qqq-горг-qqq
Я ехал в поезде. Сказать точнее – в вагоне, ибо поезда как такового и иных вагонов я не видел. Вагон был пуст и похож одновременно и на вагон современной электрички и на первые примитивные вагоны XIX века. В окнах отсутствовали стёкла, но я не чувствовал даже малейшего дуновения слабого ветерка. Вагон двигался неспешно. Мерный стук колёс создавал плавные волны, которые плыли вокруг меня, едва заметно накатываясь одна на одну и создавая неустойчивые гребни, которые рассыпались нежными волокнами раскрывающейся музыки. Я сидел возле окна, за которым циклопической стеной стоял чёрно-малахитовый лес, пронизанный белой натянутой тетивой солнечных лучей, умножающей себя до бесконечности в сомнабулирующей вибрации. Было не жарко и не душно, но как будто вагон был погружён в раскрытое лоно нимфоманки, лежащей на берегу Стикса с погружёнными в чёрную воду ногами и грезящей медленно движущимися галлюцинациями по континууму её лона. Вагон также двигался медленно и левитирующе по ктеическим онейроидам галлюцинирующих рельсов то ли наружу, то ли внутрь. Я лишь догадывался, что вагон движется в некую Зону.
Вскоре лес стал постепенно светлеть. Затем он стал редеть. Всё чаще появлялись лучистые золотые прогалины, наэлектризованные трепещущей вспыхивающей тишиной. Я сидел неподвижно, как будто слушал недоступную музыку. Я не заметил когда лес исчез. Вместо него выросли холмы, поросшие яркой свежей травой. Холмы были почти одинаковы по высоте и тянулись монотонной грядой. Я закрывал глаза, открывал их и опять видел холмы. Холмы, холмы, холмы… Почему-то они вдруг стали серые с песочным оттенком. И это уже были не холмы, а вылитые из бетона чудовища. Они медленно оживали и по-черепашьи двигали своими конечностями и челюстями. Самое страшное это то, что мне было не страшно. Я высунул руку в окно и почувствовал вибрирующее урчание. По вагону текла мутная вода. Чудовища превращались в грязные желтоватые волны, которые готовы были поглотить вагон, но в последний момент превратились в совершенно абстрактные изваяния. До Зоны ещё было далеко. Я вынул свой блокнот и стал что-то записывать. Я писал всё о том же о чём пишу всегда: о себе. Каждый мой блокнот начинается со знаменитых слов Аполлона Дельфийского. Моих блокнотов не сосчитать. Да я их и не считаю. Я пишу в очередном блокноте. Я пишу о том, что я такой же как и все. Нет, пожалуй хуже. Это не лицемерная уловка – это факт. Что я практически ни к чему не пригоден. Что я человек бестолковый и неловкий, к тому же самоуглублённый, очень чувствительный и поэтичный. А в добавок ко всему имеющий хорошую память. Единственное, что не даёт мне окончательно выпасть из гондолы человечества это универсальность приятия и понимания. Хотя в общем-то я всё равно где-то вне гондолы болтаюсь. Только периодически, видимо, эта универсальность вновь забрасывает меня в гондолу и я лечу со всеми. И вдруг каким-то образом я вновь болтаюсь вне гондолы. И какие силы меня поддерживают ума не приложу. У меня нет никакой опоры – абсолютное ничего вокруг, которое я неустанно заполняю совими поэмами. Я как будто и вне и внутри одновременно. Или мне это только кажется, что я внутри, а всегда я был, есть и буду вне? Как бы там ни было, я записываю всё это в блокнот.
За окном по-прежнему высились стереометрические совершенно неконкретные изваяния то ли из бетона, то ли из песчаника. На моих коленях появилась книга. Белый переплёт с маленькой серебристой буквой ;. Я знал содержание этой книги, хотя впервые видел её. Она состояла из отдельных рассказов или сообщений, даже не знаю как это назвать. Ни художественных, ни документальных, ни публицистических. А может это вообще были какие-то криптограммы, великии асинхронии или флламифологические этюды.
Я раскрыл книгу и стал читать. Я будто вскрыл себе вены. Солнце бордовыми остатками перевёрнутых башен и диагональных колонн терялось в переплётах оттушёванного леса. Чтение было подобно сну на рассвете. В книгу был всего один рисунок, выполненный простым карандашом, но этого рисунка было более чем достаточно.
Первый рассказ был о девушке. Кто впервые читает его, ищет в нём какой-то смысл, вроде бы находит, но потом понимает, что этот рассказ вовсе не стоило читать. Однако перечитывает его вновь и вновь. Я не буду его пересказывать. Если вы когда-нибудь найдёте эту книгу… Конечно не в библиотеке… Впрочем его можно читать и без книги…
На окраине леса стоял за;мок. Он был сложен из гладкообтёсанного бурого камня. На его башнях развивались флаги из прозрачного тончайшего шёлка. Бесцветного с серебристой полосой. В за;мке жила девушка. У неё было много подруг и друзей. Она часто встречалась с ними, но каждую ночь оставалась одна. Причём двери и окна замка наглухо запирались. Девушка спала в огромной гулкой спальне. Но в том-то всё и дело, что спала она редко. Каждую ночь она бродила по замку как сомнамбулическая сова. Во всём замке, где были тысячи комнат, горел всего лишь один факел. Один глубокий колодец был где-то в одном из бесчисленных коридоров.
