"Шесть «юнкерсов» бомбили эшелон
Хозяйственно, спокойно, деловито.
Рожала женщина, глуша старухи стон,
Желавшей вместо внука быть убитой
Шесть «юнкерсов»… Я к памяти взывал.
Когда мой танк, зверея, проутюжил
Колонну беженцев – костей и мяса вал.
И таял снег в крови, в дымящих лужах.
Шесть «юнкерсов»?
Мне есть что вспоминать!
Так почему же совесть шевелится
И ноет, и мешает спать,
И не даёт возмездьем насладиться?»
Ион Деген 1944 г.
Несмотря на трагизм ситуации Женька спросил у угрюмого Саныча: «что такое бастарды?» «Не что, а кто. Ублюдки значит… Выродки…». - ответил командир. Немного ошалевший от увиденного и услышанного парнишка вернулся в экипаж и на все Володькины вопросы, просил пожрать, сутки во рту ни крошки. Лёня широким жестом пригласил всех, и подошедшего Саныча, к снарядному ящику, с которого сдернул новую, ещё не стиранную портянку, используемую им, как ресторанную салфетку – не меньше.
А там…
Круг ароматной с чесноком домашней колбасы, шматок доброго, тающего во рту сала, «та картопля, та лук, та сметана в кринке…» да ещё четверть мутной неопознанной жидкости плотно, наполовину горлышка забитую кукурузным вышелушенным початком кукурузы. По слухам – горилка натуральная, - vulgaris, прокомментировал Лавенецкий.
Саныч потребовал объяснений. Леня рассказал, как вчера наведался в село. Выбрал хату побогаче, - а там их есть, - и к хозяйке с известным вопросом? Та «ничого нима, усё немьци зъилы». Так. Он в другую хату. Примерно тот же монолог. Третья… Тогда он, взбешённый радушием «освобождённых» народов, вернулся к первой хате и ногами развалил вход в ледник. А там… В общем, хозяйка щедро поделилась «последним».
Саныч хмыкнул, но предупредил, что за сбор контрибуции с населения будет лично приводить приговор в исполнение.
И рассказал, как нелепо сегодня погиб уроженец этих мест, командир третьей роты, Герой Советского Союза и его друг старший лейтенант Виктор Коноваленко, которому до родного хутора оставалось – то, всего двадцать восемь вёрст!
Как после взятия села экипаж героя зашёл в такую вот хатку – хозяев не видно. Стали обустраиваться на отдых. И надо же, командир заглянул в нетопленную, но, почему-то закрытую на заслонку печь. Открыл, - а оттуда очередь.
«Фриц!»
Из вспомогательных, технических частей СС!
Сучий потрох.
На кой ляд он туда залез?
Вытащили, приложили как следует, пока тот не начал орать на чисто русском!
Власовец!
Появились хозяева упали в ноги. Не стреляйте его, только не здесь! Немцы вернутся всех порешат…
Предателя изрешетили всего. Не пожалели патронов. Не от жестокости. От отчаяния. Любили и уважали Виктора все, кто его знал…
Через полчаса, экипажи собрал замполит и рассказал о зверствах нацистов на Украине. «В этом году - очень медленно и очень внятно начал седой подполковник, - фашистам удалось захватить нашего снайпера Татьяну Барамзину. Когда наши бойцы ее обнаружили, то узнать смогли только по волосам и обмундированию. Тело девушки вражеские солдаты искололи кинжалами. Груди вырезали, глаза выкололи. Оставили в животе воткнутый штык. Нацисты добили её, расстреляв из противотанкового ружья в упор».
Замполит показал фотографии растерзанного девичьего тела.
Почти никто не смотрел.
Переполненные ненавистью к захватчикам, страшным её ядом, - солдаты, вчерашние мальчишки, стояли опустив головы, как будто это они оставили девчонку на растерзание. Как-будто они обрекли её на жуткую смерть…
А «башенный» думал, возможно, немцы тоже за кого-нибудь мстили?
Как за изнасилованную и изрезанную солдатскими тесаками сестру сталинградца Кости Шамардина.
Или, как за маму Васьки Сергеева из Волоколамска, у которой - в короткий свой постой фашисты распороли и набили кашей живот, - за подобранные у солдатской кухни две картофелины.
Или за «одетого» на сук деда, «пособника партизан» в Баксане, на Кавказе, как у хирурга санбата Отиева.
Конечно, заряжающий не мог знать о поддержанных большинством немцев тезисов фюрера (вождя нации) о национальной политике рейха на Востоке: «Мы обязаны истребить местное население – это входит в нашу миссию охраны немецкого народа. Мы имеем право уничтожать миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как черви». Но Женька видел, как реализуется эти сумасшедшие идеи на деле…
Ещё никто не знал, не слышал о гигантах по промышленной «переработке» в прах человеческой плоти типа Равесбрюка, Майданека, Аушвица-Освенцима и десятка других. Никто слыхом не слыхивал о сотнях лагерей поменьше, как Собибор или Саласпилс… Но с самого начала войны педантично-скрупулёзно, сообразно высокой культуре и, соответственно, воспитанной, высочайшей ответственности за порученное дело ежедневно воплощались «в жизнь» - листок за листком – распоряжения отдела колонизации Первого Главного политического управления Имперского Министерства по делам оккупированных восточных территорий, согласно которым 25 процентов только белорусского населения предполагалась онемечить, а 75 процентов - подлежали уничтожению. И в Украине! И в России!
А у Евгения перед глазами ещё долго стояло лицо старого солдата, перед строем «ославленного» и отправленного не верную смерть в штрафбат «за жестокость, по отношению к пленным".
Солдат просто не считал их таковыми.
Просто лично - никого в плен не брал.
Уничтожал фрицев при любом удобном случае и возможности.
«А может у него тоже, как у Алабяна, фашисты всех родных, как под грёбёнку» - думал заряжающий. Нет… у нацистов звериная жестокость - это воспитание отношения «высшего существа» к «низшему» недочеловеку. Унтерменшу! И садизм, это часть этого статуса. Кровавая забава.