Аркадий связался с дурной компанией. Шастал по общагам, множил случайные связи с петэушницами, ввязывался в драки стенка на стенку.
И, в конце концов, сел за ограбление ларька. Взломал, поддавшись на «слабо», и взял одну пачку сигарет для доказательства. А умные люди после этого весь товар вывезли.
И вкатили парню по полной.
В семидесятые Аркадий вернулся сильно поумневшим, но его ум ужаснул близких паче глупости.
Раньше были, в общем-то, подростковые шалости, игры гормонов, относительно беззлобные.
А тут перед родственниками предстал циничный делец. Видно было, что на зоне мозги ему промыли проворовавшиеся торгаши. Всю жизнь За парня они распланировали.
Аркадий устроился мясником, окончил Плехановское, дорос до директора магазина. Что-то он всё время ловчил, проворачивал и шахер-махерствовал. Разбогател, купил кооперативную квартиру и построил настоящую шикарную виллу, женился по расчёту. Истошно старался соответствовать образу солидного буржуа.
Рационален стал до занудства. Основной принцип: ты – мне, я – тебе. С родственниками почти прервал общение, боялся, что клянчить будут какие-нибудь блага. К сёстрам приезжал раз в несколько лет. Бродил по дому, разглядывал произведения искусства, выбирал, что увезти к себе. А в свободное время норовил учить всех жизни.
Процесс шёл трудно.
Девчонки были из разряда вундеркиндов, а такие советов не слушают.
Серафима в четыре года сама освоила азбуку, просто однажды ребёнок вылез из-под стола и начал читать. Из школы девочка приносила одни пятёрки, а в десятом классе в числе сорока лучших выпускников Советского Союза ездила в ГДР. Легко поступила на физмат Ленинградского университета, а к двадцати пяти годам уже была доктором наук.
При этом, вопреки своему христианскому имени, была воинствующей атеисткой, а также примерной комсомолкой, свято верящей в идеалы коммунизма.
Её мать, Евдокия, впитала эти принципы ещё в сталинское время в детдоме и передала дочери.
Сирота, чудом пережившая блокаду, Евдокия не получила образования, только ФЗУ за плечами. Растила она детей без мужа, рано погибшего, вечно пропадала на работе, вкалывала в две смены, чтобы детей прокормить, обуть-одеть. Саму сироту воспитывали с помощью палочной дисциплины, как новобранца в казарме, и детдомовской «дедовщины» хлебнула. Ласкать детей женщина просто не умела, ей не успели показать, как это делать. Она твердила: «Кто захочет выплыть – выплывет. Некогда мне с вами нянчиться. Учитесь сами».
Сын её педагогическую систему посрамил. Но Серафима выросла и умная, и добродетельная в самом строгом протестантском духе: волосы всегда были гладко зачёсаны, губы не знали помады, стиль одежды затюканной гувернантки в суровой купеческой семье. Сталинская бескомпромиссность и бескорыстие матери стали образцом для обожавшей её дочери.
Ариадна с пяти лет занималась в драматической студиии, пела в хоре, училась в музыкальной и художественной школах, баловалась фигурным катанием. И тоже всё это осваивала сама, никто из взрослых не заставлял. Всюду педагоги различали в ней недюжинные способности и предрекали большой успех.
Но девушка, в конце концов, как её мать Виктория, стала актрисой.
И тоже опровергла своё, языческое имя. Подсела на Толстого и Достоевского. Читала Евангелие. Превратилась в верующего человека, регулярно посещающего церковь.
Наверное, ещё и потому, что Ариадну растила бабка, свекровь Виктории, - простая деревенская женщина, добрейшей души человек, хорошо различающий благо и зло.
Вот этих девиц Аркадий и пытался перекрестить в свою бизнес-веру.
-Ну, что за чушь этот спектакль «На круги своя» о Толстом вашем!
Коммунисты правы в одном: материальное превалирует над духовным. Кому нужны правдоискатели? Наживи капитал и радуйся жизни. А у Толстого деньги и так были, и вся его биография укладывается в одну фразу: «С жиру бесился».
-Какое духовное убожество! – ужасалась Ариадна. – По-твоему, человек – это желудок и кошелёк на ножках?
-Ну, зачем так плоско. Просто твоё обожаемое искусство должно знать своё место. Предназначение бумагомарак и паяцев – развлекать обеспеченных людей, чтобы они не заскучали. И нищебродов, чтобы они не бунтовали.
-В девятнадцатом веке наши с тобой предки были не просто нищебродами, а крепостными рабами. И ты, «кухаркин сын», получил образование и сделал карьеру только благодаря тому, что в семнадцатом году презираемые тобой бедняки взбунтовались и дали возможность всем нам выбиться в люди. Даже наш дед профессор был из поповичей, всего лишь сын полуголодного деревенского дьячка, - воспылала праведным гневом Серафима.
-Я против революций с их кровопролитием и уничтожением культурных ценностей, - неловко встряла Ариадна.
-Ну, ты ещё «зайт берайт – иммер берайт» вспомни, - хохотнул, обращаясь к Серафиме, Аркадий, вальяжно развалившийся в плетёном, чеховском кресле. Вылитый Лопахин, лопавшийся от самодовольства. Только во лбу странная морщина в виде латинской «н». То ли злобный доктор Ноу, то ли благородный капитан Немо, то ли просто инвентарный номер на канцелярской папке с никому не нужными бумажками. - Смехотворная привычка молиться на религиозные и революционные (хрен редьки не слаще ) символы свидетельствует о шизофрении тех, кто одержим подобными галлюцинациями.
-Высшие откровения не дано постичь приземлённой скудоумной особи, - заснобствовала Ариадна.
-Высшие откровения? Вы просто глупые девчонки, совершенно не знающие жизнь. Книжек начитались, а их писали избалованные баре, с которых усердные слуги весь век пылинки сдували. Или сбежавшие от мира отшельники, которые тоже ничего о жизни не ведали. И вот одни слепцы морочат голову другим, юным слепцам. Вся эта шатия способна воспитать только подобных себе барчуков с закидонами, решивших поиграть в народных печальников. Или готовых пациентов психушки, настолько не способных найти общий язык с людьми, что остаётся только бежать на необитаемый остров.
Все ваши проповеди гуманизма – один сплошной обман. Великая тысячелетняя ложь. И правители всех мастей аплодируют этому бреду, потому что идеи милосердия убирают из мира конкуренции легковерных добреньких дурачков, вроде вас, надёжнее, чем контрольный выстрел киллера.
Христианские заповеди снижают выживаемость отдельных людей и целых наций. В природе никакого милосердия не существует. Там царит естественный отбор. Это когда все хилые и больные погибают, потому что хищники – санитары леса – пожирают слабаков. И это мудро по отношению к виду, к большинству. Оно в массе остаётся здоровым и жизнеспособным.
А что в человеческом обществе? Мы даём возможность выживать всем убогим и хворым. А они ещё и размножаться норовят, плодят худое потомство, которое не может существовать без таблеток, уколов и медицинской помощи. В результате генофонд человечества замусорен до такой степени, что здоровых почти не осталось.
КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА