Предисловие к книге Сергея Воробьёва ПРЕЛОМЛЕНИЕ:Витражи нашей памяти
Санкт Петербург
Алетейя
2022
Витражи странника вселенной
вселенная была
до меня и будет
после но пока
она во мне
Вселенная писателя, путешественника, поэта Сергея Воробьёва не во всём, но во многом тождественна той, которая является творением Создателя. В ней наряду с непостижимой безмерностью, существует бренность преходящего, прекрасного и ничтожного, ужасного и смешного.
Преломлением света и пространства через призму времени в этой Вселенной отражено прошлое в отношении к настоящему и будущему, а также человек, перешагнувший экватор двух эпох; предметы окружающего быта, включённые в вопросы Бытия, устремлённого к Иному – Небесному.
Человек – творение Бога, как и сама Вселенная, создан подобным Храму. «Разве вы не знаете, что вы Храм Божий», – говорит апостол Павел.
Начиная с глубокой древности, ещё создатели языческих храмов возводили их согласно пропорциям человеческого тела. В Египте и Сирии с IV – III веков до н. э. храмы стали украшать витражами. На блёклую бесцветную основу накладывались разноцветные стёклышки. Проникающий сквозь них луч преображал действительность, делая её яркой, завлекающе-притягательной.
Сияние витражей христианского храма уподобляет его Храму Небесному. В солнечном свете, преломлённым разноцветием стёкол, прихожане ощущали отражение Божественного света, объемлющего весь мир. Орган телесного зрения – глаза, а зрения душевного – ум, хранитель нашей памяти.
Так память автора книги лучом творческого озарения проникая в прошлое, манит к себе, переполняет сердце, требуя высказаться, воплотившись в слове.
Последовательность заключённых в разные геометрические фигуры отдельных эпизодов строилась не так, как в миниатюрах рукописных книг. Порядок рассматривания - чтения - менялся, часто был произвольным. Именно о таком чтении своих глав –витражей – состоящих из отдельных рассказов, новелл, зарисовок говорит автор книги:
«Рассматривать их можно под любым ракурсом, вне всякой очереди».
При этом надо отметить, что отдельные сюжеты каждой главы объединены, как правило, одним замыслом, одной темой. Так скрепляет отдельные стёкла витража свинцовая жила.
«Портреты без ретуши» – первая глава книги скреплена темой короткого или более длительного знакомства автора с современными писателями и поэтами. В описании встреч и бесед с Валерием Поповым, Борисом Орловым, Виктором Пеленягрэ, Алексеем Филимоновым, Михаилом Задорновым, как в сюжетах храмовых витражей, важна не столько документальность, сколько впечатления, которые живы в душе рассказчика по сей день. При этом всё описанное автором достоверно и подлинно.
Так от встречи с глубинно-русским человеком – писателем Иваном Васильевым, в памяти Сергея Воробьёва, только начинающего прикасаться к словотворчеству, запечатлелся не только уклад дома и образ жизни лауреата двух престижных премий, но и слова мастера литературы: «… если вам суждено стать мастером слова – это ваша судьба, и вы в любом случае добьётесь своего, и кривая выведет на то место, где вас оценят».
Ещё Н.В.Гоголь замечал: «мир в дороге, а не у пристани. Мир на перепутье».
Перепутья автора – это моря и океаны, материки и острова, страны и люди – жизнь во всей её полноте.
«По водам зыбучим» – новая глава книги – приводит читателя в Египет, Сенегал, Марокко, Тунис, Грецию. Земная дорога – реальность – в творчестве не бывает тождественна себе, хотя отражает её более ярко, полно, порой неожиданно. Преломлённые через витражи памяти писателя, сколь разнообразными, выразительными, единственными в своём роде предстают перед нами негр Вася из Сенегала прекрасно говорящий по-русски, грузин Нико – знаток и любитель греческой кухни, араб Ахмед – гид из Египта. Сколько людей - столько душ человеческих во всём их разнообразии.
Писатель-путешественник, следуя стремлениям своей души, и по воле судьбы оказываясь на перепутье земных дорог, используяет все возможности, чтобы увидеть разнообразие окружающего мира, и не только почувствовать его вкус и запах, но и ответить на вызовы жизни, испытав себя во всевозможных обстоятельствах.
