестились сами и осеняли крестом уезжающих с гуртом родственников.

Трудности начались сразу, как стадо покинуло деревню и вошло в березовую рощу. Дорога через неё была довольно узкая, и некоторые коровы, предполагая, что их пригнали на выпас в рощу, стали отбиваться от стада и попытались углубиться в лес, чтобы пощипать траву. Верхом на коне ехать по лесу было не безопасно, сучья деревьев хлестали по лицу, царапали голову и плечи. Ребятам пришлось спешиться и бегать вдоль стада, выгоняя коров из леса на дорогу. Пройдя лесную дорогу, пересчитали коров, все оказались на месте. Ребята немного устали, но, вновь оказавшись в седле, повеселели. Тронулись дальше. По мосту перешли речку Раменку, прошли село Воздвиженское и на поле остановились на полуденную дойку. Подоенное молоко слили в бидоны, и Дарья отправила Полину с Ольгой на Воздвиженский молокозавод, сдать молоко. Пока шла дойка, и сопровождающие перекусывали то, что взяли из дома, коровы пощипали траву и напились из канавы. Стадо тронулось дальше, а Полина с Ольгой, сдав молоко, догнали гурт в районе деревни Чернятино.

Первая ночевка, как и планировали, состоялась за деревней Копылово. На поле около леса распрягли подводы, лошадей стреножили и пустили в поле на кормежку. Доярки доили коров. Молоко сливали в бидоны, по плану, его надо сдать завтра на молокозавод в Вельмогове.  Ребята разожгли костер, вскипятили чайник и в углях испекли картофель. Коровы жадно щипали траву, Егорыч подогнал их к пруду на водопой. Поужинали. Горячая картошка с солью запивалась парным молоком. У каждого ещё были вареные вкрутую яйца, соленые огурцы, лук. Ужин удался на славу. Начало смеркаться. Погода была прекрасная, дождя не предвиделось, брезентовый тент решили не натягивать. Пожилые доярки быстро нашли себе спальные места на телегах, подстелив  на них побольше сена. Молодежь засиделась у костра, рассказывая разные истории. Часто в конце истории все закатывались дружным смехом. Петька сидел на брёвнышке рядом с Ольгой. Вечер был прохладный, поэтому все старались придвинуться поближе к костру, плотно прижавшись друг к другу. Петька через телогрейку чувствовал тепло тела Ольги, это было приятно. Иногда во время беседы он поворачивался к ней, и её красивое лицо было очень близко, и кончики её локонов, выбившие из-под косынки, приятно щекотали его щеку. Что-то непонятное творилось в его душе. В свои 17 лет он еще ни разу не увлекался какой-либо девчонкой. Он не был ненавистником женского пола, и во время игр в молодежной компании были попытки пощупать противоположный пол за интимные места. И это доставляло ему удовольствие, но кратковременное. Ухаживать ни за кем он не пытался, и на данный момент был совершенно нецелованным. И вот сейчас близость девушки, которая была немного старше, смущала его, но при этом доставляла удовольствие.

Молодежь разговорилась, вспоминались все новые и новые истории, и казалось, что нет ни какой войны, что это всё где-то далеко и их не касается. Но вдруг потухший закат на западе в стороне Калинина начал разгораться красно – оранжевыми бликами, послышались раскаты грома. Все устремили взор туда. Кто-то произнес: «Это не гроза, это бомбежка! Это война!» Хорошее настроение вмиг сменилось тревогой. К костру подошла Дарья, назначила двух дежурных на ночь, попросила остальных ложиться спать. Уставшие коровы, похватав травы, уже разлеглись кучкой, мотали головами, отпугивая назойливых комаров, и монотонно двигали челюстями, пережевывая жвачку. Дежурные пошли собирать в табун лошадей, которые разбрелись по лугу. Потом принесли с опушки сухие сучья для костра.

Как только забрезжил рассвет, Дарья подняла доярок, началась утренняя дойка. Дежурившие ночью ребята улеглись отсыпаться на телегу на их место. Так получилось, что Петька лег на телегу, где спала Ольга. И он сразу это почувствовал, её запах сохранила охапка сена. И это опять доставило ему приятное впечатление, и он уснул с улыбкой на губах.

После дойки перекусили хлебом с парным молоком и тронулись дальше. Дорога шла через лес, но в этот раз он был густой и пугающий, коровы жались к середине дороги и не пытались углубиться в чащу. Ребята ехали верхом всю дорогу рядом с коровами, поглядывая по сторонам сверху. Небольшим препятствием на пути стала узкоколейка, соединяющая торфоразработки с железнодорожной станцией. Коров напугали длинные рельсы и деревянные шпалы, пропитанные креозотом с резким запахом дегтя. Коровы сгрудились перед железнодорожной насыпью, раздували ноздри, хватая незнакомый запах, и ни как не хотели перешагнуть через рельсы.  Сообразительный Петька предложил нескольким коровам накинуть веревку на рога, подвязать к лошадям и силой протянуть их через железнодорожное полотно. Так и сделали. Присутствие впереди лошадей немного успокоило коров и они, взбрыкивая, проскочили через рельсы, за ними последовали и остальные. Петька стал героем дня, и немного задрал нос кверху.

Полуденную дойку провели немного с опозданием, в Решетниково, у пруда. Место удачное и для водопоя, и по опушке леса можно было покормить стадо. После дойки все бидоны были заполнены молоком. Полина и Ольга готовились к поездке на молокозавод в деревню Вельмогово. Петьку с Колькой Дарья отправила на вокзал в Решетниково, узнать расписание поездов, чтобы спланировать перегон лошадей через железнодорожный переезд. Станция Решетниково была узловой, и на ней часто сортировались составы, при этом железнодорожный переезд закрывали. А вдвоем их отправила из-за опасения встречи с цыганами, которые в довоенное время часто отирались в этих краях. Кража лошадей у них была лакомым кусочком. «Один узнает у дежурного расписание поездов, второй стережет лошадей!» - проинструктировала Дарья ребят.

 Приехав на станцию, Петька отдал уздечку Кольке и побежал в здание вокзала. Найдя дежурного по вокзалу, он без каких либо объяснений потребовал от неё график движения поездов на ближайшие два – три часа. Дежурная выслушала его, понимающе кивнула, и, покрутив ручку телефонного аппарата, сказала в трубку: «Тут молодой человек срочно требуют график движения поездов». Повесила трубку на аппарат, и, посмотрев на Петьку, сказала: «Ожидайте, сейчас принесут!»

Петька выдвинул грудь вперед и приподнял голову, ему понравилось, как его тут встретили. Он с важным видом стал рассматривать красочные плакаты, висящие на стенах вокзала. На них советские солдаты со штыками шли в атаку, красноармеец колол штыком Гитлера, пионеры выслеживали диверсантов, там так и было написано: «Ребята защищайте Родину, выслеживайте врагов, сообщайте взрослым!» Плакат очень понравился Петьке, вот бы и ему поймать диверсанта! В этот момент появились два милиционера, они подошли к Петьке и первый спросил: «Это тебе нужен график движения поездов?» Не успел Петька кивнуть, как второй милиционер, заломив его руки за спину, надел на них наручники. «Ну что, немецкий диверсант, попался!» - радостно воскликнул он.

У Петьки не столько от боли, сколько от обиды на глазах выступили слёзы. «Я ни какой не диверсант! Мы колхозных коров от немцев угоняем, - закричал он. - Нам стадо через железную дорогу перегнать надо!» Подошла дежурная, стали разбираться. Петька сказал про Кольку, ждущего его на улице. Дежурная спросила, есть ли у них молоко, так как ей поступила заявка на 200 литров молока для военно-санитарного поезда. «Конечно, есть! – воскликнул Петька, но грустно добавил, - Если его уже не увезли в Вельмогово, на молокозавод».  «Переезд будет закрыт еще часа два, не увезли», - заявила дежурная. – Ну что, даете молоко?»

 Наручники сняли. Один из милиционеров поехал с Колькой к Дарье. Петька остался под присмотром второго милиционера, оба уселись на лавочку под плакатом «Искореним шпионов и диверсантов, троцкистко - бухаринских агентов фашизма!»

Молоко увести не успели, дежурная под расписку получила пять бидонов молока, Петьку отпустили из-под стражи, и он попросил, чтобы не рассказывали ни кому, что его приняли за шпиона. Дежурная организовала перегон стада через железнодорожный переезд, выделив двух стрелочников с флажками. Место железнодорожного переезда было оборудовано шлагбаумом и деревянным настилом между рельсами. Стрелочники подняли шлагбаум и разошлись в разные стороны встречать поезда. Всадники выехали вперед, за ними коровы. В этот раз они спокойно перешагивали рельсы по деревянному настилу, прикрывающему шпалы. Переправа прошла организованно и спокойно.

Ближе к вечеру стадо подошло к шоссе Москва – Ленинград. На удивление, движение по шоссе было не интенсивное. Перегородив дорогу с двух сторон всадниками, Дарья дала команду на перегон стада. Через полчаса вышли на поле перед деревней Минино. Тут и решили переночевать.
44 Тревожный сентябрь 1941 года Часть. 2
Александр Козлов 11
 Настоящие прифронтовые будни

Расположились на ночевку на опушке возле ручья. С дойкой запоздали, последних коров доили уже в сумерках. За ужином все оживились. Усталость не повлияла на посиделки около костра. Петька снова сел рядом с Ольгой. С юмором вспоминали преодоление трудностей дневного перехода. Молодежь опять задорно смеялась. И Петька решил в подробностях рассказать свои приключения на железнодорожном вокзале, как его приняли за немецкого шпиона. Все смеялись, некоторые до икоты. Ольга смеялась, держась за живот, покачиваясь то вперед, то назад. Петька тоже не мог сдержать смеха. В один момент они столкнулись лбами, что усилило всеобщее веселье. Потирая лбы, они посмотрели друг на друга, и обоим не хотелось отводить глаза. На западе снова загромыхало. В темном небе послышался противный монотонный гул немецких самолетов, летящих в сторону Москвы. Костер сразу притушили. Все затихли. Дарья назначила дежурных на ночь, Петька с Колькой отправились к стаду.

