Мы оказались в помещении, тёмном даже после темноты подводного мира – настолько тёмном, что моё приспособленное зрение отказало напрочь, и я не видел решительно ничего. Зато для слуха впечатлений хватило с избытком: раздался звук – громкий, даже надсадный, складывающийся из стука, гула и плеска, как будто за стеной заработал мощный насос. Видимо, так и было, потому что уровень воды стал падать, и вскоре я услышал голос Мармората, разрешающий мне снять маску. Очень кстати – мне уже грудь разрывало от непривычного способа дыхания, я всерьёз боялся лишиться сознания.
После маски и трубки затхлый сырой воздух показался свежее лесного послегрозового – я наслаждался, вдыхая его, и продолжал прислушиваться. Вода совершенно ушла, и звук работы насоса смолк, сменившись лязгом металла, как будто гигантские шестерни тёрлись одна о другую.
Внизу впереди появилась светлая щель – я понял, что стена перед нами поднимается. Щель делалась всё шире и, наконец, нашему взору открылась уходящая круто вверх лестница, освещённая множеством свечей. Мармората сделал приглашающий жест и стал подниматься. Я последовал за ним, люди в чёрном поволокли следом цыгана.
Теперь это было уже куда более просторное светлое помещение, расположенное, точно, над поверхностью моря – в широкие наборные толстого матового стекла окна по двум ближним стенам лился дневной свет – его ни с чем не спутаешь. В дальней стене была дверь – обычная дверь, без всяких механизмов и приспособлений.
- Где мы? – спросил я.
- А вот этого вам знать не полагается, – сказал Мармората. – Обратите внимание: окна здесь и в других помещениях небьющиеся и непроницаемые для взгляда. Мне будет неловко, если вы по глупости решите испытать их на прочность. Не делайте этого. Идёмте, я покажу вам вашу клетку.
- Клетку?
Он улыбнулся:
- Комнату, о`Брайан. Я просто хотел бы вам напомнить, что ваше пребывание здесь добровольно, как мы оба понимаем, лишь формально. Я прекращу вашу добровольность в любой момент – только повод мне подайте.
- Я это понимаю, - сказал я.
- А я так же хорошо понимаю ваши мотивы. Ну? Не будем осложнять друг другу жизнь?
- Мне просто неприятно слышать слово «клетка».
- Но место своего пребывания в лесу вы ведь называли «логовом».
- Нет, это вы его называли «логовом». Вы и доктор Уотсон, - покривил я душой. – Сам я его никак не называл.
- Ну, хорошо, хорошо, - покладисто отмахнулся Мармората. – Идёмте.
Он провёл меня вдоль коридора и толкнул одну из дверей. Я увидел комнату, чистую, но тесную, в которой стояли кровать, застеленная грубым однотонным покрывалом, с плоской подушкой, умывальник с зеркалом и полочкой для туалетных принадлежностей, небольшой столик и стул. На стене – несколько крючков для одежды. На столике – блокнот и пара карандашей.
- Здесь не помешала бы репродукция на стену, - заметил я. – Или кашпо.
Мармората рассмеялся:
- Вы правы, выглядит довольно убого. Но если вы этого, действительно, хотите, я вам достану и кашпо, и репродукцию. Теперь о распорядке. Дверь ваша будет заперта снаружи, у неё, как вы видите, даже нет прорезной скважины. Но в маленьком чуланчике, вот за этой панелью, вы найдёте место для отправления естественных надобностей и омовения, так что острой необходимости внезапно покинуть номер у вас не будет. Для всех остальных надобностей дверь будет открываться снаружи – в том числе и для визитов, которые, надеюсь, станут частыми и дружественными. Но все эти контакты будут исключительно по нашей инициативе – понимаете?
- Иными словами, сам я никого позвать не могу? – сообразил я. - А если мне станет плохо? Если я заболею, начну умирать?
- Ну, вы же помните, что я говорил о системе зеркал перископа? Вас будут видеть, и если вы, действительно, заболеете и начнёте умирать, вам окажут помощь без просьб с вашей стороны.
