Литературный обзор произведений В.Е. Майдуровой
У каждого из нас своя правда о жизни, которую мы хотим оставить тем, кому суждено жить после нас. По-разному мы стремимся ее запечатлеть в своих поступках, чувствах, порывах, в своих отношениях с окружающим миром; а кому-то выпадает нелегкая доля: воплотить ее в слово и, благодаря ему, достучаться до сердец во имя того, чтобы мир стал лучше, чище, а человек величественней и прекраснее.
Жизнь человека во всем ее многообразии предстает в творчестве Валентины Майдуровой. Писательница размышляет о сущности бытия человека, о том, ради чего он пришел в этот мир. В ее произведениях, различных по жанру, есть все то, что волнует нас теперь, в то время, когда торжествует расчет и выгода, когда отказываются от данных нам свыше ценностей во имя мнимого царства разума. Майдурова В. в «это все» вкладывает одну мысль, проходящую красной нитью через все ее творчество: «Нет ничего ценнее, прекраснее и величественнее Человека.
Таинство рождения Человека это то чудо, в котором сливаются воедино земное и небесное, реальное и неведомое, постижимое и неизведанное. Повесть писательницы «Маленькая сага о …» открывается описанием таинства рождения «Он родился в грозный в 1990 год в ночь Стрельца …». Для нас приднестровцев 1990 год, особенный, предваряющий события, во многом определившие и изменившие жизнь в нашем регионе, жизнь России в целом (в августе 1991 года начался распад Советского Союза, на развалинах которого возникло ряд государств, среди которых Приднестровская Молдавская Республика). Но не только это волнует писательницу, – герой родился на переломе времен, – каким он будет в жизни, какова его судьба?
Не случайны в повести голоса фей, каждая из которых предсказывает то начало, которое заложено в нашей жизни, и все же самое важное – Судьба. …
– Нет! – Чуть запыхавшись, склонилась над мальчиком, опоздавшая к таинству, четвертая фея, старшая среди них. Она была всегда не очень доброжелательна к этим странным существам, которым должна была определять, что предначертано им свыше, что на роду написано….
– Нет! Все будет не совсем так! Будет талант! Будет Красота и Любовь! Но …
Она не успела договорить, как молоденькие феи окружили ее и увлекли прочь, чтобы не успела она запечатлеть на лбу всю горечь Судьбы, предназначенной этому красивому, как херувим, младенцу».
И будет все: талант, любовь, нежность, любование собой, но будет и другое – горечь осознания того, что ты не такой как другие; ощущение себя чужим в этом мире – и за всем этим жажда жизни, жажда быть Человеком, живым, настоящим, а не фальшивым. Будет беспокойство и нетерпение сердца. Он же рожден под знаком Стрельца. …
Для героя повести «Маленькая сага о …» вновь и вновь будет возникать вопрос: «Кто я – тварь дрожащая, или право имеющий?», кто он? – Брошенный, оставленный на произвол судьбы, или нужный людям, востребованный миром.
Горечью и верой в человека, проникнуты строчки его первой потери. Однажды бабушка взяла на дачу и его сестричку.
– Всю дорогу малыш горько плакал и кричал, требовал, чтобы ее отправили домой или забросили в кусты. Бабушка его, только его и теперь она тоже не любит его, как и мама. Она его тоже бросила … Рыдания превратились в истерику… Малыш не понимал, но в душе появился первый росток обиды на этот злой мир, в котором ему ничего не принадлежит. Мир, в котором он пока только теряет …
– Ты любишь меня и будешь только моей, всегда, всегда?! А их не будешь любить?!
– Только тебя, мой хороший! Я всегда буду любить только тебя.
И она, эта бабушкина любовь, будет торжествовать над всем; всепобеждающей и от всего оберегающей: от казенной школы, от непутевых друзей, от горечи жизни, от жестокости мира, в котором все можно потерять, и ничего порой не приобрести. И поэтому не будет покоя бабушке и ее душу переполнит боль за внука боль за детей,
– потерявшихся в этом мире. За всех тех, кого пожирал Молох равнодушия и вседозволенности в этом саморазрушающемся мире.
Эта «Маленькая сага о …» об обманутом поколении, но ее автор оставляет нам надежду – право на обретение себя в жизни, на дорогах судьбы.
– «Маленький живой росточек, предвестник будущего. Надежда?! О чем умолчала старшая Фея …».
О многообразии, о красоте, о чистоте, о горечи, о трагичности, о величии Жизни. Да, мы ищем ее смысл, но в силах ли мы преодолеть в себе все порочное, ради того, чтобы сохранить Человека.
