Миниатюра 2.
Захотелось описать мой дивный летний закат в детской Юрюзани у дедушки с бабушкой. Столько впечатлений за день. Ноги уже гудят — устали ходить и бегать, носиться по всей округе, а руки — изучать, трогать, познавать окружающее. Глаза уже на всё насмотрелись и навоспринимали информации о разнообразных картинах мира, запечатлённых в памяти. Всё исследовано и опознано, познано — и на небе, и на земле. И тут взгляд падает на макушки сосен тех гор, что за домами аула. Их позолоченные оранжевые верхушки в свете закатного солнца смотрятся наиболее притягательным пушистым мягким плюшем.
Почему на Уральских горах растут деревья, они же горы, задавалась я этим вопросом всё детство. Как они там появились, выросли на камнях? Древние и старые, им уже тысячи лет, вот и поросли лесами, отвечали взрослые. Так и было, и вот ты на этих древних Уральских горах, поросших ельником и сосняком, резвишься, проводишь детство, гоняешь и носишься в свои летние каникулы.
Юрюзанский лес, так уж сложилось, был мне знаком лишь летом, зимой туда не ездили, да и в лес особо не ходили. Поэтому попав как-то в новогодние праздники, было удивительно увидеть и услышать плеск незамерзающих ручьёв и речек из-под гор, течение которых не прекращалось, не прерывалось целый год, - камни на дне под толщей холодной прозрачной воды, а вокруг белые уборы снега, раскинувшегося меховым воротником по краям ручья, окаймляя, будто одевая его, чтоб не простудился!
Летним вечером ты смотришь со стороны цеха в свою улицу, видишь дома, огороды, сосновые горы за ними. Дом дедушки с бабушкой находится поперёк, посередине улицы, на повороте — дорога, делая резкий изгиб влево, ставит наш дом как бы тупиком её прямизны, блокируя собой весь дальнейший вид, останавливая глаз на нашем доме и огороде. Поднимая взгляд чуть выше, тебе в лицо уже смотрят горы и сосны. В них мы ходим на покос, в лес, купаться в самом глубоком месте за горой и просто смотреть машины на новой дороге. Хвойные шапки северных стоеросовых «пальм» золотят всё вокруг оранжевым свечением мягких пушистых крон, отражая закатное солнце всё ярче и ярче, будто янтарь!
Дома у нас на улице с востока, а вот заводской цех на западе, как и в городе, котором живу сейчас — почему-то заводы часто располагаются на западной окраине городов и населённых пунктов. Окна домов в моей Юрюзани выходили на север и юг — у кого что, смотря какие комнаты, в зависимости от расположения. Наша гостиная была на севере, а кухня с юга. И вот ты смотришь на эти бархатные верхушки сосен, потом, доходя до дома, уже с лавочки в огороде, где тебя видно всем с улицы, разворачиваешься ещё и в сторону цеха и глядишь уже на само закатное светило, покачивая ногами, как оно садится, опускается в горы, ложится спать. Облака в тот момент не столь заметны, они лёгки и невесомы, стоят или висят, ватные, везде неподалёку. Ты смотришь на пламенеющий огонь заката в небе, его полыхание, свечение из-за гор. Представляешь тогда солнце себе другом, матерью, братом — кем-то близким и родным, который говорит тебе, что уже пора тоже идти ложиться спать.
Ты поужинала или только собираешься, сидишь и глядишь на улицу, а она на тебя. Родители хлопочут на кухне — что-то готовят, собирают на стол, или наоборот уже убирают, стирают со стола и моют посуду. Окружающие звуки и запахи приходящего, опускающегося на мир вечера наполняют всё кругом — гремят ложки и стаканы об эмалированный таз, мычит и блеет скот, поднимаются, пища и гудя, вечерние комары. Надо идти мазаться от них.
До часу ночи ещё, где-то, бегаешь, и с возвращающимися после второй смены рабочими, только тогда, уже идёшь домой и ты. Последние остатки запоздалых ребят постепенно начинают утекать с улицы по домам. Ты же прячешься, заходя за ворота двора, чтоб проходящие тебя не видели, не погнали домой. Уже не с кем гулять, - просто побыть на улице, в тихой темноте ночного воздуха — я и сейчас люблю перед сном побродить по засыпающему дому, поглядеть на улицу из окон, расслабиться, успокоиться, и тебя тёмная атмосфера мрака ночи качает, укачивает на руках, усыпляя. Тогда, в детстве, с потемневшим звёздным небом покачивающе-мигающие от свежести своим светом зажжённые фонари, горящие и ослепляющие, если смотреть на них прямо, - так что стараешься глядеть краем глаза, говорят тебе, мы с тобой, не но замерзаешь ли ещё?...
