Метамир шульмейстера Баха

Александр Безверхов
Метафизический мир шульмейстера Баха, по роману Гузели Яхиной "Дети мои".

- Иван Егорович, шульмейстер Бах – маленький человек?
- А как называлась ваша недописанная повесть?
- Вы про «Кошмары маленького человека»? Да, по странному стечению обстоятельств он тоже был учителем и тоже остался один.
- И тоже был страх, как видно из названия, кошмары – это проявление страха. Видимо, тема витает в воздухе и мыслящую часть людей она волнует. Поэтому ответ однозначен – раз есть страх и он силен, значит – да! Изначально Якоб Бах – маленький человек. И, конечно, слабый.
- Видимо, главный вопрос, который здесь может волновать упомянутых вами мыслящих людей: у маленького человека есть шанс? Стать, если не большим, то более-менее крепким?
- Ну, как раз здесь Гузель Яхина написала картину преодоления: Якоб Бах заканчивает жизнь победителем. Он уходит не просто победителем. Он испытывает трансформацию, которую   дано испытать очень немногим и просветленный человек увидит в  нём брата по духу. Собственно, Бах в итоге реализует высший смысл жизни, на который ориентирован человек Культуры, в частности христианства,  в рамках которого Бах вырос и воспитывался.
- А сам тот факт, что он, фактически, удалился от религии и его поведение было вне всякой клерикальности? Разве это не причисляет его к разряду грешников?
- Во-первых, духовное развитие человека, даже религиозного, необязательно проходит в рамках религиозного поведения. Во-вторых, а какую заповедь блаженства Бах нарушил? Воровал молоко для дочки, чтобы спасти её? Это никакой не грех (этимологическое значение слова «грех» – ошибка), это осознанный и взвешенный выбор – пожертвовать своей безгрешностью, чтобы спасти ребёнка. Кстати, факт того, что он не стал просить, а именно украл, говорит о «нищете духа»: у Баха не хватило духа прийти к людям открыто и попросить помочь. То есть он, спасая ребенка, таким образом, попадает под первую заповедь Нагорной проповеди, как блаженный: «блаженны нищие духом».
- А как с остальными заповедями?
- А вы внимательно сопоставьте его участь и поведение с заповедями и увидите, что он, практически, не нарушает ничего, более того, получает еще несколько статусов блаженства. Например: «Блаженны, изгнанные за правду». Бах, фактически был изгнан из общины за свою любовь, причем совсем не плотскую. Такая любовь с точки зрения христианства богоугодна. Кстати, грешница здесь – Клара, ослушавшаяся воли отца, инициировавшая неосвященную связь с Бахом, что метафизически, очевидно, и обусловило её дальнейшие страдания и раннюю смерть. Чистота помыслов Баха не смогла перекрыть  всю тяжесть «греха» Клары – его хватило только на то, чтобы сохранить ребёнка, причем, не лучшим способом – в немоте и  изоляции от мира. Но Кларин грех здесь только с этической точки зрения, метафизически понятие греховности не имеет смысла: ты получаешь завтра ровно то, что заложил сегодня.
- Ну, хорошо, пусть, как христианин Бах оказался состоятелен. Но, ведь, вы не только религиозно-метафизический контекст имели в виду, когда говорили, что он - победитель?
- Да и психологический тоже. Психотравма, связанная с изгнанием из социума, далее - психотравма нападения бандитов с изнасилованием Клары и её смерть. Три мощнейших психотравмы, которые, с точки зрения житейской логики должны его размазать по реальности и он становится прямым кандидатом в суициданты. Собственно, он этим и пытался заниматься - вялым суицидом, оставаясь подолгу в леднике с телом Клары. Кстати, здесь Бах проявил себя, как бы, грешником, отказываясь принимать смерть горячо любимой женщины. Но личностно он сделал поистине метафизический скачок – это потрясение избавило его от ощущения страха смерти, а мы с вами знаем, что страх смерти, своей и близкого – самый главный страх, самый сильный демотиватор всего хорошего и важного в человеке. Вот такое интересное противоречие и за это Гузели отдельный поклон - показать противоречие между здравым смыслом и метафизической сущностью человека дорогого стоит. Но, в итоге Бах выиграл, именно, как духовное су
- Иван Егорович, шульмейстер Бах – маленький человек?
- А как называлась ваша недописанная повесть?
- Вы про «Кошмары маленького человека»? Да, по странному стечению обстоятельств он тоже был учителем и тоже остался один.
- И тоже был страх, как видно из названия, кошмары – это проявление страха. Видимо, тема витает в воздухе и мыслящую часть людей она волнует. Поэтому ответ однозначен – раз есть страх и он силен, значит – да! Изначально Якоб Бах – маленький человек. И, конечно, слабый.
- Видимо, главный вопрос, который здесь может волновать упомянутых вами мыслящих людей: у маленького человека есть шанс? Стать, если не большим, то более-менее крепким?
- Ну, как раз здесь Гузель Яхина написала картину преодоления: Якоб Бах заканчивает жизнь победителем. Он уходит не просто победителем. Он испытывает трансформацию, которую   дано испытать очень немногим и просветленный человек увидит в  нём брата по духу. Собственно, Бах в итоге реализует высший смысл жизни, на который ориентирован человек Культуры, в частности христианства,  в рамках которого Бах вырос и воспитывался.
- А сам тот факт, что он, фактически, удалился от религии и его поведение было вне всякой клерикальности? Разве это не причисляет его к разряду грешников?
- А какую заповедь блаженства Бах нарушил? Воровал молоко для дочки, чтобы спасти её? Это никакой не грех (по-гречески «грех»  – ошибка), это осознанный и взвешенный выбор – пожертвовать своей безгрешностью, чтобы спасти ребёнка. Кстати, факт того, что он не стал просить, а именно украл, говорит о «нищете духа»: у Баха не хватило духа прийти к людям открыто и попросить помочь. То есть он, спасая ребенка, таким образом, попадает под первую заповедь Нагорной проповеди, как блаженный: «блаженны нищие духом».

