Накануне Рождества

         
             

О том, как молодой человек однажды прочитал,
«Манифест коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса,
И подумал, что «так жить нельзя» …
Но, если правильно всё спланировать, всегда есть выход.

 








        ПАМЯТИ СВЯТЕЙШЕГО
      ПАТРИАРХА МОСКОВСКОГО
           И ВСЕЯ РУСИ
    АЛЕКСИЯ II 
    1929 - 2008
      

































               


                Вы даже не представляете, сколько всего очень
                важного можно изменить нашей решимостью.
                Это шанс выйти из зацикленности на бабках.
Мы объявим войну жлобству.
Поставим на уши вещеглотов.
Всё будет классно, пипл…
     
                Парящая-над-Землёй
        Александр Секатский
«Дезертиры с острова сокровищ»

























     I
Дело было в январе, незадолго до Рождества Христова. Православные начинают считать деньки строгой седмицы сразу после встречи Нового Года, пьяного, разудалого гульбища, занесенного царем Петром из Европы, и насильно привитого. В постную седмицу, следуя заветам царя-реформатора, народ успевает изрядно нагрузиться скоромным, находя оправдание в том, что пост де в целом «нестрогий». И как все дурное и безобразное перенимается у нас легко и с быстротой прививается, то за четыреста лет «петров порядок» к почитаемому «Новому году» примешал еще и «старый», по аналогии называемый «новым» справляемый по «старому стилю», две седмицы спустя. Иначе говоря, даты в календаре юлианском и грегорианском как бы сложились, и породили богопротивную традицию встречать прежде «Новый Год», в преддверии Рождества Христова, а потом на всю катушку догуливать еще и «Старый».
«Новый» год надо бы, вернуть туда, откуда он начинался (в сентябрь) или, уж и не знаю, что глупее того, как предложил один вроде бы не мирской, но явно и не священной братии принадлежащей господин в рясе, праздновать Рождество Христово в один день с «Новым Годом».
Из-за этого или ещё почему порядок в России, я так думаю, долго ещё будет устанавливаться. Многие из тех, кто вообще ни во что не верит, больше не удивляются т.к. жизнь большинства опрокинулась, как бы, в пространство цифровой аномалии. На ум, в связи с этим, приходят всё больше мысли о воспроизводстве токсинов и невозможности восстановления привычными способами борьбы с ними, а также желание достичь прогресса в области ожирения и недоедания в отдалённых уголках. Жизнь как бы добровольно вступила с собой в противоречие. Поколение, мыслящее цифровыми форматами, игнорирует поколение предшествующих, вступая в противоречие со всем остальным. Новое постепенно приобретает формы прежнего до того, как в бытность старого в борьбе за новое, старое в борьбе с новым, обрело противные новому, формы старые. Как-то так… Жизнь сильно запустела с тех пор, как ей стали управлять «двоечники» из пятизвёздочных отелей. И дело вовсе не в том, что поборники нового ненавидят старое, а что большинству цифрового меньшинства безразлично, что за окнами отеля. Правда, с приближением Рождества Христова, опутанный празднествами народ, понемногу усмиряется, и, Христос Рождается вопреки «отсутствию мест в гостинице».

В книге жизни, быть может, не так подробно опишут или даже вовсе опустят такое незначительное событие, но начиналось всё здесь, на набережной Яузы.
Было тихо и шёл снег. Возле студенческого общежития, стояла «Газель», в нее загружали старую мебель, матрацы и кровати. Парень, командовавший погрузкой, доставал из общежитского чрева, передавал, а шофер «Газели» весь этот хлам принимал и аккуратно укладывал.
У борта стояла девушка в камуфляже, вела подсчет и записывала в блокнот. 
-  Кроватей двенадцать, - уточнил парень.
- У меня всего одиннадцать, - откликнулся шофер.
- Ну, да, так и есть, – ответил парень.
- Где двенадцатая кровать? – строго спросила девушка и перестала записывать.
- Сторож на ней спит.
- Ты сказал кроватей двенадцать.
-  Ошибся, извини.
- Все, что ли? – удивилась девушка.
- Все, - ответил парень.
Он засмотрелся на то, как снежинки укладывались, искрились и таяли на ресницах.
- Что? – спросила девушка.
- Дуся, у тебя снег на ресницах, - восхитился парень.
-  Одеяла обещал, подушки. Где все? – перебила девушка. 
- Завхоз не пришел. Извини, - оправдывался парень. – Завтра возьмешь.
- Евдокия, - вмешался шофер «Газели», - завтра – я не могу.
- Не жужжи, - строго ответила девушка. - Завтра завхоз будет? 
 - Завтра будет.
 - Тогда до завтра.
  - Дуся, - серьезно начал парень, - может чайку на дорожку?
Дуся задумалась: «За чаем можно выведать, чем можно будет поживиться после очередного списания».
- Попей чайку, Евдокия, - вмешался шофер, – я пока колесо поменяю. Давно собирался.
- Чай, так чай, - согласилась Дуся.
               
           В доме на Малой Бронной, в «малом доме», так называли его хозяева, собирались гости. Дом назвать «малым» как-то язык не поворачивается. Гостиная с колонами, кабинет, библиотека с камином, три спальни, три ванных комнаты с джакузи и сауной в хозяйской,  зимний сад, три прислуги, повар, кондитер, три шофера по числу машин на каждого члена семьи, шесть человек охраны, работающих посменно, и много чего другого.
          Хозяин дома, Малюгин Петр Иванович, заглянул как-то в список русских имен и обнаружил, что фамилия его ничем неприметная, даже насмешливая, образована от прилагательного «малой», присвоенная когда-то его предку, самому младшему в семье. Фамилий, образованных от ласкательного «малой», и его производных было множество, и Петр Иванович потерял интерес к предмету. Он не любил ничего заурядного, а тут собственная фамилия била в нос, словно бы насмешничала, перекликаясь с названием улицы.
Нынешним вечером на Малой Бронной собралось немало гостей из числа деловых партнеров. Большей частью так называемых «новых русских» нестоличного разлива.
В 91-м, бывший инструктор по строительству ЦК КПСС генерал МВД В. Бакатин, в прошлом Первый секретарь Кемеровского обкома, получил от Горби задание реформировать КГБ СССР. Заработала операция «Навет», разработанная «партнёрами» из ЦРУ. В адрес Генсека полетели «белые голуби» - анонимки от советских граждан с жалобами на чекистов. Республиканские связи госбезопасности стали рваться, и страна зашаталась. Честных офицеров уволили, кто-то застрелился, остальные пошли по миру. В 93-ем генерал В. Бакатин ушёл на пенсию и осел в британо-швейцарской компании. Два полковника Строев и Малюгин перебрались в Москву, уволились в запас и занялись строительством.
Такова коротенькая история с биографией двух героев, не самых главных, правда, но с кого-то надо начинать.
Среди гостей мелькали тайцы - нахальные, развязные желтушные мордашки громко на своём переговаривались, много пили и заглядывались на девушек, можно было подумать, что вечеринка не в Москве, а где-нибудь в Бангкоке.
Оркестр играл на подобие «виртуозов Москвы», скорей те самые «виртуозы» были, так как среди них выделялся знаменитый руководитель с седой головой, во всяком случае, похожий на него. Ничего такого зазорного или обидного для классных музыкантов. Настоящие были «виртуозы» или «левые», сказать трудно, так как и «настоящих» и «левых» забрасывали по требованию. Спрос на мультурный контент был велик, и «виртуозов» хватало на всех.
В центре внимания была дочь Малюгина Алла, и её жених Артём сын Строева. На них сыпались комплименты и поздравления от прибывавших гостей. Причин было две: помолвка, и презентация проекта гостиничного комплекса в Паттайи. Если первая тянула разве что на застарелую новость, Артем и Алла с детства были предназначены друг для друга, то вторая - настоящая сенсация.
Строящаяся гостиница в Паттайи предназначалась в качестве свадебного подарка. Для детей живём всё-таки.
Алла, на правах будущей хозяйки, принимала поздравления. Приличия ради, она дефилировала среди гостей, выслушивала комплименты, и с нетерпением ждала, когда отец скажет речь, чтобы после ускользнуть незаметно, и «освежиться». В начале вечера она приняла маленькую дозу и запила шампанским, шампанское расслабило, и она чувствовала себя разбитой и валилась с ног. Ей приходилось держаться подальше от родителей, и стороной обходить Артема. За годы, проведенные вместе, Алла и Артём привыкли друг к другу, как дети привыкают к любимым игрушкам, и знали друг о друге почти всё, и не вполне отдавали себе отчет в том, что пытаются, на паровозике «Чагентон», перевезти из детства во взрослую жизнь куклу «Барби».
У Артёма была мастерская на Яузе, там команда архитекторов трудилась над макетом гостиницы в Красной Поляне, которая вошла в число Олимпийских объектов «Сочи 2014».
Артёма ждали. Макет был готов и всем хотелось праздника. Артём искал повод улизнуть с вечеринки и уехать к своим в мастерскую.   
Была ещё одна заноза. Артём никак не мог отделаться от Евгения, коммерческого директора, который следовал за ним повсюду и назойливо жужжал.
Дирекция «департамента промышленных объектов и зданий» предложила выкупить помещение в собственность. Евгений подготовил документы, но Артем вяло реагировал. Время шло, дирекция торопила, и Евгений повёл массированную атаку.
Артем слушал рассеяно, остановился у стола с напитками, размышляя как отвязаться от прилипчивого директора. Он налил из графина воды с лимоном, Евгений налил себе коньяк.
- Поздравляю, - сказал Евгений и махнул.
- Помещение передаём третьему лицу, - продолжил Евгений, - двести дирекции откатываем, а триста себе.
- Что за помещение? – спросил Артём.
- Завод.
Кто третий? – поинтересовался Артем.
- Казино, дискотека.
Евгений сделался притворно-серьёзным.
- Артём, в дирекции ждут. Они готовы заключить договор на передачу помещения хоть завтра. Бумаги у тебя на столе. Завтра покупатель будет смотреть объект. Предложил встречу.
- Завтра, так завтра, - согласился Артем, чтобы только отвязаться.
Оркестр смолк, и послышался голос Малюгина. Он говорил в микрофон, и голос его разнесли повсюду динамики, вмонтированные в стену.
 - Друзья, позвольте мне на минутку отвлечь ваше внимание и сказать несколько слов о том, почему мы здесь собрались.
Он изрядно выпил, мысли у него разбегались, и чтобы собраться, он обратился к Строеву как бы за поддержкой.   
- Мы, с Михаилом Андреевичем, - начал он и снова потерял мысль. – Миша иди сюда. Иди не бойся.
Гости рассмеялись. Строев пришел на помощь другу и взял микрофон:
- Друзья, у нас сегодня торжественный день.
Гости поддержали такое заявление дружным смехом и зааплодировали.
Малюгин забрал у друга микрофон.
- Сегодня мы объявляем официально о помолвке, вот что, - поправил Малюгин. – Так? И сегодня мы представляем проект гостиничного комплекса в Паттайи. Это два. Паттайи в Таиланде, кто не в курсе. Так?
Снова раздался дружный смех.
- Проект сделал, между прочим, наш дорогой Артем мой будущий зять, а помогала ему наша любимая дочка Алла, она дизайнер



и стилист. У них вместе все получается. Это наш родительский подарок молодым.
Гости одобрительно загудели и зааплодировали.
- А где дети, мать?! – спросил вдруг Малюгин жену.
Та недоуменно пожала плечами.
- Артем, Алла, - позвал Строев, - дети, идите сюда.
Артем и Алла подошли к родителям.
- Дети, - обратился Малюгин, - скажите что-нибудь.
- Скажи ты, Алла, - попросил Артем.
- Лучше ты, Тёма, - ответила Алла.
Артем взял микрофон:
- Спасибо, родители.
- Всем спасибо, - поддержала Алла.
 Гости зааплодировали, а оркестр заиграл вальс.
Артем пригласил Аллу, вел осторожно, стараясь не делать больших пируэтов, чтобы Алла не споткнулась. Мама Артема и мама Аллы, любовались на деток. Некоторые гости завистливо и не без иронии разглядывали пару, как те мужики Гоголя смотрели на экипаж
Чичикова, и гадали: «доедет то колесо, если б случилось до Казани, или не доедет?"*






________________________
*Н.В. Гоголь, «Мертвые души».


 



А многие из гостей, снедаемые завистью, не сомневались, что и до Паттайи колесо доедет».
Музыка, наконец, закончилась. У Артема заверещал телефон.
- Извини, - сказал он.
Алла воспользовалась случаем захватила со стола бокал шампанского и пошла сквозь строй гостей прямиком через весь зал, чтоб скрыться в библиотеке. Она с трудом протискивалась сквозь толпу гостей, с каждым надо было обмолвиться словечком. И пока гости атаковали невесту, Артём уже был в библиотеке.
Звонили из офиса и просили приехать.
Предлог смыться нашёлся.
- Еду к вам, - ответил Артем.
Он выключил телефон и собрался уходить, как вдруг отворилась дверь и послышались легкие шаги. Алла, не зажигая свет, быстро прошла к камину и села на диван.
Артём стоял совсем близко, слышал запах её духов, перемешанный с запахом тела, достаточно было сделать шаг и протянуть руку, чтобы прикоснуться к её плечу. Алла на мгновение прислушалась, затем достала из сумочки пудреницу, высыпала на стол порошок, вдохнула, сделала глоток шампанского, и прилегла.
Артём разглядел острые коленки в черных колготках, и подумал, что мог бы всё исправить, если ли бы вышел и устроил «корриду» - набросился, как делал всегда. Но он не решился. Кто-то более сильный заступился за него слабого, и «корриду» отменил.
Дверь в каминную внезапно открылась, и на пороге возник Евгений.
 Артем почувствовал себя одиноким зрителем на корриде, где быку предназначено было погибнуть позорной смертью.




Евгений, институтский друг Артема, был влюблен в Аллу. За давностью лет друг позволял ухаживания не то чтобы «явно», но совсем и не «тайно», давая понять, что из одного только принципа, даже не столько из зависти, а от одного тупого безрассудства, и крайней степени бесстыдства, но  из ревности, конечно, тоже, готов был промеж них, незнамо сколько, мешаться. В студенчестве у них что-то было, как у всех, но Алла давно сделала свой выбор, и на приставания Евгения отвечала насмешкой, ухаживаний всерьез не принимала, но была снисходительна, и как бы сказать, иногда всерьез, и не по-детски пошаливала. Приличия соблюдались, но в домогательствах близкий друг так продвинулся, что студенческий адюльтер давно перешагнул рамки приличия. Артем как-то уж слишком легкомысленно относился к ухаживаниям друга, и видно, что-то проглядел.
- Как не стыдно, как не стыдно, - слабо запротестовала Алла, – вы же друзья, как не стыдно…
- Все равно, все равно, - повторял Евгений, не переставая обнимать Аллу.
- Ты сошел с ума…
 - Я сошел с ума, я сошел с ума…
- Как не стыдно… повторяла Алла. – Как не стыдно…
 Артем растерялся он решил остаться, и стоять на месте до тех пор, пока Алла и Евгений, привыкнув к темноте, не обнаружат его, и он начнёт укорять их в распутстве. Мысль эту он, правда, немедленно отбросил. Он стал отступать в глубь комнаты, чтобы перебраться ближе к двери.
- Ты сводишь меня с ума, ты сводишь с ума, - повторял Евгений, пока, Артем пробирался к выходу маленькими перебежками, как отставший на экскурсии.
- Как не стыдно, - причитала Алла.
- У него и без тебя всё будет… - неожиданно сказал Евгений.
Артем был рядом с дверью, оставалось только нажать на ручку. Ему захотелось дослушать предсказание, он приготовился услышать свою судьбу, но Евгений нечаянно коснулся губ Аллы, и они серьёзно сцепились в поцелуе.
Артем открыл дверь и выскользнул.
- Что значит «все будет?» - очнулась Алла.
- Брось!
- Брось?! 
Он найдет, а я не найду такую другую, как ты, - огрызнулся Евгений.
- Что значит «найдет»!? – возмутилась Алла. – Ты, Женек, не забывайся! Брысь! 
Алла оттолкнула любовника, но Евгений не сдавался. 
Римма Семеновна видела, как Артем вышел из каминной и подозрительно заторопился. Он что-то сказал официанту, тот достал из буфетного шкафа пластиковые контейнеры, начал собирать закуски со стола и складывать в контейнер, с буфетного стола взял несколько бутылок вина, и всё сложил в пакет.
Артём с поклажей незаметно растворился в толпе гостей.
Римма Семеновна проводила взглядом Артёма, и немедля отправилась в каминную, где застала дочь в экспрессивной позе танцовщицы «Мулен Руж» с полотен Тулуз-Лотрека.
Предки Риммы Семеновны были родом из Ковенской губернии, и находились в дальнем родстве с графским родом. Ковенская губерния была образована из семи северных уездов Виленской губернии указом императора Николая I. Граф Жозеф-Пьер де Тулуз-Лотрек въехал в Россию во время революции во Франции и был принят в русскую службу с чином генерал-майора. К знаменитому роду принадлежал и художник-постимпрессионист Анри де Тулуз-Лотрек. Римма Семеновна была в родстве с графом Жозеф-Пьером, а её дочь Алла, возможно, приходилась племянницей знаменитому художнику. 
Ничего не ведавший о том Евгений настырничал, и как уже сказано, намеревался подвергнуть особу французского рода, сексуальному насилию.   
Римма Семеновна остановилась в дверях, давая любовникам оправиться, и когда Евгений бросился из кабинета, бормоча несуразные извинения, приблизилась к дочери.
- Шлюха! – сказала Римма Семеновна и закатила дочери пощёчину.
               
