- Оружейник из Пригорья? – недоумевал Санделло после проводов короля Олвэна. – Пелегаст? Зачем ему этот захолустный оружейный торговец?
Вирэт чуть усмехнулась:
- Откуда знать мне? Это ведь ваши с королем секреты!
Горбун насупился. Однако этот вопрос был ей тоже очень интересен. В отличие от Санделло, Вирэт знала, кто такой Пелегаст. Она догадывалась, что именно поэтому Олвэн охватил своей просьбой и её. Он не мог ей доверять, но она знала…
А Санделло – нет.
Забавное выходило посольство.
А особенно забавным оказалось то, что Олвэн вновь подловил её на том, от чего она не смогла отказаться. Зачем Олвэну Пелегаст – это теперь для Вирэт вопрос из вопросов…
Так как просьба короля в глазах Санделло была равносильна срочнейшему распоряжению, выехали в тот же день, держа курс на Эредбор. Это был личный путь Санделло через Мглистые горы - урукхаи Теркая не раз быстро и безопасно проводили его людей своими тропами через туманные отроги значительно севернее Тангородрима. Путь до Форноста занял больше недели. В Форносте Санеделло оставил своих бойцов, и до Пригорья отправились лишь он и Вирэт. Как и было заповедано.
Правда, далеко не уехали.
В первом же поселке, центральную площадь которого пришлось пересечь перед выходом на Тракт, их окружила группа в семь — восемь человек, вооруженных преимущественно кистенями и шестоперами.
— А ну, слезайте-ка, почтенные! — приказал один из тех, кто напирал в первых рядах, по одежде - горожанин-мастеровой. — Коли не будете дрыгаться, так физического вреда не учиним, только лошадок конфискуем.
— Это что за порядки в Арноре? — холодно удивился Санделло. — С каких пор тут хозяева на гостей, как бандиты, наскакивают?
— А с тех пор, как перестали арнорцы быть хозяевами в Арноре! — дерзко крикнул из-за спины вожака рябой рыжий парень, кидая из руки в руку оглоблю, навершие которой оковали железом наподобие пики.
— Верно сказал! — подтвердил крепыш с короткой бородой и жестким взглядом. — Раньше хоть и драли в три шкуры налоги с трудового люда, но зато и порядок в Арноре с этих налогов был, и всегда знали, к кому за помощью обратиться, коли беда случится. А теперь — и налоги закрутили под самое дышло, и любой ис, кого назгулы занесут в твой дом, имеет право взять у тебя «по-братски» всё, что ему глянется!
— Над любым исом всегда начальство имеется. И вы прекрасно это знаете! — зло усмехнулся Горбун. — Дисциплина у истерлингов жесткая, как медвежий капкан! А у вас кишка тонка законным путем права отстаивать, проще самим в бандиты податься. Да, поди, не проще, а желаннее, лакомее?!
Рука Санделло уже лежала на рукояти меча, скрытого полой плаща.
— Смотрите-ка, он нас же бандитами называет! — заорал рыжий парень. — Чего с ними церемониться?! Они из той же шайки-лейки! Заходи слева, Злыдень, покажем дело! Припомним им братишку моего!
— Уверен, что не растерял былую хватку, Берг? — иронично поинтересовалась Вирэт.
Бородатый вздрогнул, вскинул на нее темные глаза и прищурился жестко, узнавая. Вирэт спокойно повела рукой, снимая с головы капюшон.
— Почему-то думала, что ты с командиром останешься на ратной службе. А ты, выходит, всё партизанишь. Точнее, называешь это так для красоты слога…
— Не тебе мне глаза колоть, Эльфийская Лучница! — жестко ответил бородач. — Ты-то в Арнор погостевать лишь соизволила! А как тут простой люд выживает — до того тебе больше дела нету! Вон брат Эрика попробовал правду и защиту в Аннуминасе поискать, так привезли всего испоротого — ни сесть, ни лечь! Пойди, вступись, — так ведь не станешь!
— Не стану, — спокойно подтвердила Вирэт. — Пока не разберусь во всем досконально сама, уж точно не стану. С дороги-то сойдете или мы будем пробиваться силой?