- А как с остальными заповедями?
- А вы внимательно сопоставьте его участь и поведение с заповедями и увидите, что он, практически, не нарушает ничего, более того, получает еще несколько статусов блаженства. Например: «Блаженны, изгнанные за правду». Бах, фактически был изгнан из общины за свою любовь, причем совсем не плотскую. Такая любовь с точки зрения христианства богоугодна. Кстати, грешница здесь – Клара, ослушавшаяся воли отца, инициировавшая неосвященную связь с Бахом, что метафизически, очевидно, и обусловило её дальнейшие страдания и раннюю смерть. Чистота помыслов Баха не смогла перекрыть  всю тяжесть «греха» Клары – его хватило только на то, чтобы сохранить ребёнка, причем, не лучшим способом – в немоте и  изоляции от мира. Но Кларин грех здесь только с этической точки зрения, метафизически понятие греховности не имеет смысла: ты получаешь завтра ровно то, что заложил сегодня.
 - Ну, хорошо, пусть, как христианин Бах оказался состоятелен. Но, ведь, вы не только религиозно-метафизический контекст имели в виду, когда говорили, что он - победитель?
- Да и психологический тоже. Психотравма, связанная с изгнанием из социума, далее - психотравма нападения бандитов с изнасилованием Клары и её смерть. Три мощнейших психотравмы, которые, с точки зрения житейской логики должны его размазать по реальности и он становится прямым кандидатом в суициданты. Собственно, он этим и пытался заниматься -вялым суицидом, оставаясь подолгу в леднике с телом Клары. Кстати, здесь Бах проявил себя, как бы, грешником, отказываясь принимать смерть горячо любимой женщины. Но личностно он сделал поистине метафизический скачок – это потрясение избавило его от ощущения страха смерти, а мы с вами знаем, что страх смерти, своей и близкого – самый главный страх, самый сильный демотиватор всего хорошего и важного в человеке. Вот такое интересное противоречие и за это Гузели отдельный поклон - показать противоречие между здравым смыслом и метафизической сущностью человека дорогого стоит. Но, в итоге Бах выиграл, именно, как духовное существо.