У подъезда поджидал, сверкающий лаком, «S55». Мерседес подарен был на тридцатилетие.
«S55» - машинка, не похожа на другие. Крошка-родстер разгонялся до сотни, как гоночный болит «Формулы1».
Мастерская находилась на Таганке, добраться туда можно было бульварами, через Софийскую набережную или по Садовой, свернув на набережную Яузы.  Артем выбрал кротчайший - по Садовому Кольцу и пришпорил монстра.
На Таганке съехал с кольца под мост, и на повороте притормозил. Шел небольшой снежок, на скользкой дороге машину занесло и едва не выбросило на тротуар. Артем словно очнулся, поймав себя на том, что пересматривает, словно перелистывает картинки, увиденные в каминной.
Всё это уже не имело значения, и странным образом отдалилось, сделалось мелким, казалось абсолютно нереальным, пустым, далеким, смешным и чужим, словно вся жизнь теперь отгорожена была диваном в каминной. Ему стало так одиноко, что даже «S55» не радовал.
Он злился на себя за то, что смалодушничал и сбежал.
Евгения он презирал, и не мог представить, как будет с ним общаться после всего, что увидел. Алла больше не казалась ему близкой и желанной, а отошла в прошлое, как детское воспоминание. Он поразился внезапной перемене, как быстро перешагнул от любви к холодности, равнодушию и почти что ненависти к той, которую недавно любил. Он спрашивал себя сможет ли забыть Аллу? Ему хотелось о ней больше не вспоминать, и вместо ответа всплыли её колени, и плечи поплыли, будто лебеди, и руки обнимали. Он услышал её запах и так разволновался, что едва удержался, чтобы не вернуться.  Он не верил – не мог поверить во всё, что случилось. Он, кажется, любил Аллу, но никогда не спрашивал себя, любит ли на самом деле.
Любовь зарождается там, где просыпается вера. Свойство любви долготерпение и кропотливый труд. Дети не знают превратностей любви, и любят одним лишь желанием веры. Артём верил в детскую любовь, ему больно и мучительно было расставаться с детством.
Он придавил педаль акселератора. Машину дергануло на скользкой дороге, но включилась АВS, и Мерседес удержался.
Зазвонил телефон. Номер в автомобиле знали только родители и Алла.
-  Куда ты пропал? – спросила Алла.
- Я еду к в мастерскую.
- Ты вернешься?
- Не знаю, сколько там пробуду, - уклончиво ответил он.
На другой линии замигала лампочка вызова.
- Мама звонит, подождешь?
- Позвони, когда освободишься, - ответила Алла.
«Она ни о чём не догадывалась, позвонила просто для очистки совести, - подумал Артём».
- Тёма, что случилось? – спросила мама.
 - Ничего не случилось, мама, я еду в мастерскую.
Мама почувствовала внезапную перемену в настроении сына.
- Ты ничего не сказал, не попрощался.
- Я собираюсь вернуться, - соврал Артем.
- Ты вернёшься?
- Как получится…
- Ты будешь в мастерской?
- В мастерской.
- Возвращайся поскорей.
Снег перестал, морозец усилился.
На набережной Яузы, в одном месте, где дорога круто забирала вправо, Артем нагнал «Газель», в которой Евдокия везла общежитский хлам, и начал обгонять. «Газель» неожиданно взбрыкнула, её повело влево, водитель вывернул колеса в сторону заноса, но машина не слушалась. Подвело, кстати, колесо, которое водила давеча поменял, протектор на нем оказался свежей остальных, и машину занесло. Ну, да, от судьбы протектор не спасает.
«Газель» сорвало, закружило, как корову на льду, развернуло и потащило поперек дороги. Артем хотел протиснуться между бортом «газели» и фонарным столбом, пытаясь увести машину от лобового удара. 
Фонарный столб препятствие коварное, имеющее свойство притягивать к себе, не стал исключением и на этот раз. Более того, не появись на дороге столб, родстер улетел бы на мелководье Яузы. Короче, Мерседес врезался в столб, а «Газель», благополучно, без единой царапины, остановилась.
Евдокия выскочила из кабины, и побежала к, обвивавшему фонарный столб, «родстеру». Зрелище смутило даже бывалого шофера «Газели». Столб почти не пострадал, слегка только накренился, освещая кабину «мерседеса».
Подушки безопасности, все шесть или восемь, раскрылись, и с яростным шипением выпуская воздух, открывали зажатого со всех сторон невредимого Артема.   
На Евдокию зрелище произвело сильное впечатление.
- Вам нужна помощь?! – закричала она.
Артём открыл дверь и стал вылезать из машины.
- Вам нужна помощь! – ещё громче закричала Евдокия.
- Он в порядке, Евдокия, в порядке… - стал успокаивать шофер.
Артём достал телефон и позвонил. Звонок комиссару страхового агентства – это как «звонок другу» в телешоу.
Комиссар - настоящий «playboy», не отсиживался дома и звонок Артема достал его в ночном клубе неподалеку от гостиницы «Балчуг». Комиссар в ту же минуту набрал гаишника, и помчался на Яузу.
- Как вы себя чувствуете? – спросила Евдокия.
- Хорошо, - ответил Артем, разглядывая девушку.
- Как человек может чувствовать себя, рядом с тобой, Евдокия? – пошутил шофер.
- Извините, - обратился Артём к шоферу, - вы не могли бы задержаться до приезда ГАИ?
- А я здесь при чем? – встревожился шофер при упоминании ГАИ.
- Ну, как свидетель.
- Свидетель чего? – заартачился шофер. – Как вы в столб въехали? Я этого не видел.
- Конечно, мы останемся, - перебила Евдокия, - у вас голова не кружится?
- Слегка, - отшутился Артём.
- Вытяните, пожалуйста, руку вперёд, закройте глаза и указательным пальцем правой руки, коснитесь кончика носа. 
Артем, не отрывая глаз от Евдокии, коснулся кончика носа.
- Вы врач? – спросил он.
- Детский, - зачем-то уточнила Евдокия. - Вы легко отделались, поздравляю.
- Вы хороший доктор, могли бы лечить взрослых, у вас получается.
-  Для взрослых, я делаю больше, чем они того заслуживают.
- Всем помогаете?
- Только тем, кого выбросило из жизни.
- А кого намотало на фонарный столб? 
- Примите соболезнования по случаю кончины «родстера», - рассмеялась Евдокия.
Гаишник и комиссар прибыли почти одновременно, с небольшим отставанием друг от друга, хотя сирена на автомобиле гаишника слышалась много раньше, чем появился комиссарский «Porsche». Комиссар, высокого роста, довольно полный, энергичный молодой человек, слегка под «кайфом», ловко выбрался из кабины приземленного авто. Бросив равнодушный взгляд на искореженный Мерседес, он пожал руку Артему и невзначай сказал шоферу:
- Вопросов не задавать, лишнего не говорить, отвечать, когда спросят.
Он протянул шоферу свидетельский протокол и добавил:
- Напиши, что видел.
- Я ничего не видел… - поспешил ответить шофер.
- Так и пиши: «ничего не видел».
 Он пошел навстречу гаишнику походкой человека, заработавшего на «Porsche» не сидя у телевизора. 
Гаишник, дородный малый лет под пятьдесят, огляделся и медленно, оценивая на ходу обстановку, направился к Мерседесу. Осмотрев машину, он пристально взглянул в глаза Артему.
- Сто тысяч?  - спросил он.
- Сто двадцать, - поправил Артем.
- А? – переспросил гаишник и, наклоняясь, будто не расслышал, стал принюхиваться.
Повернувшись к комиссару, он кивком головы, отозвал того в сторону.
- У него запах.
- Не может быть! – вырвалось у комиссара.
- Запах… - равнодушно констатировал гаишник.
Комиссар решительно направился к Артему, с намерением тотчас развеять подозрения.
- Ты пил? – спросил он Артема.
- Выпил бокал вина, - ответил Артем.
Комиссар, понурив голову, вернулся к гаишнику и сказал:
- Ладно, сколько?
Гаишник возмущенно повел плечами.
Комиссар достал бумажник и отсчитал пятьсот баксов. Гаишник отрицательно замотал головой. Комиссар прибавил две сотни. Гаишник, остался, кажется, не очень доволен, лениво сунул баксы в планшет.
Шофер принес показания. Комиссар пробежал текст, одобрительно кивнул.
- Свободен, - сказал он и передал протокол гаишнику. 
Тот не глядя сунул бумагу в планшетку к баксам. 
- Всем спасибо! – сказал комиссар, обращаясь к шоферу и Евдокии. – Артем Михайлович, возьми мою тачку. Это, разумеется, не «S 55», но до утра поездишь, а завтра что-нибудь придумаем. Нам тут ещё надо поработать.
- Мы можем подвезти, - предложила Евдокия.   
- Спасибо, - оживился Артем.
- Приятного вечера, - улыбнулся комиссар.

«Газель» увозила Евдокию и Артема. Гаишник с комиссаром заполняли бумаги, а проезжающие зеваки в изумлении разглядывали прикованный к столбу Мерседес.
- Евдокия, можно вас так называть? – спросил Артём.
- Можно, Артём Михайлович, - улыбнулась Евдокия.
- Мы могли бы выпить по чашечке кофе? - без лишних вступлений начал Артем.
- Есть такое местечко.
- Мне надо разгружаться, Евдокия, - встрял шофёр.
- На Покровке остановишься, и езжай разгружаться, - отрезала Евдокия.
Было достаточно темно, и Артем не запомнил место на Покровке.
У дверей заведения, дорогу загородил подвыпивший по виду бомж, он пытался войти, а охранник не пускал.
- Привет, Леонтий, – сказала Евдокия.
Леонтий просиял, будто его окликнул сам Бог.
-    Парящая над Землёй, мое почтение! – воскликнул он. – Этот недоросль - сын гарпий и муфлона, препятствует мне войти в сонмище добрых эльфов.   
- Переоденься и приходи. Дай ему талон в баню и на одежду, - приказала она охраннику.
- Не берет, - ответил охранник.
- Не хочешь в баню – тебе здесь не место, - строго сказала Евдокия. – Ты знаешь правила.
- Сиятельная, - поднимал градус бомж, - душа взалкала, трубы горят – не погуби!
- Нет! – отрезала Евдокия.
Леонтий взял талон и недовольный отчалил.
- Помогаете бомжам? – спросил Артем.
- Леонтий не бомж. У него есть квартира, жена и трое детей. Он переводчик с фарси. 
Они вошли в зал, забитый народом, многие встали и начали аплодировать.
- Вы знаменитость? –спросил Артем.
- Да, нет, просто меня здесь знают, - рассмеялась Евдокия. – Кофе?
- И виски, - уточнил Артём.
Они отправились к стойке бара. Бармен приветливо улыбнулся.
- Александр, - представился бармен.
- Артем.
- Добро пожаловать, Артем.
- Видите эту доску? – спросила Евдокия.
- Вижу, - шепотом заговорщика ответил Артем.
На стене висела доска, на ней, булавками, с бело-голубыми, желто- красными ленточками приколоты были записки. 
- Посмотрите, не «подвешен» ли там стаканчик виски или чашечка кофе?
  Артем взглянул на доску и сказал:
- И виски и чашка кофе, даже две.
- Берите, - сказала Евдокия, - они наши.
Артем снял с доски записки.
- Что с ними делать?
- Отдать Александру.
Александр галантно протянул маленький серебряный поднос, и Артем положил на него записки.
- Присаживайтесь, пожалуйста, - пригласил Александр.
Они сели за единственно свободный столик.
- Это приз? – спросил Артем. - Кофе и виски нам достались бесплатно.
- Подмена товарно-денежной массы натуральной беспечностью, - ответила Евдокия. - Вещеглоты и стяжатели никакой прибыли и процентов с подвески не получат. Подвеска истребляет понятие товарной стоимости. Она снимает с вещей печать алчности и жлобства. Добро пожаловать в мир «нестяжателей».
- Что-то из сказок странствий про Алису.
- Почти угадали. Нестяжатели давно живут в персональном мире, и у каждого личный код доступа. Они социализируются по принципу свобода каждого, есть необходимая свобода для всех. У них нет лидера, они реализуются на принципах единства мнений, любви и справедливости. 
- Flash-mobилизация.
- Угадали, нестяжатели объявили войну стяжателям и вещеглотам - взялись за руки и идут на смену исчезнувшему пролетариату.
- И Алиса повстречала Карла Маркса.
- Да, но никто этой встрече не обрадовался. Перечитайте коммунистический манифест К. Маркса, там живо описана картина планетарной интоксикации товарно-денежной массой, что вызвало необратимые последствия для большинства обитателей земли. Свежо, доходчиво изложено, будто вчера написано. Марксизм – передовая буржуазная технология для переустройства мира. Мы приспособим марксизм для нестяжания. Маркс описал среду обитания, в которой жабры буржуазии неспособны для вдыхания чистого воздуха нестяжательства. Вещеглоты привили людям страсть к наживе и накоплению - нестяжатели хотят отучить людей «грезить деньгами».    
Александр принес кофе и виски. Артем поднял стакан.
 - За не стяжателей. Благодаря подвеске здесь можно бесплатно поесть и выпить, правильно я понимаю?
- Одеться можно, почитать книгу, получить, например, билеты в театр или карту телефонную - что угодно. Работает принцип, который никем в свое время услышан не был: «поделись» тем, что ни сегодня, ни завтра тебе не понадобится.
Артем обратил внимание, как прилично одетая пожилая женщина подошла к доске, написала что-то на бумажке и подвесила. Затем она попрощалась с Александром и направилась к выходу.
- А что подвесила эта женщина? – спросил Артем. – На ее записке ленточка другого цвета.
- Желто-зеленая ленточка – это цвет желаний.
- Желания тоже исполняются?
- Разумеется, желание однажды будет исполнено. Это родилось как-то случайно. Елена Юрьевна, приходит к нам ужинать. Однажды она написала: «Почините мне кран, пожалуйста».
- Вы починили кран?
- Да, с тех пор, не знаю, сколько еще кранов починили.
- Все бесплатно?
- Кто чем может отдаёт. Елена Юрьевна, например, пианистка с консерваторским образованием, учит наших детей музыке.
- Странно, что к вам не выстроилась очередь.
- И не выстроится. Мир поделен на стяжателей и не стяжателей. Нищий-попрошайка ничем не отличается от олигарха и тот и другой сохраняют свои порочные черты, оба протягивают руку за вожделенной приманкой. Не стяжатель протягивает руку помощи.
- Хотите это исправить?
- Мы пытаемся выбраться из наезженной колеи, в которой жизнь давно угасла». *
Артём подошёл к доске и прочитал:
«Пожалуйста, помогите заменить оконные рамы. Очень холодно».
Он подивился простоте, с какой была высказана просьба, и подумал, что, на самом деле, этого вполне достаточно, чтобы заменить оконные рамы. Он протянул руку, чтобы снять подвеску, как вдруг перед самым его лицом появилась огромная волосатая рука и сцапала подвеску.
- Уступите, - сказал детина, как бы извиняясь, и спрятал «подвеску» в карман. - Приятного вечера, - сказал он, и на место прежней, прикрепил свою «подвеску».
- Кто он? – спросил Артём.
- Капитальное строительство и ремонт - знает, что делает. Не обижайтесь.
Артем испытал некоторое чувство утраты, будто в очереди он был первый, но перед ним всё закончилось.
Артём заглянул в «подвеску», наколотую девелопером.
«Завтрак для двоих – 500 р.» - прочитал Артём.
Он видел, как девелопер оставил бармену пятьсот рублей на «завтрак для двоих».
- Мир нуждается в справедливости. - сказала Евдокия. - У нас одно сердце… - она помолчала, подыскивая слова, - на всех одно, и оно одинаково бьётся.
Артём подумал, что Евдокия сказала искренно, не по Марксу, а как на самом деле чувствовала, во что верила. 
Мимо повели сильно подвыпившего человека.


_________________________
*А. Секатский, «Дезертиры с острова сокровищ»



-  Подвесь, подвесь, - просил он.
- Завтра. Завтра, - отговаривал товарищ.
- Сейчас, сейчас…   
- Ладно, не скули, - сказала Евдокия, и взяла у него рукопись и подвесила.
- Доволен?
- Ок, благодатная…
- Кто он? – спросил Артём.
-  Драматург. Пьесу театр не взял.
- Плохая пьеса? – поинтересовался Артём.
- Пьеса хорошая… 
- В другой театр разве нельзя отнести?
- Всюду одно и тоже. Вещеглоты не любят нестяжателей, - рассмеялась Евдокия.
- Можно почитать пьесу?
Евдокия оторвала страницу у рукописи и подала Артёму.
 - «Место действия банковская ячейка», - прочитал Артём.
- От рукописи будут отрывать, пока не соберут нужную сумму чтобы издать.
- Сколько надо? – улыбнулся Артём.
- Да, сколько не жалко. Потом Александр подарит вам книгу с автографом.
Евдокия протянула руку и стала прощаться.
- Мне пора. Есть ещё дела, - улыбнулась она.
- Я даже не знаю, где мы находимся, - попытался давить на жалость Артём.
- Вас отвезут, куда скажете, - ответила Евдокия.
Артем почувствовал себя одиноким, и всё припомнил: и Аллу с Евгением, и Мерседес разбитый, и подвеску, которую из-под носа увели.
- Можно хотя бы вас проводить? – спросил он.
- Можно, - задумчиво ответила Евдокия и сразу как-то сникла, словно пожалела, что согласилась.
 
«Трешка», громыхая и дымя, мчалась по заснеженному городу. Водила, парень лет восемнадцати, вдохновенно рассказывал про бар, где ему жилось, как дома. Кто-то из посетителей оплачивал учебу в институте, и пообещал работу после окончания. По ночам он батонил на машине отца и собрал приличную сумму на замену «трёхи». Он рассказывал увлечённо и как-то особенно вдохновенно выходило у него про жизнь, о которой Артем понятия не имел, слушал и верил всему, и радовался вместе с парнем простым и бесхитростным мечтам. У него была драная «трешка», но гонял он на ней не хуже, чем Артем на своём «мерсе», и был счастлив.
Артём увидел под зеркалом надпись, ту самую, хорошо отпечатанную большим шрифтом, что висела на стене в баре:
«Когда они увидели, как они неинтересны нам, они перестали делать вид, что интересны друг другу».*
«Трёшка» сбавила ход и запрыгала на ухабах. Дорога кончилась, тусклый свет от дороги пропал, и только белые сугробы подсвечивали в темноте силуэты промышленных зданий. Артём разглядел на здании проржавевшую табличку с названием улицы имени Ломакина.
 У ворот стояли два охранника в армейских полушубках, с настоящими «калашами». Один врубил фонарь и мощный луч прорезал темноту. Евдокия опустила стекло.
- Привет, Евдокия, - сказал охранник.
«Трёшка», не сбавляя черепашьего хода, проползла мимо охраны и двинулась на тусклый свет лампы, которая была ориентиром, чтобы вписаться в ворота цеха с выбитыми окнами и дырявой крышей, наскоро подлатанной. В пореформенной Москве таких мест было множество.
 _______________________
*А. Секатский, «Дезертиры с острова сокровищ».