Бывший ратник что-то буркнул и уже подался было назад, открывая ей дорогу, но внезапно с тылу кинулся на Санделло рыжий верзила, пытаясь своей пикой сбить всадника с седла. Горбун скользнул по шее лошади вниз, как кот, и через мгновение из-под ее морды выскочил уже с мечом в одной руке и ножнами в другой. Очень скоро деревянная оглобля оказалась изрубленной на куски, и как ни пытался парень защищаться этими обломками, Горбун червлеными ножнами Берклунда принялся лупить противника так, что тот орал и выл.
— Э-э, да этого Горбуна я тоже припоминаю! — прошипел сквозь зубы Злыдень и, выхватив из-за голенища длинный кинжал, кинулся спасать товарища.
Оставшиеся пятеро заорали и стали окружать мечника, размахивая шестоперами с кистенями.
Санделло тут же перекинул меч и ножны из руки в руку: клинок — в правую, ножны — щитом — в левую. Развернулся к ним лицом.
Вирэт молча потянула из ножен свой клинок и встала позади мужа, спиной к спине.
…Через полчаса Санделло отделал всех так, что никто больше не смог подняться. Связал им руки, бросил, как мешки, посреди площади. Потом достал из седельной сумки пергамент, расстелил его на колене и стал что-то писать.
— Зачем? — поинтересовалась Вирэт, держа коней за повод.
— Сзади из Форноста идет обоз под усиленной охраной, — процедил Горбун, не отрываясь от письма. — Оставлю им эти подарки и пояснение к ним.
— Тогда их просто вздернут тут же на площади.
Горбун пожал плечами. Дописал, поднялся, прибил письмо ножом к столбу.
— Поехали!
Вирэт покачала головой.
— Что такое?!
— Их. Тут. Повесят. Без разбора.
— А-а… Это же твои арнорские сотоварищи! — зашипел Горбун. — Которые тебя же чуть не прибили!! Если они тебе так дороги, оставайся, попартизань с ними еще!
Санделло прыгнул в седло, и конь бешено закрутился под ним. Жестко полоснув по Вирэт взглядом, Горбун прорычал:
– Ну! Ты едешь?!
Она бестрепетно улыбнулась и снова отрицательно качнула головой. Он кинул коня с места в галоп и, не оглядываясь, поскакал к распахнутому зеву ворот. У самых ворот внезапно придержал затанцевавшего коня… потом боком, боком вернулся на середину двора, направил лошадь прямо к лежащим людям, стремительно спрыгнул, выхватил меч, дернул ближайшего за стягивающий руки ремень, как тряпичную куклу, – а мужик был здоровенный, – и неуловимым точным касанием лезвия, почти не глядя рассек путы. Тот ахнул, повалившись… а Санделло был уже возле второго, через миг – у третьего… четвертого...
Снова взметнулся в седло и умчался уже окончательно.
Минуту Вирэт неподвижно, склонив голову набок, смотрела в сторону ворот. Потом повернулась, отцепила от пояса кошель.
– Возьмите. Здесь немного, но добраться до Арчедайта вам всё же хватит. За ум возьмитесь наконец-то! И не забывайте полученный урок. Он вам ещё задешево достался!
– Благодарствуем, госпожа, – пробормотал один, глядя исподлобья.
Она догнала Санделло только возле речной переправы. Его конь уже вошел в воду, Горбун развернулся к ней всем корпусом, но Вирэт не стала рассматривать, что написано на его лице. Её глаза были устремлены вниз по течению, зачарованные дивной красотой заката.
Туда, на Запредельный Запад, несла свои воды река, точно сверкающий нож рассекая отроги черных скал, и на фоне розовых, оранжевых, багряных облачных каскадов отдаленные пики горных кряжей возвышались, как сказочные замки, как древние эльфийские крепости, как изваяния королей-гигантов в пограничье Гондора – Анариона и Исильдура…
Кони медленно переходили броды; исчерна-изумрудная волна плеснула через сапог Вирэт, когда её лошадь оступилась на подводных камнях. Вирэт нагнулась, зачерпнула ладонью теплый бурун.
На другом берегу она вдруг решительно натянула поводья, спрыгнула с седла и, отойдя под нависший полог приречных кустов, бросила на траву плащ, сняла сапоги и начала раздеваться.
– Это ещё что?! – с высоты своего седла поинтересовался Горбун. По лицу его, как рябь по воде, проходили всплески меняющихся выражений. – Нам ещё до ночи нужно оказаться в Пригорье!