- Тема метафизики у нас косвенно представлена в названии. Какие ещё метафизические моменты вы может проиллюстрировать?
- Собственно, обращение к метафизике стало проситься с самого начала романа, с ожидания Бахом грозы. Уже здесь автор противопоставила его телесную тщедушность ожиданию и предвкушению бурления высоких энергий, готовности принимать этот мощный поток. Бах уже готовится к этим трансформациям, которые должны скоро захватить его и всех вокруг.

    Очень мощно представлен такой сугубо метафизический момент (потому, что только в рамках метафизике это норма) - нападение на хутор и изнасилование Клары налётчиками. С точки зрения мужчины-обывателя, да и вообще, почти любого человека, изнасилование – недопустимая реальность, абсолютное зло. Но, Клара не может контролировать себя в желании стать матерью, это нависшее над ними обоими желание материнства заставляет страдать и его и её. Это желание, идея, потребность, если угодно - мания родить ребенка стало зовом к миру и он ей ответил, правда не так, как они ожидали.
    Кстати, она и к Баху отнеслась изначально метафизически: невзрачный, убогий шульмейстер должен стать её мужем, поскольку он ей подарил новый мир знаний ощущений и представлений о жизни! Бог весть каким она его представляла, сидя за ширмой во время занятий, но он стал для неё сказочным героем, разбудившим спящую красавицу. Сам Бах долго не мог принять этот факт, сравнивая себя с Кларой и приходя в ужас от того, как такая красавица могла соединить свою жизнь с таким убогим как он. Вдобавок ко всему он оказался бесплоден! С точки зрения обывателя он – паразит, охмуривший юную наивную провинциалку, воспользовавшийся её неискушенностью, даже не могущий ей подарить потомство. Такое сплошное противоречие между повседневностью и метафизичностью.

    Но, там, где для обывателя тупик, вступают в дело метафизические силы и появляются налётчики. И Клара, наконец, получает долгожданного ребенка, причем настолько внутренне ощутимо для неё произошла эта реализация высшей предначертанности её материнства, что в её психике происходит разрядка того давнего напряжения от невозможности забеременеть и Бах находит её спящей, если не ошибаюсь, на стуле.
Для Баха сам этот факт нападения и изнасилования Клары – сильнейший удар по всем трем инстинктам. Инстинкт самоподдержания жизни (который называют инстинктом сохранения, в него входит и пищевой инстинкт) был редуцирован самим фактом попадания их семьи в чужую агрессивную власть. Такому же удару подверглись инстинкты размножения и доминантности, хотя последний был уже и так достаточно заторможен в связи с его слабой жизненной позицией. Однако, перейдя в статус мужа, он, по идее, мог испытать его регенерацию. И здесь удар  по его состоятельности, как личности, как человека, как мужчины. Вот, после какого стресса он, по идее, должен был замолчать. Хотя, сюжетный факт раннего по времени ухода в безмолвия от недовольства собой, как несостоявшимся отцом, мог для такой чувствительной натуры быть вполне онтологичен.

   В результате редуцирования и, видимо, блокировки   страха смерти и основных инстинктов, Бах получает карт-бланш на безраздельное господство духа в своей порушенной личности. Для большинства людей такое «очищение» от фонтанирующей витальности – путь в глубочайшую депрессию. Но Бах, будучи слабым личностно, но созревшим метафизически, не упускает этот шанс. За такую находку и такую реализацию я бы присудил Гузели Яхиной премию «За тонкий психологизм в описании эволюции человеческого духа».
Кстати, вопрос кровного родства Якоба с Анной тоже решился метафизически: спустя время он обнаружил, что она похожа на него. То есть духовная близость фактически реализовалась физически. Хотя, возможно, это уже больше физика, чем метафизика.
Кстати, за метафизику в этих случаях мы должны быть особо благодарны Гузели – она приоткрыла нам, мужчинам, одну из тайн женской души, которая может отделять высшее от повседневного и следовать ему, причем, видимо, чаще неосознанно. И такая метафизика неприемлема для почти всех мужчин – они хотят воспитывать только кровных детей. Инстинкты рулят!

   Получаем в результате центральную трансцедентальную идею романа, о которой, Гузель, возможно, таким образом и не рассуждала:
1. Бах – слабый человек, живущий в страхе
2. Ему даются испытания через страдания
3. Он их принимает, проявляет настойчивость и терпение и проходит испытание
4. После этого избавляется от давления страха и инстинктов
5. Испытывает трансформацию сознания (личности, психики, души)
6. Смысл жизни реализован.