В рассказе «Лилит & Sportishman» добывая ушедшее из почвы времени, не повредив его корней, вдохнув в него своё мироощущение, автор открывает для себя и читателя, казалось бы, такую доселе знакомую Вселенную. Вопреки предупреждению марокканца, местного жителя, о надвигающемся урагане Лилит, герой едет на своём байке на встречу тьме Марокканской, пока ещё не полностью поглотившей побережье Атлантики. Едет, наслаждаясь роскошью окружающей природы, лучами божественного света, расцвечивающими мир радужными красками. Океан манит, притягивает: «… я кидался в набегающие пенистые воды, волнующиеся не менее, чем душа моя». В такие мгновения душа путешественника становится «струёй невидимого божества бесконечного света». Так определяет это состояние Иоанн Дамаскин.
«…какой восторг, – вторит святителю автор повествования, – погрузиться в это первородство, слиться с ним, превратившись в единый живой организм, каждой клеточкой чувствуя взаимопроникновение двух стихий. И каждая наслаждается по-своему – одна принимающая, другая отдающая». Принимающая и отдающая – два субъекта, образующие Единство, как откровение самого Творения.
«Зачем мне Боженька дал столько радости небывалой свободы, к которой так стремилась душа моя». Но душа, как свободная сущность, должна обладать умом. Однако человек со времени отпадения от Бога редко обладает такой душой во всей полноте. А потому не способен сразу ощутить, как светлая, отдающая себя стихия постепенно исчезает, уступая место демонической силе, продолжая движение навстречу бездне, готовой поглотить его без остатка.
Первым признаком этой бездны – урагана по имени Лилит – был «ниоткуда вдруг возникший ветер». Имя Лилит у шумеров означало «дух ветра», «женщина демон», рождающая чудовищ. У древних евреев – первая созданная и отпавшая от Бога женская сущность получила имя Лейла – демон ночи. Эта, наделённая внешней красотой соблазнительница, чёрными или рыжими развевающимися по ветру волосами и бездонно-огненным взглядом притягивала мужчин, вызывая у них восторг и неуёмное желание обладания. Как повествуют древние мифы, Лилит «высасывая жизненные силы мужчины, несла болезни, разрушение и смерть».
«Мне во чтобы-то ни стало безудержно хотелось ощущать её во всём размахе и откровенности», – признаётся герой рассказа. И несмотря на окутавшую мир тьму Марокканскую, он, подчиняясь своему неуёмному желанию, продолжает двигаться навстречу Лилит. Тьма стремительно окутывает весь мир: пальмы своими разлапистыми ветвями, словно развивающимися волосами Лилит хлещут темнеющий небосвод, океан, закрученный дерзким ураганом, безумствует. И, подчиняясь тёмной демонической силе музыки труб дьявольского органа, герой медленно, как сомнамбула, движется на её зов:
– Ты здесь, Лилит?!! Ли-ли-и-и-ит!!!
«Дьявольская музыка неистовства непроглядной ночи возвещала приход Небытия. Откуда же взялась эта чёртова закваска, охватившая мир? Не из демонического ли женского начала, едва не погубившего в нём меня?»
Соблазняя демонов, ангелов и мужчин, Лилит оставляет после себя многочисленное потомство, которое во все времена по-разному проявляет властную тёмную силу этого женского первоначала.
Такова маленькая девочка из наброска с натуры «Моле сумит». Она пока неосознанно проявляет эту силу, оттаскивая малыша-братца от причала Графской пристани, где он, засовывая нос в широкую щель между досками настила, повторяет одну и ту же фразу: «Моле сумит, моле сумит!». Сестрёнка звонко приказывает: «Костик уйди! Костик уйди! И насильно тащит вырывающегося и плачущего мальчугана подальше от моря.
– Всё, – говорит наблюдающий эту сцену спутник автора по крымским скитаниям, – точно не быть ему адмиралом. Костик уйдёт. И станет в итоге сантехником или штукатуром.
Хочется отметить особый дар писателя, позволяющий ему двумя-тремя штрихами отобразить в миниатюре то, о чём пишутся романы, эссе и диссертации – влияние женского начала на формирование личности и судьбы мужчины.
На формирование личности и судьбы человека оказывает и время, и место его рождения. Разрешение на временное проживание в ту или иную эпоху он получает от Бога. Однако свобода, данная ему Создателем, может быть ограничена властителем той эпохи и законами того пространства, в котором человек существует и которое определяет его бытие.
Сергей Воробьёв, как и многие действующие лица этой книги, родился и провёл детство и юность в эпоху Сталина. Переступив экватор – 2000 год – в начале третьего тысячелетия писатель в главе «На экваторе двух эпох» возвращается к своим истокам. В рассказах «По наказу товарища Сталина» и «Как Берия мне на пятку наехал» читатель не встретится с привычными образами Сталина и его окружения. Свобода творчества – есть способность разума, интуиции, подобно искривляющим лучам света – иронией, юмором, фантазией – преломлять доселе известные персонажи в нечто непредставимое. Находясь на грани вымысла и реальности, действующие лица его рассказов ведут себя самым неожиданным образом.