Заводы, заводики, артели разные, большие и малые автохозяйства, всё это были места городской силы, где бедные люди добывали себе хлеб на пропитание, откуда бежали в 90-е от разорения и нищеты. Артём пересмотрел немало таких заброшенных мест. Те, что примыкали к исторической части города, были определены городскими властями, как объекты культурного наследия, за них борьба развернулась нешуточная, побеждал, понятное дело, сильнейший. Евдокия претендовала на разрушенный завод со стороны общественных организаций, но со стороны коммерческой тоже поступило предложение, и предпочтение отдали коммерсантам. Имя претендента не разглашалось, официального уведомления не было и Евдокия, на правах арендатора, продолжала занимать помещение, и завела круглосуточную оборону.
Проехали через темный цех, свернули в другой, хорошо освещенный и тёплый, где люди разгружали контейнер с продуктовыми наборами, стояли двумя рядами и по цепочке передавали коробки, укладывая на автопогрузчик.
- Беженцы? – спросил Артем.
- Москвичи. Многие продали квартиры, чтобы улучшить жилищные условия, но строительные компании обманули. Людям негде жить. У многодетных не хватает денег на содержание семьи. Много офицеров из гарнизонов, их выброси с семьями на улицу. Есть врачи, учителя, дипломаты попадаются, и даже депутаты. У всех свои причины.
- Депутаты, надо полагать, участие принимают из альтруизма?
- Из сочувствия и понимания тоже. У многих открылись глаза. Ошибка строительства коммунизма заключалась в настигающем строителей противоречии, так как путь в коммунизм лежит не через строительство, а через р а с к р е п о щ е н и е. Большинство устали жить среди вещеглотов. Здесь будет детский сад, начальная школа, госпиталь.


- Похоже на коммуну! *
- Коммуны были у французов, они так называли общину после того, как откупали у феодалов права на самоуправление или отвоевывали эти территории. Мы не можем получить у властей разрешение на аренду помещения потому, что у этих стен есть коммерческая стоимость - их выгодней продать.
У Евдокии заработал передатчик.
- Слушаю.
- К вам гости, - доложил часовой у ворот.
- Кто?
- УБЭП**.
Евдокия переключила передатчик на многоканальную связь:
- Внимание, - голос её разнёсся по всей территории через динамики, - всем в укрытие до моего распоряжения.
Ангар в мгновение обезлюдел.
- Свет, - скомандовала Евдокия, и в тот же миг свет погас.
- Неприятности? – спросил Артем.
- Так, временные неудобства, - отшутилась Евдокия.
В наступившей тишине, в полумраке подслеповатых ламп, слышен был нарастающий гул мотора. Сверкая фарами, красный «Икарус» с затемненными стеклами, въехал в цех, и попёр прямо на Евдокию и Артема.  Автобус остановился в нескольких метрах, из него, один за другим, потянулись бойцы в экипировке спецназа, с автоматами. Раздавались короткие команды и бойцы, делясь на группы, словно делилось на куски тело гусеницы, разбегались во все стороны. Рядом с Евдокией и Артемом остался боец для охранения.

___________________________________
* (Примечание Энгельса к немецкому изданию 1888 г. Манифест компартии)
** Управление по борьбе с экономическими преступлениями.


Евдокия оставалась невозмутимой, ожидая выход главного персонажа. Громадного роста, без каски, надвинутом набекрень берете, в кожаных перчатках, без оружия, показался командир отряда. Увидев Артема, на его лице отобразилась кислая мина, будто от съеденного и выпитого за день у него разыгралась изжога.   
- Кто это с тобой, Евдокия?
-  Мой друг, - ответила Евдокия.
Командир развел руками, что мол «против друга возражений нет».
- Слушай, Евдокия, серьезное к тебе имеется дело. У меня, видишь ли, племяша в Челябе проживает. Смышленый малый, знаешь ли, прям математик. Семья, понимаешь, не имущая, а у парня талант. Нельзя ли его в Университет подготовить, ну, и потом, чтоб на экзаменах не прокатили? Сама знаешь, как там…
- Привози математика, проверим, - ответила Евдокия.
- А он здесь, со мной, - сказал командир. – Эй, Лобачевский, выходи, - кликнул он. – Это мы в шутку его так зовем - не обижается.
Из автобуса, робея, вышел паренек в форме спецназовца. Форма сидела на нем мешковато. 
- Для маскировки приодели, чтоб не выделялся, - рассмеялся командир.
- Подойди, Петруха, не робей, все свои, - сказал командир.
Петруха подошел. Евдокия включила передатчик.
- Пусть Павел Иванович наверх поднимется, - попросила она.
- Какой Павел Иванович, – спросили. - У нас их двое?
- Математик, - сказала Евдокия.
- Идет к вам, - ответили.
Через минуту колесо на дверях бомбоубежища отвернулось, и на пороге появился моложавый парень, не много старше Петрухи. 
- Павел Иванович, кандидат математических наук, профессор, - представила Евдокия.
Командир только плечами повел, де мол, чего только на свете не бывает.
- Поговори с ним, - сказала Евдокия.
Павел Иванович отвел Петруху в сторонку для беседы, а командир подал знак Евдокии.
 - На два слова, - сказал он.
Они пошли вдоль автобуса и командир, обняв по-отечески Евдокию за плечи, вздохнул, подбирая нужные слова. 
- Тебе надо уходить. 
- Я опротестовала решение районной управы и потребовала пересмотра дела, - ответила Евдокия. 
- Протест отклонен, - сказал командир. 
- Это противозаконно, - спокойно ответила Евдокия. - Я подам в суд.
Командир помолчал, словно обдумывал слова Евдокии, и продолжил:
- Видишь ли, у помещения уже есть хозяин.
- Кто? – спросила Евдокия.
- Один предприниматель, - уклончиво ответил командир, не желая видимо расстраивать Евдокию. – Здесь будет дискотека и казино. 
- Казино в городе закрывают.
- «Закрыть» и «собираются закрыть» - две большие разницы. - Есть постановление о немедленном, выдворении тебя с занимаемой территории.
- Я ничего не получала.
    - Получишь. Евдокия, - миролюбиво стал уговаривать офицер, - не бодайся. Не гони волну раньше времени. Потерпи, там, видно будет.
Бойцы, провели облаву, похожую скорее на тактические учения, и стали загружаться в автобус.
Павел Иванович закончил тестирование математика, дал знать Евдокии, что парень подходящий.
- Ладно, - задумчиво сказала Евдокия, все еще размышляя над словами командира. - Поможем тебе с Лобачевским.   
- Спасибо, на связи, - сказал командир, и вошёл в автобус. 
- Всем отбой, - сказала Евдокия в переговорное устройство.
Автобус развернулся и скрылся за воротами цеха, оставив после себя сизое облако выхлопных газов.
- Проблемы? – спросил Артем, видя, как погрустнела девушка.
- Да, есть небольшие, - призналась Евдокия.

Утром Строев Михаил Андреевич, обыкновенно выпивал кофе со сливками, выкуривал пару сигарет и уезжал. В это утро он узнал от жены, что сын ночью попал в аварию. Анна Ивановна волновалась, рассказывала сбивчиво, перескакивала то с аварии, на предстоящую свадьбу, то вдруг вспоминала вечеринку у Малюгиных, то опять возвращалась к аварии. Наплевать на разбитый автомобиль, дело-то житейское, но Михаил Андреевич хотел лично удостовериться, что сын в порядке. Он закурил и стал дожидаться, когда Артём проснётся.
Анна Ивановна провела бессонную ночь, о случившемся узнала только под утро, когда Артем вернулся. Беспокойное чувство не покидало ее с тех пор, как сын уехал от Малюгиных не попрощавшись. Ожидание затянувшегося пробуждения, сменилось на тревогу. Анна Ивановна надеялась, что муж уедет, и она сама поговорит с сыном, но он не уходил и курил. У нее разболелась голов.
Зазвонил городской телефон. Им редко пользовались, и Анна Ивановна не сразу нашла трубку. Звонил Евгений. Артём отключил мобильник и Евгению пришлось перезванивать на городской. Он извинился, сказал, что у него срочное дело, и попросил разбудить Артема. Анна Ивановна тут же переключила телефон в режим ожидания, и в спальне раздался тихий звонок. Артем взял трубку.
- Доброе утро, Артем Михайлович. Извините за беспокойство. У нас сегодня встреча с клиентом на предмет недвижимости, если не забыли. 
Евгений всегда начинал с вежливого обращения, когда речь заходила о важном деле.
- Уточним время, Артём Михайлович? Часиков на двенадцать, подойдет? Артём ещё не проснулся, и хотел избавиться от назойливого директора.
- Мне нужна информация о помещении на улице Ломакина, - сказал Артем. - Узнай всё. Это срочно.
- Завод на улице Ломакина и есть наш объект, - ответила трубка. - Я оставил документы в кабинете. Вы не посмотрели?
Артем вскочил, как ошпаренный.
- Не успел. Езжай на встречу один, я буду в офисе.
Он отключил трубку и подпрыгнул в кровати чуть ли не до потолка.
Снова зазвонил телефон. Комиссар страхового агентства сообщал, что ремонт тачки продлится не меньше двух недель, и фирма предоставила другой автомобиль.
Он наскоро принял душ и спустился в столовую, поздоровался и поцеловал обоих родителей.
Отец не без удовлетворения отметил, что разбитый «мерс» стоил того, чтобы получить такие любезности.
- Что случилось, сын? – спросил он.
- Телеграфный столб дорогу перебегал, - отшутился Артем.
- Сам в порядке?
- Как видишь.
-  Плесни-ка, мать ещё кофейку, - попросил он, чтобы отослать жену, пока он подбирал нужный вопрос.
Анна Ивановна взяла кофейник и пошла подогреть остывший кофе.
- Как у вас, там с Аллой, определились?
- Пока не определились, - ответил Артем.
Анна Ивановна поставила разогревать кофе, она вернулась и многозначительно взглянула на мужа.
- В чем задержка? Объясни, сын.
- Ты сам всегда говоришь, что прежде, чем запустить проект надо все взвесить, обдумать и только тогда выносить решение.
- Верно, сынок, но решение есть надо начинать.
- В том то и дело, папа, что решения пока нет.
- Как же так, сынок, вчера мы при всех объявили…, - подыскивал слова, Михаил Андреевич, - а сегодня ты заявляешь…
- Я папа ничего не заявлял, я просто сказал, что решение по этому вопросу пока нет.
 - Мы думали с матерью, что вы… Ты сам сказал, что Алевтина тебя … Что ты её…
- Ну, - подшучивал Артём, помогая отцу подобрать слова.
- Сынок, раз сказал, так скажи и два, - подытожил отец.
- Я сказал.
- Когда?
- Что?
- Свадьба когда?
- Решения пока нет.
 - Отец, - вступилась Анна Ивановна, - так тоже нельзя.
Она вспомнила, что поставила подогревать кофе.
- Я согласна с Тёмой, - весело прокричала она из кухни, - надо все хорошенько обдумать.
- Что обдумать? – оборвал её Строев.
- Не лошадь покупаем.
Она принесла кофе, и дрожащей рукой стала наливать.
Михаил Андреевич посмотрел на жену, и хотел было крепко высказаться, но воздержался.
Выручил звонок из страховой компании. Шофер, пригнавший машину на замену разбитому «мерседесу», должен был передать ключи и документы.
- Извините, мне надо идти, - сказал Артем.
Он ушёл и за столом повисла тягостная пауза. Анна Ивановна первой заговорила. Она всегда начинала первой, когда дело заходило в тупик. 
- Я говорила, а ты не верил.
- Что ты «говорила»? - передразнил Михаил Андреевич.
- Что у них что-то происходит.
- Ты имела ввиду одно, а здесь совсем другое, - прикрикнул на жену Михаил Андреевич.
- Что «другое» - объясни?
- Жениться он не собирается, вот что, - ответил Михаил Андреевич.
- Господь с тобой, - неестественно и как-то очень фальшиво испугалась Анна Ивановна.
Михаил Андреевич понял, что попал в точку. Он достал из кармана новенькую «Мотороллу» и набрал Малюгина. 

С вечера Петр Иванович Малюгин маленько перебрал, и чтобы устранить признаки похмелья, собирался пропустить рюмашку, но рядом была жена. Звонок Строева выручил. Телефон лежал на буфетной стойке, и Малюгин туда переместился. Жена вышла, чтоб не мешать, и Малюгин налил коньяку, выпил и включил такую же новенькую, как у Строева, «Мотороллу».
- Приветствую, Петр Иванович, - заговорила трубка, - Тут вот что, Петруша, наблюдается, сдается мне, у детей какая-то размолвка имеется.
- С чего ты взял? – насторожился Малюгин.
- Мне что-то померещилось, хотя может быть только с дуру почудилось, - подбирал слова Строев.
- А что такое?
- Да, нет ли у детей каких мыслей на счёт свадьбы?
- Что ты имеешь в виду?
– Не хотят ли они свадьбу того?
-  Да ты что!? Причина какая-то должны быть, Миша.
- И я про то… Ты поразведай.
- Мы чего-то не доглядели или как? – встревожился Малюгин.
-  Может и недоглядели.
- Понял тебя, на связи, - сказал Петр Иванович.
Он открыл буфет и достал бутылку коньяка.
Римма Семеновна, восприимчивая к малейшим колебаниям и переменам, догадалась, с кем разговаривал муж, но виду не подала, решила дождаться, когда сам расскажет.
Это было, как снег на голову, Малюгин даже не представлял, как о таком сказать жене. С чего начать? Он решил поговорить с дочерью в присутствие жены, чтоб не очень было заметно, если и есть что на самом деле. Он налил коньяку, выпил и вернулся за стол.
Алла появилась в столовой, холодно поздоровалась с матерью, и обняла отца. Малюгин любил дочь, прощал ей разное и считал, что жена излишне с ней строга. 
- Как самочувствие, красавица моя? – спросил Малюгин.
- Отлично, папочка.
- Хорошо, бутончик. Отчего, дочка, Артемка вчера сбежал? – спросил он почти весело.
- Сбежал? – удивилась Алла и бросила взгляд на мать.
- Ну, да, рано, больно смылся.
- У него были дела, папа.
- Он даже не попрощался…
- Собирался вернуться и не смог, - присочинила Алла.
Малюгин почувствовал вранье. Налил апельсинового сока из графина, выпил и спросил:
- Поссорились?
- Нет, - ответила Алла. 
- Так что же? – подвесил вопрос Малюгин и, сложив на груди руки, стал ждать ответа.
Алла слегка побаивались отца, когда он приступал к дознанию. На стройке рабочие и провинившиеся прорабы готовы были признаться даже в том, чего не было, когда он так складывал руки. Бесполезно было увиливать от ответа, если он, насупив брови и сложив вот так руки, начинал допытываться.
Алла занервничала, она не знала, что ответить потому, что понятия не имела, о чем речь и что отец хочет от нее услышать.
- Я позвонила Артему, спросила, почему он уехал так рано… - робко начала Алла.
- И что он тебе ответил?
- Что ответил?
- Да?
- Он сказал, что вернется…
 Алла вспомнила, что просила Артема перезвонить после того, как он поговорит с мамой, но он не перезвонил и не вернулся.
- И не вернулся?
- Нет.
- Почему?
- Я этого не знаю, папа, - теряя терпение, ответила Алла.
- Я, зато, знаю! – сказала Римма Семеновна.
- Мама, ты сошла с ума! – испуганно вскрикнула Алла.
- Не смей так со мной разговаривать! – прикрикнула на дочь Римма Семеновна.
Малюгин не раз становился свидетелем ссор жены с дочерью и ужасно не любил разборок. На этот раз предметом спора была какая-то общая тайна, при чем одна непременно хотела скрыть, а другая, угрожая и шантажируя, собиралась тайну раскрыть. Чтобы узнать, что произошло, необходимо было поддержать одну из сторон, а Малюгину этого не хотелось. Жена часто была несправедлива к дочери потому, что завидовала красоте и молодости, маскируя свои чувства материнской заботой. Дочь нередко грубила матери, пользуясь всегдашней поддержкой и защитой отца.
- Выйди, пожалуйста, мне нужно с отцом поговорить, - сказала Римма Семёновна.
 Это было слишком.
- И не подумаю! – ответила Алла.
 Она не смогла вынесли унижения, и заплакала.
Назревал настоящий скандал и Малюгин, затаившись, ждал продолжения. Римма Семеновна выжидала, давая понять дочери, что она не шутит и собирается все раскрыть. Тогда Алла пошла на очень рискованный ход, который заготовила и продумала заранее, и держала про запас, на всякий случай. 
- Папа мы с Евгением курили, и когда мама вошла, он собирался поцеловать меня, - сказала Алла.
После некоторой паузы, Малюгин решил уточнить кое-какие детали и спросил:
- Объясни, дочь, какая связь между поцелуем и курением?
- Мы курили марихуану, папа, - ответила Алла. – Я сорвалась…
Эта правда, похожая на чистейшую ложь, привела в изумление Римму Семеновну, а Малюгина отчасти удовлетворила, так как он знал о способностях дочери к преуменьшению, и о склонностях жены к преувеличению. 
- Артем знает? – строго спросил Малюгин.
- Папа, у меня с Евгением – ничего. Как всегда, это плод воображения мамы.
Пришел черед возмутиться Римме Семеновне, но она сдержала себя, так как Алла полностью завладела ситуацией. Пора было менять тактику потому, что она своего добилась, вынудив дочь сказать хоть какую-то правду. Ни слова не проронив, она вышла из столовой, давая понять отцу, что признание дочери произошло с молчаливого ее одобрения.   
- Что еще? – спросил Малюгин, когда дверь за Риммой Семеновной закрылась.
- Я даю тебе честное слово, что больше это не повторится, - сказала Алла.
- Подойди, - сказал Малюгин.
Алла подошла и обняла отца.
- Прости, папочка.
- Как у вас с Артемом? – спросил Малюгин.
- Все хорошо. Почему ты спрашиваешь? – настороженно поинтересовалась Алла.
- Свадьба когда?
- Артем знает, он решает, - ответила Алла уклончиво.
- Решайте быстрей.
- Да, папочка.
Слезы навернулись у Аллы, она прижалась к отцу, но Малюгин ничего этого знать не хотел, ему стало тоскливо от притворства дочери.
Строев оказался прав в своих подозрениях. Он высвободился из объятий дочери, и вышел из столовой. Тихий плач послышался за спиной. Захотелось остаться и выпить как следует, но он вспомнил поговорку о том, что «судно пьяного шкипера волна направляет на скалы». Он прошёл в кабинет и набрал Артёма.