– Искупаться хочу, – невозмутимо пояснила Вирэт. – Сколько можно нестись сломя голову? Две недели мы с тобой немытые, потные, вросли в одежду, как свиньи в кожу.
– До Пригорья ещё…
– А мне плевать, – ответила Вирэт, ясно глядя ему в глаза и укладывая повыше, в узел волосы.– Сдается мне, мир не рухнет, если мы не попадем в Пригорье даже через неделю. Я вот ночью не могу даже обнять тебя, если захочется, – сама себе противна, такая грязная.
Больше ни вопросов, ни возражений Санделло не изрекал.
У берега сочно пахло вечерней зеленью, сумерками, остывающей землей. Вода была тугая, ласковая, с тихим всплеском приняла и понесла к оранжевой стремнине тело Вирэт. А душа её словно воспарила над водой, как чайка Заморья, взмыла в сияющее великолепие вечернего неба, как извечная эльфийская тоска по Валинору. Как её извечная тоска по Надмирному, к чему человеческой душе не прикоснуться никогда… «Чудовищно ваше милосердие, эльфы!» – словно эхом вернулось в память Вирэт из далекого, уже невозвратного прошлого, – того прошлого, где был в её жизни Славур, где звали её, человека, Эльфийской Девой, где с немыслимой щедростью одарила её судьба знанием. Да нужно ли оно человеку, если такова плата за него?!
Возвращалась Вирэт берегом. Обсыхая на ходу, стряхивая ладонями с тела последние капли, прыгала с валуна на валун, полоскала ступни на мелководье. Когда обогнула последний куст, невольно споткнулась, – увидела, что Санделло стоит в воде, едва не заливающейся за голенища высоких сапог.
– Кажется, ты звал меня? – неуверенно спросила Вирэт.
– Ах, «кажется»! – прорычал Горбун. – Ты решила сплавать до Заморья?! А у нас здесь – увы и ах! – не Валинор! У нас здесь, извиняюсь, постреливают!
Она подошла, и он замолчал, злой, встревоженный, не понимающий её… или, может, слишком хорошо понимающий.
– Искупайся, Санделло. Вода – как парное молоко, - тихо сказала Вирэт. И добавила. - Ничего не случилось бы. Я чувствую… благословение над этими местами…
Вирэт не договорила, но он понял. Помрачнел. Почти швырнул на землю плащ, а на него свалил всю остальную амуницию.
Дорога круто пошла вверх, к выходу из ущелья. Над песчаными обрывами взметали в небо стволы вековые сосны. Сладко пахло хвоей, теплой смолой и земляникой. И солнце стояло здесь ещё высоко над горизонтом.
Вдруг Вирэт замерла. Всего на миг, но Санделло тут же уловил это.
– Что? – одними губами, мгновенно спросил он. Но она покачала головой.
– Нет, не опасность… но…
И натянула поводья. Полузакрыв глаза, попыталась понять… Санделло в упор смотрел на неё, потом быстро, зорко оглядел окрестности. Вирэт снова помотала головой, и вдруг – спрыгнула с седла.
– Подожди меня здесь. Я хочу разобраться.
Она стала карабкаться вверх по песчаному откосу, цепляясь за редкие стволы и корни кустов. Уже наверху, в душистой амфиладе красноватых стволов сосен-гигантов, залитых потоками золотистого солнечного света, оглянулась – дорога вилась далеко внизу, фигурки человека и лошадей казались игрушечными.
Вирэт медленно вошла в чащу. Вокруг были только древесные стволы и океан вечернего неба – бархатисто-синий на востоке, пурпурно-оранжевый на западе, с немыслимо красивым, теплым и драгоценным солнечным диском…
– Я здесь, – тихо произнесла Вирэт на квенее. – Кто ты, брат? Зачем позвал меня?
Ещё секунду назад она была здесь абсолютно одна. Но вот уже возле соснового ствола, скинув с головы капюшон плаща-невидимки, возник силуэт высокого серебристоволосого мужчины. Сильный порыв внезапного, теплого и душистого ветра распахнул полы его плаща, и яркими переливами самоцветов вспыхнули ножны длинного меча, спутать который было невозможно ни с каким другим. Имя меча было – Ратмир – громкое, как и его тысячелетняя боевая слава. Вирэт увидела и узнала этот меч, и уже не веря и веря, как в немыслимо желанном сне, от которого больше смерти боишься проснуться, не чувствуя ног шагнула в проход меж сосен. И она увидела уже близко это дивное лицо эльфа и его глаза, самые красивые на всем свете.