Ещё пару дней пути прошли без приключений, речку Сестру прошли по броду, указанному местным населением. Переночевав на поле перед Рогачевом, двинулись в сторону Дмитрова. Стадо погнали южнее Рогачева - через Поповское, Черных и Садниково. Речку Степановку прошли по мелководью.  Подводы с молоком как обычно Полина с Ольгой повезли по шоссе на молокозавод в город Рогачев. Договорились, что они встретятся с гуртом за деревней Подвязново. Дорога по городу к молокозаводу оказалась забитой войсками, шедшими навстречу, на запад. При виде войск, девчонок охватила радость – значит, есть кому защитить их от фашистов. Навстречу войскам двигались беженцы, в основном это были неорганизованные группы из нескольких семей, некоторые вели с собой корову, реже была подвода с лошадью. Большинство из них были женщины с детьми, за спиной вещевые мешки и котомки, в руках небольшие корзины и кули. Продвигались медленно. Полина стала волноваться, не опоздать бы к месту встречи, эту местность она не знала. Вдруг с неба послышался надрывный звук летящих самолетов. Где-то на краю города застучали зенитки. В толпе прозвучало отчаянное: «Фашисты летят!» Звук усиливался и приближался. Вдруг из-за крыши близ лежащего дома вылетело несколько  самолетов с фашистской свастикой на крыльях. В толпе кто-то крикнул: «Сволочи! На Москву летят!» Самолеты шли на небольшой высоте, рев моторов и сирен напугал и людей и животных. Лошади остановились, начали гарцевать на месте, завертели головами и зафыркали. Беженцы ринулись с улицы в ближайшие переулки. Военные, не теряя организованности, пожались к зданиям, пытаясь укрыться под деревьями, растущими вдоль улицы. Проезжая часть моментально стала свободной. Полина сообразила, что спрятаться с подводами им не удастся, а дорога впереди освободилась, громко крикнула Ольге: «Погнали! – а лошади – Но! Родимая!», и щёлкнула вожжами по крупу лошади. Лошадь, недовольно мотнув головой, рысью рванулась вперед. Ольгина подвода мчалась следом. Они быстро добрались до молокозавода, и уже через час выехали из города в направлении Дмитрова.

Проехав деревню Подвязново, девчонки не увидели своего стада. На душе стало тревожно, где искать своих, они не знали. Решили проехать по дороге дальше, в сторону Дмитрова. Неописуемое счастье охватило обоих, когда они увидели Петьку, ехавшего по полю наперерез им. С нескрываемой радостью обе бросились обнимать его, едва тот соскочил с лошади. Когда Ольга повисла на его шее, Петьку бросило в жар, он почувствовал, что покраснеет, и застеснялся этого.

Смущаясь и сбиваясь, он рассказал, что коровы, испугавшись немецких самолетов, разбежались. Всадники с трудом сумели согнать их в кучу, но при этом пришлось отклониться от запланированного маршрута. Стадо оказалось в районе деревни Бестужево. Сопровождающие подводы, выехав на бездорожье, отстали от стада. Но вскоре все собрались на берегу небольшой речки. Тут Дарья вспомнила про Полину и Ольгу и отправила его к назначенному месту встречи.

Через полчаса они прибыли к стаду. Все радовались, будто не виделись вечность. За эти несколько дней они стали словно родными. Время полуденного отдыха несколько увеличилось. Коровы, воспользовавшись этими, жадно щипали траву. Полина рассказала Дарье, что шоссе Дмитров – Рогачев загружена войсками и беженцами. Прогнать по нему стадо коров будет сложно. Поговорив с местными жителями и изучив карту, выданную райкомом, Дарья приняла решение идти на Яхрому не через Дмитров, а по Рогочевскому шоссе до Федоровки, а дальше на Яхрому через Астрецово.

После обеда погода испортилась, заморосил дождь, похолодало. Решили дать отдых животным. Местные жители организовали ужин и предоставили им для отдыха служебное помещение сельского клуба. Пастух Егорыч и Петька, поужинав, надели плащ-палатки от дождя и отправились в ночное к стаду. Какое же у них было разочарование, когда утром они узнали, что всем сопровождающим разрешили бесплатно посмотреть в клубе вечерний сеанс фильма «Тимур и его команда».

Очередной дневной перегон прошёл без особенностей. По подсказке местных жителей сократили путь, свернув с шоссе на Филимоново не доходя до Федоровки. Жители деревни их встретили тепло и предложили загнать стадо в коровник, их коров эвакуировали неделю назад. Колхозники помогли провести вечернюю дойку. Всё молоко под расписку председателя колхоза забрали местные жители.

Для сопровождающих истопили баню на берегу пруда. Мужчин было меньше, и их Дарья отправила в баню первыми, мол, мойтесь быстрее, а женщины потом подольше попарятся. Егорыч оказался не охотник до бани, а ребята быстро управились, и даже сумели после парилки окунуться в пруду.

Бабы поделились на две группы, вначале пошли пожилые доярки, потом Дарья с молодыми девками. Дарья попросила ребят подежурить невдалеке от бани, вдруг чего понадобится. Так и получилось, закончилась холодная вода. Дарья выставила вёдра на крыльцо и кликнула ребят. Схватив ведра, те побежали на пруд, а когда принесли полные, дверь приоткрылась, полуголая Дарья стала забирать у них ведра, а за её спиной голые девки весело завизжали.

Петька последним  передавал ведро Дарье. Дверь неожиданно распахнувшуюся. В облаке тумана и пара стояла голая Ольга, слегка прикрывая ладонью низ живота. Её полные груди с пурпурными сосками словно приковали взгляд Петьки. Сердце рванулось и замерло,  ему стало нестерпимо жарко. Глаза непроизвольно стали опускаться ниже, белый живот, пупок, широкие полные бедра, ладонь, закрывающая нечто интимное, обвораживающее, и вмиг ставшее желанным для взгляда. Сердце бешено застучало, а жар неожиданно спустился вниз живота, наполнил кровью мышцы ног и кое-что еще, что стало давить на брюки, предательски выпячиваясь вперед. Миг, показавшийся Петьке вечностью, прервался смехом Дарьи. «За смотрины у нас деньги берут! Или отрабатывают! Может, спинки моим девкам потрешь!» - весело спросила она остолбеневшего Петьку. Петька покраснел, отдал ведро, прикрыл рукой выпяченный желвак брюк, развернулся и побежал за угол бани к ребятам. Сзади раздался хохот девчат.

 Ему было стыдно, он пытался уложить предательское тело, но оно наоборот, становилось все упруже и упруже. «Ребята засмеют, если увидят»,  - подумал Петька, развернулся и побежал к пруду. Став на мостках на колени, он направил торчащий предмет вдоль ноги, наклонился к воде и, черпнув ладонью холодную воду, умылся. Стал успокаиваться.

Дарья вновь высунулась из бани и крикнула ребятам: «Брысь в деревню, мы выходим к пруду, хотим окунуться!» Ребята поплелись в сторону деревни, Петька шел за ними, но не стремился их догнать. Мысли его путались, в памяти время от времени всплывала обнаженная фигура Ольги, а в душе стыд сменялся непонятным ему чувством радости и счастья. И это было ему очень приятно.

Когда ребята отошли на достаточно большое расстояние, возле бани раздался задорный смех. Ребята оглянулись, в вечерних сумерках едва различимые голые тела девчонок с визгом прыгали с мостков в воду.

За ужином Петька не поднимал глаз, ему казалось, что все знают о его желваке в штанах. Он, то краснел, и его бросало в жар, то бледнел, и его спина покрывалась холодным потом. После ужина все быстро улеглись спать вповалку в служебном помещении коровника, накрыв брезентом разворошенное на полу сено. Было мягко, а прижавшись друг к другу, и тепло.

Чтобы овладеть собой, после ужина Петька вышел на свежий воздух, поэтому в служебку он пришел последним. Увидев, что ни кто на него не обращает внимания, окончательно успокоился. Краем глаза он поймал нежный взгляд Ольги и лег рядом с ней. Тепло её тела, запах банного мыла и аромат свежего сена кружили его голову. Такого приятного ощущения он еще не испытывал ни когда, и даже не заметил, как уснул беспробудным сном. Проснувшись утром последним, когда все доярки уже ушли к стаду, вздохнул с досадой, ночь очень быстро пролетела.


Позавтракав, двинулись дальше. Прошли Ольгово, провели полдневную дойку, быстро пообедали. По плану к вечеру должны пройти Яхрому и мост через водоканал Москва-Волга.

Вот уже и Астрецово позади. Впереди поле, небольшая роща, а за ней и Яхрома. И тут над головами появилась немецкие самолеты. Они шли на Яхрому.

«Мост бомбить будут», - сделал вывод Егорыч.

Все подняли головы вверх, сопровождая взглядом самолеты. Вдруг один из самолетов, словно вздрогнув, стал выпадать из образцового строя. Он резко стал терять высоту и разворачиваться, при этом звук сирены становился всё более надрывным и пугающим. Всем стало страшно, не зная, что делать, подводы остановились. Самолет снижался все ниже и ниже, и всем стало ясно, что он летит в сторону колхозного стада.

Дарья первая вышла из оцепенения и закричала: «Всем в рощу! Гоните стадо в рощу!»

Самолет на бреющем полете пронесся над стадом. От рева моторов и пугающего звука сирены коровы разбегались в разные стороны. Испуганные вздыбившие лошади чуть не сбросили седоков и едва не перевернули подводы. Самолет, пролетев до Астрецово, медленно стал разворачиваться.

«Сейчас на второй круг зайдет!» - крикнул Егорыч.

«В рощу! В рощу!» - громко прокричала Дарья.

Подводы помчались по бездорожью, подпрыгивая на каждой кочке. Все сопровождающие, кроме тех, кто управлял подводами, спрыгнули с телег и бежали рядом. Всадники, добившись управляемости лошадьми, пытались направить разбегающихся коров к роще. Самолет, закончив разворот, вновь приближался. Вдруг из него в сторону стада полетел фейерверк трассирующих пуль, чуть позже зазвучала пулеметная очередь. Одна корова вдруг споткнулась, упала, перевернулась через голову, и осталась лежать на боку.

Самолет снова сделал разворот. Петька, словно во сне, увидел одновременно и бегущую по полю Ольгу, и немецкий самолет, летящий к ней.

 «Ложись! Ольга, ложись!» - закричал он. Но Ольга, сорвав косынку, бежала к роще. Самолет стремительно приближался. Рванув уздечку, Петька поскакал к ней, наперерез самолёту. Поравнявшись с Ольгой, он спрыгнул с коня, схватил её в охапку и они вместе упали на траву. В этот момент пулеметная очередь подняла пыль впереди упавшей пары, едва не зацепив убегающего в рощу коня.

Петька с Ольгой лежали на земле, обнявшись. Они не видели ни пулеметной очереди, ни немецкого самолета, делавшего очередной заход, ни разбегающихся коров, ни кричащей и размахивающей руками Дарьи на опушке рощи. Для них обоих время словно остановилось. Их губы нашли друг друга и сомкнулись в бесконечном поцелуе. Немецкий летчик еще раз зашел на лежащую пару, и уже видя их в прицеле, готов был нажать гашетку, но не сделал этого, возможно принял их за мертвых, а может быть, пожалел их любовь, победившую на его глазах саму смерть...

Самолет ещё кружил над полем, когда в рощу прибежала Полина. Она сразу подошла к Дарье и потребовала: «Отдай мой паспорт! А вдруг тебя убьют, и мы не найдем тебя! Без паспорта первый попавший милиционер арестует как врага народа или немецкого диверсанта! Отдай паспорт!» – словно в истерике твердила она, не замечая вражеского самолета. Дарья поняла опасения Полины, и когда все сошлись к вечеру к роще, собрав в стадо всех разбежавшихся коров, раздала всем их документы.