Человек тогда остается человеком, когда в нем живут и торжествуют воедино прошлое, настоящее и будущее. Рассказы Майдуровой «А потом глянула вниз», «Памятью дотронуться» и «Так что же там? Скажи мне!» Три коротких рассказа о великой трагедии в одной семье, которые можно примерить и ко всему миру живущих на земле людей, – попытка писательницы постигнуть тот мир, который находится за гранью реального.
– Память, моя стареющая память. О чем еще хочу спросить тебя? Что вспомнить? Почему бессонными ночами давят слезы жалости, и бессилия что-либо изменить? Хочется вскочить, бежать, догнать, вернуть, припасть к родному плечу и немо кричать или шепотом просить прощения за… За что просить прощения, кого догнать? Бессильно падаю на мокрую от слез подушку. Забываюсь в коротком болезненном сне. И память опять услужливо окунает в сны-воспоминания, сны – оправдывающие и обвиняющие, позволяет дотронуться до прошлого, чтобы осмыслить настоящее.
Рассказ «Памятью дотронуться» – это размышления не только о прожитой жизни, но о встрече двух родных миров, каждый из которых наполнен горечью и трагизмом, разлукой и болью, но сближает их сопереживание, стремление постигнуть друг друга и вновь обрести себя.
– Ты, что, алкоголик? – спросила я как-то брата, не выдержав ежевечернего полупьяного бреда «за власть, за жизнь, за экологию». Он вдруг глянул на меня абсолютно трезвыми глазами и, стирая грязной ладонью непрошенные слезы, болью сердца своего, страшным шепотом «выкрикнул, выплюнул»:
– За что она меня так? – И заплакал, гортанно всхлипывая, беспрестанно сморкаясь, стыдясь своих слез, своей, невольно вырвавшейся слабости, своей жизненной неустроенности, своего сиротства при живых детях. От этой его внутренней боли, я окаменела. Я смотрела на моего сильного, красивого брата, бывшего морского волка и мысленно кричала ему:
– Не смей, не надо! Поднимись еще раз! Ты сильный, ты можешь, и понимала: – «Нет, уже не сильный, не сможет! В битве за жизнь, последняя победила его и повела вниз. Вниз, в алкогольный смрад, в сладкий дурман, что хоть на время, … уводил от боли, давал передышку натянутым как струна нервам, помогал в алкогольном угаре почувствовать себя прежним – умным, начитанным, желанным, достойным.
Не нужны объяснения. Каждый из читателей в этих строчках найдет что-то свое, откроет ту тайную сокровенную боль, боль души своей.
– И опять мы умолкли. Как просто и как тяжело дотронуться памятью до прошлого, прожитого и не до конца осмысленного, понятого. Остановиться перед загадочным будущим, которое начнется там, за гранью, что зовется «вечной жизнью». Памятью дотронуться…
Брат мой умер 19 марта 2013 года в 4,30 утра. Вечная ему память. Прости меня братик. Прости.
В этом акте прощения – изюминка Майдуровской прозы. О чем бы она ни писала, везде будет присутствовать и прощение и прощание; и будет желание постигнуть саму жизнь и что же там за ее гранью. Рассказ «Так что же там? Скажи мне!» – яркое этому свидетельство. Пейзажная зарисовка, с которой начинается рассказ – это слепок духовного состояния, которое переживает автор.
– «Осенний дождь плакал за окном, размазывая слезы по стеклу, стекал тонкими струйками с крыши и печальной скороговоркой стучал по перилам балкона, словно рассказывал что-то свое, только ему ведомое. Ветер по-осеннему неуютно, колыхал верхушки берез и все норовил мазнуть ими по окну».
И это неведомое является ударами сердца, жаждой жизни, ощущением таинства смерти и сознанием одиночества.
– …«Сердце пропустило удар, а затем бешено заколотилось в каком-то странном испуге. Странном потому, что в комнате никого не должно быть. Я живу одна, и все-таки рядом со мной кто-то сидел … Человек в белом балахоне тихонько поднялся, прошел мимо окна…
– Вовочка, Вова, подожди! Что ж ты опять ушел молча. Что ж ты опять оставляешь меня одну. Вернись, поговори со мной …».
Сколько боли скрыто в этих строках по ушедшему в вечность близкому человеку, но, сколько непостижимого, сокровенного и таинственного является читателю в тональности последующего повествования о таинстве того, неизвестного нам мира.
– Мой, милый братик, как ты там? Холодно и мокро лежать тебе в одиночестве в сырой могиле? Что же ты приходишь и молчишь?
