18

Елизавета Брук
Человек шёл через лес. Лучи прокрадывались сквозь корявые стволы и терялись где-то в сердце чащобы. Эти лучи напоминали человеку цветом его грех - как на ладони осталось махонькое жёлто-оранжевое пятнышко, мутная ядовитая кровь злосчастной Божьей коровки. За что она отправилась пастись в небесные стада? Тогда это не волновало человека. Случилась вопиющая несправедливость, гиблость, такое странное, глупое действо, разрушевшее самоосознание и мир на какую-то долю мгновения, и в эту секунду погибла Божья коровка. Попала на ладонь и смылась в ближайшую раковину. Она вряд ли успела понять происходящее.

Человек никогда не задумывался о мелочах вроде смерти Божьей коровки. В чем разница - больше или меньше одной блошиной тварью на земле? От этого уйдёт жена или прогневаются боги? Теперь лучи имели цвет божьей крови. Человек отвернулся, чтобы не видеть, как они ползут ниже, сучок за сучком подбираясь к тверди, но трава медленно впитывала оранжевый след, будто напоминая.
Лес не знал края. Ноги сковала медная усталость, но глубина не приблизилась ни на шаг. Солнце бухнулось ниже горизонта. Трава оставалась жёлто-оранжевой. Человек зажмурился; и тут поджидала кровавая пелена. Открыть глаза не получалось - человек задергал руками и ногами и должен был непременно упасть, но потерял ощущение тела и не тронулся с места. Пелена краснела. "Господи, спасибо!" - подумал человек, и на лаковом красном проступили белые пятна. Человек хотел закричать. Открыл рот, но слышал только, как где-то высоко ветер несёт крошечную божью коровку. Несёт, думается, в рай, где место всем мученникам и невинным. "Отчего я не мученник, если меня пытает грех?" - а жужжание несчастной нарастало, набирало нестерпимость и отчаянность. В висках поселилась тысяча божьих коровок, и в последней песне они силились свести человека с ума. Кругом крутились, закручивались, завязывались в смерченные вихри тугим и монотонным жжж. Выше выше, круче круче...

Мыслей уже нет, им не осталось местечка в заполоненной голове. И человек больше не знает и не думает, где бы он мог быть, что с ним происходит и чем же всё это закончится. Он просто есть. Человек, в порыве человеческой злости однажды раздавивший Божью коровку.

Это машины скребут обкатанный асфальт трассы. Светофор пикает на зелёном. Матерится на гаишника мужик в синей ветровке. У торгового центра стоят бабушки с разноцветными вёдрами, а в ведрах - от бледно-жёлтых до оранжевых головок свежих нарциссов. В городе весна. Человек вынимает из ведра букет едва жёлтых нарциссов и пихает бабушке помятую купюру, уходит, не дождавшись сдачи, и застывает посреди площади. На молодом скрученном листе сидит Божья коровка.