В этот день они не смогли перейти водоканал. Убитую корову погрузили на телегу и отвезли вместе с молоком в Яхрому. Под расписку сдали в городской военный комиссариат, не взяв себе ни кусочка мяса. Ночевали в роще, натянув между деревьями брезентовый тент. Начинал моросить мелкий дождь. Веселья возле костра больше не было, сама смерть дыхнула им сегодня в лицо...

До пункта назначения гурт двигался ещё пять суток, это была уже обыденная прифронтовая работа. Ребят словно подменили, они вмиг повзрослели на несколько лет. Петька с Ольгой с этого дня всегда были рядом. Все приняли это как неизбежное событие, ни кто не осуждал их поведение, и их, так неожиданно вспыхнувшую, любовь.

При сдаче животных в пункте назначения пришлось оставить и две подводы с бидонами. Домой возвращались на трех подводах. Две лошади под седлами использовали для разведки наиболее кратчайшего пути. Сокращая путь, проехали через город Клин. На центральной площади они остановились, из репродуктора звучал голос Левитана:

 «От Советского информбюро. В течение ночи на 24 сентября наши войска вели бои с противником на всех участках  фронта. ... Агрономы, зоотехники и другие работники животноводческих совхозов прифронтовой полосы сохраняют поголовье племенного скота. Бухгалтеру совхоза Токарево П. П. Клюеву было поручено перегнать в глубокий тыл 205 племенных коров, быков и телят. Несмотря на трудности перегона, весь скот доставлен на место назначения в хорошем состоянии. Управляющий фермой совхоза Засижье тов. Гаврилов отлично руководил перегоном более 700 голов скота. Значительную часть пути пришлось пройти по району действий вражеской авиации. Все животные были доставлены в целости. Работники племсовхоза Сычёвка, перегоняя 750 голов скота, организовали в пути переработку молока на сепараторах. Обратом кормили телят, а сливки сдавали на сливные пункты. Перегоном ценнейшего племенного стада руководила тов. 0. В. Суровникова - работник совхоза Носково. Она успешно вывела скот из опасной зоны и доставила его на место назначения без потерь.»

«Дарья, а про нас Левитан тоже расскажет?» - спросил Колька, когда репродуктор замолчал.

«Ты же слышал, там по 700 и 750 голов племенных коров перегоняли, а мы только 120 обычных, к тому же одну не уберегли, - грустно сказала Дарья. – Трогай, скоро будем дома!»

 Услышанная сводка советского информбюро об успехах советских войск давала надежду. Тем не менее всех одолевали тревожные мысли: "Что будет, если в деревню придут немцы? Как жить, что делать?" Все понимали, не возвращаться нельзя, в деревне остались близкие родственники.

Колонна из трех подвод и двух всадников медленно двигалась в неизвестное. На одной из телег, прижавшись друг к другу, сидели Петька и Ольга. Любовь, так неожиданно вспыхнувшая в их сердцах, подарила им это короткое счастье. Они не знали, и даже не хотели думать о том, какие испытания предстоят им уже в недалеком будущем...
45 Оборванная нить
Алёна Токарева
  Маршрутка, как назло, застряла в пробке. Наталья в который раз поругала себя за то, что отправилась на другой конец города в час «пик». Ведь знала же, что поездка по Москве в июльскую жару, да ещё на общественном транспорте, да в это время суток — это затея не для слабонервных. Такое впечатление, что все сговорились не уходить в заслуженный отпуск и не покидать пределов изнывающего от духоты мегаполиса. Люди, почему вас так много? И почему вы упорно не хотите бежать из столицы, хотя бы на время? Наталья раздражённо покосилась на соседа, явно приезжего, который громко объяснялся с кем-то по мобильному на своём гортанном языке. С заднего сиденья, где парень с девушкой склонились над смартфоном, то и дело раздавались смешки. Молодая женщина напротив со спящим на коленях  малышом бросала на них тревожные взгляды, очевидно опасаясь, что они разбудят ребёнка. Неопределённых лет тётка с многочисленными баулами, казалось, вообще была недовольна всем и вся, такое брезгливое выражение застыло у неё на лице. Наконец, маршрутка плавно качнулась и начала движение. Тут малыш открыл глаза, несколько секунд изучал обстановку и, увидев склонившееся над ним лицо матери,  отчётливо произнёс:

- Мамочка, я тебя люблю!

 Словно повеяло свежим ветерком. Люди заулыбались. Разгладились недовольные складки на лице пассажирки с баулами, и его выражение стало забавно-трогательным, подняли головы от своей электронной игрушки парень с девушкой, и даже гость столицы обернулся, одобрительно цокнул и произнёс «маладес». Раздражение Натальи моментально испарилось, уступив место умилению и тихой грусти. Ведь свою маму она помнила довольно смутно. Так, отдельные эпизоды, иногда яркие, навсегда врезавшиеся в память, а иной раз словно подёрнутые дымкой и скорее напоминавшие грёзы маленькой девочки...



 - Хочешь, я переплыву наш пруд и помашу тебе с того берега? - глаза мамы задорно блестят.

 Наташа восторженно кивает. Ей кажется невероятным, что можно добраться вплавь до противоположного берега. Ведь это так далеко! Мама плывёт легко, рассекая водную гладь изящными гребками. Влажные плечи блестят в солнечных лучах. Она всё больше удаляется от Наташи. И в какой-то момент той  становится страшно. А вдруг она не вернётся? С плачем Наташа бежит к воде.
 
 - Мама, мамочка, вернись!

 Мама испуганно оборачивается и плывёт обратно.

 -Туся, детка, испугалась? - она торопливо подхватывает и прижимает к себе дочку. - Ну что ты, пруд-то совсем маленький...

Но Наташе пруд кажется огромным. Впрочем, она тут же успокаивается в маминых объятиях и с визгом вырывается — мама-то из воды мокрая и холодная...

…«Детский мир» словно волшебная страна. Сколько там игрушек, красивых и нарядных вещей, сказочных героев, которые, как живые, встречают посетителей! Наташа впервые пришла сюда вместе с мамой купить подарок Славику - Наташиному двоюродному брату, и у неё буквально разбегаются глаза. Они не спеша переходят из одной  секции в другую, мама советуется с дочкой, как со взрослой, и та изо всех сил старается не отвлекаться на посторонние вещи. Но вот Наташа останавливается,  напрочь забывает, зачем они сюда пришли и завороженно смотрит на большого пушистого зайца. Он, такой белый, с ровной блестящей шерсткой и задорным хвостиком, как будто лукаво смотрит на девочку и ждёт, что та возьмёт его в руки.

- Купи мне этого зайца, мамочка... - просит Наташа, не сводя глаз с игрушки. - Пожалуйста...

- Туся, милая, заяц дорогой, у меня нет с собой таких денег, - шепчет мама Наташе на ухо. - Иначе наш Славик останется без подарка...
 
 В отличие от большинства маленьких детей, для которых фраза «нет денег» ничего не значит, и они с удовольствием устраивают в магазине грандиозную истерику, лишь бы получить полюбившуюся игрушку, Наташа тут же замолкает и отходит от прилавка, дабы не позорить свою маму. Откуда у неё это понимание, она и сама не знает, но фраза «нет денег» на неё всегда действует как окончательный приговор, который обжалованию не подлежит. Только на этот раз всё-таки на глаза навернулись предательские слёзы и, не удержавшись, побежали по щекам. Наташа хлюпает носом, мама расстроена... В тот день Туся не получила вожделенного зайца, но какова же была её радость, когда наутро 1 января под новогодней ёлкой она нашла это пушистое чудо!

...Папе вот-вот исполнится тридцать лет, и мама с Наташей решают подарить ему красивый зонт. Они долго выбирают подарок, просят завернуть его в нарядную упаковку.

- Тусенька, только до папиного праздника ещё две недели, - говорит мама. - Давай сейчас не будем рассказывать ему о подарке, а вручим в день рождения, ладно? Пусть будет ему сюрприз.

 Наташа соглашается. Но, оказывается, как трудно хранить тайну! К вечеру того же дня она не выдерживает. Только папа на порог, а Наташе уже бросается к нему с плачем:

 - Папочка, папочка, я не могу... - девчушка захлёбывается слезами, испуганный папа не знает, что и думать. - Я должна тебе сказать... Мы с мамой купили тебе в подарок зонт... очень красивый... вот!

 Наташа сразу успокаивается, когда тайна уже раскрыта, папа облегчённо вздыхает, а мама деланно хмурится, старательно пряча улыбку.

- Что же ты, Туся, не утерпела? - ворчит она для вида. - Как же теперь наш сюрприз?

- Очень даже отличный сюрприз! - поддерживает папа дочку. Он, похоже, ничуть не огорчён. - Давайте, девчонки, показывайте!

 И Наташа, счастливая, что всё так обошлось, бежит показывать подарок.

… Наталья напряжённо смотрела в окно маршрутки. На этом радостные воспоминания её детства заканчивались. Дальше не хотелось думать... И опять это были только отдельные кусочки жизни, которые за давностью лет хранились в памяти как нечто почти нереальное. Но объединяло их общее чувство неясной тревоги от чего-то такого, что неотвратимо надвигалось на их семью. Взрослые, конечно, ничего не рассказывали маленькой Наташе. Только резко помрачнел папа, почти перестал шутить, а когда и говорил что-нибудь смешное, то выходило это слишком натужно, потому что, несмотря на улыбку, в глазах его плескались боль, страх и отчаяние, которые  невозможно было скрыть. И мама сильно похудела, осунулась, стала быстро уставать от, казалось бы, привычных дел и всё чаще хотела прилечь, а потом и вовсе перестала вставать с постели.
 
- Мамочка, пойдём гулять! - Наташа тянула маму за руку.

- Не могу, Тусенька... - отвечала та, старясь, чтобы голос её звучал  бодрее. При этом глаза её, прежде такие лучистые и задорные, казались безжизненными и  огромными на узеньком лице. - Маме надо немного отдохнуть...
   
  «Совсем нет сил», - как-то сказала она отцу, когда думала, что дочка её не слышит. Но Наташа услышала. Как это - нет сил? Разве может быть такое? Она не понимала, но вслух не высказывала своих сомнений и интуитивно жалась к матери. Та подолгу смотрела на дочку, которая играла рядом. И всё время что-то записывала на отдельных листах и запечатывала их в конверты. Наташа тогда ещё не знала букв и читать не умела, так что смысл этих ровных строк, написанных маминой рукой, оставался для неё загадкой.

 - Мамочка, кому ты пишешь письма? - спрашивала Наташа.

 - Придёт время, Тусенька, и ты узнаешь, - загадочно отвечала мама.
 
   В дом стала часто приходить бабушка, папина мама. Она занималась хозяйством, гуляла с Наташей и делала всё то, чем раньше занималась мама. Иногда всхлипывала украдкой и вдруг начинала гладить девочку по голове.
 
 - Что ты, бабуля? - недоумевала Наташа. - Почему плачешь?

 - Я? - деланно удивлялась бабушка, незаметно смахивая слезу. - Тебе показалось, детка. Давай-ка одевайся, пойдём погуляем.

    Скоро наступило лето, и девочку отправили к родственникам в Крым.

- Увидишь море, будешь купаться... - рассказывала мама, улыбаясь через силу.