   - Есть ли ещё другие метафизические линии, этюды?
- Да, например, немота Баха. С точки зрения психолога для воспитания Анны это невосполнимая потеря - до школьного возраста ребенок не знает речи. Скажу прямо, это очень неправдоподобно, чтобы ребенок с такой абсолютной речевой депривацией стал достаточно успешной личностью в общепонимаемом контексте. Но, поскольку центральная идея, как мы её видим – метафизическая, то автор имеет право презентовать метамир Якоба и Анны таким образом. В конце концов главное – чтобы реализовалась высшая идея человека и она, кстати, во многом находится в его социальности. Об этом нам напоминает факт ухода Анче с Васькой в интернат.

   Кстати, Васька во многом также метафизический персонаж, испытавший благодаря точному и положительному отношению Бахов и граммофонной музыке тоже, своего рода, трансформацию и прекративший проживать свою жизнь, как протест к большому социуму. Фактически, отказавшись от себя-жаления, поскольку с раннего детства испытал страдания и травмы. Таким образом, суть метамира Якоба Баха  - метафизическая, наджитейская и под влияние этих трансцедентальных закономерностей попадают остальные участники хуторского изолята. Васька, правда, довольно усердно сопротивлялся, но вынужден был подчиниться музыке – пожалуй, самому метафизическому из искусств. Вспомните «Страсти по Матфею» Иоганна Баха – ну чем не ключ к трансцендентности? Кстати, видимо и фамилию Бах Гузель взяла не случайно.

- Я ещё не задал всех вопросов, но уже появляется новый и он связан с наличием некой высшей идеи, которая, ну должна уже замаячить на горизонте: мы её можем попытаться сформулировать на основе материала романа? Может быть какие-то правила, закономерности этого метафизического мира?
- Вы знаете, я бы постарался это сделать не метафизически, а науко-сообразно, потому, что мало кто готов вообще говорить о метафизике, а здесь надо говорить о трансцендентальности основы бытия.  Говоря словами одного из семиотиков – базовой, изначальной семиотической системы, которая находится вне  языка и которая понятна человеку любой культуры. Которой, кстати, предусмотрена самая высокая метафизика, будь человек хоть трижды атеистом. И назвать бы этот тонкий трансцедентальный мир причинным по отношению к нашему пространственно-временному миру.  Ведь на примере романа мы убедились: чтобы самопроявиться в нашей жизни, этот метафизический мир не стоит за жертвой, за ценой.  Смерть, безумие, мучения, болезнь – сколько угодно, но предписания причинности должны быть реализовано! Например: коль, пришла пора уходить с лица Земли белой кости в 1917 – пожалуйста! И не беда, что брат на брата, что кровью залита страна. Именно так проявляется в жизни трансцендентальность, которой большинство людей боится и всячески старается не привлекать её в свою жизнь именно из-за страха смерти (не тронь лиха, пока оно тихо), как важнейшего после рождения явления  в судьбе человека.
    Говоря проще:
1. Умирать страшно;
2. Смерть и трансцендентальность взаимно имманентны, то есть смерть в рамках метафизики  - штатное явление;
3. Поэтому и страшна любая метафизика, что смерть там никакая не драма, а легкая прогулка в парке.

Кстати, теперь это уже не столько метафизика, сколько физика, а конкретнее - квантовая физика, физика «вакуума». Подробнее и точнее мы сейчас говорить не будем, это – тема для отдельного разговора.
- Зачем, вам это науко-сообразие, ведь, мы не раз оговаривали научную узость и недостаточность по отношению к человеческому внутреннему миру и т.н. психической реальности?
- Как раз для того, чтобы припереть обывателя к стенке, который из-за страха смерти трусливо жмется к середине русла бытия в надежде, что если он не будет привлекать к себе внимание «того мира», располагающегося «на берегу», то ему удастся продержаться в телесном воплощении подольше. В этом проявляет трусость, малодушие и предательство обывателя по отношению к своей душе, именно этот факт и вызывает цивилизационную шизофреничность и развивается в тотальную деменцию, о которой мы тоже не раз говорили.