– Славур!
Она не поняла, прошептала или только подумала это имя, запрокинула лицо навстречу этим родным сияющим очам, почувствовала силу проникновения их в самую глубину её души и сама распахнула перед ними душу, с полным доверием и любовью, как в старые добрые времена.
– Да, это ты, Вирэт, – нежно произнес эльф, протянув к ней руки. – Твоё сердце не омрачилось ни единым черным пятном, страдания закалили и омыли его, и сияет оно, как золото в огне. Я знал и всегда верил в это.
– Славур... – она положила руки на его предплечья и почувствовала, как его ладони ласково сжали её локти. – Ты вернулся… Мыслимо ли это? Может, я только сплю? Тогда я не хочу и просыпаться!.. Нет, я уже не та. Время безжалостно к нам, смертным. И нет уже той наивной девочки, которая болталась на крупе твоего коня, когда пал мой Доратор и ты под стрелами хорадримцев вывозил меня из Пеора. Только такой конь, как твой Фундэльв, мог сделать вид, что не заметил возросшей тяжести, и ни на миг не сбавить стремительность своего дивного бега! Какая глупая и счастливая была она тогда, эта девочка!
- Но она всегда тосковала по мудрости! - засмеялся эльф.
- Да, но истинно мудр был Славур, сын Всеславура, уверявший ее, что во многом знании сокрыта многая печаль!
- О-о, в этих словах уже истинная мудрость…
-… и истинная печаль! – Вирэт смеялась, и не было сейчас печали в ее сердце. Блаженство счастья, одного счастья, сотканного из чистейшего света, заливало сиянием ее душу. Время смешалось, сплелось в немыслимые прихотливые узоры, и непонятно уже было – миг прошел или вечность, и кто, и где она – чуть живая путница Великой Равнины у эльфийского костра, или уже блеснувшая своей меткостью лучница Лихолесья; и вновь рука Славура тихо отводит от ее глаз ветку дерева, и от его теплого дыхания у виска вновь так сладко замирает сердце; и снова с высоты седла осматривает она развалины дымящегося Ратогора, и слезы, пахнущие гарью, заливают лицо…
Вирэт чувствовала, как смягчают, залечивают сияющие эльфийские очи рваные раны и рубцы памяти в душе ее, словно теплые любящие руки целителя, и появляются силы жить, и появляется надежда верить.
- Ты вернулся, Славур!
- И умрешь на этом месте, проклятое валинорское отродье!!
Вирэт резко развернулась, и, прежде чем отреагировало сознание, ее рука выхватила меч, а тело разогнувшейся пружиной кинулось на противника, которым оказался Санделло. Их мечи встретились, но он сам учил ее мечным приемам, а она была хорошей ученицей. Коронный винт Горбуна не обманул ее, но впервые в жизни встретились лезвия их мечей, и могла ли Вирэт еще час назад подумать, что такое возможно?!
За её спиной уже обнажил клинок Славур, и снова, как в прежние времена, безоглядно жертвуя в бою собой, девушка вырывала драгоценные мгновения для своего Учителя перед лицом опасного врага.
А потом включилось осознание, которое ударило, как болевой спазм. И Вирэт закричала так, как не кричала ни разу в жизни:
- Что ты делаешь, Санделло?! Ты обезумел?! Если ты хотя бы заденешь Славура, у тебя не будет беспощаднее врага, чем я!!
Санделло отскочил назад мягко, как барс. Суженные глаза, перекошенное лицо и оскаленные зубы показывали последнюю степень его ярости.
Три фигуры застыли в каком-то кошмарном киселе неопределенности, готовой взорваться в один миг.
И вдруг Санделло опустил свой меч, шагнул вперед и ладонью, как прутик, отшвырнул перегородивший ему путь клинок Вирэт. А потом заревел ей в лицо, словно медведь с герба Ривендэйла:
- А ты-то – в своём уме?? Ты хоть соображаешь, кто ты и что здесь делаешь?!! Или опять наглоталась эльфийских чар?!
Нависая, сокрушая взглядом, минуту смотрел, как посеревшие губы жены хватают воздух.
- Так! Вижу, в ум приходишь!
Горбун жестко схватил её за поникшее плечо и оттолкнул в сторону. Развернулся к эльфу.