   Голос её звучал совсем тихо, она всё смотрела на дочку и держала её за руку, словно хотела подольше сохранить ту нить, которая их накрепко связывала. Знала бы Наташа, что это были их последние часы, которые они проводили вместе...
         
   Она приехала домой через пару месяцев, подросшая, загорелая, со смешными веснушками на носу и кучей подарков для мамы, папы и бабушки — всевозможные раковины, красивые камушки, засушенные листья южных растений, жуки, бабочки...  Столько впечатлений, новых знаний, рассказов! Всем этим она так хотела поделиться с родными, но прежде всего, конечно, с мамой. Но мамы почему-то дома не оказалось. И папа с бабушкой выглядели очень грустными, даже какими-то подавленными. Они изо всех сил старались быть весёлыми, но у них это плохо получалось. Наташа сразу почувствовала неладное.

- А где мама? - спросила она, прервав на полуслове свой рассказ.

 Папа с бабушкой быстро переглянулись. Бабушка отвернулась, а папа поспешно ответил:
 
- Мама уехала, Наташенька. Далеко - далеко. И надолго.

 - А как же...я? - девочка была ошеломлена этой новостью, она не понимала, как мама могла уехать, зная, что Наташа вот-вот вернётся домой.

- Она просила тебя поцеловать... -  ответил папа дрогнувшим голосом. - Мы будем ждать её... Когда-нибудь она вернётся...

  Наташа постоянно спрашивала о маме, но всякий раз получала ответ, что та уехала  далеко и надолго, и оттуда нельзя ни позвонить, ни написать. Потом, когда она немного подросла, ей, конечно, сказали, как всё было на самом деле. И девочка долго плакала, отказываясь верить в эту жестокую, неприкрытую правду, а также в чудовищную несправедливость жизни, с которой ей пришлось столкнуться впервые и так рано. Прошло несколько лет, и в их доме появилась Вика. Поначалу она вела себя робко, всё старалась понравиться Наташе, играла с ней, покупала подарки. Вместе с отцом они втроём ходили в театр, цирк, на каток... Девочка приняла её не то, чтобы враждебно, но довольно прохладно и безразлично. Не спорила, отвечала вежливо, но при любом удобном случае старалась уйти в свою комнату. Поначалу это огорчало Вику.

- Ты можешь называть меня мамой, - предложила она, заискивающе заглядывая Наташе в глаза.

Но та посмотрела на неё с недоумением:

- У меня уже есть мама... вернее была...

  И поспешила уйти. Вика закусила губу и побежала жаловаться Наташиному отцу. Мол, я стараюсь, из кожи вон лезу, чтобы сплотить семью, а эта маленькая нахалка отказывается меня признавать.

-  Потерпи, Викуся, прошло ещё слишком мало времени, - благодушно заявил отец.

  Он заметно посвежел, повеселел и, похоже, его всё устраивало в новой жизни. А Наташа мечтала лишь о том, чтобы поскорее вырасти, стать самостоятельной и уйти из дома. Так шло время. Они с Викой ничего плохого друг другу не делали, но их жизни протекали параллельно, почти не пересекаясь. Тем более что вскоре Вика забеременела и родила мальчика, и ей стало совсем не до Наташи.

   Уже много лет спустя Наталья случайно нашла в чулане их квартиры небольшую коробку, всю покрытую пылью и задвинутую в дальний угол. Сердце её учащённо забилось, предчувствуя нечто важное. Она открыла коробку, и руки её задрожали. Письма, много писем, написанных маминым каллиграфическим почерком... И адресованных, ей, Наташе!
 «Первый раз в первый класс», «Первая любовь», «О друзьях-товарищах», «В день окончания школы», «Кем быть?»...

К каждому будущему знаменательному событию в жизни дочери мама написала письмо! Она знала, что не сможет быть рядом с ней, но постаралась хотя бы из небытия дать ей ответы на вопросы, которые так  часто возникают в детстве и юности, поддержать, предостеречь от возможных ошибок... Чтобы у дочери, пусть и отчасти, создалось впечатление присутствия матери в её жизни. К отдельным  письмам прилагались небольшие подарочки - милые пустячки, которые для Наташи были дороже всех сокровищ.
               
 «Доченька моя, вот ты и полюбила впервые в жизни... Даже если твоё чувство осталось безответным, поверь мне, оно само по себе прекрасно. Когда ты повзрослеешь, у тебя будут и другие влюблённости, но эта, первая, навсегда займёт в твоём сердце особое место. В любом случае будь разумной, сохраняй достоинство и никогда — слышишь, никогда! - не добивайся любви того, кому ты неинтересна. Этим ты только ещё больше отдалишь своего избранника. Мужчины по природе своей охотники, добиваться — это их роль, а законов природы никто не отменял... Ты можешь лишь ненавязчиво показать ему свой интерес, своё предпочтение...»

«Туся, друзей оценивай исключительно по их поступкам, слова, как правило, мало значат. Если человек предал тебя хоть однажды, он может сделать это вновь. Не доверяй ему...»

«Девочка моя, при выборе будущей профессии ориентируйся на свой интерес. Нет ничего тягостнее в жизни, чем изо дня в день заниматься нелюбимым делом. Спроси себя, что доставляет тебе радость, от чего трепещет душа и расправляются крылья за спиной — вот это твоё... Постарайся определиться пораньше, посоветуйся с папой и начинай готовиться...»

Девушка читала письмо за письмом, порой из-за слёз не разбирая строк. Она как будто бы вновь ощущала тёплую, ободряющую руку матери в своей руке. Мама опять была рядом, она вернулась! Если бы только Наташа смогла получить эти письма вовремя, когда тайком страдала от неразделённой первой любви, ссорилась с друзьями, думала о смысле жизни и искала себя! Ей и посоветоваться-то было не с кем, и до всего приходилось доходить своим умом. На вопрос Наташи отцу о том, почему ей не передали мамины письма, тот смешался и стал сбивчиво объяснять:

- Понимаешь, Туся... Вика сказала, что не надо тебя травмировать... надо жить настоящим, а не прошлым... и лучше укреплять новую семью, чем...

- Не называй меня Тусей, - тихо, но отчётливо проговорила Наташа. - Так меня мама называла...

 Она повернулась и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

  Тогда, в юности, Наталья прочитала не все письма, а два из них оставила на потом -  «Наташеньке ко дню свадьбы» и «Наташеньке в день рождения первенца». Это были последние мамины письма.  Она решила прочитать их, когда выйдет замуж и родит ребёнка, чтобы подольше сохранить ощущение присутствия матери в своей жизни. Словно та придёт и будет рядом в такие важные минуты. Вот-вот должна была состояться Наташина свадьба,  а под сердцем у неё уже теплилась новая жизнь. Так что ждать осталось совсем  недолго.

Из воспоминаний в реальность Наталью вернул восторженный детский голос: «Смотли, наш дом!». Малыш показывал пальчиком на серую громадину за окном. Маршрутка притормозила, и мальчик с мамой вышли на остановке. Наталья с улыбкой проводила их взглядом. «Мамочка, я тебя люблю», - прошептала она одними губами.
46 Полковничий мундир... Часть 3. Гусарский насморк
Мотя Окликов
 

        Сашка отошел на пару шагов от стены и критически осмотрел свой рисунок. Всю стену занимали два лица, мужское и женское, слившиеся в страстном поцелуе в засос. Крупно!..  Жирный угольный карандаш хорошо ложился на светло-салатовую побелку. В Западной Украине очень часто можно было встретить мелованные стены в жилых помещениях. Побелку подкрашивали разными колерами и легко наносили на стены. Выглядело красиво, но прислоняться к стенам категорически не рекомендовалось — любое, малейшее касание стен оставляло меловые следы на одежде. Зато, как полотно для краски , стены подходили идеально. Сашка довольно долго смотрел на голые стены своего жилища и наконец решил заняться некоторым украшательством своей берлоги. Развешивать на стенах плакаты, как это делали другие, Сашке было неинтересно . Он  все же неплохо рисовал и за спиной были годы занятий в студии скульптуры, в детстве. Сашка решил, что сможет и сам расписать стены. Это будет нестандартно и даже интересно самому. И вот сегодня, в выходной день, творческий зуд, мучивший Сашку последние дни, выплеснулся на стену эротическим рисунком. Лица целующихся на его рисунке буквально сростались в единое целое — переплетенные носы, сплющенные губы и деформированные усилием рты, прикрытые в упоении глаза... Сашка остался доволен рисунком и взялся за краски.
      Неторопливо Сашка обустраивался в выделенной ему комнате в малосемейном общежитии. Он въехал в совершенно пустую комнату, со свежепобеленными стенами и потолком. Комната была большая , метров тридцать-тридцать пять квадратных, с высоким потолком. Свет в комнате обеспечивало большое трехстворчатое окно, выходящее в старый яблоневый сад. Судя по деревьям, сад высаживали еще монахи, как минимум в девятнадцатом веке.  В середине комнаты, с потолка свисал провод, с патроном и ввернутой в него лампочкой. Этой лампочкой ограничивалась вся обстановка комнаты.
      Неоценимую помощь Сашке оказал прапорщик Миронюк.  Начвещсклада знал все ходы и выходы в том, что связано с хозчастью и плавал в обеспечении , как рыба в воде. Ему понадобился всего один день, чтобы  прислать Сашке, скупленную в городе за сущие копейки, мебель. Бойцы, под командой Миронюка, приволокли Сашке огромный, старинный трехстворчатый шкаф из массивного дерева с зеркалом и такой же старинный кожаный диван с откидными валиками и полочкой для слоников на большущей , местами потертой, спинке. А еще через день, Сашка стал обладателем обеденного стола, которому он отпилил ножки на половину и получил большой журнальный стол, ломберного столика, двух кресел и полуторной кровати. На ломберный столик Сашка взгромоздил  взятый в прокате телевизор и, выменянную у поляков на спирт, магнитолу.
      Именно тогда Сашка узнал, кто такие «челноки». Через город пролегал маршрут «челноков» из Польши в Турцию и пшеки постоянно везли в Турцию нашу дешевую бытовую технику, инструменты, водку, сигареты и девочек на приработок. А в обратную сторону хорошую электронику, джинсы, тряпки, кожу и снова , уже отработавших в Турции, девочек. Все это, вплоть до симпатичных и на все готовых полек, можно было выменять на спирт, или даже купить, минимум втрое дешевле, чем в Москве...
        Близость к западной границе и Европе позволяла ловить разные эмигрантские программы и сейчас Сашке добавляли вдохновения песни Александра Галича и Деманта...
                Она вещички собрала, сказала тоненько,
                - А что ты Тоньку полюбил — так бог с ней, с Тонькою,
                Тебя ж не Тонька завлекла губами мокрыми,
                А что у папы у ее топтун под окнами.
                А что у папы у ее дача в Павшине.
                Топтуны, да холуи с секретаршами...

        Сашка обмакнул кисть в банку с гуашью и продолжил творческую работу по росписи стены,  подпевая Галичу:
                А что Тонька-то твоя, да сильно страшная,
                Так, ты не слушай меня - я вчерашняя!
                А ты с доскою будешь спать , да со стиральною,
                За машину, за ее , персональную...