В этом уходе и молчании живет наша память о близких, родных, которых уже не вернуть.
Рассказ «Очарованный ужин» – это гимн любви, которая пребывает вне времени и пространства, для нее нет ушедших и бывших. Она всегда в вечности.
– Влюбленными глазами она рассматривала сидящего напротив мужчину: его смуглое лицо, черные низкие брови, нависающие над угольно черными глазами. Несколько тонковатые губы не портили общей картины, а как бы убеждали собеседника, что этот человек умеет настаивать на своем. Маленькая ямочка на подбородке неожиданно смягчала суровое выражение лица. К тщательно выбритым щекам хотелось дотронуться ладошкой. И только тихий вздох выдал невозможность этого.
Для героини рассказа в этой невозможности встречи с прежней любовью кроется возможность пережить все заново и, благодаря этому, соприкоснуться с тем, кто был и остался любим, и в этом мире быть не в одиночестве, а вдвоем. …
– Танцующие пары невольно расступались перед этой женщиной, с застывшим взглядом и чуть искусственной улыбкой, что уверенно и мягко прокладывала путь кому-то, следовавшего рядом с нею. Они чувствовали – их было двое, … но шла она одна. …
– Но только мокрая подушка знала правду, но молчала как самая верная из подруг.
Правда любви, пусть даже горькая, она ведома каждому из нас, она в слезах, она в муках, но она в благости, в том молчании, когда ты один на один с самим собою.
Писательница сопричастна ко всему, происходящему вокруг нас. Ее боль – это и боль уходящего, украденного детства («Ненависть»), когда сознание ребенка потрясено жестокостью отчима, близкого человека, «отца» и в душе рождается ненависть, мир распадается и кажется не таким волшебным и сказочным, каким виделся изначально. Эта боль не заживающей раны души – боль на всю жизнь.
– Ты не была в школе потому, что болен кот? Это что, серьезная причина для пропуска занятий?
Он наклонился над больным Фунтиком, схватил его поперек туловища, быстро подошел к окну и, открыв форточку, выбросил с третьего этажа бедное животное.
– Все! Никаких котов и марш в угол!
Онемевшая от ужаса девочка, впервые в жизни ослушавшись отчима, не двинулась с места. Она с внезапно вспыхнувшей ненавистью смотрела на этого страшного, совсем–совсем чужого человека и, преодолевая смертельный страх, заикаясь и, сжимая маленькие кулачки, крикнула ему в лицо:
– Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! Ты убил его! – и тихо сползла по стене на пол.
Мир изменился для героини рассказа: отчиму, близкому, казавшемуся самым добрым – и вдруг, сказано в лицо: «Ненавижу». Ненавижу – это за боль, нанесенную любимому существу – котенку, за украденную, убитую радость жизни. Что может быть страшнее ненависти?
Только разрушение, «исчезновение» – убийство собственной души, та бездна, на дне которой уже нет человека, но с героиней рассказа этого не происходит. В ненависти, жестокости, к насилию, которое убивает в человеке человека, она обретает другую жизнь, обращаясь к истинным ценностям – добру и справедливости. А он, тот, кто украл у нее радость жизни в своей ненависти и жестокости стал чужим миру, убившим в самом себе человека.
– Прошло много, много лет. Девочка выросла, стала бабушкой трех внучат, из которых только двое - родные. Но любит всех троих беззаветно, не проводя разделительной линии: мои и чужой. Она так и не может понять, зачем, ненавидя ее, он убил беззащитное животное? Зачем ежедневно убивал свою душу, обманывая себя и окружающих? Ведь когда-нибудь ненависть к чужому ребенку могла выплеснуться и… окончиться смертью не невинного животного, а…
За этим многоточием, которым заканчивается рассказ «Ненависть» слишком многое скрывается: зачем человек разрушил в себе самое ценное – свое достоинство: быть человеком; и, наоборот, гордость за героиню, сумевшую обрести и сохранить свое «Я», то «Я», которое не стремиться к бесцельному самоутверждению, а жаждет добра и справедливости.
Одно из произведений писательницы так и называется «Боль». Это рассказ-исповедь болеющего человека. В нем все зримо: и больничная палата, и врачи, и молоденькая медсестра, и, конечно, сама героиня, мучающаяся от боли, но не только от физической, а от той, которую невозможно терпеть, с которой можно только сжиться – боль души. Перед читателем возникают далеко не радужные картины жизни в больнице. Поражает начало рассказа, проникнутое сознанием смерти, как чего-то ужасного, свершившегося, вырвавшего человека из земной жизни и обыденного в своей повседневности для врачей. И за всем этим скрывается боль души главной героини.