Однажды она забрела в огромный зал. Из высоких узких полукруглых окон лилось приглушённое тёмно-фиолетовое сияние. По всему периметру стояли огромные причудливые канделябры, которые в онерическом сиянии казались ещё причудливее. В центре росло дерево. На нём было всего лишь три ветви и на каждой из них было по три листа непонятной формы: то ли ломаный многоугольник, то ли круг с какими-то наростами. Или они изменяли свою форму, или просто они так трепетали под обворожительными волнами кристаллического сияния.
Девушка тихо подошла к дереву как к спящему чудовищу. От него исходил тонкий терпковатый запах, немного землистый и со сладкой изюминкой распылённого в эфире ванильного порошка.
С обратной стороны дерева было дупло: узкое, извилистое и длинное, чуть ли не на треть ствола. Оттуда будто исходило нежное излучение.
Девушка ощупывала ствол, едва касаясь его, и вдруг просунула руку в дупло. Её руку окружило что-то покалывающее и приятное.
Как она пролезла в дупло, она не помнила: то ли она превратилась в змею, то ли обернулась сороконожкой, то ли ордой прожорливых муравьёв, то ли астральным телом. Она шла по ступенькам вниз. Сверху и сзади пробивалось сквозь тьму бледное зарево. Коридоры становились всё запутаннее. Зарево ослабевало. И вот её ноги не чувствуют тверди. Она летит или висит в бездне. Она нашла тот колодец.
Комната была озарена единственным факелом. Высокий потолок нависал семигранным куполом. И под самым потолком левитировала огромная цилиндрическая розовая площадка. Внезапно появилась такая же левитирующая лестница, ведущая к площадке. Девушка сделала шаг по направлению к лестнице, но до ступенек было не достать.
Она попала в ловушку. Не было никаких сомнений. Вокруг только циклопические камни, сцементированные огненным раствором. Бледно-голубое пламя движется между плит. Что-то её стало поднимать и бросать прямо в пламя. Она летит, а вокург огненные языки.
В переходах между двумя зарешёченными проёмами полы усыпаны обрывками из глянцевых журналов, гравюрами, папирусами, пергаментами, голограммами, тонкими листами золота и разрезанной парчой. На золотых листах непонятные изображения, нанесённые жидкой ляпис-лазурью и малахитовым молоком. Стены испещрены всевозмозным майтхуническим бредом, эпическими поэмами на санскрите и хеттском. В небольшой нише огромное зеркало. Девушка подходит к нему по шуршащим листам. Её отражение левитирует. Одежды на нём медленно тают. Оно выплывает вперёд, покидая зеркальное поле.
Цветы прорастали прямо из камней. Колючие, шершавые, липкие, но красивые. Ослепительно красивые до сверхоптического уродства. Благоухающие лепестки постоянно меняли свои очертания. Она скользила между цветами как медянка среди изрисованной солнцем травы. Острый шип оцарапал ей кожу на икре. На мгновение ей показалось, что её кровь ярко-синего цвета. Тотчас чей-то длинный язык слизал несколько выступивших капель.
Кто-то втолкнул её в маленькую комнатушку и захлопнул тяжёлую дверь. Огромное серебряное кольцо ещё позвякивало на двери, когда перед девушкой появился чёрный лохматый козёл с изумрудными глазами. Где-то в глубине его ромбовидных зрачков таилась великая сверхчеловеческая мудрость. Девушка почувствовала что она обнажена. Но ни смущения, ни страха в её душе не было. Лишь готовность к левитации.
Она поднялась на ступень. И пошла-полетела по лестнице вверх. Вверх… И вот она уже в центре цилиндрической розовой площадки. Комната засияла розовым светом. На девушке было лёгкое прозрачное розовое платье, развивающееся под невидимым излучением зеркального купола.
Девушка стояла в самом центре площадки. Ей хорошо была видна вся комната. Внизу левитировали другие цилиндрические площадки: синие, фиолетовые, золоттые, белые; большие и маленькие шары: прозрачные, полупрозрачные, опаловые, зеркальные… Девушка почувствовала как площадка движется, будто дышит… цилиндрическая форма излучает невидимые поэмы и мелодии…
Девушка провела рукой по волосам и ощутила что-то загадочное, далёко-близкое, неясно-нежное, трепетно-таинственное… Этого чувства она давно ждала…
Она шла по мостовой, усыпанной опавшими листьями. Прохладное серое утро следовало за ней. Где-то вдалеке дворницкая метла монотонно вычёркивала осеннее золото…