Артём примчался в офис, заглянул в бумаги, оставленные Евгением, и убедился, что объект на улице Ломакина и предмет сделки одно и то же место, где он побывал прошлой ночью. Помещение приобреталось в собственность за приличный откат, и передавалось в трастовое управление третьему лицу и тоже не бесплатно. Организовал сделку Евгений. Деньги были нешуточные и он конечно же своё не упустит. Артём подумал, что мог бы прямо сейчас избавиться от двух проблем: уволить Евгения, и взять объект в собственность, но без одобрения отца убрать коммерческого директора не мог. Всегда и во всём он советовался с отцом, без него никаких решений не принимал. Евгений был его выбор, отец только поддержал. Отец нередко брал сторону Евгения, считал его удачливым, хватким, отвечающим, как он говорил, «самому моменту». А Момент в конце 90-х был такой, что «кто успел тот и съел».
«Чёрт с ним», - подумал Артём.
Его охватило радостное чувство новизны. Он припомнил все, что случилось прошлой ночью: где был, что видел, вспомнил людей, которые сопротивлялись диктатуре денег и жили «поперек» среди стяжателей и вещеглотов.
Артём открыл компьютер и прочитал в интернете «Манифест коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
В школе и ВУЗе никто из сверстников ничего о манифесте не слышал. Если кто что-то слышал, то насмешничал, издевался.       
 Артём прочитал, не отрываясь, и сделал для себя открытие:
«Манифест коммунистической партии» нерешённая теорема, которая была искажена, оболгана и забыта. Коммунизм – самая клёвая теория опережающего будущего, которую и через сто лет никто не решил». Отчасти это была чистая правда. Маркса зачислили в масоны, и объявили евреем-заговорщиком против просвещенного мира за то, что подобно хиппи 60-х хотел избавить людей от гнёта вещей, которыми имущие владельцы мира, в виде подачки, одаривали не имущих. Маркс ставил на рабочих, так как общество раскололось на буржуазию и пролетариат. Про буржуазию Артём ещё понимал, себя и семью относил к классу имущих вещеглотов, но где пролетариат? В Москве исчез «Автозавод», сталелитейный «Серп и Молот», автомобильный «АЗЛК» - рабочих в городе не осталось, рабочие быстро вымерли, и дело довершили, вместе с банкирами и продажным бизнесом, трусы депутаты - они сдали Россию вещеглотам и стяжателям.
Протест против «порабощённости имуществом, потребляющей человеческое в человеке», был отменён.  Христос не о них сказал «и последние будут первыми», но и первенствующие в списке Форбс никогда не станут первыми в списке Христа.
«Великое вызревает долго», - сказал философ, но «великое» с быстротой и беспощадностью вырубается, прежде чем ему удаётся покорить мир.
Артём вспомнил слова Евдокии о коммунизме о том, что «ошибка строительства коммунизма заключалась в настигающем строителей противоречии, так как путь в коммунизм лежит не через строительство, а через р а с к р е п о щ е н и е».
С этим Артём не мог согласиться, так как нынешний мир был раскрепощён, и наделён свободой, и эта раскрепощённая свобода обернулась для большинства нищетой и наглым закрепощением.
Раскрепощение пришло в виде изощрённого рабства. Вещеглоты захватили поляну, и удерживают больше ста лет. Дела обстоят так, что, минуя капитализм, можно пройти обратной дорогой в феодализм быстрее, чем за сто лет строительства коммунизма.
Исчезнувший пролетариат похоронил надежду на разумное переустройство мира, и каким бы раскрепощённым не казался мир нестяжателям, защита от сплочённого интернационала жлобов и вещеглотов, запаздывала.
По Марксу выходит, что одна формация, сменяя другую, не уничтожает собственность, а меняет один вид собственности на другой. Так французская революция отменила феодальную собственность, заменив ее собственностью буржуазной. Все отношения собственности в историческом развитии подвержены постоянной смене, и связаны непрерывным изменением исторических событий. Коммунисты, точно также, как французские либералы, отменившие когда-то феодальную собственность, заменив на буржуазную, отменили собственность буржуазную, сменив её на пролетарскую. 
Видные деятели партии такие, как Ленин, Троцкий, Дзержинский, коммунисты Зюганов, Березовский, Потанин, стали вдруг миллионерами, не имея собственности.
Одним словом, из гусеницы вылупилась бабочка, а после из бабочки снова черви полезли - виртуальные собственники коммунисты стяжатели. Почему виртуальные? Потому что никакой собственности нет, так как труд пролетария исчез, а самого труженика больше не существует. На смену собственности пришли бабки, то есть появился банковский капитал, который создал новый тип труженика – «офисный планктон», он то и заменил прежнего пролетария для дальнейшей эксплуатации. Новый пипл предельно ограничен в потребностях, покладист, обвешан различными фобиями, за сникерс и гамбургер держится, как за мамину сиську.
Современный коммунизм надёжно замаскирован и кровавых революций не устраивает. Реформирование растянулось во времени, и проходят годы прежде, чем обман станет очевиден, когда исправить что-либо трудно или невозможно, как только признать факт катастрофы.
Всё предельно запутано и извращено. Свободолюбивые сочинения Франции перекочевали в Германию без каких-либо пониманий и взгляда на действительность французскую, и восприняты были, то есть переработаны на свой немецкий лад, как литературные достижения и «приобрели характер досужего мудрствования об осуществлении человеческой сущности» *
Французская социалистическо-коммунистическая литература, попав на немецкую почву, была понята немцами на свой манер, и перестала выражать борьбу одного класса против другого. Как сказал губернатор на банкете в романе Гоголя «Мертвые души», что де мол мужики Чичикова сейчас разбойники и пьяницы, но переселившись на новые земли станут отличными подданными, так примерно сказал.
То есть вместо интересов пролетариата у французов немцы вывели «интересы человека вообще, человека, который не принадлежит ни к какому классу и вообще существует не в действительности, а в туманных небесах философской фантазии» **
Ни о какой революционной идейной сущности и речи не шло. «Чистой воды гуманизм».
Перевод всей этой революционной требухи, мог оказаться фразеологической особенностью перевода с французского на немецкий и с немецкого на русский. Чего было больше на самом деле немецкого в отличие от французского, перекочевавшего к нам, в смысле в Россию, черт разберёт, а если он (самый главный смутьян) берётся в чём разобраться, то так запутает и уведёт, что один Бог ведает, как дело устроится. *«Манифест коммунистической партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса. ** там же.

Во всяком случае Артём понял всё так, как написано, и с уверенностью мог сказать, что буржуазный социализм состоялся, и буржуазия нынешняя, к которой он мог себя, без стеснения, причислить, призвана защищать интересы людей, которые не принадлежат ни к какому классу и вообще существуют не в действительности.
Идея нестяжания, которую исповедовала Евдокия, похожа на доктрину коммунистическую, и была глубоко зарыта. Нельзя было сходу сказать, как карты лягут - куда дело повернётся.
Артём решил поддержать Евдокию по Марксу - нанести упреждающий удар «буржуазии», «с помощью деспотического вмешательства», как в свою бытность поступил русский пролетариат.
Звонок Малюгина вернул его в реальность. Будущий тесть без всяких объяснений сказал, что хочет поговорить и пригласил на обед. По сдержанному тону, Артем догадался, что разговор пойдет не о строительстве гостиницы в Паттайи.
«Отец наверняка звонил Малюгину и передал утренний разговор».
Он согласился приехать.

Евгений недавно приобрёл «Пасфиндер», и в тусовке горнолыжников заметно выделялся. Он не удержался покрасоваться и перед бандитами - обогнал, и первым въехал на территорию завода.
Клиент и Евдокия встречались впервые, и с интересом разглядывали друг друга.
Евдокия была знакома с бандитскими заходами - знала, что кроется за тем, когда «мягко стелют».
- Миниатюрная девушка занимает такое огромное помещение, - начал дипломатично клиент, - зачем вам столько?
Он улыбнулся, вполне даже естественно, но криво и набок скосил рот, нетерпеливо двигая губами.
Евдокия поняла, что перед ней шестёрка и решила любезности не разводить.
- Для личных нужд, - отрезала она.
- Фантазии превосходят ваши возможности, - вполне дружелюбно продолжил клиент.
- Взгляните, - вступил в беседу Евгений, - постановление о незамедлительном освобождении помещения, а это смотровой ордер.   
Евдокия даже не взглянула.
- Я сделала запрос и жду официальный ответ. Я намерена оспорить решение в суде. Заинтересованную сторону непременно об этом уведомят.
- Заинтересованная сторона решила процедуру не затягивать, - ответил клиент и подал знак охраннику.
У того в руках оказался изящный стул, похожий на «венский», обтянутый ярко-желтым велюром.
- Если этот стул пропадет или будет поврежден, вы ответите в суде за нанесение ущерба и посягательство на частную собственность, - отформатировал клиент, и улыбка исчезла с лица.
 Евдокия взяла стул, она, как показалось клиенту, улыбнулась, и, размахнувшись, со всей дури ударила им о бетонный пол.
Хрупкое изделие, не выдержав нагрузки, утратило изящество формы, и превратилось в набор деталей деревянного конструктора.
- Увидимся в суде, - ответила Евдокия, поднимая в ответ руку так, словно собиралась, поправить берет.   
И тотчас отовсюду стали выдвигаться люди, окружая гостей плотным кольцом. Их было так много, что охрана только подивились невероятному скопищу народа.
- Она блефует, - сказал Евгений. – Вышвырните ее отсюда. Стадо само рассеется.
- Ваша проблема, вы и решайте, - сказал клиент и пошел к машине.
Евгений был взбешен.
Он подошёл так близко, что Евдокия уловила, смешавшийся с дезодорантом кисловатый запах подмышек.
- Ты нажила большие неприятности, - сказал он, - очень большие! 
На самом деле неприятности, посыпались на голову Евгения. Не успел он отъехать, как позвонили из «дирекции» и предупредили, что ждут ещё день, максимум два, а после отдадут помещение другим.
Разумеется, это был блеф, но желающих с наличкой сколько угодно, так что риск потерять лакомый кусок, существовал. В «дирекции», люди рисковали, одно дело получить откат, другое упустить сделку. Начальство такое не прощает.

Евгений отправился в зал, чтобы выместить злобу на тренере. Он был в ярости, неистово колотил в подставляемые лапы тренера, так что тренер едва уворачивался от ударов, и каждый раз, заканчивая «ката», жутко орал. Каратэ было для него обязательным и ежедневным занятием, в зале он выплёскивал накопившуюся злобу, а ненависть к Артёму вымещал на спарринг-партнере. Сегодня он был особенно свиреп, и пот катился градом, тренер едва уклонялся от сыпавшихся ударов.
После звонка клиента он совсем пал духом.
- Что за хрень, - возмущался клиент, - у этой телки дружки из «УБЭП».
- Я ничего такого не знаю, - ответил Евгений, чувствуя, как земля уходит из-под ног. 
- У нее там секта какая-то или братство лесное. Там полно конторских, ментов и депутатов. Кого там только нет?
- Нам по барабану, - попытался возразить Евгений.
- Вам может быть, а нам нет, - оборвал его клиент. – Улаживай вопрос, дерьма этого не надо.
Евгений дал знать тренеру, что хочет передохнуть, и пошел звонить Артему. Он был загнан в угол, ему мерещилось, что дирекция уже отдала помещение другому, и бандиты включили счётчик.
   
Артем обедал с будущим тестем, в компании Риммы Семёновны и Аллы, воодушевленно рассказывал о предстоящей выставке, посвящённой олимпиаде в Сочи. Малюгин «Сочинский» проект одобрял. Артема любил, считал, что с зятем повезло.
Звонок Строева, утренний скандал жены с дочерью, встревожили его не на шутку. Только сейчас, слушая Артема, тревога немного утихла. Он посмотрел на дочь: «Самая пара такому орлу, хотя и дура. Вся в мать».
После крамольных мыслей он взглянул на жену, хотел уловить так ли всё гладко идет, как ему кажется, но Рима Семеновна была непроницаема, и знаков никаких не показывала. Она умела скрывать свои чувства за маской светского равнодушия, чем выводила из себя прямолинейного Малюгина. Он злился и негодовал, когда, ожидая от жены поддержки, натыкался на ехидное молчание. Рима Семеновна всякий раз стремилась подчеркнуть разницу в положении, давая понять Малюгину, что он боцман, тогда как она капитан на корабле.
Рима Семеновна, в отличие от мужа, была культурно образована - училась в педагогическом институте на хоровом отделении. Учебу, правда, закончить не успела, так как вышла замуж и забеременела. После родов в институт не вернулась, посчитав, что полученных хормейстерских знаний ей достаточно, чтобы управлять одним солистом, которому медведь на ухо наступил. В ней теплился живой деспот. Она крепко держала в узде дочь и свободолюбивому мужу спуску не давала.
Малюгин тяготился строгим характером жены и в молодости, подгуляв, решил оставить Риму Семеновну. У него завязался роман с плановиком из бухгалтерии стройуправления и вскоре, шуры-муры мужа докатились до жены. Рима Семёновна строго поговорила с Малюгиным и наложила санкции на пребывание в супружеской спальне. В кухне на коврике, Малюгин провел целый месяц. Плановик внезапно исчезла. Малюгин пытался искать, но ему пригрозили разводом и оставить на коврике до решения суда, и всё в таком духе, и так, и далее.
Риму Семеновну Малюгин возненавидел. Чувство необоримой неприязни выперло наружу в виде презренного к ней равнодушия. Но жизнь взяла своё, угроза лишиться нажитого, и оказаться не на кухонном коврике, а где-нибудь на пороге зассанной подворотни, бодрила. Как всякий разудалый ухарь, боявшийся не похмелья, а пробуждения, Малюгин поиски бухгалтера прекратил, и остался в семье.
Сейчас он ждал случая перейти в гостиную, чтобы продолжить разговор с глазу на глаз, и когда у Артема зазвонил телефон, сказал жене:
- Кофе в гостиную подай.
-  Возникли некоторые затруднения с помещением на улице Ломакина, - услышал Артем Евгения. – Надо встретиться.
- Найдешь меня завтра на выставке, - сказал Артем.
Малюгин не курил. С вредной привычкой расстался еще в молодости, но имел пристрастие к сигарам и частенько, сиживая на любимом кожаном диване, предавался светской забаве.
Попивая коньяк и попыхивая сигарой, он размышлял над тем, что возможно существовала какая-то загвоздка между дочерью и Артемом и о ней знали или догадывались все, кроме него. Он решил осторожно обойти щекотливую тему и начал с того, что похвалил сочинский проект.
- Толковая задумка. Дельный прицел. Думаешь, выгорит олимпиада в Сочи? – спросил он.
- Непременно! - ответил Артем.
- Почему так уверен?
- В Альпах с каждым годом снега все меньше. Кубок мира из-за отсутствия снега часто срывается. Это бьет по производителям горнолыжного инвентаря. Европа будет лоббировать олимпиаду в Сочи. В «Красной Поляне» проблем со снегом не бывает.   
- Хорошо… - повесил Малюгин, отхлебывая коньяк.
«В Европе снега мало и «Хеннеси» слишком хорош, - подумал он.
- В делах, да, и в остальном, без всякого сомнения я полагаюсь на твое понимание, - начал Малюгин. -  Пол дела, как говорится, сделано, - и он выпустил струйку дыма. – Здесь уже не до шуток. Алевтина, понятно, никуда от тебя. Она любит. Почувствуй вкус жизни. Начни жить. Мы мужики знаем, на чем сидим. То, что для них играет какую-то роль – для нас никакого значения не имеет.
Артем знал привычку Малюгина говорить путано, когда не решался сказать напрямую. Подыскивал слова, юлил, и надо было внимательно слушать, чтобы нужное не пропустить.
- Женщин, я, например, замечаю только, когда вижу, - подмигнул он Артему. – В остальное время, как говорится, секс с политикой не мешаю. Дело – прежде всего! А когда жениться, когда замуж выходить – вам решать.
Он снова подмигнул Артему, и подпустил дымку. 
- Мы тоже были молодыми, тоже куролесили. Такое бывало, что лучше не повторять.
Он помолчал, будто вспоминал былое.
- Жизнь такая штука, сынок, - сказал он, аккуратно стряхивая пепел с кончика сигары, - что зайди она к нам с другой стороны – было бы ещё хуже.
 Малюгин и Строев были одного поколения и в чём-то похожи, Артем любил отца и уважал Малюгина, к отцовским наставлениям всегда прислушивался, пусть грубоватым, но всегда справедливым.
Сказано было ясно. Подсказка Малюгина только воодушевила и придала уверенности.
«Жизнь в самом деле зашла с другой стороны, и всё теперь должно быть иначе», - подумал Артем.
- Она, там, что-то хотела тебе сказать, - хитро улыбнулся Малюгин.
Он решил вожжи не натягивать, парень свой, податливый. 
- Зайди к ней, - сказал он.
Артем послушно отправился на половину Аллы.
 - Как я соскучилась, - запричитала Алла, обнимая Артема.
Запах духов мгновенно вызвал вспоминания о вечере в каминной.
- Нам надо поговорить, - сказал Артем.
- Ты уверен, что «поговорить»? – съехидничала Алла, и обняла Артёма.
Повеяло сладковатым теплом, привычным, детским уютом, знакомым, убаюкивающим прошлым. Артем подумал, что если сейчас уступит, то после пожалеет.
- Прости, - сказал он, - я тороплюсь, - и выскользнул из объятий так стремительно, что Алла даже растерялась.