– Что-то заставило меня повернуть голову направо. Ширма. Протянула руку, раздвинула цветные шторки. Там, на такой же деревянной подставке, как и я, лежала женщина. Было в ее облике что-то неживое.
– Наверное, умерла? – пронеслась мысль.
Тихонько позвала:
– Сестра! Сестра!
Подошла невысокого роста женщина в белом халате.
– Чего тебе? – наклонилась ко мне.
– Эта женщина, за ширмой, умерла? Или живая? – прошептала я.
Медсестра наклонилась к женщине и быстро выбежала из комнаты. Я успокоено закрыла глаза. Короткий диалог утомил меня. С облегчением подумала:
– Ну, вот, успела. Успела еще одной душе помочь.
Спасение, помощь, сознание того, что ты сопричастен к чужой боли, переживаешь ее как свою – это и есть человеколюбие. Но мир, жизнь, порой настолько обыденны и повседневны, что грань между милосердием и равнодушием превращается в громадную пропасть, разделяющую людей. И тогда нет предела цинизму, который скрывается за маской естественных закономерных явлений, процессов жизни; тогда сама смерть являет свою зловещую личину.
– Опять раздвинула шторки ширмы и дотронулась до соседки. Она была еще теплая, но уже начали цепенеть мышцы, не слышно было дыхания.
В это время в комнату вошли шесть мужчин. Трое в белых халатах, трое в зеленых. Они окружили женщину, о чем-то пошептались, и один из них сказал:
– Ну, что ж давайте попробуем, несите утюжки.
– Разряд! Еще разряд! Надо не так. Давай ты, пробуй.
– Разряд! Еще разряд! Передай следующему!
– Разряд! Еще разряд!
– Она же умерла! Зачем они ее мучают? – с ужасом подумала я.
– Ну, что, потренировались? Хватит. Медсестра, откуда эта баба? Из Красногорки? Ладно, деревенская, никто ее искать и рассматривать не будет. Увозите.
Две пары рук выкатили деревянную подставку в коридор. Закрылись двери. Тишина. Боль. Невыносимая боль, в груди.
Она, душа, болит при виде всей бесцеремонности, равнодушия врачей перед лицом смерти. Эта боль «не отпускает» и тогда, когда рядом люди с разными судьбами: женщина, болеющая панкреатитом, курящая, пьющая, «жизнь которой перекати-поле в ветреную погоду»; Аннушка жена-рабыня в золотой клетке новоявленного олигарха, прооперированная, … «но вся жизнь, жизнь рабыни при муже-олигархе у нее впереди»; старушка Валентина (бывший инженер), которой нечем заплатить врачам… и врачи, дававшие клятву Гиппократа; но приученные жизнью и людьми, быть верными ей не по зову души, а за установленную дополнительную таксу.
Главная героиня рассказывает, повествует об их жизни в больнице; о врачах, о больных, о медперсонале она размышляет: во что их всех превратила жизнь ….
– Мне не жаль тех денег, что отдала медперсоналу, подарившему мне в очередной раз жизнь. Но почему, почему их приучили унижаться ради этих дополнительных рублей? Почему за достойную работу не платить достойную зарплату? И опять текли слезы бессилия и озлобленности на тех, кого выбираем в надежде на лучшее, а получаем … как всегда. …
Больно. Всем нам, неравнодушным к чужому горю, больно от этих строк. Неужели взятка за спасенную жизнь слаще, упоительнее, дороже чувства исполненного долга?
– Как-то в доверительном разговоре моя заведующая сказала:
– Знаешь, Валя, была допущена большая ошибка, которую сегодня невозможно исправить. Нищенской зарплатой мы приучили учителей, врачей, весь пласт чиновников к дармовым деньгам. И сегодня, какой бы высокой ни была зарплата, взятка будет слаще.
А наша жизнь, какой станет она? Как измерить горечь, стыд, боль за всех за нас? Автор мучительно констатирует в конце рассказа, и от ее слов становится еще больнее и горше.
– За время, проведенное в больнице, палата стала моим домом. И было немного жаль остающихся женщин, врачей и медперсонал, ставших родными.
И осталась боль за них – обвиняемых и без вины виноватых, унижающихся за рубль и оскорбляемых этим рублем.
Но такова жизнь. Писательница срывает покров с самых, пожалуй, отвратительных ее тайн и, быть может, так врачует, лечит наши вечно незаживающие раны, ни столько души, а духа, ибо душой мы постигаем мир, а дух это то, что живет каждое мгновение, в каждой травинке – в бесконечности мироздания.
