В конце лета 2017-го в очередной раз я отправился в Харьков к своим внукам и немного по делам, на сей раз поездом. Ехать от Кременчуга, было всего лишь меньше чем от обеда до ужина. Даже приблизительные подсчеты говорили о том, что одному на автомобиле добираться до Харькова экономически невыгодно. Да ещё при каждом населенном пункте не всегда успеваешь сбросить скорость, а бдительные блюстители дорожного порядка всегда готовы заметить твой промах.
Поезд, из Одессы подали вовремя. Заняв свое место в плацкартном вагоне, я ненароком потеснил своих попутчиков. Соседями моими оказались пассажиры из России, из какой-то поволжской области. Три женщины 30-40лет, пожилая и немного ворчливая особа семидесяти лет. Они гостили, как потом я узнал, в Молдове, и теперь возвращались в свою страну, ставшей недружественной Украине после известных событий. . Крым на то время был, как три года аннексирован, а на линии противостояния в Донбассе по-прежнему гремели выстрелы, рвались снаряды. Конечно, я предпочел не вступать в разговор с ними, а тем более вступать в спор на тему «чей Крым», и хотелось в глубоком созерцании проплывающих за окном пейзажей доехать до моего вожделенного Харькова. Поездка в молчании не удалась. Попутчикам было интересно узнать что-нибудь о Кременчуге, почему я еду в Харьков, и не я ли изображен на обложке книги, которая просвечивалась через светлую часть целлофанового пакета. Пришлось немного рассказать о себе и постараться вкратце сказать, то , что я думаю о России.
« В разгар майдановских событий ваши СМИ бунтовщикам и пришедшей избранной власти приклеили ярлык фашистов, хотя спустя три года после Майдана и ранее, живя в Украине, я не испытывал дискомфорта по поводу своей коренной национальности».
Слова «Хач», «Чурка» и прочие оскорбительные слова, но прочно вошедшие в разговорную речь были больше применимы для россиян.
« Если вы так уверены, что Крым ваш, почему этот вопрос не был поднят в самом начале развала советского государства?»
Российские попутчики с некоторой неохотой задумались над моими словами, и как бы согласившись со мной, сослались на то, что СМИ их большой страны своеобразно освещают события в мире.
После мы говорили о кино, литературе, искусстве. Благо, кто-то из них разгадывал кроссворд, и поиск нужных слов только подпитывал темы из мира прекрасного.
Бабушка, которая пыталась высказать своё мнение, продолжала разбрасываться междометиями и тяжелыми вздохами.
Как бы решившись на своё выступление , она придвинула свой внушительный стан к приставному столику и решительно заявила:
- Раньше было хорошо!
Я переглянулся со своими собеседницами. Глаза их светились смехом, а подбородки собраны в кулак, чтобы не расхохотаться.
- Раньше все дружно жили, - продолжала декламировать бабушка, - мы все были одной семьей. И русские, и украинцы, и белорусы, и чучмеки. Все жили хорошо.
Мои попутчики переметнули свои взгляды кто в пол, кто в окно. Я продолжал поддакивать бабушке кивком утомленной головы.
«.. .и чучмеки.»
За несколько часов нашей беседы мои российские попутчики стали чуть не друзьями. Их даже интересовало, как найти меня на сайте «Проза.ру».
Когда я вышел из поезда и, передав свой незатейливый багаж сыну, я поторопился рассказать ему про бабушку-интернационалистку.
- Представляешь, она говорит о том, что раньше все дружно жили и русские, и украинцы, и белорусы, и чучмеки..
Такого взрывного смеха Харьковский вокзал, наверное, не знал со дня своего основания.
- Прямо таки сказала? - отдышавшись от смеха, спросил сын.
- Для неё это синоним слова «нерусский».
- М-да. Печально.
Если не трагично. Почти через пять лет после той поездки Харьков проснулся ранним утром от артиллерийских залпов.
- Мы едем, - сказал мне сын по телефону.
Так в то утро 24-го февраля началась для нас война.
«Братский» народ решил задушить своего родича в своих объятиях.
Самый русскоговорящий город Украины подвергся авиационной бомбардировке, ракетному обстрелу.
- У нас по своему освещают события в мире, в Украине, - вспоминаются слова попутчицы из России.