            В этот момент в дверь постучали.  Сашка открыл и в комнату ввалился не слишком трезвый Трыч.
          - Здорово. - Трыч,  рассматривая рисунок,  прошел в комнату и плюхнулся на диван, - Круто... Это ты сам? Мне нравится...
          - Что празднуем? - Сашка положил кисть в воду, - День деньской, а ты уже накидываешь...
          - Налей выпить. - Трыч сидел хмурый.
         Сашку удивил сам запрос, он уже привык к тому, что, при обилии спирта , угостить было совершенно некого. Спирта у всех сослуживцев было ровно столько же. Он вытянул из шкафа алюминиевую канистру со спиртом. По радио, своей хрипотцой рвал душу Демант:

                Здесь под небом чужим,
                Я , как гость нежела-анный.
                Слышу кри-ик журавле-ей,
                Улета-ающих вда-аль...
    
          - У меня проблемка образовалась....  - Трыч махом опрокинул грам пятьдесят спирта и надолго задержал дыханье, - … Похоже, я триппер схватил... Все симптомы на лицо.
          Сашка неторопясь запил спирт соком  и усмехнулся.
          - Это кого же ты в городе кувыркал?
          - Парикмахершу.- Трыч сидел насупившись, - И еще так и не понял, кто кого кувыркал.
          - Вальку? - Сашка рассмеялся и хлопнул себя по коленям, - Трыч, ты же взрослый мужик! Охвициер!!! Ажно полнай лейтенант! - Сашка продолжал веселиться, - Живешь в официерской общаге и не мог зайти к соседям и узнать все, за местных дам? Валентина — женщина красивая и любвеобильная. Любвеобильная настолько, что ни один молодой офицер прибывающий в полк, не проходит мимо ее постели. Это же всем известно! Ну, любит она  это дело,.. и не пропускает ни одной возможности получить удовольствие!
          - Чё ты ржешь? - Трыч разозлился, - Говорю же — проблема!
          - Да ладно тебе. - Сашка улыбнулся и хлопнул Трыча по плечу, - Ты же — гусар, а у гусар бывает насморк. Гусарский насморк!
          - Ты лучше скажи, делать-то что?
          - Да не мандражируй ты. - Сашка откинулся на спинку дивана и закинул в рот несколько орешков, - Сейчас пойдем в санчасть.
          - Ты охренел? - Трыч аж подпрыгнул, - Какая санчасть? Не хватало, чтобы об этом весь полк узнал.
          - Сказал — не мандражируй! - Сашка встал и направился к шкафу, - Ты Володю , начмеда, знаешь? Тоже — двухгодичник. Он сюда год назад попал из Ленинградской Военно-медицинской академии. Тоже, на срочную лейтенантом. - Сашка переодевался, - Он мне когда еще сказал — если что, к нему обращаться. Но я про Валентину сразу узнал. - Сашка выключил радио и сунул ноги в  кроссовки, - Соседки рассказали.
            - Вот же шлюха!- Трыч зло сжал зубы, - Профурсетка!
            - Знаешь, Трыч... - Сашка остановился и посмотрел Трычу в глаза, - Будь я бабой,.. любой бабой,.. я бы тебе не дал бы. Ведь ты бы , завтра и меня обозвал бы шлюхой. - Трыч молчал, - Ведь тебя никто силком к ней в койку не тащил?.. Нет! Значит, тебе она тогда нравилась и ты хотел ее! Значит, то, что ты к ней в койку прыгнул — ты молодец, а она — шлюха. - Трыч отвел взгляд, а Сашка разозлился, непонятно почему, - Да и не это главное. Ведь ты, обзывая ее шлюхой, не ее унижаешь. Себя! То есть, ты говоришь, что ты, такой крутой перец, спишь со шлюхами и достоин только их ласк и внимания. Ты и себя опускаешь на уровень шалавы и обзывая женщину, с которой спал, получал удовольствие и дарил его ей, ты признаешься в том, что и сам ровно на этом же уровне находишься. Нельзя так не уважать себя, даже ,..  - Сашка улыбнулся, - если она отплатила тебе Гусарским насморком... Ладно, пошли...
             До медчасти было минут пятнадцать ходу. Всю дорогу они с Трычом молчали. Сашка злился сам на себя, злился , что не сдержался и высказал другу обидные слова. Трыч, в общем-то, был хороший и порядочный парень и ляпнул от досады, не подумав, да и не считал себя Сашка образцом мужчины, чтобы иметь право на нотации и нравоучения. Он помнил вину в глазах Трыча и эта вина прибивала Сашку больше, чем самого Трыча. Ну , не должен он был это говорить! Права не имел... Им повезло — Володя был на месте. Это были его сутки дежурства по части.
             - Привет , Володь! - Сашка пожал руку начмеду, - Как дела?
             - Нормально. - Володя был веселый, улыбчивый парень, но врач толковый. Это говорили все летчики, - А Вы как?
             - Да вот , вспомнил твои слова...
             Сашка вкратце рассказал Володе о проблеме Трыча и пока врач и пациент углубились в тему, махнув Володе рукой, вышел на улицу покурить. Через несколько минут к нему присоединился Трыч.
             - Говорит — ничего страшного! - У Трыча отлегло от души и он повеселел, - Дал три каких-то таблетки, сказал раз в день принимать и все пройдет. - они неторопливо шли к КПП, - Надо бы с Валей поговорить... Володя ее ждать будет... - Трыч замялся, - Как думаешь, как ей сказать об этом?
             - Ты иди,  займись лечением. - Сашка все еще чувствовал себя виноватым, - Я как раз постричься собирался... Я скажу...
             … В парикмахерской, хоть и было воскресенье, никого, кроме Валентины, не было и Сашке даже ждать в очереди не пришлось. Валентина была симпатичной , фигуристой блондинкой и прекрасно знала, что нравится мужчинам. Впрочем, мужчины ей самой нравились не меньше и , будучи в разводе, она старалась не отказывать себе в этом увлечении. Каждый раз, когда Сашка приходил постричься, Валентина беззастенчиво флиртовала с ним , но он отшучивался и ретировался. Вот и в этот раз, Валентина стала расспрашивать его , как ему живется одному и чем он заполняет ночи?
             - Девчонок в городе много хороших... - Сашка усмехнулся, расплачиваясь с Валентиной за стрижку, - Да, больно опасно с ними стало близко знакомиться.
             - Боишься, что оженихают? - Валентина рассмеялась и соблазнительно выгнула бедро, облокотившись на кресло, - Так ты повзрослей женщин выбирай. Разведенных, или вообще, замужних...
             - Вот повзрослей и опасней стали. - Сашка улыбнулся в ответ, - Вот , мой друг, Трыч! Понравилась ему какая-то женщина и он с ней закрутился... Любовь — морковь, все дела... А сегодня пришел — триппер у него оказался. - Валентина вздрогнула и улыбка сползла с ее лица, -  Хорошо, что у нас в медсанчасти знакомый врач служит. Может Вы его знаете? Володя, военврач из Ленинграда?
             - Видела...- Валентина утвердительно кивнула.
             - Так он ему три таблетки дал и все... - Сашка, наклонившись вперед, посмотрел на себя в зеркало и стал приглаживать волосы, - Только сказал, чтобы женщину Трыч предупредил и к нему прислал сегодня же. Как раз, в части только дежурные... - Сашка выпрямился и продолжал рассматривать себя в зеркале, - А Трыч стесняется... Обидеть даму боится. Но Володя обещал хранить врачебную тайну.
             Сашка повернулся к Валентине. Она задумчиво покусывала нижнюю губу и молчала.
             - Ладно. Спасибо Вам, Валя, за стрижку. - Сашка слегка склонил голову, - Пойду я. До свиданья... А то у меня еще стена не докрашена...
47 Марсиане
Вера Шкодина
Международный Фонд ВСМ четвертое место.