Эта же мысль продолжается и в рассказе «Бомж». Он о горечи падения человека, о равнодушии, о нашей бездуховности.
– Ранним утром по улице Полевой садового товарищества шла женщина. Невысокого
росточка. Аккуратно, но очень бедно одетая, она привлекала внимание тем, что в это довольно прохладное утро шла босиком. Маленькие ступни, знавшие лучшие времена, ступали осторожно по мокрой от росы траве.
Через плечо были перекинуты довольно объемистые десаги (мешки), в руке она несла полиэтиленовый пакет. Голова была покрыта белой косыночкой, из-под которой виднелись седые волосы.
Она производила странное впечатление: смесь интеллигентной представительницы прекрасного пола и бомжа.
Бич, бомж – и сразу в сознании возникают люди, униженные жизнью, которых она выбросила на обочину, выбила из привычной всем колеи. Вечно чужие, обездоленные; мы их не видим или не хотим их замечать. Но они есть, у них своя судьба, своя ностальгия по прошлому. В настоящем: рука просящая подаяние, грязный притон, если повезет … в будущем. А есть ли у них будущее? …
– Она торопилась в церковь к заутрене. Там могли подать хлебушка, а иногда и котлетку или кусочек колбасы. В обед она могла получить в церковной столовой миску горячего варева. А послеобеденное время у нее было занято поисками ночлега.
Это все, что заслужила Анна Николаевна, героиня рассказа, некогда учительница начальных классов, воспитавшая дочь, замечательных внучат. Еще одно «дитя» лихих девяностых; жуткого времени передела собственности, когда человеческая жизнь мерилась неизвестно чем и кем, только не совестью, не честью, не достоинством; потому так пронзительно звучит голос автора, переходящий в крик души.
– Потрясенная, я слушала рассказ, выброшенной за борт жизни еще не старой учительницы и не могла поверить, что такое может быть в нашем обществе.
Жутко, страшно, но это наша жизнь: спивающиеся мужья, голодные дети, обозленные жены и матери, уходящие в никуда с обидой и горечью в душе. И всего этого мы не замечаем, будто всего этого нет в жизни – только все это есть.
… – Ой, как страшно было вначале. Стыдно побираться. Не знала, где можно переночевать. Работы я так и не нашла. Кому нужна учительница пенсионного возраста? Тут молодые не могут устроиться и уезжают, бросая семьи, или семьями, если повезет. Я уже второй год бомжую. Теперь привыкла. Приспособилась к голоду. В иные дни удается и два, а то и три раза поесть.
Финал рассказа поражает. Не оставляет равнодушным, с вечным вопросом автор обращается к нам в подтексте всего произведения: «Человеческая жизнь ничего не стоит?»
Мир так равнодушен к тем, кого выбрасывает в бездну духовного безмолвия, где даже жест милосердия – искренний порыв души – лишь глас вопиющего в пустыне.
– Иван, гляди, кого-то съели. Собаки, наверное. Их теперь развелось до черта. Такой стае попадешься, и костей не оставят.
– Да-а! А тут, гляди, кости остались! Человеческие! Какого-то бомжа стая съела.
Зябко передернув плечами в добротных полушубках, охотники двинулись в поле. «Двинулись в поле?» А что дальше, горечь, пустота души …
Эта пустота души, бездуховность. Она может жить не только в человеке, она разрушает все то, что окружает нас. Она разрушает общество еще вчера близких духовно людей. Один из рассказов Валентины Майдуровой так и называется «Агония». Это размышление автора о запущенности, об умирании дорогого для ее сердца здания института, в котором прошла большая часть ее трудовой деятельности. В этой агонии в своеобразной аллегорической форме представлена агония общества, постепенно теряющего свою духовную сущность.
– Горько вздыхает институт в агонии своей. Просит, молит о помощи. Но не слышат его крика равнодушные люди … Институт умирает как общество, медленно и мучительно.
– … Молча стоят равнодушные люди на встречах-похоронах, им нечего вспомнить о бывших сотрудниках, друзьях и нечего сказать на прощание.
Неужели наше общество, как и институт, в своей бездуховности обречено на медленное умирание. Болит, болит сердце, болит душа неравнодушного к жизни человека.
Сага о жизни Валентины Майдуровой продолжается. Еще не написана последняя страница, еще не сказано последнее слово. Об этом свидетельствуют те произведения, что вошли в этот сборник. Проницательному и вдумчивому читателю остается только соприкоснуться с ними и постигнуть их содержание.
Ю.М. Заяц, филолог