- То есть, я остаюсь заключённым одиночной камеры? Как особо опасный больной в Бедламе? – я старался говорить совершенно без выражения и, кажется, у меня получалось.
- Не всё сразу, - проговорил Мармората. – Вы же, наверное, не ожидали, что вас немедленно допустят к управлению кораблём, а то и всей лабораторией, правда?
- Кораблём? Но мы совсем не на корабле.
- Тут вы абсолютно правы, - согласился Мармората. – Тем меньше опасность того, что ваши добрые знакомые – Уотсон или Вернер, или кто-то ещё - смогут определить ваше местоположение и вмешаться в нашу работу каким-нибудь варварским способом вроде наряда полиции. В самом деле, о`Брайан, я рассчитывал… профессор рассчитывал, что такому человеку, как шахматный министр, не будет необходимости прибегать к условиям нечистых на руку дилетантов вроде Готье. Он разочарован…
- Готье? – только теперь сообразил я, о чём они думали, и почему погиб несчастный шантажист и детектив – Так, по-вашему, Готье был приставлен Майкрофтом Холмсом, чтобы следить за вами?
Мармората чуть сузил свои тёмные, блестящие, как сливы в сиропе, глаза.
- Мы знаем, что между ним и доктором Мэртоном, которым вы так успешно притворялись, существовала связь. Вы будете отрицать это, или вы, может быть, не знали? А о том, что доктор Мэртон – ставленник Майкрофта, нам известно совершенно точно.
- Бедняга Готье, - проговорил я. – Если бы он только мог предполагать, чем ему грозит юношеское знакомство с Мэртоном… Хорошо, что вашего похотливого святоши уже не было, и его просто зарезали.
Теперь глаза Мармората и вовсе превратились в щели:
- Вы же не хотите сказать…
- Именно хочу. Может быть, это и не в моих интересах, давать вам информацию, но с Готье вы, господа, сели в лужу. Он никогда не был человеком Холмса.
- Откуда вы можете это знать?
- От Вернера. Вы забываете, что это я, потеряв вашими молитвами воспоминания о собственной личности, не доверяю больше никому. Мне они доверяли и доверяют. И когда я предложил вам воспользоваться моей доброй волей, я, между прочим, и это имел в виду. Но, судя по двери, отпирающейся снаружи, и тому, что вместо корабля меня тайно доставили в тайное место, вас не слишком заинтересовало моё предложение.
Мармората досадливо поморщился:
- Как вы торопитесь. Я-то памяти не терял, и профессор тоже, и мы оба прекрасно знаем, что кому-кому, а вам. дорогой во всех отношениях мистер о`Брайан, доверять вот так, сходу, никак нельзя. Ну-с… Ночь была бессонной – думаю, правильнее всего с моей стороны будет оставить вас в покое и дать отдохнуть. Располагайтесь.
Я шагнул через порог, и дверь, отпирающаяся только снаружи, захлопнулась за моей спиной. Тут же, резко повернувшись, я заколотил в неё кулаком. Замок щёлкнул – разгневанный Мармората встал на пороге, уперев кулаки в пояс, выжидательно.
- Я голоден, - сказал я, нимало не смущаясь. – И хочу пить. Как мне такие желания демонстрировать вашим наблюдателям? Может быть, довольно слов? Если, конечно, меня будут не только видеть, но и слышать.
- Завтрак в десять, - сказал Мармората. – Обед – в пять.
- Только два раза в сутки? Вы напрасно не спросили доктора Уотсона, разрабатывая рацион для своего вивария – будучи врачом, он объяснил бы вам, что такое питание не способствует ни душевному, ни телесному здоровью.
- Я буду приносить вам стакан тёплого молока на ночь, - пообещал Мармората.
- Ни в коем случае. Я очень плохо переношу молоко – у меня бывает от него понос.
- В таком случае, я готов приносить стакан тёплого коньяка, - криво усмехнулся он. – Просто наберитесь терпения. По крайней мере, в ближайшие часы вы не будете подвергнуты обработке покойного Ози или ныне здравствующего Волкодава – это тоже чего-то стоит – вы не согласны?
- Это чего-то стоит, - согласился я.