Ежедневные занятия Евдокии состояли из множества различных дел. С утра она проводила что-то вроде производственной летучки, на которой рассказывала о текущих делах, слушала отчеты о проделанной работе. Раздавала прорабам деньги на стройматериалы, снабженцам на закупку продуктов для бездомных и инвалидов, и для нужд обители. Здесь же обсуждался план предстоящих работ. Никаких споров и обсуждений, что и кому делать. Поручение поступало в группу, там уточняли детали. Многие из обитателей имели опыт руководителей, но никто не выпячивался и знаний своих не показывал. Дружно исполняли порученное дело. После утреней летучки разлетались по объектам. Евдокия отправлялась к детям «отказникам», навещала детдома, которым оказывала помощь. У нее было два мобильника: один для экстренной помощи и для всего прочего, другой – для связи с теми, кто находил брошенных детей и, кто имел желание такого ребенка приютить. Она верила, что если каждый желающий иметь ребенка возьмет на воспитание чужого, брошенного, то проблема бездомных детей будет решена. В хозяйстве у нее была прачечная, баня, пекарня. Недавно она взяла в аренду ресторан, в котором прошлой ночью побывал Артем.
В обители многие жили семьями. Обедали, если повезет, где придется, а завтракали и ужинали вместе. Это была настоящая большая семья, которая постоянно пополнялась. Одни находили работу, снимали жилье и уходили, другие приходили. Основные «кадры» поступали с улицы. С ними занимался священник отец Илларион. «Новобранцы», так он называл бездомных, столовались и спали отдельно от остальных, адаптируясь к новой жизни. К работе их приучали постепенно. Вначале они исполняли мелкие поручения отца Иллариона, который присматривался, изучал каждого, люди попадались разные. Правила общежития были простые и не строгие. Подъем в семь утра, общие для всех работы до пяти вечера, в шесть ужин, в восемь Закон Божий, в девять молитва, в десять отбой. Кто не хотел молиться, просто сидел и слушал, но присутствие было обязательным. С ними отец Илларион отдельно потом беседы вел. Кто-то срывался - украдет что-нибудь и сбежит. Некоторые пропадали и начинали снова пить, но потом возвращались. Их безропотно принимали, ничего не спрашивая, не осуждая.
К уличным «новобранцам» Евдокия относилась с особым вниманием. Если детей жалели, к ним проявляли милосердие, то бомжей никто не любил. Общество их отвергло. Им некуда было идти, не от кого ждать помощи. А они, как никто, нуждались в любви. Еще были больничные калеки, которые, будучи бомжами, становились инвалидами. Кто под машину угодит, кто разобьется, кто зимой обморозится. Все страдают ногами. Бездомный – вечный скиталец и постоянно на ногах, вены не справляются с оттоком крови, ноги отекают. От малейшей царапины развивается инфекция.
Работы с бомжами непочатый край. Его надо поместить в больницу, не везде еще примут, так как у большинства нет паспорта. Надо разыскать родственников, восстановить паспорт. Конечно, помогают и врачи, и милиция. Без милиции ничего не сделаешь. Они и родственников находят, и паспорт помогают восстановить. Но Евдокии надоело каждый раз скитаться по больницам и выпрашивать места для бомжей. Вот и решила взять на попечение захудалую больницу. Свезла туда всех подопечных, наняла врачей, нянек, и дело вроде пошло. Без лишних затрат зиму понадеялась протянуть, но не тут-то было. Осенью, как отопление включили, трубы начало рвать, крыша потекла. Срочный ремонт потребовался. Выпросила у спонсора денег, заменила трубы, поменяла отопление. Раздолбанные стены замазали, оштукатурили, теперь надо было побелить, покрасить, сантехнику заменить, краны поменять, в общем, дел набралось. Кроме того, работы произвести надо было с особой сноровкой, что называется без «выселения», переводя больных из палаты в палату. Собирались к Новому году закончить, да вот уж Рождество на носу.
Евдокия сама взялась руководить работами и отобрала работников самых рукастых и проворных. Но, как всегда, проваландались и теперь торопились, потому что предстояло еще через все пробки в сокольники пробиться, разгрузиться и подготовить фронт работ к завтрашнему утру. 

Служба охраны сообщила Евдокии, что ее спрашивает какой-то молодой человек. Охранник, заступивший, не знал, что Артем уже побывал здесь минувшей ночью.
- Узнай, что хочет и пусть приходит завтра в девять утра, - ответила Евдокия.
- Он говорит, что ваш друг, - сказал охранник.
- Спроси, как зовут?
- Артем.
Евдокия сдвинула брови, словно не сразу вспомнила, о ком речь.
- Пропусти, - сказала.
Она не могла поверить, что парень, о котором она за целый день даже не вспомнила, катил к ней, шурша новенькими шинами, на шикарной тачке. Строители, загружавшие в «газель» сухую смесь и ведра с краской, замерли от удивления. Никто из них раньше не видел «S55».
- Ребята, - сказала Евдокия, обращаясь к рабочим, чтобы снять всеобщее оцепенение, - тачка двухместная, так что прокатиться никому из вас не светит.
Работяги оценили шутку и дружно рассмеялись.
Народное поверье о том, что второе впечатление сильнее первого, подтвердилось. Артем увидел ее такой, какой представлял: кокетливый прищур, насмешливый взгляд, сдвинутые брови, улыбка, затаившаяся в уголках рта. Появление Артема было для нее неожиданным, и она не скрывала, что рада его видеть. Артем приосанился, почувствовав еще больший кураж и уверенность, если вообще парень на тюнинговом родстере «S55» может чувствовать себя иначе.
- Поздравляю, - сказала Евдокия, - у вас новая машина.
- Это временно, - отшутился Артем. - Моя будет готова нескоро.
- Красивая тачка, - сказала весьма равнодушно Евдокия, словно бы Артем только за тем приехал, чтоб покрасоваться.
- Наши вкусы совпадают, - сказал Артем.
- Что привело вас в нашу обитель? – переменив тему, спросила Евдокия.
- Я хочу предложить помощь.
 Лица у работяг от недоумения вытянулись.
- Вы хотите помогать? – удивилась Евдокия.
- Да, повторил Артем, - я хочу быть вам полезен.
Зазвонил телефон. Евдокия достала мобильник и стала слушать, мрачнея.
- Перестань реветь, - сказала она. – Скоро буду.
Она спрятала телефон и сказала бригадиру:
- Отца Иллариона захватите с собой, там человек умирает.
Бригадир отправил работягу за священником, а Евдокия, разглядывая Артема так, словно спрашивала: «зачем все это тебе, парень?»  спросила бригадира:
- Загрузим добровольца?
- Работа всегда найдется, - ответил бригадир.
- Берем вас, - сказала Евдокия.
Шофер «газели» тут же завел свое нытье.
- Евдокия, машина перегружена, - сказал он, оглядывая недоверчиво Артема так, словно тот ее нагружал. – Не знаю, как я такой груженый поеду?
- Я следом на Мерседесе поеду, чтоб тебе не так тяжело было.
- Нет, - испугался шофер, - ради всех святых, только не сзади. Спереди на Мерседесе езжай. 
Артем к предрассудкам «водилы» отнесся с пониманием и, как только выехали за ворота, обогнал «газель» и плетущийся следом «Рафик» с работягами. Евдокия помахала из Мерседеса. 

Любая больница самая даже комфортабельная всегда вызывает скорбное чувство, но то, что увидел Артем, даже назвать больницей, вряд ли возможно. Убитое двухэтажное здание, похожее на барак с множеством комнат. Когда-то здесь было общежитие, потом рядом разместилась мехколонна, и здание заняли под административно-хозяйственные нужды. Районные власти не знали, что с ним делать и как обиходить, когда подвернулась Евдокия с предложением взять здание в аренду. 
Первое на что Артем обратил внимание, был запах нечистот, йода и бинтов и чего-то еще, о чем он понятия не имел, так как ничего подобного раньше не слышал. Запах встречал уже на пороге, просачиваясь из приоткрытой двери на улицу.
У входа стояли две девушки санитарки, одна плакала, другая успокаивала. Увидев Евдокию, они обрадовались и та, что плакала, бросилась навстречу, рыдая:
- Евдокия, он умирает… Я не могу к нему войти не могу…
- Почему раздетые? Быстро в дом, - строго приказала Евдокия.
Вошли в дом. Здесь, запахи, перемешавшись с сырым, теплым воздухом, стали ощутимы еще острее. Полутемный длинный коридор освещала тусклая лампочка под потолком. Евдокия направилась в палату к умирающему. 
- Я пришла, как обычно, перевязку сделать, - рассказывала девушка, а он и говорит: «Я сегодня умру. Мама не успеет приехать до моей смерти поцелуй за нее на прощание». Я растерялась, отвечаю: «Нам это не разрешается – целовать больных». А он: «Я не больной, а умирающий. Поцелуй». Я убежала. Не могу!
И девушка снова заплакала.
- Мы позвонили его матери, - сказала другая девушка. - Она обещала приехать.
Евдокия остановились перед дверью в палату.
- Тебе не надо заходить, - сказала Евдокия девушке. - Я сама.
Она на мгновение задумалась, словно не очень понимала, что должна делать. У парня, была трофическая язва. Ему ампутировали ступни, в результате влажной гангрены началось заражение крови. Он умирал. Ему нужна была поддержка. Неопытная сестра растерялась и не нашла нужных слов. Обычное дело. Евдокии предстояло выправить ситуацию и помочь умирающему.
- Можно я? - неожиданно спросил Артем.
- Что вы? - удивилась Евдокия.
- Я пойду.
Это был порыв милосердия, многие так поступали, впервые столкнувшись с чужим несчастьем.
- Он умирает, - тихо сказала Евдокия. – Вы не справитесь.
Артем толкнул дверь и вошел в палату.
На кровати сидел молодой человек неопределенного возраста. Голова была выбрита, на лице сохранилась скудная растительность в виде жидкой бороды и усов. Ступни у него были забинтованы, бинты пропитались кровью. Он не сразу освоился с переменой, уставившись в створ двери немигающим взглядом, где несколько минут назад исчезла девушка, а теперь, вместо нее появился Артем.
- У тебя есть брат? – спросил Артем.
Парень то ли не расслышал, то ли не понял, о чем его спросили. Он был в замешательстве оттого, что сам собирался о чем-то спросить, но его перебили. Артём тоже молчал.
- Давай простимся, как братья, - сказал Артём.
Он обнял и поцеловал парня.
Парень улыбнулся, и стал ждать продолжения.
- Помоги, - попросил он.
Артем помог лечь.
- Посидишь, а то одному страшно, - сказал парень.
Артем присел на кровать.
- Знаешь, как умирают? – спросил парень.
- Нет, - ответил Артем.
- Я расскажу…
Парень оживился, глаза у него заблестели, словно он обрадовался возможности рассказать кому-то о том, о чем сам узнал.
- Меня научил один человек. Я держал его за руку, а он рассказывал о своей жене, о детях. Потом закрыл глаза и пропал. Я пожал ему руку, он ответил. И так мы потом долго сидели молча. Он иногда пожимал мою руку, чтобы узнать тут я или нет? Я отвечал, пока его рука не раскрылась, и он умер.
 Ему тяжело было говорить, и он замолчал, чтобы передохнуть.
- Ты понял? – спросил он.
- Да, - ответил Артем.
- Так умирают. Все сразу понять нельзя. – Дай руку.
Он раскрыл ладонь, и Артем протянул ему свою руку.
- Только рассказывать мне нечего, - сказал парень и закрыл глаза. - Жизнь была неинтересная. Ты лучше расскажи.
- О чем тебе рассказать? – спросил Артем.
- Что-нибудь интересное…
- Ты на горных лыжах катался? – спросил вдруг Артем.
- Никогда, - ответил парень и открыл глаза. - Я видел, как катаются.
- Хотел бы научиться?
- Конечно…
- Очень просто. Нужно только выбрать хорошую гору, не очень крутую, встать и попросить, чтобы кто-нибудь тебя подтолкнул.
- Так просто? – улыбнулся парень.
- Хочешь попробовать?
- Хочу.
- Тогда пошли выбирать лыжи.
Парень рассмеялся так ему понравилось и прикрыл глаза.
- Старые длинные лыжи нам не подойдут, - начал Артем. - Выбираем короткие, широкие, с узкой талией, чтобы доставали только до подбородка. Темно-синие с красными стрелами по бокам. Настоящие гоночные «карвы». Как тебе?
- Я видел такие лыжи у одного парня…
- У тебя не такие, а намного лучше, те, что ты видел, устарели.
Парень в ответ одобрительно кивнул.
- Палки подбираем с измененной геометрией, специально для скоростного спуска, чтобы обхватывали за бока, когда несешься по склону. Перчатки кожаные, теплые, с защитными накладками из кожи поверх костяшек, чтобы руку не повредить при падении. Куртка красная с капюшоном, брюки черные. Маска на лицо – обязательно. На скорости при встречном потоке ветра можно лицо обжечь. И шлем. Контейнер для мозгов. Шлем должен быть классный! Шлем каждый по своему вкусу подбирает. Шлемов много разных, как и мозги у всех разные. Ботинки подгоняем по размеру, и чтоб две верхних клипсы на кулиске легко отстегивались во время отдыха. Очки – самые простые выбираем, они от дорогих ничем не отличаются. В очках, главное, чтобы фильтр не запотевал. Ну, вот мы готовы. Идём на гору. В креселке едем или бугель тянет, неважно - мы на горе. Почувствуй ветер.
- Чувствую, - улыбнулся парень.
- Гора, для первого спуска должна быть простенькая. Вначале кажется крутовато, но это только для разгона, потом все больше по равнине, с небольшими перепадами. Готов? Парень не ответил. Он слабел и уже не мог открыть глаз.
- Если готов, сожми мою руку, - попросил Артем.
Парень ответил слабым пожатием.
- Поехали! Я тихонько подтолкну, и ты покатишься. Я буду все время рядом. Если испугаешься или захочешь остановиться, дай знать. Готов?
Парень сжал руку Артема.
- Поехали, - тихо сказал Артём, и почувствовал, как парень сжал его руку, словно и в самом деле, его понесло с горы.
- Сразу немножко страшно, - успокоил Артем. - Гора кажется крутой, но это только вначале, а дальше несешься по равнине плавно, спокойно, как будто по реке плывешь. Ноги согни и кантами внутренними цепляйся за склон. Сейчас будет небольшой спуск. Ноги не выпрямляй – выбросит, как из катапульты. Чувствуешь, как подбросило?
Парень ответил пожатием. Он слабел, лицо у него сделалось бледным, на лбу сохранялась напряженная складка оттого, что он все еще был во власти движения. 
- Покатились по равнине, - продолжал Артем. - Солнце отражается в снежных кристалликах, искрится и переливается радужным светом. Такое чудесное сияние можно увидеть только в горах. Чувствуешь, скорость падает? Мы в долине. Вот подъемник – чудо-техника, он подымет тебя на самые небеса. Присядь и кресло тебя подхватит. Чувствуешь?
Парень ответил пожатием.
- У тебя все получилось. Ты здорово катаешься! Я все еще держу тебя за руку, чувствуешь? Ответь, если слышишь?
Артем почувствовал, как рука быстро остывала, словно он сам, без перчаток, схватился рукой за холодный поручень креселки.
- Прощай, брат, - тихо сказал Артем и у него по спине побежали холодные мурашки. - Ты отправляешься в удивительную страну. Там всегда много снега и повсюду бесплатные подъемники.
Рука у парня открылась. Артем чувствовал холод, но все еще держал ее, не отпускал, словно посылал парню прощальный привет.

- Ноги! Ноги вытирайте, - послышался голос.
Пожилая санитарка набросилась на приехавших работяг, которые затаскивали строительные материалы. Они подшучивали над Лизой, так ее все ласково называли, давая понять, что им не до вытирания ног и что вскоре она здесь своих не узнает. Лиза не унималась и говорила, что грязи уличной не потерпит, а строительная грязь - совсем другое дело.
- Ты, Лиза, отведи нам местечко, куда материалы складывать, - сказал бригадир. 
- А, вот здесь и складывайте, - сказала она, показывая комнату, откуда Артем только что проводил лыжника.
Девушки санитарки как раз накрывали его тело простыней. Бригадир покосился в их сторону и спросил:
- А он?
- Вам не помеха, - заверила Лиза. – Свое делайте, а это скоро заберут, - махнула она в сторону трупа. – Здравствуйте, батюшка, - сказала она, увидев священника. – Вот, отец Илларион им займется.
Сложив молитвенно руки, она склонила голову, ожидая благословения. Отец Иларион молча благословил, прошел в комнату и стал готовиться к заупокойной молитве.
- Всё! – сказала она бригадиру, который топтался, собираясь еще о чем-то спросить. - Комнаты тебе освободила, как просил, цельных три. Начинай. И потише, люди здесь умирают.
И она отвернулась от него, взяв Евдокию под руку.
Пойдем, моя хорошая. Что с хлопцем делать - ума не приложу?
Она приветливо кивнула Артему, разумея, что это не рядовой обитатель и начала рассказывать.
- Он к нам из нейрохирургии поступил, без документов. Сильно избитый был. Там подлечили, но головные боли остались. Что с ним делать? Мать его знать не хочет. Выслала копию старого заграничного паспорта. Он, странный тоже, женился, потом вдруг жену с ребенком бросил и исчез. Скитался неведомо где. Родные думали, что его и в живых уже нет. Жена вначале обрадовалась, что он нашелся, но у нее другая семья.
В палате за столом сидел худой, бородатый человек с детским выражением лица и с надеждой смотрел на вошедших.
- Он плохо слышит, - сказала Лиза. – Громче говори. Зовут Игорь.
- Какое ухо у Вас лучше слышит? – спросила Евдокия.
Игорь показал на правое ухо.
- Сейчас, Игорь, мы позвоним вашей маме, - сказала Евдокия.
Взрослый человек сжался, опустил глаза, моментально превратившись в ребенка.
- Я ей не нужен, - тихо сказал он.
Лиза набрала номер и дала трубку Игорю.
- Это я, мама… - сказал он.
Мама, услышав голос сына, выключила, видно, телефон потому, что Игорь вернул трубку Лизе.
- Дай мне, - попросила Евдокия, и Лиза снова набрала номер.
- Здравствуйте, - сказала Евдокия. – Это из больницы беспокоят, где проходит реабилитацию ваш сын. Ему нужна ваша помощь. Мы обеспечим ему уход и проживание до полного выздоровления. Вас мы просим иногда навещать Игоря. Он вас очень любит.
Ответ последовал незамедлительно, потому что Евдокия замолчала и, нахмурившись, стала слушать. Видно было, что ей стоило немалых усилий выслушивать то, о чем говорила мать. Наконец она не выдержала и закричала:
- Ну, как же! Это же ваш сын! Вы его родили… Даже звери не бросают своих детей… Не говорите так! Мы все равно будем ждать вас! Мы будем ждать…
Она не договорила потому, что разговор прервался.   
- Оставь пока… - сказала Евдокия.
- А куда его? Мне тяжелых больных девать некуда.
- Оставь, придумаю что-нибудь, - сказала Евдокия и вышла из палаты. - Видите, места не хватает, - обратилась она к Артему.  - Размещение – наша главная проблема. Да, не только наша, это проблема всего города. Послеоперационные больные переводятся зачастую в такие условия, которые их убивают. Эти люди никому не нужны! Если тяжелого больного оставить в реанимационном отделении, он будет занимать место. Куда его девать? Вот мы и задумали создать учреждение, в котором будут находиться постоперационные тяжелые больные. Это будет обитель на пример хосписа, где бесплатно смогут находиться пациенты, нуждающиеся в восстановительном лечении. Мы беремся обеспечить уход в достойных условиях. Деньги есть - получили от спонсора. От государства не требуется ничего, кроме помещения. Но идеи милосердия перехлестнулись с интересами шкурными, и чиновников заклинило от жадности. Нам не отдают цех на улице Ломакина. 
Артему следовало хотя бы намекнуть, что помещение на улице Ломакина теперь в его распоряжении, и он «выступит на стороне милосердия».
Он промолчал. Смерть его потрясла. Он был подавлен, как всякий человек, впервые повстречавший смерть.
У Евдокии зазвонил телефон. Звонили с объекта. Пенсионеру помогали с ремонтом и чего-то не хватило. Человек долго объяснял, и Евдокия не выдержала.   
- Что ты от меня хочешь? – закричала она, - кто ночью повезет мешок цемента, сам подумай? Ты соображай хоть немного. Зачем трезвонишь по пустякам?
Она уже собралась закончить разговор, как вдруг Артем сказал:
- Я отвезу.
- Ладно, - подхватила Евдокия, - будет цемент. - Добрый человек нашелся. Встречайте.
- Вы молодец, - сказала она тихо. - Страшно было?
Артем кивнул.
- Завтра придёте?
- Завтра у меня защита проекта, - сказал Артем. 
- Что за проект?
- Гостиница. Олимпийские игры в Сочи.
- Ваш проект?
- Мой.
- А можно послушать?
- Конечно, - обрадовался Артем, - в зале на Брестской улице. Приходите, где-то в двенадцать начнется.
Артём достал визитку.
- Если что, звоните.
- Бригадир, – окликнула Евдокия, - Надо на квартиру мешок смеси забросить.
- Сделаем! – сказал парень и подхватил из штабеля мешок.
- Евдокия, - объявился шофер «газели», - я ради одного мешка смеси машину ночью гонять не собираюсь.
- А тебя никто и не просит, - отрезала Евдокия.
- Куда мешок несть? – спросил бригадир.
- А, вон в Мерседес, - бросила небрежно Евдокия, как будто только и делала, что в кабриолете цемент развозила. 
 Бригадир от удивления мешок чуть себе на ногу не уронил. Он засуетился вокруг кучи мусора, подыскивая что-нибудь почище, чтоб багажник не испачкать.
- Если бы у меня была такая машина, - ехидно заметил шофер «газели», - я бы на ней мешки с цементом не возил.
- А, у тебя такой машины никогда не будет, - успокоила его Евдокия. – Лучше расскажи, куда мешок отвезти.