-Вот они!-закричал какой-то человек в синей фуфайке.-Вон там! Видите!
..Быстро, один за другим,появились одетые в  броню марсиане: один, два,три, четыре..
..При виде этих странных чудовищ толпа на берегу оцепенела от ужаса..
и пронзительного рева марсиан..
-Женя! Женя! Женя! Ты что оглох?!- просунулось в дверь возмущенное мамино лицо.
-А?!-очнулся Женька, бессмысленно уставясь на нее.
-Сколько можно говорить?. Десятый час! Немедленно спать!
Мама потянула книгу из Женькиных рук.
-Закладка, закладка. закладка!-отчаянно завопил тот.
Но мать уже захлопнула книгу. Все померкло.
-Ну вот,- обиженно засопел сын,-как я теперь найду, закрыла...
-Найдешь,-отрезала мать,- на человека не походит, марсианин, одни глаза, еще и спать не уложишь,-ворчала она в соседней комнате, доглаживая белье.
-Море опять штормит,-послышался голос вошедшего отца.
Насчет моря Женьке повезло, они жили прямо на набережной. Правда приехали они сюда
только на той неделе, и Женька еще к нему не привык.
Постепенно дом затихал.
Вот мама выключила телевизор, аэрацию в аквариуме, потом - свет.
Женьке не спалось. Над открытой форточкой парусом надувалась занавеска.
Слышно было, как море яростно бахало волной по парапету, рассыпая шелестящие брызги.
И вдруг явственно, сквозь грохот прибоя,совсем близко, почти под окном, Женька услышал странный, необычный звук:
-Уу-ю! Уу-ю!
Звук затихал на некоторое время, и снова, с еще большей силой:
-Уу-ю! Уу-ю!
Женька сбросил одеяло, прислушался..И вот , через определенный промежуток:
-Уу-ю! Уу-ю!
Ему показалось, что звук исходил прямо снизу, с наружной стороны, чуть правее подоконника.
Занавеска то и дело взлетала под сильными порывами ветра.
Женька привстал, высунул голову в форточку: никого!
Только глухой вздох набегавшей волны, тугой, гулкий шлепок и мягкий звук падающих брызг.
Он медленно слез с подоконника, все время прислушиваясь, забрался в постель.
И снова:
-Уу-ю! Уу-ю!
Женька вскочил, за окном что-то качнулось и пропало.
Ему показалось, что это были два тонких, длинных металлических стержня.
-Атенна!-похолодев, догадался Женька.В груди у него все замерло.         
-Уу-ю!
Теперь он боялся пошевелиться.
Ему уже представлялась металлическая рука на ребре форточки, Страшные, мерцающие глаза-лампочки.. В комнате вдруг потемнело..
-Мама! Мама!
-Что такое?! Что с тобой?!-тормошила его встревоженная мать.
Женька весь дрожал и дико озирался на открытую форточку.
Мать торопливо закрыла ее и потребовала объяснений.
Немного успокоившись, Женька рассказал ей о странных звуках.
И тут опять:
-Уу-ю! Уу-ю!
-ВОт! Вот!-закричал он, хватаясь за мать похолодевшими пальцами.
Мать ахнула и стала смеяться.
-Ну чего ты?-обиделся сын,-слышишь?
-Ну? И кто это? Как ты думаешь?-внезапно перестав смеяться, с холодной иронией спросила она, нахмурившись. Мать не любила трусов.
-Мар.. марсиане,наверное,-сбиваясь, обиженным шепотом пролепетал Женька.
-Да?!- притворно удивилась мама.- Одевайся!
-Зачем?
-Идем к морю.
-Я, я бо..-хотел было отказаться Женька, но, взглянув в глаза матери,понял, что возражать бесполезно.
Они на цыпочках, стараясь не разбудить отца,вышли из дома.
Свежий, тугой ветер ударил в лицо.
Море так увлеченно и весело шлепало мощной волной в каменное препятствие парапета,словно задалось целью - непременно его развалить.
И вдруг откуда-то , из белесого морского тумана, донесся тот самый звук,который так испугал Женьку.
Теперь он не казался страшным. Он был свободным, легким, даже красивым.
-Уу-ю! Уу-ю!
-Что это, мама?-тихо спросил взволнованный сын,на всякий случай отступив назад.
-Это морской буек, дурачок,- ласково притянула его к себе мать,- подает сигналы кораблям.
..С тех пор,если море начинает штормить, и раздается знакомый звук, Женька смущенно улыбается. А мама шутит:
-Встречай! Марсиане прибыли..
И Женька идет к морю. Слушать шторм.
48 Чистилище
Игорь Гудзь
Доктор долго листал медицинскую карточку, шуршал анализами, близоруко щурясь рассматривал графики исследований, что-то бурчал себе под нос. Наконец поднял глаза на сидевшую перед ним Марину:
-Что же! Показатели пока в норме, с учетом специфики,физически развит. Сколько ему?
- Пятнадцать недавно было, - чуть слышно произнесла Марина.
- Пятнадцать уже! Ничего! Не у Вас одной так! Живут и с этим люди, привыкают, приспосабливаются. Муж-то, держится?
Марина медленно отвернула взгляд к окну.
- Муж… объелся груш. Как узнал, про… вот это. Так сразу и… объелся. Одна я с Витей. Поначалу мама помогала, да не выдержала она, померла два года как.
- Да-а! – нахмурился доктор, снял очки, не спеша протер их салфеткой и снова водрузил на место. – И как? Справляетесь?
- Куда денешься? Сын ведь, не чужой! Правда… даже говорить неудобно...
- Говорите всё как есть! Вы у врача!
Марина замолчала, собираясь с силами.
- Понимаете, доктор, с умом-то – задержка, как Вы сказали, а вот там… всё у него в порядке. Даже более чем! Я же его купаю, вижу ...
Пришлось доктору ещё раз снять и протереть внезапно запотевшие очки.
- Понятно! Ну, это естественно, пятнадцать…самый возраст, природу не обманешь! И как это проявляется у него?
- Всё как и у всех в этом возрасте. Раньше просто интересовался. Подглядывал там в ванной, иногда потрогать пытался за грудь, ещё ...куда-то. А сейчас уже как бы и приставать начал. Ну, как мужчина, понимаете. Спим-то мы вместе...
- Спите вместе!? - подскочил со стула доктор. - Это уж никуда не годится! Разве можно так! Вы что…!
- А как? «Хоромы» наши - комната 14 метров да кухонька 5,5. Стол, стульев пара, шкаф да кровать одна на двоих. Был бы нормальный - поговорили бы, а так... разве объяснишь?
В кабинете повисло тягостное молчание. Мать ждала хоть какого-нибудь совета, а врачу и сказать было нечего.
- Вам к сексопатологу бы, – заикнулся доктор.
- Была я… у частного, – подняла на него глаза Марина. - три тыщи взял, а толку-то! Болтовня одна! Побеседуйте, говорит! Всё программы всякие втюхивал, за деньги, конечно. Половое воспитания и всё такое. Какое воспитание, если он не соображает ничего! А я как мать лучше всякой программы знаю, чего мальчику моему надо.
- И чего же?
- Женщину ему надо, вот что! Молодую, здоровую, опытную в делах этих! И без комплексов. Только где её взять, если он… вот такой у меня. Кто же захочет с таким?
Доктор откинулся на спинку кресла, долго смотрел в окно. Потом открыл лежавший рядом на стуле дипломат, достал слегка помятую газетку, раскрыл на предпоследней странице.
- Вот что Вам надо! – ткнул он пальцем в вереницу объявлений.
- Что там? – перегнулась Марина через стол. – «Досуг», опять «Досуг», вот… «Массаж», «Приятный отдых», что это? Мне-то зачем… «досуг»? У меня дома уж такой досуг, что удавиться впору!
- А Вы позвоните! – ощерился доктор. – Там Вам всё и расскажут! Газетку заберите, пригодится как раз.
На том и расстались.

Неделя прошла в суматохе. Марина выкладывалась по полной, сил больше не оставалось ни на что. Разговор тот с доктором как-то подзабылся в суете повседневных забот. Прибегала с работы вся взмыленная, выслушивала стоны и слезы сиделки, стирала, готовила на следующий день, кормила Витеньку с ложечки, купала его, укладывала, и… сама валилась рядом без сил.
Однако одну ночь спать не пришлось. Сын опять приставал,  да так, что еле отбилась. Кое-как упокоила мальчика. Досыпала на полу, от греха.
Вот тогда и вспомнилась газетка та...
Утром, до работы, набрала номер одного из «Досугов», расположенных как раз в их районе.
- Спасибо, что позвонили! – проворковал приветливый женский голос с мягким южным акцентом.- Скажите, пожалуйста, как я могу к Вам обращаться?
- Марина!
- Доброе утро, Марина! Я - Анжела! Мы всегда рады оказать Вам услугу. Что бы Вы хотели? Отдохнуть, повеселиться? Есть мальчики интересные. Молодые, сильные, сексуальные и не без интеллекта, между прочим! Поговорить там... тоже могут.
- Нет! Мне… другое надо.
- А-а! Я поняла! Хотите подружку на вечер. Есть такие! Вам как – молоденькую, или постарше, с опытом?
Марине стало душно и противно, подкатила тошнота. Она привстала, дотянулась до окна и распахнула настежь форточку. Облизнула пересохшие губы.
- Мне подружку, да. Только…для сына. Сын у меня, сам он стесняется!
В трубке некоторое время молчали.
- Ну… если мама просит, – несколько смущенно произнесла Анжела. – мы уж постараемся! Сыну как лучше, к нам в гости или у себя?
- Лучше у себя, – пробормотала Марина. – Только тесновато у нас.
- Ничего! Девушки у нас неприхотливые. Какое время назначим?
- Завтра, к пяти вечера. И это… сколько?
- Пять тысяч за час. Если продлевать… дальше дешевле будет!
- Парень у меня нестандартный. Справится девушка-то?
- Не беспокойтесь, сделаем всё как надо! Адрес и телефон пожалуйста. Оплата по прибытии!
- Ладно! Пишите…

Витенька сидел на кровати, и, казалось, с интересом прислушивался к их разговору. Но это именно казалось - понять он ничего не мог, хотя, очевидно, чувствовал, что речь идет о нем. В какой-то момент он начал медленно раскачиваться, потом все сильнее, из горла его вырвался страшный рев, переходящий в протяжный вой.
Марина тревожно оглянулась на него и поспешила закончить разговор.
Витя раскачивался все сильней, кровать заходила ходуном, шатаясь, как маятник. Не успела Марина подбежать, как сын перелетел через спинку кровати, рухнул на пол и забился в судорогах. Мать упала на него, прижимая всем телом, правой рукой схватила всегда лежащую наготове деревянную ложку и протиснула её сквозь трясущиеся в припадке зубы.
Прошло несколько минут. Витя ещё несколько раз дернулся и затих. Марина чуть вздохнула - на сей раз обошлось без последствий. По-лёгкому прошло, слава Богу!
Марина попыталась приподняться, но сын не отпускал, всё сильнее прижимая её к себе. Тело его началось опять двигаться, но это были уже не беспорядочные конвульсии, а ритмичные, нарочито ритмичные движения.
-Вставай, сынок! Вставай! Всё кончилось уже! Вставай, дорогой! Любимый мой! – нежно шептала она ему в ухо, стараясь потихоньку освободиться. Наконец ей удалось ослабить его объятия и чуть приподняться. Витя глухо завыл, лицо его исказило страшной гримасой.
Марина заглянула ему в глаза, и, может быть, в первый раз ей стало по-настоящему страшно. Это были глаза не его любимого Витеньки, но глаза зверя, обуреваемого диким  желанием.
Она с трудом подняла сына с пола и уложила на кровать. Парень вроде бы немного успокоился, затих. Марина понимала, сердцем чуяла, что это ненадолго. Надо было что-то с этим делать. И она набрала давешний номер.
Пропустив, не слушая начальное воркование, Марина попросила, если это возможно прислать кого-то прямо сейчас.
- Вот так вот… приспичило? – удивилась даже Анжела. – Надо посмотреть! Так рано девушки отдыхают. Хотя… есть одна! Вы знаете, и зовут её тоже Марина. Ждите! Через полчаса будут! Но за срочность такую, сами понимаете, ещё тысчонку придется!
- Ладно!
Марине было уже все равно.

Действительно, ровно через полчаса раздался звонок в дверь. Притихший было Витенька резко встрепенулся, приподнялся на кровати и уставился мутным взглядом на входную дверь. Из горла его опять вырвался протяжный надрывный вой.

Марина открыла. На пороге возвышался огромный мужик, сзади топталась небольшого роста молодая женщина.
- По вызову! – прохрипел сутенер. – Расплатитесь сразу. Пять и ещё тыщу сверху!
Марина достала из кармана халата заранее приготовленные купюры и безропотно отдала.
Мужик аккуратно пересчитал.
- Время – час! Захотите продлить, Марина все расскажет! Часа-то хватит? – вдруг совсем по-родственному улыбнулся он. Прямо отец родной!
- Хватит! - отрезала Марина. И кинула девушке: - Заходи! Времени мало!
- Ой! А кто это у Вас там воет! – чуть отступила назад дама. – Я собак до смерти боюсь! Один раз нарвалась уже у одного тут!
- Не бойся! Нету здесь собак никаких! Люди только!
Дама вошла, Марина кивнула сутенеру и закрыла дверь на все замки. Она твердо решила помочь сыну, во что бы это ни встало!
Вторая Марина профессионально проскользнула в ванную и немного спустя явилась в коридоре обмотанная лишь одной тонкой коротенькой простыней.
- Я готова! Где наш сынок?
- Тапочки надень! – кивнула на шлепки Марина первая. – Он там в комнате. И поласковее с ним, не спеши, первый раз он, так-то! Да вообще с женщиной – первый раз!
- О-о! Девственник! Ни разу с такими не была! Меня-то ломали, а вот чтобы я сама… Интересно даже!
И прошмыгнула в комнату. Дверь захлопнулась.

