Уж вечереет и мороз крепчает,
Трусцою лошадёнка тянет сани и хрустит снежок,
Мужик, закутавшись в тулуп, тихонько напевает,
Подёргивая вожжи, словно подгоняя: «Веселей, дружок!
Уж пахнет дымом, скоро дом, а там жена и дети,
Проскочим речку, через бугорок,
Родимый дом теплом, уютом встретит,
Там ждёт семья и каждый уголок.
У кума вот гулял, на именинах
У крестника, совсем уж взрослый стал:
Давай, Савраска, прибавь шагу, милый,
Тяни до дома, вижу, подустал.
Уж скоро час, как с кумом попрощался,
Вот выехал под вечер на свой риск и страх,
И, сидя в санях, песенку мурлыкая,
Кнутом помахивая на лошадку, прибавляя шаг.
Но рухнула вдруг лошадь в полынью и скрылась,
Ничто не предвещало, быть беде,
Чуть-чуть, один лишь шаг, с дороги сбилась,
Оставив мужика купаться в ледяной воде.
И выбравшись, быстрей домой и ,ускоряя бег,
Одна лишь мысль: «Зима, мороз постылый,
Бежать, бежать, пока есть силы,
Не дать замёрзнуть телу и упасть на снег.
Остался лишь пригорок, лишь подняться…»,
Но нет уж сил, и начало смеркаться,
Уж холодеют ноги и нету сил сопротивляться,
Но нет, нельзя сдаваться.
И близок дом, но уж иссякли силы,
И холодеет тело, всё сильней мороз,
Уж тянет в сон, и ветер стылый
Безжалостно жжёт щёки, уши, нос.
И, словно в полутьме почувствовал толчок,
Как будто кто-то помогал подняться,
В плечо, живот: «Вставай, мол, мужичок,
Замёрзнешь, поднимись, нельзя сдаваться!»
И, словно в полутьме, глаза открыв,
Увидел рядом старую волчицу,
Заматерелую волчицу, полну сил,
И мысль только одна :«То явь или мне снится?»
«Это она,-он сразу угадал,-овец в деревне ночью вырезала,
И что только ни делали, следили стар и мал,
И бестолку, она бесследно исчезала.»
Но выследил её он прошлый год,
В дальнем логу, вверху под яром,
Нашёл он логово и тайный ход,
И, наконец, решил закончить всё одним ударом.
Взведя курки, и подойдя поближе,
Увидел он волчицу, заслонившую волчат,
Облезлая, худая, молча лижет,
Скулят волчата, тявкают, пытаются рычать.
И, став, шатаясь, на ноги, открыто посмотрела:
«Ну что, нашёл,так видно тому быть…»
Под брюхо подпустив волчат, присела,
Готовая и после смерти их закрыть.
И, не мигая,глядя в глаза смерти,
Несломленная, гордая: «Убей,я виновата перед вами,
люди, верьте…»
А взгляд молил :«Волчаток пожалей».
И взгляд тот был не зверя, не убийцы,
Взгляд матери своих волчат,
Не кровожадного, безжалостного кровопийцы,
Не за себя, за них, просил он палача.
И долго, не мигая, друг на друга
Смотрели зверь, убийца и палач,
Достоин смерти зверь, несчастий всех в округе,
Убить, останутся волчата, ну хоть плачь.
И опустив ружьё, охотник думал поневоле:
«Не буду жизнь твою я отнимать,
Другое дело встретить зверя в поле,
А в логове своём ты любящая мать.
И вот теперь, стоя пред ним и не мигая,
Как будто взглядом говоря: «Ну что, признал?
Волчата мои выросли, сыта я, и не облезлая, и не худая,
И помню я тебя, ты крепкий узелок меж нами завязал.
В деревне на ночь дверь закрыв, ложатся рано,
Особенно когда дни коротки зимой,
Но вдруг откуда-то раздался странный,
Протяжный, леденящий душу, вой.
Опять волчица, будь она неладна,
Вернулась резать вновь баранов и овец,
Одна лишь мысль о ней досадна,
В конце концов решили положить тому конец.
Кто с кольями, кто с вилами, собрались
К пригорку, где волчица воет под луной,
Собрались в кучу и гурьбой погнались,
Но странно, та не убежала,
Лишь отскочила, продолжая вой.
Загнали на бугор. Увидев человека,
Скорее оттирать, в тепло, домой,
А про волчицу вспомнили, как чудо века,
Никто не видел, как исчезла, но мужик живой…
Весна, журчат ручьи, снежок уж тает,
Мужик на солнышке ,пригревшись, отдыхает,
И толь во сне, иль наяву, стоит пред ним волчица,
И, пристально глядя, как будто говорит:
«Ну, что, курилка, жив, не спится?
Свой долг сполна я отдала, пора расстаться,
Теперь сил набирайся, отдыхай, и в полынью не попадай.
Прощай, нам лучше больше не встречаться».
Легенде этой много лет, как слышал,
Так и рассказал, поверьте.
Одно лишь верно: материнская любовь,
(Будь то хоть человек, хоть кровожадный зверь),
Сильнее её нет, она сильнее даже смерти.
Читатель, критику приму любую беспристрастно,
Хотя легенду эту записал всего лишь я на лист,
Но, согласись, что может быть прекрасней,
Когда душой и помыслом поступок чист.