Горы почти полностью чёрные, как сажа, выступают силуэтами на фоне тёмного неба. Всё вокруг во тьме, лишь только звёзды и фонари на столбах. Всё окружающее обнимает и берёт в свою бесконечную мглу, ты таешь и млеешь в этом пространстве от удовольствия и успокоения — покой дарит наслаждение, умиротворяет. Уже выходят на крыльцо крикнуть домой. «Сейчас!» - неохотно отзываюсь я из двора с закрытыми на боут воротами и горящей лампочкой крыльца да святящимися от неё в темноте глазами пса из конуры.
Всё засыпает и тебе уже тоже пора, но никак не можешь расстаться с этой негой и мягкостью, бархатом ночи. Прохлада и свежесть начинают укутывать, пробирать до костей. С гор веет хвоей, хвойным духом. Трогаешь, проверяя, прохладные ноги, оборачиваешься в одну, потом в другую сторону, кружишься вокруг себя в какой-то неизбывной извечной, первородной радости ото всего и своей воли, свободы. Останавливаешься, уставившись вверх на звёзды и они как бы останавливают, тормозят тебя, помогают прекратить движение. Слегка кружится голова, звёзды своим далёким межгалактическим подмигиванием и помаргиванием убеждают тебя идти домой. Говорят пока, до завтра — нам ещё светить и сиять всю ночь, - а тебе пора уже спать! Большая медведица над горой вторит тебе, поднимающейся на крыльцо.
Утром, когда всходит солнце, луна и звёзды тают, меркнут в его свете, и ты вновь купаешься в чаше аула под его лучами. Звуки животных, работы, цеха, жужжание шмелей, стрекот стрекоз, шёпот трав, свист ветра, плеск ручья и речки. Горы вторят этой симфонии, фоня и резонируя на каждом шагу — звуки долетают до их отрогов, отражаясь эхом по округе. О, это эхо гор и леса! Ущелье, более или менее узкое место, со всех сторон окруженное горами как стенами, именно в таком укромном уголке и можно услышать, произвести эхо, или в сосновом бору, где оно отражается от деревьев — слушаешь его с особым упоением!
Горы, река, земля, солнце, воздух — всё проникает и растворяется в тебе, благотворно и благоприятно воздействуя и влияя. Ты ощущаешь себя частью окружающей природы, днём не меньше, чем ночью, теперь уже растворяясь не в темноте и бесконечности ночи, а в наполняющих тебя красками, течениями, влияниями и силами дне и всех окружающих стихиях, бушующих, волнующихся, вечно-меняющихся и манящих, неизменно постоянных.
Как обращалась с растениями и цветами бабушка! Как она ходила, следила за ними со всей своей любовью, участием и пониманием, вниманием, со всеми своими умениями, данными от природы. Росло и расцветало всё, и в доме, и в огороде, в палисаднике! А дед ходил в это время за скотом — со скотиной у него был свой какой-то особый сокровенный язык, - любил их всех как родных детей, проявляя всю свою заботу и участие! Их труд оказывал на нас особо глубокое впечатление и влияние, оставшиеся на всю жизнь. Связь с сущим, людьми, трудом, родной землёй и памятью предков — и работать, и отдыхать успевали. Обрабатывали землю, садили огороды, ходили за скотиной, трудились на заводах. Вся жизнь протекала в движении и круговороте непрестанных дел, в общении с природой и окружающим, всеми силами, течениями и влияниями, воздействуя и взаимодействуя.
Может, оттого так хорошо и было, что всё присутствовало, участвовало, проявляя себя в жизни, давая силы и энергию, взаимо- и самоочищаясь. В этом созидающем процессе жизни и существования, движения и тяги к солнцу, добру, теплу и свету, счастью, протекала жизнь. Бурной глубоководной прекрасной рекой Юрюзанью бассейна Камы меж лесистых гор южного башкирского Урала.