   Сам факт измерения своей жизни Количеством: времени, впечатлений, денег, связей с людьми – факт глубоко порочный и Якоб Бах доказал это своей жизнью затворника. Хотя, был период количеств и в его жизни – когда он выдавал периодически на-гора множество сказок. Но, как мы помним, он закончился драматически – Бах уловил синхронность объективного бытия и своего творчества, но не смог спокойно к этому относиться, меряя драматичность мира отчасти также обывательски, поскольку метафизичность его субъективной реальности оставалась для него во многом подсознательна. Для трансцендентального сознания смерть ничья и никакая не является даже поводом для сожаления, скорее наоборот, как принято в буддистских общинах.

- Простите, не совсем понял – при чем здесь именно научность и как вы собираетесь припирать обывателя к стенке?
- Обыватель именно научностью аргументирует бездоказательность и, следовательно, отсутствие метафизической реальности, причем поступает предательски по отношению к десяткам поколений своих предков, в жизни которых метафизичность бытия занимала главное место. Теперь наука, именно квантовая физика, преподносит нам такую картину мира, которая всю известную нам метафизичность может объяснить с лихвой. Сами физики «ждут» сильных методологов, которые синхронизируют, наконец, выкладки квантового мира с тезисами, описывающими метафизическую реальность и наладят диалог. Они с упорством мулла (выражение Эйнштейна) ждут этих формулировок и доказательств и тогда, наконец, реализуется давняя мечта человечества: соединений непротиворечивым образом двух реальностей – сенсорной и идеалистической. Грубо говоря – науки и религии.
   Обыватель, погрузившийся в материалистическую реальность и инстинкты с головой, имеет в лице науки «отмазку» от необходимости относиться к масштабным вопросам бытия, поскольку вместе с метафизикой ему придется разбираться со смертью, как полным прекращением индивидуального, личностного бытия.  Причем он настолько напуган своим предстоящим «полным исчезновением», что не замечает, что сама наука в нем этот страх и поддерживает, а, вот, метафизика предлагает совсем другой, неизмеримо более благоприятный  расклад.

- Вам не стыдно клеймить массы людей таким уничижительным образом?
- Пардоньте, а сказать слово про односельчан Баха, гнобивших его с Кларой, про тех самых метафизических рыб и карликов, которые достаточно четко прорисованы в романе? Именно о них речь, это так называемый народ, у которого с религией отняли самое главное – Культуру. И народ стал безголовым. Понятно, что это не его вина – если бы церковью управляли мудрецы, они давно бы модернизировали религию с учётом требований современности, но как можно пользоваться дискурсом, который был актуален две тысячи лет назад?
   Мифопоэтический язык, как назвал его В. Н. Топоров, не исчез до конца, он востребован и сегодня используется, в частности, в поэзии и песнях. Но, перевести на современный науко-сообразный язык постулаты любой метафизической концепции возможно, всегда есть люди, которые могут это сделать. Другой вопрос: почему не сделали? И этот вопрос порождает следующий: а кто их не допустил, не пригласил, кто вообще руководит социумами?
Везде, во всех странах власть имеет сугубо пиратское происхождение и связана только с горячим желанием властных особей присвоения безграничных ресурсов. Всё остальное для такой власти  - вторично, а в метафизичности жизнепроживания они разбираются, как крокодилы в высокой поэзии. Поэтому подговорить народ разрушать храмы и разгонять священнослужителей после 1917 года было, за некоторыми исключениями,  довольно не трудно – религиозные организации, как социальный институт,  сильно устарели. Вместе с церковью, как социальным институтом почти совсем  ушло из жизни осознание трансцендентности бытия, сохранившись лишь в языке, как фигура речи. Не зря Юнг писал, что для многих людей Бог умер, хотя мы понимаем, что это больше метафора.

- И, всё-таки, возвращаясь к немоте, вы сказали мельком, что немота должна была пройти с исчезновением страха смерти и страха, как такового. Но, автор нашла возможным вернуть Якобу речь вместе с той самой трансформацией, о которой вы говорите? Когда он произнес фразу "Я готов"?
- Вы знаете, если бы целью нашего диалога был критический разбор, мы бы на этом факте заострились. Наша задача – построить непротиворечивое для неких людей, начиная с себя, объяснение тому, что описано в романе. Принять факт романа, как данность и на нем возвести онтологию.