– Слушай, ты, заморский чародей! Не нам с тобой поясняться о взаимных чувствах! Но только незнание твоё может как-то оправдать тебя на этот раз! Теперь – не Аннуминас, и фигуры уже не те, как десять лет назад! Думаю, ты и сам заметил, что защитить она старалась тебя от меня! И если ты еще хоть раз посмеешь коснуться моей жены, ты горько пожалеешь, что не остался догнивать в вечности своего Валинора! Впрочем… ничего в жизни не желал я сильнее, чем стиснуть руки на твоем горле, эльф… смотри сам!.
- Хватит, Санделло! – горько воскликнула Вирэт.
Лишь секунду позволила она себе потешиться фантазией, сказочной женской грезой – двое великих, прославленных мужчин, эльф и человек, обнажили из-за неё клинки. Но Вирэт хорошо понимала, что совсем иными должны быть причины, вернувшие Славура в Средиземье, что корни взаимной ненависти его и Санделло был куда глубже и серьезнее, чем её благосклонность.
- Какой горькой оказалась наша встреча, светлый эльф, - надломленным голосом выговорила Вирэт, с тоскливой болью глядя в побледневшее от гнева лицо Славура. Тот жестко держал глазами напружиненного Горбуна, и, как никто иной, осознавала Вирэт, какое глубокое оскорбление нанес человек Перворожденному витязю, чей род был древнее, чем солнце, чьи уши слышали шум вод Пробуждения, чьи глаза вобрали блеск первых звезд.
- Прошу тебя, Славур, будь мудрее помраченного ревностью человека! Иначе безумие охватит всех троих, и не суждено отпраздновать победу даже тому, кто останется в живых! Рассудок мой уже стоит на грани мрака, и если только смерть моя образумит вас, клянусь, я использую и это последнее средство! Опустите мечи, не веселите Темного Властелина, да не будет он снова назван! Немалый срок для человека – десять лет, Славур, а для эльфов, не более, чем мгновение, но очень многое изменилось в жизни Вирэт! Сейчас я обязана повиноваться мужу, обязана ехать с ним… не успев ничего спросить у тебя, не успев ничего рассказать о себе…о, Элберет Гилтониэль!.. Но да будет так, да будут вновь между нами времена и пространства, только бы не случилось самое ужасное! В недобрый час встретилась я вновь на твоем пути, Светлый Эльф… - слезы заструились по лицу Вирэт, хоть она и пыталась мужественно улыбаться. – В Беорне – Амрод, Беарнас и Мэлнор, они были верными друзьями и спутниками моими все прошлые годы, они расскажут тебе… Если будет угодно Элберет Гилтониэль, мы встретимся! И да хранят тебя все Силы Арды и Валинора!..
К ночи добрались Санделло и Вирэт до заброшенного хутора, где целым оказался лишь сеновал, завели под навес лошадей, легли на сено. И прочнее мифрильных ворот Минас Тирита встала стена между ними.
Но Вирэт была рада остаться наедине со своей памятью.
Как драгоценные алмазы в ожерелье Наугламир, перебирала она времена, проведенные рядом со Славуром. От первого дня встречи до расставания навсегда, когда раскололся эльфийский отряд и во главе уходящих в Запредельный Край был валинорский король Славур Келебрил.
Кем в ее жизни был этот эльф?
Она так и не нашла в себе сил ответить на этот вопрос.
Чем был для неё воздух, которым она дышала, солнце, согревающее её днями, красота земная, ласкающая её взор, люди, среди которых она жила, кого любила и за кого сражалсь?..
Славур был квинтэссенцией всего лучшего, что наполняло этот мир.
Всё, что так восхищало и очаровывало её душу – древние эльфийские государства, легендарные витязи и короли, сражавшиеся так трагично и самоотверженно с Черным Властелином, красота и немыслимое величие исчезнувших городов, лишь светлый отзвук которых струился в звучании баллад и стихотворных эпосов, - всё это воочию прошло перед глазами Славура. Он видел Сильмариллы в короне Феанора и Белое Древо, только расцветшее в Валиноре, знал Берена и Лучиэнь, Нимродэль, Тургона и Эарендила, на его руки пал последний всеэльфийский государь Гил-Гэлад и, сам будучи израненным, вынес Славур с поля боя погибшего Элендила.