Мать встала у порога и с замиранием сердца стала прислушиваться к доносящимся оттуда звукам. Рука её судорожно сжимала проклятую ложку.
Марина часто оставляла Витеньку с сиделкой, вроде бы тоже женщиной, и ни о чем таком не беспокоилась. Сейчас всё было по-другому. Что будет, как он себя поведет, как отреагирует? А эта женщина, она же не знает ничего, надо было предупредить! Как скажешь-то, ведь сразу откажется!
Пока все шло хорошо. Марина вторая что-то щебетала, Витю было неслышно. Потом всё стихло, послышался скрип их старой кровати, звуки становились всё сильнее, послышался хорошо знакомый Витенкин рев и… отчаянный женский визг пронзил все вокруг. Марина прямо как остолбенела, не смогла даже руки поднять, чтобы дверь открыть, стояла как парализованная.
Дверь сама распахнулась, оттуда выскочила дама, совсем голая, сзади за ней волочились обрывки простыни. Девушка, ни слова говоря, схватила одежду и в чем была, попыталась выбежать из квартиры.
Марина перегородила ей выход.
- Ты куда! Час не прошел ещё! Уплачено!
В глазах девушки стоял неподдельный ужас.
- Мамаша! Он же больной у Вас! Он меня укусил страшно, не так, как бывает, а... по-звериному! А потом… вон! – она повернулась спиной, на которой снизу вверх красовались несколько глубоких царапин. – Он…больной у Вас! На голову больной, совсем плохой! Ему лечиться надо, а Вы ему…девушку!

Она вся дрожала. В её работе всякое бывало, но чтобы так… Покопалась в сумочке и протянула Марине пару тысячных купюр.
– Вот, больше нету! Это заработок мой, остальное они забирают! Всё отдаю, до рубля! Только уйти дайте! У меня ребенок маленький!
Марина оттеснила её в кухню.
-У меня, как видишь, тоже маленький! Оденься пока и…сядь, не дрожи!
Достала из шкафчика небольшой штоф коньяка и рюмку.
- Выпей! Успокойся! Уж больно нежная оказалась. Ты на меня посмотри… всю жизнь вот так!
Девушка схватила рюмку, опрокинула внутрь и тут же сама налила ещё одну. Вторая ушла вслед за первой. Она медленно утерла губы рукой и уже слегка осоловело уставилась на Марину.
- Я, мамаша,всё понимаю… и сочувствую. Но что делать-то будем! Я к нему больше не пойду. Боюсь я! Загрызет! - глаза её наполнились слезами. - Ведь загрызет, как зверь, загрызет. Я знаю, как это… пришла тут к одному, а у него псина огромная. Как клиент-то застонал от страсти, пес, видать, что-то не то подумал и… кинулся. Типа спасать хозяина! Насилу вырвалась!
Подняла голову и посмотрела Марине в глаза.
- И я вот что Вам скажу, мама! Вы не обижайтесь. С сынком Вашим то же самое, он как тот пес, я извиняюсь, конечно. И глаза… страшные. Нечеловеческие…
Девушка немного успокоилась, закурила. Некоторое время они сидели молча, думая каждая о своем.
- Ладно! – чуть слышно произнесла Марина. – Сама виновата, надо было сказать. Так не согласилась бы ты!
- Страшно, мамаша, ей-богу страшно! Надо все же предупреждать. Проститутки тоже люди! И Вам с ним нельзя… Отдайте в клинику какую, пусть подлечат.
- Клинику! – усмехнулась Марина. – А ты бы своего, не дай Бог, отдала бы? Родной он, кровиночка, маленький ласковый был, тихонький такой, ляжет под бочок и молчит, и смотрит глазками своими. Мы ведь до годика и не знали ничего. А потом видим: не узнает никого, не откликается, ничем не интересуется, даже игрушками. Всё сидит или лежит и смотрит, смотрит куда-то. Муж не выдержал, ушел! А я вот осталась, хотя мне все говорили, и врачи…отдай, отдай… Да куда же я его от себя отдам? На опыты что ли медицинские!
Девушка снова наполнила рюмку и придвинула её Марине.
- Выпейте тоже, мамаша! Легче станет!
Марина мотнула головой и отодвинула рюмку.
- Нельзя мне! Спиться боюсь! С кем он тогда?
Девушка опустила голову, о чем-то глубоко задумалась. Потом несмело, исподлобья взглянула на Марину.
- Про инцест слыхали?
- Инцест… что-то там про царей, кровосмешение? - поморщилась Марина.
- Ну да! И тогда это было, и сейчас есть! Это когда, понимаешь… – перешла на «ты» девушка, - Дочь с отцом, брат с сестрой, сын с…
- Ты что! - вскочила Марина, опрокидывая стул. – Ты что говоришь, дура. Тварь, скотина, проститутка! Ты что несешь, на что намекаешь!?
Девушка встала, невозмутимо взглянула на часы.
- Сейчас Руслан вернется! Пора мне! Продлевать, как я понимаю, не будете. Деньги себе оставьте. Я с Вас не возьму! Не отработала!
Накинула куртку и уже на выходе бросила через плечо:
- Я, может, и дура, но… другого выхода у тебя нет! Пока!
И вышла вон. Дура такая… Идиотка прямо.

Двери захлопнулись, послышались приглушенные голоса, заскрипел старый лифт. Всё стихло. Марина вернулась в комнату и устало опустилась на кровать. Рядом сидел, чуть покачиваясь и подвывая, Витенька.
Марина придвинулась ближе и осторожно погладила его по голове.
- Натерпелся, сынок!? Вон оно как бывает! Ничего, ничего… прорвемся, прорвемся!
Витя поднял голову, губы его чуть дрожали, глаза лучились смирением. Совсем как тогда, когда он был крошкой. Марина обняла его, склонила голову и тихо заплакала.
Так и просидели они почти весь день, как будто прощались. С чем-то таким, что вот сейчас уйдет и уже никогда больше не вернется. Постепенно стемнело, комнату опутал мрак, загорелись окна напротив, послышался далекий детский крик. Марина встрепенулась, посмотрела на часы. Вечер уже… Пора и укладываться. День уж больно тяжелый выдался.
Купать Витю она как-то не решилась сегодня. Прилегла рядом и тихо запела:
- А-а-а-баюшки, а-а-а-заюшки, а-а-а-баюшки, а-а-а-заюшки…
Обычно Витя, намаявшись за день, быстро засыпал под эту незамысловатую колыбельную. Но сейчас он ворочался, вздыхал, стонал, сучил ногами, чуть слышно подвывая.
Марина приподнялась, посмотрела на него и наткнулась на всё тот же взгляд. Сын ждал… и она знала, чего.
Марина встала с кровати, прошла к шкафу, достала обернутую в белое иконку, оставшуюся от мамы, прижала её к груди и вышла в кухню.
Она сроду не была в церкви и не знала толком ни одной молитвы. Поставила икону на холодильник, отошла чуть в сторону. Надо было хоть что-то произнести, но Марина не знала, что именно для такого дикого случая. Так и простояла молча минут десять.
Перекрестилась трижды, прошла в ванную, смыла с себя всё дневное, оделась в белую ночную рубашку и вошла к Витеньке. Он не спал, сидел на кровати и всё сильнее раскачивался. Марина уложила его и сама прилегла рядом.
Затаив дыхание она ждала…. И была уже готова ко всему.
Дверной звонок заставил её буквально выпрыгнуть из кровати. Накинув халат, она метнулась к дверям, прислонилась к косяку и смогла только спросить чуть слышно:
- Кто там…
- Это я… Марина. Вернулася я! Помогу...раз надо.
49 А и Б сидели на трубе
Ольга Альтовская
          Аннет, модистка из мастерской мадам Гобэ, влюбилась. Её избранник, трубочист Бернар, не был похож ни на кого из её окружения. Он был забавно чумазым. Даже когда умывался, всё равно следы от работы иной раз были видны на его шее или за ухом. Но это её не смущало. Главное, он был весёлым и фантазёром. Какие интересные истории он ей всегда рассказывал! Про то, чем занимается солнце, когда прячется за тучу. «Оно там тайно встречается с луной». Он-то это знал наверняка – ему с крыши всё хорошо было видно! Или кому подмигивает во-он та звёздочка рядом с Венерой: конечно, Сириусу. «Видишь, как он светится от гордости?» И рассказы Бернара были настолько интересны, так с ним было всё необычно и занятно, что Аннет дала отставку всем своим прежним ухажёрам и стала с ним встречаться всерьёз. Мадам Гобэ, увидев, как блестят глаза у девушки при встрече с трубочистом, как она расцвела, всё сразу поняла.
          – Смотри, девушка! Будь осторожна. Мужчины – они такие! У них только одно на уме. Не теряй голову.
          Но где там! Разве устоишь, если её называют «маленькой птичкой», «воробышком», «солнышком» и «звёздочкой». Если он ей показывает Париж с высоты птичьего полёта, и у неё дух захватывает от такой высоты и красоты!
          Сама не знает, как это получилось. Прямо там, на крыше! Он целовал её за ушком, шептал ласковые слова. Вокруг – никого, а внизу – целый город с его огнями… Ах, как неосмотрительно с её стороны было так довериться!
          – Ничего страшного не произошло, – говорил Бернар. – Все так делают. А ты уже взрослая, и я тебя люблю…
          Они стали встречаться на крышах. «Как кошки» – смеялся Бернар. А ей уже было всё равно где, лишь бы он был с ней рядом и всегда.
          Где-то через месяц Аннет захворала: появилась тошнота, головокружение, её стало клонить в сон на работе. Она побледнела и осунулась. Мадам Гобэ сразу определила причину и сказала, что ей такие работницы не нужны, и она уволена. Но не страшно! Аннет с новостями побежала к Бернару. Вот обрадуется! У них будет маленький! Они поженятся, Аннет будет ждать мужа с работы, малыш будет расти, и всё у них будет хорошо.
          Но почему-то Бернар загрустил.
          – Не переживай, – говорила ему Аннет. – Я буду тебе хорошей женой. А маленький Жан или Жанна будут копия тебя…
          Они сидели на трубе, и Аннет мечтала.
          – Я так тебя люблю – что хочешь для тебя сделаю! Мне с тобой и умереть не страшно!
          – И с крыши прыгнешь?
          – Вместе? Прыгну!
          – Разобьёмся.
          – Нет, полетим. Как птицы.
          – И сядем во-он на той крыше внизу. Видишь где пара голубей сидит на карнизе.
          – И мы с тобой там рядом. И вместе. На всю жизнь. Полетели?!
          – Полетели. Закрой глаза и представь.
          И Аннет прыгнула. Сама. Её нужно было только чуть подтолкнуть.
          А Бернар остался.
50 Заложница
Любовь Витт
 

   

  «Да иди, иди! Кому ты нужен?!» – эти слова до сих пор звенели в ушах у Петра: высокого, широкоплечего, с русыми волосами  тридцатилетнего мужчины.
А кричала в спину жена, с которой он прожил сумасшедший год и  недавно развелся. Детьми обзавестись не успели, зато жена успела изменить.

 « Хватит с меня этой пустой и никчемной жизни. Путана!» – злился Петр, открывая дверь двухкомнатной, когда-то еще бабушкиной квартиры.
Петр огляделся... жить можно. Пора было обустраиваться.