   Поэтому мы, отказавшись от критического психологического анализа, можем предположить, что после того, когда ушли Анче с Васькой, когда метафизический хутор Баха опустел, большой мир людей не вызывал интерес ничем, кроме, как детьми. С которыми жестоко расправились гнадентальцы и прочие колонисты, не принявшие той новой реальности, в которой дети оказались своими. С точки зрения метафизики это было нарушение течения бытия, ведь, старое должно подчиняться новому. Бах это ощущал и у него после такого преступления людей даже не могло возникнуть желание говорить с этими людьми. Кстати, метафизическое преступление карается более жестко, чем житейско-бытовое, где наказатели иногда проявляют снисходительность.

   Сила слабого человека иногда в молчании, недопущение коммуникации, которая может забрать остатки ресурсов. Будем считать, что молчание стало его формой самозащиты от разрушающего мира людей. Потому он и заговорил не после освобождения от страха, а после кульминации трансформации, её, собственно высшей точи, которая, увенчалось картиной его странного погружения в Волгу во время ареста. Бах после этого и заговорил, ведь жизнь его состоялась, удалась, это он понял увидев линии судьбы других людей на "дне реки", видимо, соотнеся их со своей жизнью. А дальше можно было себе позволить ни о чем не беспокоиться, тем более, что арестовав его, эта новая власть взяла на себя всю ответственность за его земное бытие. Можно было не тревожиться ни о нехватке сил, ни об аморальности или праведности своего земного бытия - за всё отвечала власть. А ты волен жить, страдать, сколько примешь, говорить хоть с кем, хоть о чем, а когда станет совсем невмоготу – у тебя всегда есть выход: лечь и умереть, совершенно спокойно, с осознанием полной свершённости своего бытия. Без всяких суицидальных действий. Человек, прошедший настоящую трансформацию, может себе позволить такую роскошь.

- А можно, кстати, о видениях во время погружения в реку поподробнее?
- Река – поток энергии, текущий через время и несущий информацию. Так мы увидели её в этом месте романа и здесь опять картина не просто метафизичности, а трансцендентности. Бах увидел именно трансцендентную сущность людей живших и умерших, в достаточно простой для расшифровки и понимания ипостаси. И мы увидели, что в этой трансцедентальной репрезентации многие люди не достигли трансцендентности, как высшей цели человеческого бытия, богочеловечности, если говорить в лексике русского космизма. Можно потренироваться, кстати, при желании в этих семиотических экзерсисах, чтобы кратко указать метафизическую основу, сущность увиденных Бахом образов людей.

  В целом, первое ощущения от прочтения этой сцены дало представление о том, что Бах достиг трансцендентности именно своим окончательным смирением со смертью, уже второй раз после Клариной смерти, поскольку он стал тонуть добровольно, с ощущением чуть ли не радости и потому увидел метафизическую картину своей прожитой жизни через умерших, в их истлевших или не истлевших телах. Принял смерть – получи доступ к трансцендентальности бытия. Такое понимание дублирует то, что мы предложили выше, говоря про блокаду страха смерти и инстинктов.
Но это не значит, что принятие смерти – единственный ключ к метафизической двери, у Баха еще и творчество служило кодом доступа. По идее, еще и эта исступлённая трудовая жизнь, которая,  на первый взгляд, всего лишь способ выживания, могла снабдить его дополнительным, третьим мостиков в метафизическое миросозерцание, но я не встретил подтверждения этой ассоциации в романе. Хотя, возможно, проморгал её. Ведь, она должна быть: в послании Гузели мужчинам читается явно эта линия пожелания трудолюбия, последовательности, упорства.

