Глава 5.
Первый снег выпал в середине октября, когда однажды утром, после длительного перерыва, я настроил себя на прогулку в окрестностях своего жилища. Почти месяц пробыл на больничном, большую часть которого – в палате, на горе в краевой больнице. Помнится, что при первом посещении, мои воспитанники прикалывались – как так, доктор, а заболел. Да и я улыбался вместе с ними. Рыжика баба Поля выходила и откормила, и теперь он своим агрессивным поведением вселял в меня надежду на скорый выход в люди. Где же угораздило меня подхватить эту инфекцию, которую все называли «желтухой», а мой лечащий врач - в честь великого русского лекаря Боткина? Почти каждый день, в больнице, через окно, меня навещали представители девятого Б, и, наверное, благодаря их радостным лицам, я не утратил окончательно способность принимать пищу. Вся та одежда, что еще сохранилась в скудном гардеробе, внезапно выросла на три размера, а физиономия в зеркале, с редкой и длинной щетиной, виделась мне в лице подьячего самого низшего сословия. Неделю, что пробыл дома, практически не притрагивался к еде. Из больницы привез пакет с глюкозой, разводил в воде, а Лепила иногда из бакалеи приносил выпечку или пачку молока. Спускаясь по свежему снегу вниз по проспекту, пытался оценивать остатки своих мышечных сил, но ноги влекли вперед и вперед, как в давние студенческие годы, когда по вечерам наматывал кроссы вдоль трамвайных путей. Если что – обратно вернусь на трамвае. Столовая сельхозинститута была на старом месте, и с каким наслаждением я принимал в себя первое, второе и третье вместе со свежевыпеченным белым хлебом. Прикупив еще пару беляшей для Рыжика, вышел на остановку. Проспект уходил ниткой вдаль, где – то наверху меня дожидается теперь постоянно голодный сожитель, а в отдалении наблюдается средняя школа, где предстояло завтра по расписанию вести первый урок в девятом классе.
Учительская встретила вполне приветливо, знакомая математичка даже пожала с удивлением мою правую руку, а коллеги – физики поделились информацией о прохождении программы в средних классах. Лепила с Головиным поджидали меня на лестнице первого этажа, и всю дорогу, пока перемещались к лаборатории физики, вещали о последних событиях международного масштаба. Оказывается, что за время моего отсутствия, за классом по очереди приглядывали директор школы и учитель физкультуры, мой ровесник, и тоже выпускник пединститута. Директор – по теоретической части, а физрук проверял явку и спортивную одежду. Не ожидал даже, что проделав такой путь от дома до школы, а затем на третий этаж, смогу так выдохнуться, и почти потерять звуковую силу. Еле слышно поздоровавшись с классом, сразу присел на свой стул, и провел по лбу мокрой ладошкой. Сегодня вовсе не собирался излагать новую тему, тем более кого – либо спрашивать. На мое предложение класс единодушно согласился, но при одном условии – учитывая слабую физическую подготовку, мне нужны будут помощники. Еще вчера, перед тем как отдаться Морфею, вспомнил одну старую олимпиадную задачку, и собрался ее разрешить в своем классе. Да и по теме подходила. Да и почти все в классе смотрели, и не раз, сказку про Морозко, и помнили Ивана, забрасывающего дубины в небеса, которые в конце истории вернулись, и поразили разбойников. Требовалось найти высоту, на которую Иван забросил дубины, если по фильму прошел почти один час. Такой активности и разнообразия гипотез даже не предполагал! Ближе к миттельшпилю урока промелькнула мысль, и вроде – бы у Крымова, что так долго над землей летают только спутники, и это было уже половиной решения! Пришлось поведать юным гениям о законах Кеплера, а Головину - гордости математички, не составило большого туда произвести красивое конечное уравнение.
По понедельникам требовалось собирать и проверять дневники, об этом вещало объявление в учительской. Последний раз это печатное издание я наблюдал в своих руках, будучи учась в средних классах, а в старших почему – то никто уже не требовал. На эту вынужденную инициативу школьной администрации откликнулась лишь половина класса, да и те не мужского типа. Но Лепила предложил свое изделие, и даже помог донести собранное до лаборатории. По положению о дневнике следовало выставить в него из журнала оценки и расписаться. Такой утомительной и бесполезной работы я еще не проделывал! Но наградой за сей неблагодарный труд явились новенькие двадцать пять рублей, почему – то шестьдесят первого года выпуска! И записка – «за кино», в дневнике у Лепилы. Я спустился вниз, но ни в своем кабинете, ни в учительской завуча не наблюдалось. По расписанию – у нее урок в десятом классе. Я постучал в дверь и приготовился задать главный свой вопрос сегодняшнего дня. Услышанный ответ меня не удивил, оказывается она сгоряча, когда я был на больничном, выдала оболтусам мою старую просьбу к ней относительно кино, и теперь об этом весьма сожалеет. Что делать – я не знал, хоть беги из школы! Но все разрешилось само собою – в учительской меня поджидала жена Энштейна с пачкой билетов на дневной спектакль, бесплатно. С заявлением, что ее Эдя терпеть не мог спектакли, и может быть я есть тот Мессия, что приведет наконец молодое поколение в храм местного искусства. Поднялся в лабораторию за стеклянной банкой, бросил в нее купюру и двинулся в поисках по коридору. Монолог дался мне не сразу, но остатка урока и начала перемены для заготовки оказалось вполне достаточно:
- Учреждаю фонд особо одаренных детей девятого Б класса! Первый взнос вы уже сделали! Я – следующий! Банка будет стоять в лаборатории в седьмом шкафу на третьей полке снизу! Завтра, в пятнадцать ноль-ноль всем в парадной форме явиться в драмтеатр, в память об Эдуарде Натановиче!