Сталин долго беседует со сварщиком Дормидонтычем, сумевшим приварить рубиновую звезду к Спасской башне кремля. Пригласив его к себе в кабинет, вождь делится с ним самым сокровенным: «Долго жить хорошо или плохо?» «Революция дело тонкое и опасное». «Ленин, хотя и квартерон, но он наше знамя». И так далее.
Дормидонтыч, от лица которого ведётся рассказ, по простоте душевной своими репликами сглаживает патетику, присущую подобным беседам с вождём. «Камень на камень, кирпич на кирпич, умер наш Ленин Владимир Ильич», –вторит Дормидонтыч Сталину на замечание о Ленине, «как краеугольном камне нашей системы».
Надо сказать, что диалоги между самыми различными героями повествований даются Сергею Воробьёву легко, ненавязчиво, естественно, словно он сам присутствовал при этом. Писатель посредством этих диалогов выражает своё мироощущение и отношение к происходящему.
Христианская антропология, говоря о двойственности падшего мира, сущность человека также считает двойственною: внешнюю и внутреннюю. Человек внешний – существо телесно-душевное, бессознателен, не свободен, подвержен влиянию отжившего прошлого, хаоса, распада. К внешнему относится всё, что служит телесности, в том числе и такие проявления, как рассудочность и эгоизм. Он подвержен влияниям моды, любых людей, увлечённых той или иной ложной идеей. Внешний человек причастен лишь к очевидностям окружающей среды.
Очередной витраж – глава «Вкус жизни» – изображает именно таких внешних людей. По словам писателя их можно найти в любой точке мира: Кахетии или Сицилии, в районе Неаполя, или, не дай Бог, на острове Санта-Фе и даже на южном мысе Патагонии.
Чтобы вместе с таким человеком читателю ощутить вкус жизни, для этого по словам автора, ему «необходимо отстраниться, задуматься и обязательно улыбнуться». Улыбнуться той неповторимой улыбкой – то лукавой, то ироничной, то горькой – той, которой умеет неподражаемо улыбаться Сергей Воробьёв. И тогда со всей возможной обнажённостью для вас откроется жизнь внешнего человека. Со всеми её соблазнительными коктейлями, сдобными куличами, звуками арф и скрипок. Надо лишь бездумно погрузиться… Погрузиться в «ванну с лавандой… неважно, что в это время кого-то бомбят, разбиваются самолёты, ураганами разрушаются жилища». Всё это человека внешнего не касается. Главное – получить индификационный код! … Персональный».
Цель внешнего человека носит срединный набор качеств. Не поднимаясь до осмысления связи с сакральным миром, он осознаёт свою причастность лишь к очевидностям окружающей среды. Ему ни к чему взращивать в себе образ Божий.
Альфред Муха, чешский живописец, чья главная работа жизни «Славянская эпопея», в своих витражах собора св. Витте соединияет высокое и низкое, возвышенное и повседневное.
В русском человеке, как ни в каком ином, соединились эти противоречивые свойства души: устремлённость к Богу и умение выжить, доверчивость и способность схитрить. Это единство двойственности отражено нигде лучше, чем в фольклоре: сказках, былинах, байках. Именно там и раскрываются все эти черты характера русского человека, оказавшегося в непростой жизненной ситуации.
Глава «Отдать якорь» – написана в жанре баек – занимательных, коротких, с элементами народного юмора. Автор, по законам жанра, придаёт байке достоверность, реальность происходящего, и самое главное, что удаётся далеко не всем – глубокий смысл. Объединив реальное и вымышленное, владея знанием деталей и точностью при описании быта, выразительностью и яркостью при передаче образов, с тончайшим ненавязчивым юмором переданных диалогов, писатель раскрывает характер русского человека во всех его ипостасях. Таких как бескорыстие и хитрость, наивность и находчивость, умение выжить в любых самых невероятных обстоятельствах с надеждой на «авось». Возможно, это идёт из безграничной веры русской души в Божий промысел.
В рассказе «Дверь» парадоксальность мира сказочно-иллюзорного не противоречит реальности, но лишь полнее выражает её. Подвергшаяся деформации дверь в каюту старшего механика, не желая закрываться, подчиняясь законам реального мира, балансируя «словно на кончике носа циркового жонглёра», приоткрывает для наблюдавших за ней членов «маслопупой братии» параллельный мир, не видимый простым глазом. Привычные персонажи – члены экипажа судна – капитан, помполит, электромех и другие, словно обнажая свою истинную сущность, в проёме двери начинают выглядеть до странности непривычно.