-А, вот, пожалуй, надо подробнее остановиться на сказках, это, видимо, один из самых ключевых моментов?
- Да, пожалуй, самый интересный, который можно понимать двояко. В зависимости от того принципа, который мы выберем. Сюда подходят два: принцип детерминизма (причинности) и принцип синхронистичности (совпадение событий по времени или пространственно).
Бах понял своё творчество, как управление социальными событиями и это детерминистское понимание. Мы можем понять это совпадение как манифестацию Бахом своего прогноза на ближайшее будущее, «увиденного» в моменты творчества, которые часто имеют именно метафизическую основу и даже трансцендентную. Находясь в измененном состоянии сознания под воздействие творческого процесса, Бах мог «видеть» сквозь ближайшее время, к чему ведёт линия движения социума, как кто-то мог бы сказать – интуитивно. В любом случае для просто логических выводов такого масштаба, у Баха не было знаний и воли, погружаться в эти процессы сознательно. Значит – опять метафизичность.

   Предпоследний акт – подготовка хутора к детдому и есть доказательство высшего принятия социальности жизни и распахнутая им дверь во всеобщее будущее, которое сегодня заключается в детях. И то, что он не стал никому об этом готовом детдоме заявлять – есть показатель веры именно в трансцендентном своём свойстве, то есть самом сильном. А здесь, уже, можно говорить о некоей святости в онтологическом смысле, как свойстве человека, если и не видевшего свет внутренним взором, то, по крайней мере, по пути к нему идущего.
Да и не смог бы столь откровенно малоресурсный, с точки зрения обывателя, человек прожить такую жизнь с сохранением лишь своей собственной линии жизнеосуществления. Метафизичность, трансцендентность и высшая социальность дали ему силы для самоосуществления в своем потоке, при условии, что он не будет этому потоку сопротивляться, как подавляющее большинство людей Земли.


- А как вы понимаете сцену с кормёжкой собак?
- Эта сцена, пожалуй, не только про паранойю Сталина, она, скорее, про отношение людей власти к остальным людям. Если власть дает подачку, то получающий должен поскуливать от радости и лизать руку, а лучше – сапог.
Свора возбуждённых собак  хороший символ толпы, с которой разговор может быть коротким -  на поражение. Спасший охранник, выстреливший первым – как раз и есть про паранойю: ты должен любой ценой оказать услугу и при этом так, что бы это понравилось Хозяину. В этом, собственно и заключается момент паранойи, и вообще намек на психопатичность бремени власти, тем более - не разделённой, т.е. единоличной диктатуры. Она особенно угрожающа для психики диктатора, поскольку при коллективной власти тяжесть ответственности разделяется с другими участниками, а это неизмеримо легче. Ответственность за множество других людей только с обывательской точки зрения может быть делегирована нанятым "специалистам", метафизически она лежит целиком на диктаторе и на людях, допустивших это, поэтому расплачиваться за этот перекос обязательно будут все участники процесса, независимо от доли их активности.  Многие  люди эту дисгармоничность  чувствуют, может быть ощущают интуитивно и справедливо не верят людям олиговласти, скованным своими инстинктами, страхами и способами их реализации. И потому так много критики внутри России по поводу военной операции на Украине именно людьми, пытающимися думать самостоятельно.

- А теперь о самой писательнице.
- Раз женщина пишет роман, где главный герой – мужчина, значит мы вправе его рассматривать, как послание мужчинам, о чем уже было упомянуто. При этом она сама может писать компенсаторно, то есть, описывая желаемые качества мужчины, либо, наоборот, осуждаемые ей.

- Ещё Яхину обвиняли в национальной некорректности по отношению и к татарам и к русским.
- Соединив в себе, как минимум, две мощные культуры, Гузель, похоже, не нашла в себе сил отказаться внутренне от одной в пользу другой, чего от неё могли ждать люди, ограниченные национальным сознанием. Но, чтобы соединить такие силы, в некоторых направленностях противоречивые, нужно понять благую весть, или, как минимум, знать о её существовании. В этом романе появилась третья, немецкая культура, пусть не столь изученная, кроме того, есть  метафизичность и трансцендентность. Похоже, что Гузель что-то знает, или ощущает, как минимум, чувствует…

- И, напоследок, хоть что-то критическое?
- Хочу высказать одну претензию по языку: некорректное  использование глагола «уметь» вместо глагола «мочь». Странно, что на это не обратил внимание редактор. К концу романа это «умение» уже становится невыносимым. Это единственная претензия не только к языку, но и к роману вообще. Я бы посоветовал это исправить в последующих изданиях.