На его глазах вставали государства и рушились эпохи, плескалось море, поглотившее Нуменор, и извергался Орудруин, принявший в свое огненное чрево Кольценосцев Саурона…
Вирэт забывала в беседах со Славуром обо всем на свете!
Его скорбная и горькая мудрость, неизбывный свет лучистых глаз, благородство и мужество этой яркой эльфийской души подарили Вирэт прикосновение к истинной красоте, неутолимую эльфийскую тягу к Надмирному и неизбывную печаль осознания недоступности этой красоты. «Во многом знании – многая печаль…»
Как не обрушились на землю небеса, когда ушел из Арды Славур! Мир для Вирэт надолго стал плоским, серым, пресным.
Но и в последствии любой отблеск прекрасного в этом мире - очарование заката, парение чайки над волной, звук лютни, красота поступка - связывалось в сознание Вирэт с личностью Славура Келебрила.
И как ей объяснить всё это Санделло, для которого ненавистно именно то, что свято и прекрасно для неё?!.
…Санделло…
Вирэт впервые подумала о муже.
И почему-то сразу же припомнилось, как он вернулся освободить пленников - немыслимый, казалось бы, для него поступок! – но где те весы, на которых в его гордой душе взвешивались властность, самоуверенность и – потребность в её уважении? «Видь только лучшее в любимом, и он сам, своими ногтями будет сдирать с себя худшее, чтобы быть достойным любви», - говорила Айрин. Не это ли творилось с Горбуном? Не за это ли получил он сегодня награду на песке у речной переплавы?..
Но каким же страшным финалом обернулся для него этот вечер! Что пережил Санделло, согбенный уродец, когда, не дождавшись жены на дороге, обнаружил её в объятиях прекрасного эльфа, и даже не просто эльфа, а того самого эльфа, которого он ненавидел больше всех эльфов на свете!..
Вирэт повернулась.
Она чувствовала, что Санделло не спал, хотя не шевельнулся с тех пор, как упал на сено, ни разу.
Странное чувство - и горечь, и нежность к нему - сжало её сердце.
Вирэт села, обхватила себя за плечи руками. И тихо произнесла:
- Прости меня, Санделло. Я понимаю, что причинила тебе боль… Понимаю и то, какую боль … Но если бы вдруг… из небытия возник вновь в этот мир Олмер… не этот Черный Властелин, в котором уже было мало человеческого, а Вождь из Дэйла… отважный, дерзкий, умный, которого так любил ты… и которого, если бы смогла убить я, то посчитала бы это вершиной своего жизненного пути… Разве не упал бы ты к его ногам, не стал бы целовать его руки, совершенно не заботясь о том, что чувствую при этом я?!
Горбун повернул к ней лицо, так горько постаревшее за эту ночь. И медленно проскрипел:
- Если бы он позвал тебя – ушла бы с ним?
- Если бы не ты, то да, ушла бы.
- И, если вдруг меня не станет – уйдешь с ним?
- Уйду.
- А если меня не станет по его вине?
- По его… – и она замолчала, потому что вновь разверзающаяся тошнота безумия подкатила к рассудку. – Такое мне не понести, Санделло… нет!
- А если я сам отпущу тебя? – продолжал пытать Горбун.
Вирэт вскинула голову, словно он её ударил:
- Не припоминаю в нуменорской клятве никаких «отпущу»!!
- А если я возьму это на свою совесть?
- Санделло!.. - задыхаясь от гневного изумления, выговорила Вирэт. – Ты можешь сколько тебе угодно рушить данные тобою клятвы, но для меня мой обет останется обетом! «Пока не разлучит нас смерть»!!.
Жестким толчком Горбун опрокинул ее на сено, смял бешеным напором, как пленницу, совершенно обезумев от какой-то дикой, агональной страсти. Вирэт опешила… потом поняла, что надо перетерпеть это, и если не помочь, то хотя бы не мешать. Понадеялась лишь на то, то никто не забыл в старом сене вилы...
…Санделло так и не отпустил её. Уснул, уткнувшись лицом в ее шею, еще долго скрипел во сне зубами и вздрагивал всем телом. И Вирэт долго гладила его, как обиженного ребенка, пока он совсем не успокоился и не задышал во сне ровно.
Тогда уснула и она.
… А когда проснулась от утреннего холода, то увидела, как в проем сеновала сквозь белесый рассветный туман пробиваются солнечные лучи.