И слегка хлопнув дверью, отправился по своим неотложным делам.
Майя Александровна встречала нас в фойе у раздевалки, и каждого награждала приятными и добрыми словами. Иначе она, видимо, и не могла. Ее портрет на местной галерее я обнаружил чуть раньше, отсюда и с некоторым опозданием принял знакомство с местной знаменитостью. Зал был заполнен наполовину, и нам было предложено самим выбирать места для предстоящего времяпрепровождения. Большая половина класса явилась на мой клич, и выглядела вполне пристойно, Лепила же утеплился плотным свитером, и, видимо, не успел подгладить свои, с пузырями, брюки. Да я и сам выглядел не на много лучше. В последний момент героиня спектакля успела шепнуть мне на ушко, что как только случится антракт – собраться всем вместе в фойе театра. Притухло освещение, и началось действо, которого не случалось ни мне, ни девятому Б наблюдать в своей сознательной жизни. Иногда вертел головою влево – вправо, пытаясь распознать чувства своих воспитанников, но они оказались столь разнообразными, что не описать их было моими эмоциями. В перерыве нас завели в буфет, бесплатно напоили и накормили молочным коктейлем с пирожными. Майя Александровна все время была с нами, и пока мы поглощали угощения, много рассказывала, в том числе, как однажды уговорила своего мужа посетить премьеру своего спектакля, а во второй части обнаружила его в этом буфете, и не за чашкой чая. Детям все, что она рассказывала, очень нравилось, но еще больше - предложенное угощение! После спектакля мы больше не увиделись, так и было оговорено в перерыве. Юные зрители, разбирая верхнюю одежду, пытались еще что – то обсуждать, а я поспешил поскорее выйти на свежий воздух. Еле досидел до конца, кружилась голова, и немного подташнивало. Видимо, моя запущенная печень не справилась с ударной порцией сладостей. Пока добирались до остановки, еще различал восторженные голоса девчонок, да изредка мужские вставки, но усадив всех в подоспевший троллейбус, метнулся за угол, не в силах уже больше сдерживать внутрижелудочное давление.
Заканчивалась первая четверть, а следом уходили в прошлое одаренные природой ясные дни. Первые сильные морозы случились неожиданно, и все под ногами перемешалось – замерзшие листья, пропитанный грязью лед, изорванные бумажные пакеты. Я брел среди всей этой прелести в направлении райвоенкомата, куда сегодня на утренней планерке меня, и еще двоих педагогов помладше, распределил школьный начальник. Медкомиссию пока еще никто не отменял, а вот бегать весь день по заведению в одних трусах, да в компании малолеток, было противоестественно для моего стареющего организма. Ближе к вечеру дежурный сержант пригласил предстать перед членами уважаемой комиссии, которая единодушно решила признать меня временно непригодным к строевой, и отправить на устранение дистрофии, а также других побочных эффектов, в специализированный санаторий, где – то в горах. Даты в путевке были невероятно привлекательными – почти на полтора месяца! На прощание молоденькая и добрая медсестра поделилась по секрету, что если сейчас не комиссовали, то значит через два месяца, после повторной комиссии, попаду в допризыв. Приказ уже есть. Весь последующий, и последний, день занятий провел в школе. Не хватило смелости поделиться с девятым Б своими коварными планами, но о том, что собрался немного подлечиться, пришлось сказать. Класс единодушно принял мое решение, и поклялся ожидать возвращения уже в середине второй четверти. Директор, подписывая заявление на увольнение, неожиданно пообещал не афишировать мой уход, авось все наладится. И я еще похудею, - хотелось вторить ему. Лепила с удовольствием принял в домашнее пользование предложенный компьютер, пообещав в придачу не обижать Рыжика. Последнюю ночь в этом городе почти не спал, кошмарный сон уходящего этапа жизни заканчивался, впереди маячила данная свыше определенность. Рано утром запер дверь, а ключ, по просьбе хозяина, сунул под тряпку у двери. До автовокзала пройдусь пешком, в семь – тридцать автобус до Белокурихи…