С лестничной площадки послышался шум и чьи-то чертыхания. У соседней двери стояла  высокая белокурая девушка, на вид лет двадцати трех, и тщетно пыталась открыть замок.
 – Вам помочь? – предложил Петр.
Девушка  искоса  взглянула на него, капризно дернула плечиками  и не сразу ответила:
 – Пожалуй!
С замком пришлось повозиться.
 – Простите, вы родственница Филипповны?– уточнил он  на всякий случай.
 – Нет! Я сняла эту квартиру. Еще вопросы будут?– раздраженно переспросила незнакомка.
Наконец замок подался.
 – Ну, если только узнать ваше имя.
 – Это ни к чему. Пока!– девушка подхватила огромную вещевую сумку, волоком потащила в квартиру и резко захлопнула за собой дверь.


«Однако»...– подумал Петр. От этой встречи остался неприятный осадок. «Все они такие!» – зло подытожил Петр и вошел к себе.
Вот-вот в городе объявят карантин в связи с коронавирусом. Пока с трудом представлялась эта новая жизнь в период самоизоляции.

На следующий день Петр вышел в магазин. У подъезда окликнула знакомая женщина.
 – Петя! Вернулся? Как тебе твоя новая соседка?
 – Какая?
 – Да красавица эта – путана!   
Невольно переспросил:–Почему путана?
 – Так мне Филипповна сама доложила, мол очередной путане квартиру сдала.

 – Возвращаясь из магазина, Петр поднялся на свой седьмой этаж, откуда раздавался вой белуги. Неприветливая девушка стояла у своей двери и ревела в голос. На мужчину ноль внимания. Сосед послушал рулады и пошел к себе.

 – Дверь откройте!–крикнула девушка.
 – Давайте ключи.
 – Нету!!!–Ук–ра–а–а–ли! Поехала к подруге, за ноутбуком, а на остановке сумочку выхватил какой-то парень и убежал! А там всё: ключи, телефон, карточка! Хорошо хоть паспорт дома оставила.

Соседка возмущалась так, словно виноват в этом был Петр. К этой белокурой красавице подспудно нарастало непонятное раздражение.
  – В полицию заявили?
  – С утра пойду. Я район не знаю.

Петр нашел у себя инструменты, долго провозился, но дверь открыл. Соседка не поблагодарив, не попрощавшись, впорхнула в квартиру продолжать плакать. «Одно слово–путана!»–мелькнула мысль.

Утро началось с первого дня самоизоляции. Часов в восемь его разбудил настойчивый  стук в стену. Пришлось выйти, позвонить соседке.
 – Это вы?–спросили с той стороны.
 – Я. Кроме меня на площадке никого нет. У вас комната угловая, над вами крыша, под вами соседи в деревню уехали. Что случилось?
 – У меня замок заклинило, не могу выйти.
 
Вздохнув, Петр снова принялся за дело, но на этот раз замок не подавался. Заклинило основательно.

 – Ну сделайте же что нибудь!– опять прозвучали капризные нотки.
«Да какого черта?!» – возмутился про себя Петр.
 – Вам придется дождаться квартирную хозяйку и решить с ней все вопросы.
 – Она не придет! Я заплатила ей за три месяца вперед и просила не беспокоить.
 – Ну позвоните кому нибудь!
 – У меня нет телефона.
 – Ничем не могу помочь! Надо купить новый замок, но строительные магазины с сегодняшнего дня не работают – на карантине.
 – Как уже?! – ахнула она.
 – А вы не в курсе? Включите телевизор хотя бы!
 – Он не работает!

«Да, ситуация,– Петр невольно улыбнулся,–Попалась птичка!»
 – Кстати, как у вас насчет еды? Или холодильник тоже не работает?
 – Работает. Пока есть.
 – Тогда отдыхайте...от работы.– не удержался от укола Петр и ушел к себе.
«Пусть сидит, путана, перевоспитывается.» – решил он.

На следующий день стук в стену снова пригласил его на площадку.
  – Опять сложности?–спросил он, обращаясь к двери пленницы.
  – Нет, просто скучно. Поговорить захотелось.
  – Извините, у меня дела. Я работаю на удаленке.
  – Кем?
  – Менеджером среднего звена. – непонятно ответил он, не вдаваясь в подробности.
  – А у нас на удаленке нельзя! Нам с клиентами личный контакт нужен.

«Ничего себе откровенность! Вот почему она переживала что ноутбук не успела захватить! Развлекалась бы!» – ужаснулся Петр. Противно стало.
 – До свидания!
 – Эй! А как вас зовут хоть?
 – Петр.
И тут за дверью раздался заливистый хохот.
 – И что тут смешного?
 – А меня Анной! Ну как же – Петька и Анка!
 – Ладно, Анка –пулеметчица!– засмеялся и Петр,– если что понадобится, дай знать...очередью в стену.


С этого  дня  перешли на ты. Общаться стало легче. Петр освободил свой  балкон от ненужных вещей. Отсюда  до окна  затворницы было  рукой подать, вернее удочкой:  цеплял на крючок пакет с сухим пайком, та в окошко благодарно принимала. Не привередничала, не капризничала. «Перевоспитывается.» – радовался Петр. Так же переехали к ней стопки книг. Читала много.

Смотрели с седьмого этажа, не оживает ли город.
 – Ой, смотри, смотри, человек идет! – радовалась из окошка  Анка,– а все на него с балконов смотрят. Завидуют.
 – И с крыш смотрят. – пошутил Петр.
 – Снайперы?! – испугалась Анка.

С ней ему было легко и радостно, но одно не давало Петру покоя...
Не выдержал как-то, спросил:
 – И тебя  устраивает  твоя  работа?
 – А что делать? Жить-то надо! Я в провинции у тетки жила. А тут подруга  устроилась, меня пригласила. Два месяца у нее жила, теперь накопила,  квартиру сняла. Она не была еще здесь. И позвонить не сможет. Жаль, я только по карьерной  лестнице подниматься стала. И тут –карантин!

 – Прости, это как?
 – Ну, сначала меня к клиентам и близко не подпускали, опыта мало было. Учили как клиентов привлекать: выдадут кучу визиток, вот и хожу по улицам...Как увижу мужчину, выходящего из дорогой машины, да в костюме крутом, в шмотках трендовых, сразу к нему:«Мы можем вам пригодиться!»
 – Звонили потом?
 – А то: и звонили, и приходили, и друзьям советовали!
 – Ясно... Скучаешь по работе?
 – Пока нет. Отдохнуть не мешает. А то бывает такие привереды попадаются, не угодишь. Все нервы истрепят!

Анка еще что-то рассказывала о работе, но сосед слушал невнимательно. С него хватило одного слова–"клиенты", от которого резко застучало в висках.
«Выкормлю и выпущу!»–разозлился Петр.

А через неделю Анка предложила готовить нормальную еду. Увлеклась выпечкой. Петр доставлял в окошко продукты, назад забирал судки с готовой и вкусной едой.
Квартирантка без дела не сидела: докладывала что вымыла до блеска всю квартиру, постирала шторы. «Исправляется путана»,– тихо радовался сосед поневоле. Предложил свой телефон, она отказалась: ни одного номера вспомнить не могла. «Ой, горе луковое!» –вздохнул Петр.


Не успели оглянуться, как наступил май. Петр уже многое знал о соседке. Выносил на балкон музыкальные  колонки – развлекал. Покупал её любимый  зефир в шоколаде, фрукты – баловал. Та ругала его за растрату, чувствовала себя неловко, но при очередном его появлении на балконе, не могла скрыть радость. Да и он к ней привык, нравилась она ему своей легкостью и каким-то детским озорством. О ее работе пытался не вспоминать.

Наступил Великий праздник–9 мая! Легкий стук в окошко разбудил Анку. На этот раз  к удочке были привязаны воздушные шары. "Как-то утром на рассвете"... – доносилась с балкона задорная "Смуглянка".

Анна взялась печь праздничный пирог, Петр привычно засел за ноутбук.
И тут ему на глаза попался странный ролик. Он так и не понял, что это за шутка, переписал на бумажку текст...
 – Анка!–крикнул он в окно распахнутое в праздник.
 – Я здесь!
 – Слушай весточку с воли!

О дальнейших мерах по нераспространению вирусной инфекции
"Приказ. В связи с вынужденным продлением работы вахт до 2,5 месяцев, в целях поддержания рабочего настроя и благоприятного мужского тонуса, организовать доставку в вахтовые поселки девушек не старше 35 лет..."

Вон куда твоих коллег сослали, на буровую,–проинформировал Петр.

 –Ну а что? У буровиков работа тяжелая, грязная. Только ведь робу и постирать можно, зачем же сразу в химчистку? Дорого!–посочувствовала Анка.
 – А при чем здесь химчистка?!
 – Ты же сказал-коллег моих!
 – Так ты где работаешь?!
 – Я же тебе рассказывала–в химчистке.
 – Где?!..А клиенты, это кто?!
 – Заказчики. А что?
Ничего не ответив, Петр опустился на балкон в гомерическом хохоте!

Вскоре нашел в соседнем доме слесаря, тот подсуетился и  нашел новый замок.
А еще через час, дверь соседки была готова выпустить затворницу на свободу.
 – УРА!– верещала она от радости
Воссоединение произошло!

Вечером накрыли стол в квартире Петра и смотрели с балкона долгожданный  праздничный салют.
 – Уррр-а-а-а!– восторженно кричали они летающим звездам.
 – УРРР-А-А-А!–радостно поддерживал весь город.

Казалось, что разноцветные яркие букеты сыпятся прямо на дом. Когда   взрывающиеся огни  летели вниз, то создавалось странное и жутковатое ощущение, что это люди летят им навстречу – туда, в никуда, в далекий и загадочный космос! Анна замирала от красоты и ужаса: такого  она еще не испытывала!

  –УРРР-А-А!–неслось из самой глубины души и она с восхищением смотрела на Петра  глазами полными слез, в которых отражались разноцветные искры салюта.
Давно Петру не было так хорошо и радостно! И он знал почему. Знала это и Анна.
 – Я не могу без тебя, Петька! Мы теперь с тобой в одной тачанке? Да?!– задыхаясь от восторга спросила  она.
 – Прикормил?– улыбнулся Петр.
 – Нет. При-лю-би-и-ил!!!–закричала Анка.
 – Ах, ты  мой "Стокгольмский синдром!"– засмеялся он и не мог наглядеться на эти широко расставленные серые глаза, светившиеся непередаваемой нежностью.
Салют закончился, а они так и стояли обнявшись, всматриваясь в огни ночного города...

 – Слушай, Анка, а почему ты меня тогда сразу в штыки приняла?
 – Подруга посоветовала, мол, в большом городе живешь, не вздумай улыбаться всем подряд, за путану примут! Теперь можно?
 – Мне можно! Улыбайся!

Они не знали, что их ждет завтра, в этом цветущем мае 2020-го, как не знал никто в мире. Знали только одно, что проснутся вдвоем и счастливыми!