Артём знал до сих пор одну только сторону жизни, где были машинки, выпивка, дорогие тряпки, жрачка, тёлки, наркотики и среди всего этого он жил и выбирал себе по вкусу, но среди всего прочего была и смерть, которая, как он думал, и все так думают, что смерть не для них, не про то, что они любят, о чём мечтают, что смерть для других, где-то от них далеко, но смерть рядом… её не замечают, но она включена в список дел и удовольствий, чтобы ты не выбрал, смерть всегда подобьёт итог и подведёт черту. Смерть неизбежна, и стоит перед каждым. Всякая жизнь кончается смертью.
Перед смертью всё ничтожно, глупо, бессмысленно. От смерти нельзя заградиться собственностью какой бы она не была буржуазная или пролетарская, всё обман, лукавство и ложь. Нет никакого смысла в том, что мы имеем и накопили, чтобы обеспечить себя, а смысл жизни в том, что мы лично для себя приобрели - стали не собственниками, а чем-то иным. Чтобы мы не делали, как бы не старались, смерть отберёт у нас не собственность, а жизнь, и потому должна быть иная цель, чтобы смерть не могла разрушить жизнь.   
Парень был спокоен, смерть для него не была избавлением от страданий, а открывала неведомое новое. Смерть он готовился принять, как продолжение иной жизни.
Артёму казалось, что жизнь со смертью не может сравниться. Смерть значительна, её нельзя отсрочить, с ней невозможно договориться, жизнь рядом со смертью выглядит жалкой карикатурой. Жизнь смешна в сравнении со смертью.
После школы знаешь где будешь учиться, куда работать пойдёшь, на ком женишься, все мечты, планы, можешь переставлять, как вздумается, даже поменять жену или мужа можно, если захочешь. Со смертью так нельзя. Смерть невозможно спланировать. Смерть величественна и горда. К ней так просто не подступишься. Смерть сама делает выбор. Жены, друзья, мечты - всё стремится в будущее - к смерти. Вся жизнь - в смерть устремлённое будущее.
Что видел парень? Ничего не видел, ничего не успел и сразу смерть. Кто-то в горы лезет покорять Эверест, Илон Маск пытается на жопу посадить ракету, друг хотел изнасиловать невесту, а парень, Артём даже имени его не знал,  ничего в жизни не видел, он с горы на лыжах первый раз спустился перед тем, как умереть.
Все живущие приготовлены к смерти, но не замечают, не хотят знать, что живя для себя и личных нужд, они от рождения и до смерти живут в долг – они должники перед кем-то, кто был до них и перед




тем, «что было и есть и будет началом всего». *

Артем отвез мешок цемента на объект и возвращался, когда у метро «Электрозаводская» увидел человека на тротуаре. Бедолага был пьян и делал отчаянные попытки подняться. Он не дотянул всего с десяток шагов до теплого вестибюля. Прохожие обходили его стороной, а он всё чаще отдыхал и слабел. Морозец был хоть и несильный, но достаточный, чтобы околеть. Артем нашёл местечко и запарковался.
- Помогите мне встать, - сказал мужик, обдавая Артема перегаром, - мне надо в метро. Артем попытался поднять с виду щуплого старика, но не смог, так как одежда на нем была влажная и грязная, руки скользили.
- Я буду вам очень признателен, - сказал серьезно старик, словно давал понять, что за услугу готов заплатить. Не соблазнившись чаевыми, Артем отказался от повторной попытки поднять человека, так как, с большой вероятностью, угадывалась судьба новенькой кожаной куртки. Артем усмехнулся, и подумал, что «ему жаль куртки, а пьяного старика вроде бы и не жаль».  Дело, конечно, не в куртке, а в том, что ему, как и многим, не даётся сострадание. Люди приспособились любить брезгливо, как бы «между делом». Большинство живёт через силу, сострадать и сочувствовать не готовы. Люди сочувствуют собаке, кошке, голубю с подбитым крылом, но не пьяному или больному.  Там, в больничном бараке, была Евдокия, и он хотел тогда с ней слиться, а здесь, с грязным, дурно пахнувшим стариком, сливаться не хотел.


*Л. Толстой. «В чём моя вера?»


«Вот и вся любовь, - подумал Артем. – Обнимать красотку Евдокию, одно, а полюбить пьяного старика, понятно, совсем другое».
Проезжающие патрульные менты выручили. Они подхватили старика и усадили на каменную тумбу неподалеку от дверей метро.
- В метро ему нельзя, - сказал один, - нечего и соваться.
- Здесь он замерзнет, - сказал Артем.
- Здесь ему точно кранты, - согласился другой.
Он вызвал по рации скорую помощь. 
- У них недалеко станция, быстро приедут, - сказал он Артему, – дожидайся.
Приехали, в самом деле, быстро. Бригада с ненавистью окинула взглядом Артема. 
- Опять бомжара попался! - с досадой сказал врач. - Достали эти вонючки!
- Это не бомж, - заступился Артем. – Человек лишнего выпил, упал.
- Вы ему кто? – перебил санитар.
- Никто, просто мимо проходил.
- И идите себе дальше…
- Помогите, - не отступал Артем.
- Парень, мы не такси, пьянь по домам развозить. Берите его, помогайте тащить, раз заступаетесь.
Артем, с санитаром, подхватили старика, и повели к машине.
- Можно я с вами? – спросил Артем, когда старика погрузили. 
- Вы кто? – спросил врач, теряя терпение, – вы ему никто.
Артем достал из кармана тысячу рублей и протянул врачу.
- Отвезите в хорошее место.
- Хорошее место на кладбище, - сурово пошутил врач, но, увидев купюру, смягчился.
Он так вздохнул, словно ему на себе было тащить.
- Ладно, отвезём, но предупреждаю, в больнице никто его держать не будет. 
В больнице, на удивление, все прошло гладко. Врачи «скорой» переложили деда на каталку и его увезли санитарки. Через некоторое время к Артему вышел врач и спросил:
- Вы привезли деда-бомжа?
- Он не бомж, - стоял на своем Артем.
- Не важно, - рассердился врач. – Вы?
- Я ответил, - Артем.
- Не уходите никуда. Сейчас будете его раздевать и мыть.
Доктор скрылся, а вместо него появилась санитарка.
- Пошли, - скомандовала она и покатила деда в приемный покой.
Дед согрелся и прикорнул. Пришли в душевую комнату, санитарка подвезла каталку к большому металлическому столу.
- Раздевай, перекладывай на стол и мой, – сказала она Артему.   
- Вы не поможете? – спросил Артем.
- У нас санитарок не хватает, а мне некогда. Учти, не помоешь – не примут.
- Помогите, мне, пожалуйста, хотя бы его раздеть, - сказал Артем, заранее заготовив «пятихатку».
Он был не уверен, что санитарка согласится, но та взяла деньги и тихо, совсем уже миролюбиво сказала:
- Иди, - все сделаю. Жалости на всех не напасешься.

Выставочный зал на Брестской - место светское, народу много набилось. Тусовка, несмотря на полуденный час, выпивала и не стесняясь закусывала, благо было чем.
Евдокия, как только вышла из лифта, наткнулась на охранника.
- Вы приглашены? – спросил охранник.
-  Приглашена. Где здесь туалет?
Охранник критически оглядел Евдокию. На ней была кожаная куртка, кожаные брюки и ботинки на толстой подошве с металлическими пластинами.
- Можно билет? - спросил охранник.
- У всех, кто ищет туалет, билеты спрашиваешь? 
Она достала из кармана визитную карточку. Охранник, не поленился, рассмотрел визитку Артёма.
- Туалет у вас за спиной, - сказал он, возвращая визитку.
Евгений приехал до начала презентации. Артем отдал ему бумаги и растворился в толпе гостей. Он кого-то высматривал и заметно волновался. Евгений решил, что уедет раньше, чем предполагал, дел у него здесь больше не было. Он просмотрел бумаги и обнаружил один документ без подписи.
- Здесь не всё, - сказал Евгений, - разыскав в толпе Артёма.  - Ты подписал договор с дирекцией, а договор на переуступку прав не подписал.
- Переуступка отменяется, - сказал Артем. - Я выкупаю завод в собственность.
Евгений остолбенел, всё равно, как если бы услышал, что баксы, и все какие есть бабки на земле, отменили. Комиссия за переуступку прав, в одно мгновение, накрылась медным тазом. Но хуже того на него подействовало появление Евдокии. Она вышла из туалетной комнаты, слегка смущаясь, как выходят из примерочной. На ней было вечернее платье, слишком, быть может, нарядное для такого случая. Платье она одолжила у подруги, и не совсем, как говорится, попала в тренд.
-  Рюкзачок постоит, хорошо? – спросила она охранника.
- Не положено, - возразил охранник, разглядывая преобразившуюся Евдокию.
- Как для своих, закрой глаза.
Охранник прикрыл только один глаз потому, что другим видел, как Артём притормозил, чтобы не так было заметно, как он летит навстречу незнакомке.
Полёт его засекли, и объект разглядели.
Алла не собиралась на презентацию, у нее были совсем другие планы. Ее ждали в массажном кабинете и парикмахерской, пришлось переставлять время, ломать день и все из-за того, что Рима Семеновна предупредила еще с вечера, что ей необходимо быть рядом с Тёмой.
И что она видит: «Ее Тёма, при всех, с плохо скрываемой радостью, несётся на всех парах к незнакомой тёлке».
- Похоже на встречу старых друзей? – плеснул керосину в огонь Евгений.
 Артём, едва не снес официанта, разносившего напитки.
- Отойди и не смей ко мне приближаться, - строго сказала Алла.
- Слушаюсь, - тихо ответил Евгений.
-  Узнай, кто эта золушка.
- Так узнать или не приближаться? – переспросил Евгений.
- Сгинь!
Евгений много чего разузнал о Евдокии, девушка без борьбы ничего не сдавала, имела поддержку среди депутатов и силовиков. Но что она в доверительных отношениях с Артёмом для него было новостью. Он шмыгнул в лифт, словно опереточный злодей, и помахал Алле на прощание.
Алла почувствовала себя клоуном на маскараде и решила отыграться.
- Познакомь меня, Тёма, - сказала она, подойдя к Артему и Евдокии.   
 - Алла. Это Евдокия - представил девушек Артём.
Алла считала Артема своей собственностью и не ревновала, но Евдокия её зацепила, как если бы в комиссионке оценили вещь много меньше её настоящей стоимости. Ей понравилось элегантное французское платье, подчеркивающее стройную фигуру девушки, и она избрала тактику на уничтожение.
- Чем вы занимаетесь? – спросила Алла.
- Я помогаю бедным.
- Вы здесь кого-то спонсируете?
- Я собираюсь построить приют для бездомных. Ищу архитектора. Не поможете?
-  Мне кажется, вы не туда забрели. 
- Разве?
- Вам придется поискать архитектора в другом месте.
- А я уже нашла, - парировала Евдокия. 
Ответ Артема развеселил.
Алла из предосторожности решила пикировку не продолжать. Она поцеловала Артёма, и погладила, как хозяйка гладит породистого щенка, который неуклюже подаёт признаки взрослого кобеля.
-  Ждем тебя на Рождество, - сказала она, и присоединилась к шумной компании.
Артёма окликнули, и презентация началась.
Евдокия видела, как Алла, стараясь быть незамеченной, вошла в лифт.
Ей тоже захотелось исчезнуть, она подумала, что «быть может на самом деле не туда забрела?»
 Артём рассказывал о гостинице, которая будет построена в Сочи к Олимпиаде 2014 года. Собственно, это был небольшой комментарий к макету гостиницы. Раздались аплодисменты, посыпались поздравления.
Евдокия тоже поздравила, сослалась на дела и попрощалась.
В туалете сменила платье на привычный камуфляж, шпильки на ботинки с рифленой подошвой. Атрибуты вечернего туалета исчезли в рюкзаке, волосы спрятаны под шапкой.  Все испарилось, как у Золушки после бала.

Трёхколёсный диковинный монстр, мало похожий на мотоцикл, запорошенный снежком, понуро поджидал на улице.
Евдокия, ещё в лифте, достала брелок, и завела. Чудо-зверь откликнулся легким ржанием, замигал разноцветными лампочками, чихнул, как и полагается «железному коню», затрещал, затарахтел, и завелся. Это вызвало восторг у собравшихся поглазеть на диковинный «мотик». Рама у изделия была самодельная, навесные тюнинговые глюковины заимствованы, что называется, от каждой твари по паре, всевозможные прибабахи придавали хромированному чудищу особый колорит, и вполне увязывались с понятием отечественной «жести», а главное, необыкновенно гармонировали с самой наездницей.
Изделие на шипованном ходу выдавало внушительный басок господина, готового сорваться по приказу госпожи. 
- «Крутая вещица», - сказал Артем.
- Нравится? - рассмеялась Евдокия.
- Очень.
- Приятно получить похвалу от профессионала.
- Где вас найти? – неожиданно спросил Артём.
- В храме Христа Спасителя на Рождественской службе.
- Я с вами, – сказал Артем.
 Евдокия достала пригласительный, и протянула Артему.
- С наступающим Рождеством Христовым.
Она села на железного коня, надела перчатки, шлем, и дала газу.
Зверь сорвался с места, обдавая зевак сизым дымком.
«Смотри на дорогу», - прочитал Артём надпись на шлеме.
Он достал мобильник, набрал номер и сказал:
 - Мне нужен «Джет».
      
Артем вернулся домой, и постарался незаметно проскользнуть в свою комнату. У Анны Ивановны, женщины необыкновенно чуткой, такое поведение сына вызвало сильное волнение. У нее забилось сердце, и похолодели руки, когда скрипнула дверца шкафа.
Она вошла в комнату, когда Артём достал из шкафа горнолыжный костюм и вслед за ним стал запихивать в сумку, очки, шлем, перчатки, всякую дребедень, без которой не обходится горнолыжник.
- Ты куда-то собираешься, Тёма? – спросила Анна Ивановна, дрогнувшим голосом.
- Я собираюсь на рождество, мама, - ответил Артем.
- Ты с нами, надеюсь?
Артем подыскивал слова, чтобы не обидеть маму.
- Я не буду у Малюгиных.
- Что-то случилось?
- Всё в порядке. Просто забыл вас предупредить. Извини, мама.
- Ты будешь с Аллой? – допытывалась Анна Ивановна.
- Нет.
Повисла тягостная пауза.
- С кем ты встречаешь рождество, можно узнать?
- Там будет много разных людей.
- Ты идешь в ресторан? – попыталась разыграть удивление Анна Ивановна.
- Я иду в церковь.
- В церковь ты собираешься надеть горнолыжный костюм? – попыталась шутить Анна Ивановна.
- Мне надо уехать, мама. Вернусь в воскресенье вечером.
- Отец знает о твоих планах? - осторожно спросила Анна Ивановна. Голос у нее дрогнул.
- Скажи отцу сама, пожалуйста.
Он подошел и поцеловал мать.
- Что происходит, Тёма?
- Я хочу встретить Рождество в церкви, как это и положено человеку, - неожиданно ответил Артем.
Анна Ивановна не считала себя атеисткой, но религиозных убеждений ни сыну, ни мужу не прививала, хотя и захаживала в церковь свечку поставить. Она была шокирована внезапной переменой - не она, а кто-то другой, скорее «другая», сделала за неё то, что должна была она сделать.
- Я рада, сынок, что ты собираешься встретить Рождество в храме, – попыталась сгладить разговор Анна Ивановна. – Это хорошо, даже правильно.
Она помолчала, так как не нашла нужных слов.
 - Ты от нас что-то скрываешь?
- Ничего такого, мама.
- Ты идешь в церковь не один?
Артём не ответил.
- У тебя кто-то есть?
Артём молчал.
- Я не знаю, мама, - честно признался он.
Это был «неправильный ответ», потому что Анна Ивановна внезапно переменилась. У сына изменились планы, и это было гораздо серьёзней, чем она думала.
- Прошу тебя, позвони отцу, - упавшим голосом попросила Анна Ивановна, и вышла.
Артём собирался сделать Евдокии сюрприз, пришлось прямо на ушах постоять, чтобы сюрприз получился. Он провернул уйму разных дел, закрутился и забыл, что обещал матери позвонить отцу.
Анна Ивановна до последнего держала отца в неведении.
Артём позвонил за полчаса до полуночи.
- Тебя, отец, - сказала она, передавая трубку.
Отец насупился, он изучил повадки сына и знал, если тот звонит по-городскому - хорошего не жди.
Михаил Андреевич взял трубку, подозрительно взглянул на жену, и потому как она отвела глаза, догадался, что у нее с сыном имеется секрет.
Михаил Андреевич хорошо играл в шахматы и неплохо разбирался в комбинационной игре, услышав, что сын не будет в семье встречать Рождество, почувствовал цейтнот, и чтобы в спешке не продуть, «партию решил отложить».
- Что? - спросила Анна Ивановна, сверля глазами мужа, когда тот положил трубку.
- Сын встречает Рождество в храме Христа Спасителя, - с гордостью произнес Михаил Андреевич.
- Да что ты говоришь?! – всплеснула руками Анна Ивановна, очень даже правдоподобно имитируя удивление.
- Кстати, как и положено православному, - уточнил отец. - А если серьезно, - добавил он важно, - то все мы там будем.
- Ничего, отец, ещё успеется, - не то с укоризной, не то с надеждой, впрочем, без всякого предубеждения ответила Анна Ивановна.
Она рада была, что хоть как-то всё устроилось.

