20 апреля
За окном светит яркое солнце. Но красота возрождающейся природы не радует меня. Я вновь вспоминаю строки Савинкова "Счастлив, кто верит в воскресение Христа, в воскрешение Лазаря. Счастлив также, кто верит в социализм, и грядущий рай на земле. Но мне смешны эти старые сказки".
Теперь Анжелика - старшая и за это обещала мне подарить бесподобную ночь. "Я буду твоей самой послушной собачкой, папик! - сказала она, узнав эту новость. В тот момент Анжелика хлопала в ладоши и кружилась по комнате. "Я старшая! Старшая!" - чуть не кричала она. И была так восхитительна, как вышедшая из моря Венера с полотна Боттичелли. Вся красота жизни воплотилась в ней. На щеках играл легкий румянец, в глазах - страсть и нежность, руки с тонкими пальцами делали замысловатые движения. Потом она приложила два пальца ко рту и, послав воздушный поцелуй, выпорхнула за дверь. Эта женщина, действительно, сводила с ума. И мне тут же захотелось дикого и необузданного секса.
Мою страсть могла удовлетворить только Татьяна. И я вызвал ее. Затем мы проделали наш ритуал. Но странное дело моя сообщница по преступлению молчала, даже не потребовав заслуженной ей награды. Я незаметно сунул в кармашек халата Татьяны конверт с пятитысячными купюрами, и выпроводил женщину вон.
"Все как всегда" - подумал я и грустный опустился в кресло.
Вот и сегодня. Одно и тоже. Осмотр, выслушивание больных. Коньяк и смеющиеся рожи.
Правда, позабавило одно развлечение. Больной, возомнивший себя следователем, прокрался в мой кабинет и предложил свои услуги.
- Вы знаете я веду картотеку. Со смертью великого Сталина все распустились. Пошло брожение умов. Появились наглые оппозиционеры, которым все ни так и не эдак. Нет ни цензуры, ни НКВД. Дня три назад Вы уволили самых способных сотрудников.
И скажу Вам больше. Даже медперсонал и тот распустился.
Где тот порядок, что был при Сталине? Где та могучая воля, которая управляла нами и вела к великой цели? Ничего нет. Одно брожение умов и зреющее недовольство.
Я советую Вам скорее заняться его подавлением, а то будет поздно.
Он забавлял меня этот сумасшедший, вжившийся в новую для него роль. Но что-то внутри меня скребло и откликалось на его слова. Я снова стоял на распутье, ибо убийство принесло лишь кратковременное облегчение. По какому пути пойти: Хрущева или вновь возродить культ личности, но уже свой. Об этом мне стоило основательно подумать.
- Эх, папик, папик, - пробурчал Зверь, - надо читать Макиавелли. .Кто еще, кроме этого итальянца так вдохновенно писал о политике. Его идеалом был Чезаре Борджиа. Да и сам Ницше восхищался этим политиком, который единственный был способен объединить Италию. Италию, погрязшую в роскоши, вероломстве и преступлениях!