Стена

               

Есть хотелось так, что боялся  снова опрокинуться в голодный обморок… да теперь никто  на помощь уже не придет. Кружилась голова, то и дело приходилось хвататься за стол рукою, чтобы не упасть. На столе стояла пятилитровая  бутыль с затхлой желтоватой водой – если попить, то голод отступит на время. Только вода ныне дороже еды, ведь настоящая, не алкоголь и не сок просроченный.  Правда, когда Рыжий  ее предложил впервые,  долго принюхивался, цвет смущал. Где ее достал только?

  Эх, Рыжий, Рыжий! Глупо – ведь так и не спросил его имени. В голову не приходило как-то, все его только Рыжим звали. И считали дьяволом почти. Только вот этот дьявол, рискуя подорваться,  тащил меня после обморока  по ничейной зоне… зачем ему это было нужно? А затем вЫходил, давая  есть понемногу, делился последним. Но когда  я оклемался и стал проситься взять с собой на ходки,  отказал категорически. Жалел или не желал ни с кем зону свою делить? А ведь, быть может, смог бы помочь Рыжему, когда он подорвался в последнюю ходку. Вытащил бы или предостерег даже. Теперь  же остается  погибать одному в его логове от голода.

 И что может быть глупее, чем сидеть вот так и загибаться, боясь выбраться на свет божий за едой? В конце концов, уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Забавно: когда решение отправиться на ходку оформилось бесповоротно, то даже чувство голода притупилось, и, чтобы подготовиться окончательно, напился водою от души. Задув огарок толстой свечи, отметил, что окошко под потолком  посветлело – утро, наверное.

 Выбравшись из подвала, огляделся, словно прощаясь. Зона у Рыжего была, вопреки ожиданию, небольшой: полуразрушенная девятиэтажка, в подвале которой жил, школа с выбитыми окнами, да пара бывших продуктовых киосков перед разрушенным частным сектором. А позади этих построек тянулась Стена. У которой  погиб  Рыжий.

 Становилось все светлее -  поредеют, быть может,  вечные эти тучи… да не задрать голову посмотреть, головокружение свалит. Решение куда идти пришло быстро и как-то само собой. Последнее время ходили в основном в ничейную зону, в частный сектор. Там и растяжек было поменьше, и погреба давали какую-никакую провизию… но все кончается рано или поздно. Потому Рыжий – я видел – пошел к Стене. Каких только небылиц о ней ни плели! Общепринятой считалась версия, что там невероятных размеров продуктовый склад, и тот будет в вечном шоколаде, кому удастся туда проникнуть. Да не удавалось, подходы были заминированы слишком плотно. А Рыжий дошел, и подорвался уже у самой Стены – показалось даже, что пролом в Стене виднелся краешком. По прямой к этому пролому метров двести, но только по прямой светила дорога на тот свет. Оставалось вычислить, какими тропами шел туда Рыжий… Судорожно вздохнул и пошел не спеша к школе. За ней уцелел фрагмент асфальтового тротуара, можно было не опасаться мин. А дальше – Судьба.

 Тротуар оборвался глубокой воронкой, вокруг которой по низкорослым голым кустам были разбросаны кирпичи и фрагменты штукатурки, и под каждым могла таиться смерть. Как быть дальше? Сел на бордюр, тупо глядя на обломки. И вдруг подался вперед всем телом – на кустике слева увидел завязанной знакомую ленточку. Такие ленты из драного пододеяльника нарезал Рыжий. Думалось – пакеты с едой завязывать… Приподнявшись, всмотрелся и увидел в десятке шагов от куста такую же ленточку на арматуре. Это же дорога - Рыжий безопасный путь  обозначал! Для меня, выходит?!  Дорогой ты мой человек!!

Затрясло, и слезы вдруг хлынули из глаз. Плакал долго, взахлеб, пока не отпустило. Поднялся, вытер слезы, и направился, осторожно ступая, от ленточки к ленточке. Сердце стучало в ушах, казалось, и ватная тишина заполонила все вокруг. До пролома оставалось рукою подать, и страшно было увидеть кровавое тряпье или что там осталось от Рыжего… странно - ничего такого не было. У самого пролома стало совсем светло, не отрываясь, глядел под ноги, долго выбирая – куда ступить. Упершись в Стену, поднял глаза и ослеп от яркого света.

 Когда же вернулись зрение и слух,  затуманился  разум - за Стеной светило солнце, бежали на работу нарядные люди и тихо позвякивал на повороте трамвай.