Артем, не помнил, когда последний раз был в церкви. О Рождестве знал не больше, чем любой из его круга.
В былые годы Новый Год встречали пышно и хмельно, а Рождение Христа, вспоминали с похмелья. Даже в, пореформенные 90-е, когда церковь высвобождалась из-под гнета коммунистов, возвращение к Богу шло робко. Советские люди, выросшие в атмосфере атеизма, следом за отступниками коммунистами, из одного только любопытства и моды, без всякой нужды, потянулись в церковь. Зато для верующих свершилось подлинное чудо. Храм Христа Спасителя, взорванный и в три года восстановленный, воссиял в былой красе. Дом духа Святого возродился. Будто и не было взорванных обломков, безутешной скорби, пролитых слез, горькой памяти, пролежавшей в беспамятстве лихолетий. Милость Божья простиралась, как прежде, над всеми страждущими, молитвенно приближавших спасительное Рождество.
Хрустальный свет струился с небес.
Над золотой шапкой Храма-Витязя, сияла звезда Вифлеемская. За стенами собора-исполина, милостью Божьей, творилась благодарственная молитва. Бархатный, мягкий гул колоколов плыл над Москвой.
Сочельник! На площади перед входом, убранная разноцветными шарами и светящимися гирляндами, красовалась ель.
Артем ощутил вдруг волнение, которое мог сравнить только с воспоминаниями детства, когда в доме ставили новогоднюю елку и потом все вместе наряжали.
«С нами Бог, - вдруг донеслось из распахнутых настежь ворот собора, -  разумейте языцы, и покаряйтеся: яко с нами Бог».
Артема вдруг ожгло изнутри - неудержимая сила, увлекая, потащила под своды собора.
«Услышите до последних земли: яко с нами Бог», - провозгласил диакон.
Артём вошёл в Храм Христа Спасителя.
Икона Рождества Христова в еловом убранстве с белыми хризантемами и лилиями, возвеличилась в центре храма. Вертеп из еловых веток, излучал необыкновенный аромат. Тепло, исходившее от вертепа, наполняло все вокруг светом радости. Так было торжественно, чудесно, так весело, что Артем, готов был во всеуслышание, вместе с диаконом, запеть «Яко с нами Бог!»
Народа было много, стояли плотными рядами, тесно прижавшись друг к другу. Отыскать Евдокию в толпе нечего было и думать. Артем остался на месте, чтобы не беспокоить молящихся, и огляделся. Его поразило множество государственных лиц, их было так много и такое разнообразие, что Артем даже усомнился в атмосфере благоговейного трепета, и впал в задумчивое размышление о том, «что все эти люди делают в церкви?» Здесь был и Председатель Правительства, терпеливо пережидающий тяготы стояния, и Председатель Совета Федерации Федерального Собрания, и Председатель Государственной Думы, разные министры, мэр и вице-мэр города, было много чиновников и бизнесменов, кого он хорошо знал, благодаря связям отца. Все они не только никогда не переступали порог церкви и не верили в Бога, но были так далеки от заповедей христовых, что даже грешники от праведников, разделенные на том свете бесконечной пропастью, ближе находятся друг к другу.
Казнокрады, взяточники, лжецы, лицемеры, равно удалённые от Бога, не знающие пощады тем, кто обивал пороги офиса ежедневными просьбами, нытьём и бесконечными прошениями, вместе они, друг подле друга стояли, просветлённые светом радости, вдохновенные предчувствием Рождества Христова.      
 Евдокия заметила Артема, как только он появился. Перед ней стоял высокого роста думский депутат и нетерпеливо переступал с ноги на ногу, за ним удобно было прятаться. Евдокия подсматривала за Артемом.
За полночь ряды поредели. Официальные лица, себе в оправдание, сославшись на длительный регламент мероприятия, разъехались подзакусить и законно попировать.
Не стронулись только верующие. Простые тетки, молодые и пожилые, бородатые мужики и безбородые, благоговейно продолжали молиться.
Артем вслушивался в пение псалмов, разглядывал росписи на стенах, смущался каждый раз, когда молящие осеняли себя крестным знамением. Он досадовал на себя за то, что не знал, как поступить: «креститься со всеми или не креститься»?
Положить крест, для человека невоцерковленного дело архисложное, и крайне стеснительное. К тому же правая рука, будто свинцом налитая, ни за что не подымалась. Артем пошевелил пальцами, проверяя «не отнялась ли?» Рука была в порядке, а его всякий раз, когда кто-нибудь рядом крестился, прошибал жар укоризны.
Думец-гигант, следом за своими, ушел, место обнажилось, и Артем увидел Евдокию. Она стояла совсем близко. Он собрался было придвинуться поближе, как вдруг храм наполнился громогласным «Верую», и православные на разные голоса подхватили: «во Единаго Бога Отца Вседержителя…» Пели все, и Евдокия. Пение, разносилось звонким эхом под сводами, струилось с самой небесной вышины, будто пели ангелы.
Артем чувствовал себя не в своей тарелке оттого, что не знал молитвы. Он подумал, что так должно быть чувствует себя перед матчем, беспомощно разевая рот, незнающий гимн страны, футболист. Но одно дело стоять на футбольном поле перед толпой таких же балбесов, как сам, другое перед Богом.
Артем чувствовал, что посрамлен и не мог дождаться, когда молитва, наконец, закончится.
Житейские премудрости, пустые витийства, в сравнении с проникновенной молитвой, показались ничтожными. Таившаяся в душе тревога, приводившая нередко к меланхолии, отступила, на сердце сделалось светло. А когда запели «Отче наш…» он, в уповании сердечном, благоговейно ощутил молитвенный трепет.
Потом было причастие. Евдокия причащалась вместе со всеми.
Божественная литургия завершилась.
Святейший Патриарх Алексий начал поздравлять с великим спасительным праздником Рождества Христова.
Поздравил причт храма Христа Спасителя и прихожан, с храмовым Престольным праздником, так как Храм Христа Спасителя освящен был в честь праздника Рождества Христова.
- «И когда в XX веке разрушенный прежний храм воссоздавался в своем былом величии, - сказал Патриарх, - он также был посвящен Рождеству Христову. И это было знаменательно, потому что в тот год, когда происходило освящение храма Христа Спасителя, мы отмечали 2000-летие Рождества Христова. И вот сегодня, в этот великий спасительный праздник, вместе с тем мы отмечаем и храмовый престольный праздник этого возрожденного из небытия соборного храма, в котором возносим молитвы к родившемуся на земле Спасителю мира». *
Артем так был захвачен проникновенными словами Патриарха, что не заметил, как рядом с ним оказалась Евдокия. Она была так близко, что он мог к ней прикоснуться.
 - Начался новый 2005 год, - продолжал Патриарх, - и, вступая в него, мы испрашиваем благословения Божия на это новое наступающее лето благости Божией. Мы надеемся и верим, что для нашей страны, для нашего отечества, этот год будет годом мира, созидания и благополучия.

__________________________
*Речь Патриарха Алексия II на Рождество в Храме Христа Спасите в 2005 г.


Мы верим, что этот год будет для нашей святой церкви годом дальнейшего духовного возрождения. Мы надеемся, что для каждого из Вас новый год будет летом милости Божией, что Господь благословит нас, наши подвиги и служения Своей благодатью и поможет нам пройти этот период нашей жизни в здравии, душевном спасении, возрастая в христианской добродетели. Постарайтесь этой радостью праздника поделиться с окружающими вас, особенно с одинокими, больными, у кого нет родных и близких.

Им принесите радость о родившемся на земле Спасителе мира. Тогда и наша собственная радость будет умножена, и мы принесем духовное утешение тем, вместе с которыми разделим торжество сегодняшнего светлого праздника. С праздником всех вас, дорогие братья и сестры, с Рождеством Христовым!» *
- С Рождеством Христовым! – тихо сказала Евдокия, едва коснулась, и троекратно поцеловала Артема.
Поцелуй вскружил Артему голову, и он решил инициативу перехватить. 
- С Праздником! – сказал он, когда вышли из храма, и поцеловал троекратно, едва прикоснувшись, как Евдокия.
- У меня сюрприз, - сказал Артём.
- И у меня.
- Закрой глаза, - сказала она, - откроешь, когда скажу.
Он прикрыл глаза и подумал, что мог бы поцеловал Евдокию по-настоящему.


_____________________________
*Речь Патриарха Алексия II на Рождество в Храме Христа Спасите в 2005 г.




В «заводской обители» было много народа, нарядно одетые взрослые и дети обменивались подарками. Евдокию и Артёма, заметили, и загудели, заулюлюкали, а потом и зааплодировали. Это была не вечеринка с шампанским, нечто особенное было разлито в самом воздухе, разогретым атмосферой любви и сердечности.
Артему это напомнило детство, когда он кружился вокруг ёлки, доставал подарки для гостей и родителей. 
Всё это промелькнуло так быстро, что он успел забыть и никогда не вспоминал волшебную ночь, которая так счастливо сегодня вернулась.
Он был среди незнакомых людей, но таких открытых и радостных, что сам чувствовал, как зажигается радостью.
Артёма и Евдокию дети взяли в хоровод. Круг становился всё шире, и понеслись вокруг пушистой ели и, запели:
«Торжествуйте, веселитесь, люди добрые со мной,
 и с восторгом облекитесь в ризу радости святой».
Никогда прежде Артем не слышал этой песни. Его поразили простые, особенно торжественно звучащие слова и многоголосие детских и взрослых выкриков, на все лады возглашали и славили. Это был подлинный триумф торжества радости, как пелось в песне, и всё вокруг облекалось восторгом «ризы радости святой». 
«Он родился чтоб избавить нас от вражеских сетей.
 Возвеличь и прославить нас любовию Своей.
 Так давайте будем славить день такого Торжества...»
Тут хоровод остановился и вверх взмыли руки и разнеслось:
«Честь имею Вас поздравить с днем Христова Рождества.
Он родился, чтоб избавить нас от вражеских сетей.
Возвеличить и прославить нас любовию Своей».
- Ты закрыл глаза? – спросила Евдокия.
- Закрыл.
- Теперь открой.
И она раскрыла ладонь, на ней лежал архангел Михаил с золочёнными крыльями.
- Он защитит тебя всюду. 
Артём взял архангела, на нём ещё оставалось тепло её рук, и закрыл ладонь, словно обнял предводителя небесного воинства.
-  Мы куда-то опаздываем? – спросила Евдокия, заметив, как Артём то и дело поглядывает на часы.
- Нам пора, - сказал Артём. – Теперь ты закрой глаза.

 Евдокия закрыла глаза, а когда открыла Дед Мороз и Снегурочка встречали их у трапа «Супер Джет».
Это было, как в сказке, только вместо саней и лошадей, «Челенджер300» нетерпеливо посвистывал турбинами.
-  Мне не поверят! – закричала Евдокия. – Сделай фотку!
Она подбежала и стала обниматься с Дедом Морозом и Снегурочкой, а Артём снимал Рождественское братание.

«Супер джет» приземлился в аэропорту Сочи.
Здесь продолжалось все недолго, достаточно было перебежать по полю, чтобы пересесть в вертолёт, стоявший неподалёку.
«Bell505», принял пассажиров, набрал высоту и скрылся в ночном небе.  Город был залит праздничной иллюминацией.
Поднялись в горы, где открылась, сверкая огнями Красная Поляна. Летели низко и Артём рассказывал о будущих олимпийских объектах, воодушевлённо тыкал пальцем в темное небо, там внизу разворачивалась грандиозная стройка Олимпийского СОЧИ 2014.
- Темно, ничего не вижу, - смеялась Евдокия.
- А теперь внимание! – объявил Артём. – Главный аттракцион!
И он откинул брезент, под которым скрывались лыжи, ботинки и вся экипировка.
- Я никогда не прыгала с вертолёта! – запричитала Евдокия.
- Когда-то надо начинать, - сказал Артём.
«Bell» стал снижаться над залитой огнями трассе, распугивая на склоне лыжников.
- Поднимись повыше, - попросил Артём. 
Вертолёт взмыл вверх, развернулся и завис над горой.
Внизу с завистью наблюдали, как из «хелика» на гору «сплавилась парочка».
Десантирование прошло удачно. Евдокия чувствовала себя уверенно. Она подала сигнал, что пойдёт первая. Трасса хорошо освещалась, траки сюда не достали, и снег лежал нетронутый - настоящий «пухляк».
Евдокия рванула вниз. Артём вслед за ней.
Они мчались с горы, утопали в сугробах и потом выныривали, и снова зарывались, и опять появлялись в россыпях искрящегося снега.

          II
У Малюгиных праздничный ужин прошёл невесело. Алла на ужин не вышла. Весь вечер проплакала у себя в комнате. После полуночи пришла, поздравила с Рождеством, и ушла.
Анна Ивановна и Римма Семёновна смотрели телевизор. Анна Ивановна мечтала уехать домой, но Строев с Малюгиным уединились, и она знала, что это надолго.
Римма Семёновна предложила чаю. Пили чай с тортом.
Малюгин и Строев потягивали коньячок, Строев попыхивал сигарой. Малюгин давно бросил курить, но запах сигары ему нравился, сам частенько баловался. Он старался держаться спокойно, чтобы Строев не подумал, что он сдрейфил или подумал о каких-то там расходах.
Разговор иногда прерывался, Малюгин подыскивал слова,
 чтобы не сорваться. Его нервировало спокойствие Строева - он не находил объяснения такому поведению. На его аргументы и краткие речи, Строев только удовлетворительно кивал, дескать, так всё и есть на самом деле.
Малюгин, быть может, начал не с того, с чего следовало бы, а пошёл рассуждать о том, что волновало его больше всего.
«Что будет, если случится форсмажор, что будет, если свадьбу придётся приостановить?»
Он так выразился, потому что мероприятие набирало обороты, и что «могло произойти, если всю движуху «поставить на паузу»? «Маховик», как говорится, был запущен и отступать некуда.
На свадьбу в Паттайи Малюгин пригласил влиятельных людей, многие из них стояли на Рождественской службе в Храме Христа Спасителя, и если все фамилии назвать, то все государственные секреты вместе взятые, ничего не стоят.
Для гостей специально был заказан чартер, предусмотрены подарки в виде «Rolex», заказана лучшая гостиница на побережье, с «наёмными возбудительницами персонального сладострастия», вылетающих из «Внуково 3» в тот же день и час.    
Строев налил себе и Малюгину, и стал вспоминать, как однажды за границей, команда спецназа спасла советскую делегацию от позора. Байку эту Строев рассказывал не первый раз, и Малюгин знал её наизусть. Строев начал рассказ хладнокровно, что подтверждало тревожные мысли Малюгина о том, что ситуация угрожающая и висит на волоске.
«Наша делегация опаздывала, - рассказывал Строев, потягивая коньячок, - и надо было выиграть время. Мы получили задание во чтобы то не стало задержать начало заседания до прибытия нашей делегации.  Что делать? Под утро, у дверей каждого номера, где жили члены других делегаций, мы переставили обувь. Выиграли почти пятнадцать минут. Я придумал, - закончил Строев. - Если правильно всё спланировано - выход всегда есть, - и он выпустил сигарное кольцо.

Анна Ивановна прождала сына до утра. Строев в кабинете прилёг на диван и сразу заснул. Анна Ивановна сидела у телевизора, пока усталость не сморила, и она задремала.
Артём вернулся домой только к обеду, как обещал.
Он чувствовал вину за то, что испортил родителям праздник. Ему хотелось как-то оправдаться, и он расхваливал еду - сыпал комплименты. Анна Ивановна отмалчивалась, на похвалы отвечала сдержано.
- Как встретил Рождество? – спросил Строев.
- Пап, я был в Храме Христа Спасителя.
- Знаю, сынок, рад за тебя. Завидую.
- Потом поехали в гости к друзьям.
- Когда мы ездим, то говорим «ездим», а когда летаем, говорим «летаем», - загадочно произнёс Строев.
Анна Ивановна посмотрела на мужа с такой укоризной, будто внезапно открылось, что единственный в городе сумасшедший дом закрылся из-за отсутствия свободных мест.
- Наверное, ты прав, - ответил Артём.
Продолжать разговор он не решился. Отец подвёл черту.
- Мам, мне нужно уехать, - и он посмотрел на отца.
Он встал из-за стола и поцеловал Анну Ивановну.
- Скоро буду. Извини, пап.
Наступила тягостная пауза.
Оба слышали, как хлопнула дверь.
Строев налил водки и положил оливье.
- Что всё это значит, отец? – осторожно спросила Анна Ивановна.
Строев выпил и стал закусывать.
- А то значит, что машинки ездят, а самолёты летают, - разъяснил он.
- И что с того? – строго спросила Анна Ивановна.
Она овладела собой и Строев решил открыть жене Рождественский секрет сына.
- Этой ночью твой сын летал в Сочи, - сказал он.
- Зачем? – без тени ужаса на лице спросила Анна Ивановна.
- Подыскивал пятно под застройку гостиницы.
- Ночью? – изобразила удивление Анна Ивановна.
- А когда ещё? - озадачил ответом Строев и налил водки.