Так помполит, всевидящий и знающий служитель партии большевиков-коммунистов, предстаёт в образе католического священника, облачённого в сутану ярко-красного цвета. Повернувшись в пол-оборота к собравшимся в каюте членам машинной команды, он произносит: «Всё в руцех князя мира сего, всё в его воле!»
Капитан судна, герой войны, Октавиан Витольдович предстаёт в тропическом костюме под цвет песка африканских пустынь, словно реализуя свою мечту стать охотником необозримых саванн. И в тоже время с высоты своего положения он нисходит до вверенных ему членов экипажа, напоминая им о вечернем чае с оладьями:
– Оладьи закончатся! А без оладий что? Жизнь пуста и неинтересна.
Автор рассказа, играя квантовыми движениями своего сознания, словно гаммой света, проникает в невидимый доселе мир своих героев, приоткрывая сокрытые грани видимого.
Театром душевных мистерий можно назвать очередную главу «Искусство быть нищим». Подобно тому, как на протяжении веков одни создавали и сохраняли подлинные витражи, другие в наше время довольствуются подделками. Так новые нищие, осваивая рынок, сейчас предъявляют миру подделки, имитации. Образ нищего становится бутафорией. Внешний человек, стремясь к соблюдению религиозных обрядов, норм и законов, не стремится к духовно-нравственному преображению, пытаясь надеть на себя маску благочестия. Новые нищие старой Европы скрывают свою сущность попрошаек под одеждами известных персонажей таких, как Чарли Чаплин, адмирал Нельсон и т.д.
«Нищие, – пишет Сергей Воробьёв, – отражение нашего социума, наше с вами отражение. Почему мы не заглядываем в это отражение, отвергая его?»
Новые нищие старой Европы – люди с наштукатуренными лицами-масками, облачённые в тоги, мантии, туники, мундиры. Их социальный статус – человек-статуя. Назвать эти статуи нищими можно лишь с большой натяжкой.
На фоне этого театрального действа автор-путешественник обращает внимание на поразившего его одноногого, опирающегося на костыль: «… лицо его было худым, взывающим к милосердию. Он не замечал ни людей, ни мира, был погружён в никому неведомые тайники своей души. Взгляд, обращённый к небесам, был покоен и светел». Не сам ли Христос воплотился в этом человеке, дабы Его глазами увидеть наш падший мир, а в нём нас, равнодушно проходящих мимо. Проходящие мимо, скучающие по Богу, будут посещать храмы, ставить там свечи, иногда даже заглядывать в Ветхий, а то и Новый Завет, но так и не узрят в себе Христа, сказавшего: «Я с вами остаюсь во все дни до скончания века».
Увидеть мир глазами Христа – это цель внутреннего человека. По словам Иоанна Дамаскина «Если душу человеческую уподобить капле воды, то чем она чище, тем яснее в ней отражено солнце. Чем мутнее, тем тускнее отражение».
Чем чище стёкла витражей нашей памяти, тем более свет, проникающий сквозь них, помогает душе вознестись к истинному Свету – к Христу.
Заключительная глава книги «Витражи нашей памяти» называется «Столбцы».
Столбцы – особая форма документов в России XVI – XVII веков. Текст писался от руки на бумажных полосках – лентах. Полоски склеивались, по склейкам ставились скрепы и ленты сворачивалась, представляя собой свитки.
Столбцы Сергея Воробьёва – короткие четырёхстрочные высказывания. Это своего рода документы человека – свидетеля двух эпох, побывавшего на всех континентах нашей планеты. Человека, обладающего особой остротой зрения умной души, которая избирает для себя хотя и самое обыденное, но ещё не отжившее, глубинное: мгновения жизни – как отражение самой Вселенной, а в ней – человека:
как трудно
найти
человека
среди людей
Особый дар таланта писателя Сергея Воробьёва – умение прозревать будущее.
сегодняшняя правда
завтра
может стать
ложью
Образ Божий в человеке проявляется в его силе, добротолюбии, свободе, а у писателя и поэта ещё и в даре слова.
Творчество в его философском смысле – есть особая форма, как рассудочного, очевидного, так и сверхрассудочного, Иного. Удаётся это лишь избранным. Поэтому
истинно
великие
проходят по
жизни незаметно
Лидия Соловей – член Интернационального (Международного) союза писателей
Книга опубликована на портале электронной библиотеки ЛИТМИР
http://proza.ru/avtor/sergeyvo