Чечня. Рынок. Дань мы платили каждый день

Полина Жеребцова
На основе собранных данных, я, сравнивая две войны, в Чечне и в Украине, хочу отметить, что в Украине очень развито самосознание: домашних животных не бросают, стараются спасти. Взаимовыручка. Мародеров наказывают. Семьям, где беженцы, – государство помогает деньгами, гуманитарной помощью. Знаю это от своих друзей и знакомых.

В Чечне нам никто не помогал. Беженцев в нашей квартире было одиннадцать человек. До войны в Чечне люди дрались за хлеб в магазине, чтобы купить. Масло и сахар были строго по талонам. Никаких бесплатных столовых не было. Пенсий старикам и пособия детям – не было. Зарплаты украли, вклады в банках тоже.

Гуманитарную помощь в Украине не разворовывают, не торгуют ею, как было у нас в  Чечне. В Чечне она КАМАЗами сразу шла на рынок. Одеждой, лекарствами, маслом, консервами, крупами, торговали мамы и тети элиты Ичкерии. Умирая от голода, никто из простых смертных не мог подойти и взять банку консервов бесплатно. На банках и на пакетах с крупами было написано «в помощь людям Чечни», и они возвышались тысячами на грозненском рынке, а рядом русские и чеченские старики и дети просили милостыню и падали в голодный обморок. Консервы были с рыбой и мясом. Я смотрела на это удрученно. Люди не могли восстать против местных элит, подавленные и запуганные. Напади они на «товар» чужой мамы или тети, их бы физически уничтожили: у каждой чеченской семьи тысяча ближайших родственников.

Пока был жив священник Анатолий Чистоусов (напомню, что его похитили, пытали и убили во времена Ичкерии), чеченцам и русским изредка раздавали еду в грозненской церкви. Еду привозили казаки, которые в Первую войну не воевали и были без всякого оружия. В связи с похищением и убийством священника и это прекратилось.
Мы не могли купить консервы, которые предназначались для нас бесплатно. Дети прогуливали школу и торговали с утра до ночи чем-то из дома или беря товар под реализацию (иголки, булавки, заколки и т.д.) 

Дань мы платили каждый день. Всегда. Никто не мог стоять на грозненском рынке, не заплатив дань. Даже если ничего не продали на барахолке из бабушкиной посуды и книг из домашней библиотеки. Дань мы обязаны были платить. Иначе бы наше имущество растоптали ногами и выгнали нас с рынка, а могли и избить. Дань ежедневно собирали две женщины-чеченки, которых сопровождали два автоматчика. У них были огромные пачки денег, перевязанные резинками. Пачки денег женщины складывали в фартуки с широкими карманами.

С каждого стола, с каждой газеты, расстеленной на рынке или на улице около рынка, – они собирали дань с начала 90-х. Хочешь торговать – плати дань. Для торговцев ничего не делалось на рынке, столы и навесы под обстрелами люди мастерили себе сами и дрались за лучшие места. Побеждали в такой схватке влиятельные чеченские кланы. Все остальные арендовали у них местечко или просились на полстола, взывая к милости победителей и делая бесплатно уборку в торговых рядах благодетелей.
Убежать от выплаты дани не помогало. Я пробовала. Женщины с автоматчиками приходили и забирали, например, хрустальную салатницу, которую я мечтала обменять на картошку или продать за гроши. Не заплатил и убежал – заберут вещью.

Я стала ходить с коробкой товара в одиннадцать-тринадцать лет, руки ломило от боли, но так хотя бы не нужно было платить за место. Целый день я наматывала километры по рынку в калошах, натирая ноги до крови, и кричала: «Расчески! Булавки! Кому батарейки?».

Меня занимали мысли, кому и куда уходят эти огромные деньжищи – ежедневная дань с нашего рынка в Грозном? Деньги идут на закупку оружия? На коттеджи-дворцы для элиты, которые росли как грибы после Первой войны? На иномарки?

За несколько лет до начала Чеченской войны у нас уже украли детские пособия, зарплаты, вклады в банках и пенсии. На грозненском центральном рынке ежедневно торговало четыре-пять тысяч человек. С них собиралась огромная дань. Во времена Дудаева всю территорию города элита поделила, и приближенным к власти достался рынок. Во времена Масхадова эта традиция сохранилась. И после Второй чеченской, и во времена Кадырова-старшего (я застала это время в республике) ежедневно собирали на рынке деньги. И люди покорно платили. С большого стола – большую сумму, с газеты на земле – хоть несколько рублей.

Всю войну в Чечне зажиточные чеченцы перекупали у высокопоставленных русских военных колонны машин с гуманитарной помощью предназначенной для мирных жителей. Тех российских конвойных, которые были не согласны с подобными приказами или пытались помешать мафии, – расстреливали свои или подставляли под смерть боевикам. Русские и чеченские предприниматели «занимались бизнесом» на нашей крови и боли. Это же происходило и с медикаментами. Все бесконтрольно шло на грозненский рынок и на рынки в сопредельных республиках  (особенно после убийства в Чечне представителя Красного креста и его беззащитной русской переводчицы). Никто не контролировал процесс взяточничества и возведенного в ранг кумовства. Никогда мы не видели бесплатных лекарств! За все платили.

Недавно в череде лживых вбросов мифотворчества Ичкерленда (целые сайты и каналы работают с профессиональными пропагандистами, рассказывая заведомые байки и сказки о сладкой жизни в Ичкерии), появился лживый вброс от некой Раисы Хамзаевой «о бесплатных лекарствах». Однако Раиса была разоблачена своим же интервью от 2015 года: лекарства бесплатно ей дал ее ближайший родственник – врач, а затем она выехала из республики и всю войну жила в Дагестане, где за все лекарства платили ее другие многочисленные родственники. В Чечню она больше не возвращалась, войны не видела.

Помню, как после обстрела ракетой в 1999 году мы приехали в городскую больницу № 9, а там люди кричали, плакали, просили денег на лекарства прямо у входа. Моя мать купила нескольким чеченкам бинты и салфетки для операций их детей. Врачи диктовали список лекарств, а люди метались, пытаясь их найти. Раненые люди умирали. Врачи могли только перевязать их, пока не закончились бинты.

*
СРАВНИВАЯ ДВЕ ВОЙНЫ.

Полина Жеребцова.


ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА МОЙ ЮТУБ КАНАЛ: ;
https://www.youtube.com/c/ZHEREBTSOVAPOLINA/
на фото рынок Грозного после обстрела.