На заводе царила деловая атмосфера. Народ с большим энтузиазмом освобождал территорию от мусора, собранного в большие кучи, и сносил в контейнеры, которые стояли неподалёку от ёлки. Артём с мужиками, притащил огромный металлический стол. Погрузчик подцепил его и повёз в контейнер.
Праздничная атмосфера всё ещё витала в воздухе, разноцветные обёртки от подарков, разбросанные повсюду, стол с яствами, напоминали о былом празднике, который всё больше напоминал трудовой субботник.
- К вам гости, доложил по рации охранник.
- Кто? – спросила Евдокия. 
- Двое. Один уже здесь был. Юрист, кажется.
- Пропусти, - сказала Евдокия.
Все, Артём в том числе, были увлечены работой, и не сразу заметили, как в цех въехал «Land Cruiser».
Евгений выскочил из машины и так хлопнул дверью, что в цехе почти мгновенно наступила тишина.
- Привет, голуба, - сказал он, обращаясь к Евдокии. – Хочу познакомить тебя с новым владельцем. У тебя сутки чтобы убраться.
Он подошёл к Артёму.
- Привет, бос, - подчёркнуто развязно сказал он. – Извини за экспромт. Это была не моя идея.
Он повернулся туда, где стоял «Lаnd Cruiser», и замер.
Наступило томительное ожидание. Дверь, как и положено в таких случаях, медленно отошла, и на запылённый пол, сверкающей лаком туфлёй, ступила нога основного персонажа.
Удивило Артёма не само появление, машинку отца он сразу узнал, его поразило необычайная доброжелательная улыбка, и как отец был одет. Любимый твидовый пиджак, ярко-синие джинсы, белая рубашка и красный галстук.
Твёрдой деловой походкой он подошёл к Евдокии и представился.
- Строев Михаил Андреевич.
- Очень приятно. Евдокия.
- Мне тоже, приятно, - добавил Строев, разглядывая Евдокию.
Осмотром он остался доволен, потому что добавил:
- Очень приятно.
Не потому, что у него не хватило слов или не осталось комплиментов, а потому что сюжет набирал обороты.
Он подошёл к Артёму, улыбка исчезла, и посмотрел на сына строго, как всегда, когда хотел сказать что-то важное. Он протянул Артёму свиток.
- Я взял это в собственность, раз тебе так нужно. Можешь пользоваться по доверенности.
Он развернулся и пошёл к машине. Это было так неожиданно, что Евгений не выдержал:
- Михаил Андреевич, я с вами?
Строев сел в машину и перед тем, как убрать туфлю и закрыть дверь, сказал:
- Нет, ты теперь сам по себе. 
Машинка тихонько развернулась, и стала удаляться, не поднимая пыли, будто уплывала.
Евдокия посмотрела на Артёма так, будто увидела перед собой громадного северного оленя.
Ситуация патовая, глупо и нелепо было объясняться. И как бывает в настоящих приключенческих фильмах, где без драки не обходится, герой пошёл на антигероя.
Евгений не поверил, что его собираются бить, но предупредительно сбросил пальто и стал в стойку.
Толпа загудела и мгновенно сомкнулась, образовав арену для поединка.
Евгений быстро передвигался, готовясь нанести удар. Артём, не сбавляя скорости, наступал, и когда расстояние сократилось до критического, остановился. Бойцы были примерно в одном весе, Артём разве что немного выше. Евгений был сильней, он чувствовал азарт предстоящей схватки, страсть разожгла в нём желание отомстить за всё что накопилось. Бой обещал быть жестоким. Но силы добра и справедливости не подвели, и выступили на стороне героя. Евгений не решился первым ударить, и это решило всё дело. Артём, как отчаявшийся матадор, потерявший мантилью, бросился на быка. Евгений не устоял и рухнул. Артём схватил его за горло.
Арена взорвалась! Это было настоящее народное ликование, как если бы наши выиграли ЧМ по футболу.   
- Хочешь задушить? - прохрипел Евгений.
- Хочу, - ответил Артём.

На следующий день Евгений с перевязанным горлом и подбитым глазом стоял перед Артёмом. У Артёма на лице тоже имелись признаки побоев. Оба трагически молчали, как перед дуэлью.
Евгений положил на стол папку.
- Мне конец, - прохрипел Евгений, - если Михаил Андреевич узнает, что я это сделал.
- Тебе конец, если бы ты это не сделал.
Артём открыл папку и просмотрел документы.
- Свободен, - сказал он.
- За что ты меня ненавидишь? – спросил Евгений, пытаясь вызвать жалость.
- А за что тебя любить? – спросил Артём, и закрыл папку.
Евгений вышел из кабинета, а Артём достал конверт, вложил туда папку с документами и запечатал.
Вечером того же дня он отвёз конверт в бар и «подвесил».

Евдокия тем временем прибывала в странной депрессии: без слёз, истерик, без еды и сна, просидела на табурете остаток вечера, следующий день и ещё целую ночь. С ней была подруга та, что одолжила вечернее платье.
Девушка была измучена и не годилась на роль сиделки. Она пыталась разговорить Евдокию, развлекала, как могла, предлагала еду, но всё напрасно. Она была на пределе, и не выдержала - расплакалась.
- Ты его хоть любишь?
Она, заглянула в заплаканное лицо Евдокии, и пожалела, что спросила.
В ответ покатились слёзы.
- Если любишь, то сама позвони, - завелась подруга, - потому что он не позвонит. Это гордый северный олень, чёрт бы его подрал. 
Зазвонил телефон, и Евдокия словно бы очнулась.
- Ответь, - попросила она.
- Где телефон? 
- Не знаю…
- Где этот проклятый телефон? - засуетилась подруга.
Она металась по комнате, разыскивая телефон.
- В сумке посмотри.
- А сумка где?
- Не знаю…
Начались поиски сумки. Телефон всё звонил. Подруга остановилась, прислушалась и наугад сунула руку в карман куртки Евдокии, и достала телефон.
- Да, - закричала она, - и услышав знакомый голос, тотчас сникла.  - Ну, да, я, чего тебе? Она сейчас не может. Говори, что надо?  Вот же, зануда, - сказала она, передавая трубку. – Тебя из бара.
- Парень, с которым ты приходила, «подвесил» для тебя, - сказал бармен.
Евдокия так изменилась в лице, что подруга испугалась. Раздетая, она выбежала на улицу и стала ловить такси. Следом бежала подруга с курткой.
- Оденься, дура! Оденься!

Анна Ивановна от радости пела и плясала, про себя, естественно, так как сидела в машине рядом с мужем, позади Артёма.
Land Cruiser мчался по пустынному Киевскому шоссе, сопровождаемый машиной охраны.
- Отец, - тихо позвала Анна Ивановна.
- Ну, - миролюбиво отозвался Строев.
- Я так счастлива.
Строев в ответ вздохнул и улыбнулся.
- Мать, когда правильно всё спланировано, выход всегда есть, - резюмировал он.
Впереди показался «Внуково3» и машины, сбавив скорость, проехали под открывшийся шлагбаум.
На поле дожидался «Челенджер».
Неподалёку стоял «мерседес» Малюгиных. Стали выгружаться, начались приветственные обнимашки, без пяти минут родичей.
Все дружно проигнорировали Евгения. Он стоял, не шелохнувшись, с букетом роз, будто паж.
- Дорогая, Алла! Артём, поздравляю! – сказал он, и вручил Алле цветы.
- Спасибо, что-то холодно, - сказала Алла, и пошла к самолёту.
- Алла, дочка, приглашай, - поддержал Малюгин.
- Все за мной! – скомандовала Алла.
- Отец, на два слова, - сказал Артём.
- Что ещё, сынок?
Алла поднялась по трапу и вручила цветы стюардессе.
- Мне?! – изумилась девушка.
- С Рождеством, дорогая, - сказала Алла и поцеловала стюардессу.
Анна Ивановна и Рима Семёновна направились к трапу.
- Ну, как вы? – спросила Рима Семёновна.
- Я счастлива! Я так счастлива, - отвечала Анна Ивановна.
- И я тоже очень рада, - поскромничала Рима Семёновна.
- Миша, Артём, - зазывал Малюгин, - пора, ребята.
Стюардесса помогла женщинам войти в салон, следом за ними вошёл Малюгин.
- Отец, я остаюсь, - сказал Артём.
- Ты уверен?
- В том то и дело, что нет.
- Ну, так надо пораскинуть мозгом, а не пороть горячку.
- Я остаюсь. Извини.
Он вернулся в машину. Шофёр вопросительно взглянул на Строева, и тот одобрительно кивнул, мол езжай.
Машина сорвалась, поднимая фонтаны снега.
Строев взглянул на Евгения. Он был бледен и от напряжения оцепенел, будто на дуэли стрелялся. Противник промахнулся и его очередь была стрелять.
Строев загадочно усмехнулся, словно происходило так, как если бы на самом деле всё было «спланировано».
Он поднялся по трапу и в дверях остановился. Ему нравилось иногда приправить метким словцом идиотскую ситуацию.
- Заходи! – вспомнил он знаменитую фразу Верещагина из фильма «Белое солнце пустыни».

Артём объяснил шофёру, как доехать в бар на Покровке.
Ему не терпелось увидеть Евдокию, он решил, что она непременно должна быть в баре. Им овладела страсть и томительное чувство ожидания встречи. Ему виделись фантастические картины, разные небылицы громоздились, наплывали, сменяли друг друга и распадались, словно стекла в калейдоскопе. Он подумал, что мог бы даже жениться на Евдокии и сейчас подходящий случай сделать предложение.
В дороге он расслабился и немного успокоился. 
У него, строго говоря, стала меняться картинка мира, и он задал себе два простых вопроса: «За чем едет и что хочет?»
Они слишком разные: она марксист - «колонизатор будущего», а он рядовой «стяжатель».







Сразу всплыл офицер спецназа, который обнял Евдокию за плечи – «чистильщик леса», без таких не обходится ни одна революция, с них революция начинается и продолжается строго по Марксу до получения сверх прибыли, а далее, «как всегда».
Офицер спецназа, Евдокия, люди в цеху на заводе вместе с их детьми и родственниками, которые до времени оставались дома, все они «авангарды высланные в пробное будущее, чтобы подготовить плацдармы для его последующей колонизации»*.
В действительности на пути у них встречаются такие, как Артём и не всё так безнадёжно, потому что они доверчивы и лишены подозрительности, способны одарить дружбой любого и «повернуть к себе мир светлой стороной» **.




_______________________________
*А.Секацкий. «Дезертиры с острова сокровищ»
**/А.Секацкий. «Дезертиры с острова сокровищ»









Отсутствие подозрительности соответствует успешному постиндустриальному типу, принимающий мир, таким каким он есть, без оценки и осуждений, подтверждая догадку о том, что время для производства дураков наступило.
И вот тут в «мире субъектов подозрительности» срабатывает «цеховое» /заводское/ чувство, а «не пора ли принести искупительную жертву?»*
Наступает пора нового человеческого проекта. На смену «вещеглотам и сникерснутым» готовятся прийти «племена нестяжателей».
Готовится новая «иллюминация мира».
Как от всего этого освободиться? Как избавиться от воров и жуликов, подлецов-коррупционеров, банкиров и конгрессменов?
На всё философ даёт ответ:
«Нельзя очистить говно. Можно только очиститься от говна. Ну, пусть дети играют в своих песочницах и делают куличики, а маразматики пусть играют в своих парламентах и делают законопроекты. Неужели нам, жизнью живущим, нечем больше заняться?» ** 
Если в других странах процесс, как говорится, пошёл, то в России он никогда не заканчивается. Революция обыденное жизнетворное состояние России, и если несколько поколений, пережив опыт трагедий и человеческих потерь, как бы смиряются с постигшей предков трагедией, то идущие за ними, после, когда поколение смирившихся уйдёт т.е. вымрет, новое поколение вспомнит всё, и пойдёт мстить, и никакой альтернативы для переустройства мира никто не видит, как только устроить новую революцию.

________________________
*А.Секацкий. «Дезертиры с острова сокровищ»
** А.Секацкий. «Дезертиры с острова сокровищ»



Артём подумал, что наркоманку Аллу можно вылечить, а Евдокию марксистку не вылечишь. У Евдокии революция разносится кровотоком по всему телу. Она потомственный революционер. Вся многострадальная Россия из поколения в поколение несёт на себе ярмо революций. Наркомания, впрочем, не лечится, один раз попробовав, чел попадает в зависимость и ему из неё не выбраться. Так что правильно писали на дверях метро «выхода нет».
«От Евдокии будут рождаться революционеры, Алла, когда станет добычей Евгения, будет рожать новую элиту», - подумал Артём.
Он был в смятении, о чём как раз предупреждал Апостол Павел: «Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти» *
«Как Алла будет без него? Что будет с ней, если он её бросит? А он без неё как будет? Вместе они одно целое, у них одно прошлое, и если прошлое оставить - вырваться из него, то на месте будущего останется дыра - непроглядная пустота».
«Носите бремя друг друга, и таким образом исполните закон Христов», - сказал Святой Апостол Павел. 
Артём думал теперь о себе не в отрыве от Аллы, а мыслил себя рядом с ней одним целым. Алла держалась за него, как за спасительную верёвку, оба были связаны одним прошлым. Будущее не мыслилось без прошлого и если разорвать эту связь, то он и Алла окажутся в тупике.   
Остаток пути Артём провёл в тревоге и сомнениях, словно нестяжатели пошли в наступление, и у них было больше времени на любовь.      

________________________
*Апостол Павел /Гал.5:16/


Артём и Евдокия были друг от друга всего в нескольких шагах, но судьба предусмотрительно развела.
Евдокия первой вошла в бар, сняла подвеску и вскрыла конверт с документами.
Она не знала плакать ей или радоваться.
- Ну, что нам пишут? – спросил офицер спецназа.
Евдокия бросила документы на стол и села рядом на диван. Офицер заглянул в бумаги и присвистнул.
- Поздравляю, Дуся, - ты всё-таки парня дожала. 
- Что там? – спросила подруга.
- Нам разрешили субаренду.
За столом одобрительно загудели. Офицер обнял Евдокию и непросто по-дружески, а даже больше, чем друг, поцеловал.
- Ты рада? – спросил он.
- Ага, - ответила Евдокия, и прикрыла глаза.
Офицер снова поцеловал, но уже не так, как целует близкий друг или брат по оружию, а как соблазнитель, которому женщина не может и не хочет сопротивляться.
Этот поцелуй, в сопровождении одобрительных возгласов, как раз застал Артём, когда вошёл в бар. В первое мгновение он остолбенел - сердце от неожиданности обмерло, будто поезд сошёл с рельс. Это видели все, потому что Артём на глазах стал умирать.
Он увидел Евдокию прежней, какой видел раньше улыбающейся и радостной. Она была счастлива, но не с ним. «Чистильщик леса» обнимал и целовал, и она ему отвечала.
Взгляд Артёма Евдокия почувствовала, будто прививочный укол, и оттолкнула лесника.
Как сказал бы один мой друг, «но было поздно, забор поплыл, качаясь на волнах».
Артём вышел из бара и направился к машине.
Евдокия, как в хорошем индийском кино, бросилась следом.
Пацан на «жигулях» как раз подвернулся. Он привёз стадо тёлок и разгружался.
Евдокия села в машину, и закричала, указывая на отъехавший Land Cruiser:
- За ним!
Пацан, ни слова не говоря, бросился исполнять.
- За нами хост, - улыбнулся шофёр, когда выехали на Киевское шоссе.
Артём посмотрел в зеркало и увидел знакомые «жигули». Он достал мобильник и позвонил.
- Мне нужен «Челленджер», - сказал он в трубку, – срочно.
- Да, Артём Михайлович, - ответила оператор, - как раз есть одна птичка, ждём вас.
В аэропорту «Внуково 3» проехали под шлагбаум прямо на поле к самолёту. Артём вошёл в салон, стюардесса задраила дверь, и увидела бегущую по полю Евдокию.
- Мы никого не забыли? – спросила она.
Артём посмотрел в иллюминатор. Евдокия была совсем рядом, и он её разглядел.
«Красивое лицо, прощальная улыбка, и дежурное «извини».
- Ошибка, - сказал он.
Самолёт набрал обороты, вырулил на старт и начал разбег.
Евдокия стояла на полосе, и Артём видел её, пока самолёт набирал высоту и не скрылся в облаках.


В Паттайи день выдался особенно знойный. На лужайке перед недостроенной гостиницей были накрыты столы и толпились гости. Строев представил всё так, будто это была не свадьба, а презентация гостиницы. Но гости были в легком смущении, так как никто не получил в подарок обещанный «Rolex».
Малюгин держал речь, сбивался, и призывал на помощь Строева, и тот нёс ахинею про то, как строили гостиницу, и не достроили, и когда неосторожно произнёс «это наш подарок молодым», провокатор в толпе гостей ясно выкрикнул «горько».
- Только посмей, - строго предупредила Алла Евгения.
- Это вроде не сын? – высказала предположение одна дама.
- Не сын, - компетентно подтвердил спутник.
- А кто тогда? Настаивала дама.
- Кто-то значит другой.
И вот показалось такси. Машинка медленно вырулила на дорожку и встала.
Алла сразу поняла, что «это такси неспроста». 
Из машины, как в кино, вышел герой.
Алла, обливаясь слезами, бросилась навстречу.
Всплакнули и матери, как бывает в конце фильма.
Ибо устраивалось всё не «по плоти, а по духу». 
«Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание», - сказал Апостол Павел.
 - Наконец-то, - сказала Алла. – Как ты меня напугал.
 - А это кто, получается? – настырничала дама.
 -  А это и есть жених, - ответили.
- Так, а этот тогда кто? – недоумевала дама, показывая на Евгения.
- А это кто-то другой...
Артём подошёл к Строеву и сказал:
- Отец, так жить нельзя. Мы в тупике.
Строев в ответ улыбнулся:
- Сынок, когда правильно всё спланировано, всегда есть выход.

***












ВИКТОР БАЛЕНА (Viktor Balena) – настоящее имя Виктор Григорьевич Фокин, родился в 1949 году. Имеет режиссёрское, актёрское и литературное образование. С 1972 по 1991 год – актёр МХАТ. Снимался в кино. Работает в театре «Et Cetera».


Аннотация:
О том, как молодой человек однажды прочитал «Манифест коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, и подумал, что «так жить нельзя» … но, если правильно всё спланировать, всегда есть выход.



















 ил. А. Дюрера. «Рождество» 
обложка книги «Накануне Рождества»