Предыдущая страница http://proza.ru/2022/04/11/854
Василий Степанович Завойко организовал в 1855 году Морское училище. Набрали 12 учеников, детей офицеров, чиновников и самых способных из кантонистов. Для училища построили домик, в котором будущие моряки учились и жили.
Контр-адмирал добился выделения на содержание училища и оплату труда преподавателей и матроса, который готовил еду ученикам, 1640 рублей серебром и продовольственные пайки. Начальником училища он назначил капитан-лейтенанта Николая Николаевича Назимова.
Кроме Назимова, в училище преподавали мичман Петров, штурман Шенурин и священник, отец Гавриил.
Учеников обучали навигации, арифметике, географии и русскому языку. Между прочим, в числе этих учеников был и будущий знаменитый адмирал Степан Осипович (Иосифович) Макаров.
Тяжелейшие материальные условия жизни на Амуре нужно было чем-то скрашивать. Не хлебом единым жив человек. Василий Степанович Завойко это прекрасно понимал. Когда покидали Петропавловск, он позаботился о том, чтобы взяли с собой библиотеку. Книги уложили в бочки.
6 декабря 1855 года открыли офицерский клуб, там же организовали и библиотеку. Александр Иванович Петров, оставивший интересные воспоминания о жизни на Амуре, довольно несправедливо написал, что Завойко ничего не читал, поэтому ему, мол, было безразлично, в каком виде привезли книги.
Но Петров был обижен на контр-адмирала за то, что тот давал ему, как он считал, чрезмерно много поручений.
Если вспомнить ту обстановку и плавание из Петропавловска на Амур, то можно лишь удивиться, что книги вообще сохранились. А Завойко, как только появилась такая возможность, поручил чиновнику Губареву заняться библиотекой.
Василий Степанович и сам занимался литературными трудами. В 1840 году вышла его книга: «Впечатления моряка во время двух путешествий кругом света». Мне посчастливилось держать в руках и читать эту тоненькую книжечку, написанную в виде писем другу.
Она в единственном экземпляре находится в отделе редкой книги Российской государственной библиотеки, которая, когда я её посещал, называлась Публичной библиотекой имени М.Е. Салтыкова-Щедрина.
В «Записках Гидрографического Департамента» и в «Морском Сборнике» за 1854 год Завойко поместил свои статьи: «Залив Аян», «Нападение на Камчатку англо-французской эскадры в августе 1854 г.».
Увлекались офицеры и их жёны чтением «Давида Копперфильда», опубликованного в «Современнике» за 1851 год. Журналы привезли с почтой. Можно было почитать и подшивки газеты «Пчела». Для этого записывались в очередь.
Василий Степанович Завойко ещё по корабельной службе знал, что люди должны иметь и отдых, и праздник. Моральное состояние имеет порой большее значение, чем физическое.
Во время своего губернаторства на Камчатке Завойко старался скрашивать тяжелейший быт жителей чем-то праздничным.
Вот почему контр-адмирал большое внимание уделял строительству клуба. С его разрешения стены и потолки обили парусиной и покрасили. Использовали для этого старые паруса. В большой гостиной вдоль стен поставили кушетки с мягкими сидениями.
Теперь там можно было устраивать танцевальные вечера. Организовали оркестр: две скрипки, барабан, тарелки, треугольник (ударный музыкальный инструмент). Танцы были по выходным дням. В них активно участвовали жена Невельского, жёны и дочери других офицеров и нижних чинов.
Мичман Александр Михайлович Линден отметил, что, «за исключением двух, трёх, были все уроженки Камчатки, без всякого образования, произносившие вместо «с» - «ш» и наоборот. Никакой темы нельзя было подобрать для разговора с ними».
Будем считать, что у мичмана были завышенные требования. Посещали танцевальные вечера, но не танцевали жена Завойко, жена капитан-лейтенанта Бачманова и жена священника, отца Гавриила.
По возрасту они были намного старше других женщин, но и их тянуло побыть на людях. Чаще всего отплясывали знаменитую тогда камчатскую «восьмёрку». Её можно было танцевать бесконечно, танец оканчивался поцелуями. Танцы продолжались иногда до двух – трёх часов ночи.
Для остальных главным развлечением была игра в карты. По праздникам устраивались в клубе обеды за счёт казны. Офицеры были обязаны присутствовать в парадной форме с эполетами.
Для команды и гиляков, помогавших русским, Завойко тоже организовывал в праздничные дни обеды за казённый счёт со спиртным.
Других развлечений для матросов и их семей в архивных делах и мемуарах мне обнаружить не удалось. Зимой, правда, строили ледяные горки, с которых катались, да ещё катались на нартах.
В клубе на Новый год поставили «Ревизора». Декорации к постановке разрисовывал Александр Фёдорович Можайский, а роль городничего играл Аполлон Давыдович Лохвицкий, впоследствии енисейский гражданский губернатор.
Спектакли ставили различные - если не хватало «артисток», то их заменяли молодые офицеры, которых наряжали женщинами.
По вечерам «высший свет» Николаевска, матросы, их семьи сидели и грызли кедровые орешки. Это называлось «сибирский разговор», он заменял и десерт, и беседу.
Дружно встретили новый 1856 год. Отметили его начало двенадцатью ударами корабельной рынды. Было припасено и шампанское. Зажгли «джонку» - коктейль, который поджигали, - были танцы, песни, гуляние.
Все крепко выпили, даже Завойко, который употреблял алкоголь крайне ограниченно. Некоторые офицеры на Амуре спивались.
Капитан корпуса морских инженеров Шарубин, вдребезги пьяный, на Пасху отправился по посёлку «славить Христа» в парадном сюртуке с эполетами и в одних подштанниках.
Он был отличным строителем, но так напивался, что сменивший Завойко контр-адмирал Пётр Васильевич Казакевич приставил к нему боцмана, чтобы тот не давал капитану пить.
Когда Шарубин пробыл положенный срок на Амуре и отправился в Санкт-Петербург, Казакевич дал ему на дорогу 800 рублей из собственных денег и просил не пропивать их. Своих денег у Шарубина уже давно не было, он их пропил.
К весне обострились болезни. Заканчивалось продовольствие. Если изначально нуждались в сахаре, масле, муке, соли и свечах, то к весне скудные запасы иссякли. Если бы не гиляки, которые за бесценок продавали рыбу, то гибель от голода была бы неизбежной.
Петров в воспоминаниях написал: «Обеспечение продовольствием с 1855 по 1856 год было хуже всякой критики, даже хуже, чем мы были обеспечены в экспедиции в 1852 году. Кто тут виноват?
Конечно, солдатско-казацкий взгляд Н. Н. Муравьева. Он еще в 1852 году доказывал, с каким провиантом солдат должен жить, и если есть рыба, то это роскошь, не говоря уже о чае».
Муравьёв упрекал Завойко за ненужные, по его мнению, траты на продовольствие солдат и матросов. «Лишние деньги, - говорил он, - лучше употребить на пароходы, чем на сахар и чай».
Кстати, первый резкий разговор между Муравьёвым и Завойко состоялся из-за комиссии по приёму продовольствия.
По распоряжению Завойко, комиссия не принимала подмоченную муку, которую уже нельзя было использовать, а Муравьёв и подполковник Буссе, отвечавший за продовольствие, настаивали, чтобы муку не осматривали, а принимали по весу.
Сырость, холод, лишения губительно сказывались на здоровье. Изводил бус - мелкий частый пронзительный и долгий дождь. Цинга погубила многих. Люди едва передвигали ноги. Зубы шатались, как клавиши в рояле, хоть каждый вынимай.
На кораблях вахтенные держались за снасти, вахтенного офицера выводили под руки два человека, в полуобморочном состоянии сажали на стул, который привязывали верёвкой, чтобы он не упал.
Спасаясь от цинги, ели кипрей, дикий чеснок, морошку, но они помогали мало. В записках Александра Ивановича Петрова говорится: «Все почти что хромали, а у некоторых даже образовалась водянка…
А.И. Воронин (поручик корпуса флотских штурманов – прим. автора) едва не умер, у него от цинги была водянка уже в груди, и только молоко спасло его. В феврале несколько человек офицеров Завойко по болезни уволил в Россию».
Интересно, что красную кетовую икру выбрасывали как непригодную к пище. Спрос на неё появился только в начале 20 века. В 1908 году её продавали по 1 рублю 50 копеек за пуд.
Всю доставленную на Амур провизию продавали по распоряжению Завойко только через казённый магазин, и он лично контролировал расход продуктов.
Цинга стала отступать только с наступлением тепла. Но всех, кто отправлялся в Петербург, осматривал врач, чтобы оценить, сможет ли человек выдержать дорогу. Некоторым отъезд запрещали, пока не поправятся.
Если посмотреть их биографии, что я не поленился сделать, то нетрудно заметить: люди рано уходили из жизни. Долгожителей среди тех, кто провёл те годы на Амуре, не было.
Зато империя приросла новыми землями, цари были довольны, а потомки теперь могут этим гордиться.
Продолжение http://proza.ru/2022/04/15/855