Пистолет

В то лето я был сиделкой в госпитале при умирающим отце. Одновременно я завершал многолетние отношения со своей женой.
...Утром, закончив «дежурство», я поехал в Дорохово: Леша (о. Анархий) нашел мне новую работу – переделывать еще один храм. Странно, что я, заскорузлый афеист, занимаюсь церковной архитектурой. И что у меня столько друзей попов.
К стоянке у станции «Дорохово» подъехал Саша Мочальский, мой недавний гость (заведует запуском наших спутников), с Лешей, Васей Флоренским – и двумя «пионерами»: сыном Васи и его приятелем. «Пионеры» уехали на электричке в Москву. А мы поехали в Макеиху, смотреть, как получилась спроектированная мной трапезная. На Леше его знаменитый камуфляжный китель, на одном рукаве которого вышит честной крест, на другом – святой пацифик.
Храм показывал его настоятель, поп Паша. Но главный тут – Вася, ибо именно он задумал эту трапезную и оплатил проект и строительство. Получилось неплохо, хотя в месте примыкания новой стены к старой видна трещина. Я списываю это на то, что строители все сделали по-своему, вопреки проекту (из-за чего у меня уже было объяснение с Васей). Фотографирую трапезную:
– Для своего портфолио? – с издевкой спросил Леша.
– А почему нет? Теперь буду называть себя культовым архитектором!
В санаторий «Дорохово» мы ехали уже на машине о. Павла. За Старой Рузой – красивый мост между крутыми берегами Москва-реки, довольно неширокой речки. Вася рассказал, что когда-то тут на холме стоял храм, что в последнюю войну здесь шли жестокие бои. Храм служил то ли наблюдательным пунктом, то ли ненужной доминантой – и его взорвали. Поэтому храм св. Пантелеймона на въезде в санаторий «Дорохово», зажатый в доме сарайного типа между комнатой охраны и банкоматом 24 часа, – теперь в округе едва ли не единственный. Директор санатория решил сделать его побольше, поудобнее, ибо из-за тесноты и духоты поп Паша, настоятель и этого храма, едва не падает в обморок.
Есть тут и другой поп, в рясе, с нагрудным крестом, с черной бородой и колючими глазами, вздумавший меня благословлять. Зовут его о. Геннадий. Он не стар, но суров и пристально вглядывается в меня.
Подъехал еще один человек, бритый и стриженный, в армейской рубашке, с провинциальным акцентом и простецкой речью, очень шумный и активный. Оказалось – тоже священник, о. Георгий, главный работодатель Леши (Леша подменяет его на службах). Леша зовет его за глаза о. Флибустьер. Действительно, он больше похож на братка или полукриминального бизнесмена. По словам Леши – и паства у него соответствующая.
Храм двухэтажный, но очень маленький. Первый этаж – трапезная, где в одном месте сразу и церковная лавка, и холодильник, и стол, и разная полезная утварь. И здесь отцы и Вася в святой простоте, не стесняясь храмовых тетенек, пьют сухое вино из чайных чашек и закусывают: у о. Паши сегодня престольный праздник, день св. Пантелеймона. Я отказался:
– Это вам нечего делать, а у меня работа.
О. Геннадий, который один из четырех попов одет по-поповски, тоже не пьет. Да ему такая простота и не по чину, ведь он знаком с главным архитектором Московской области и министром культуры. Видимо поэтому он взял на себя функцию консультанта: с чего мне надо начать прежде всего. По его мнению – с лестницы и вентиляции. Серьезную переделку он считает глупостью, так как на нее не дадут денег.
– Я хочу, чтобы все делалось профессионально! – объясняет он. 
Похоже, он мне не доверяет, как и всей инициативной группе, затеявшей этот проект... Я поинтересовался у Леши полномочиями моего советчика – и узнал, что о. Геннадий не имеет к храму никакого отношения и слушать его не надо.
Вместе с Васей мы сделали обмер храма внутри и дома снаружи. Вася обещал мне оплатить фор-эскиз нового храма, 200 долларов, шесть тысяч рублей: я беру всегда очень мало.
На огромном джипе Флибустьера, подходящем ему по габаритам и брутальности, съездили в супермаркет в Рузе. Люди купили мяса для шашлыка и ящик аргентинского вина. И на двух машинах поехали к Васе.
У Васи сидит сосед Олег, стриженный и плотный, и девушка в платке с маленьким ребенком.
То, что было в храме, являлось лишь разминкой. На самом деле празднование только начинается, и под него отведена терраса в дальнем углу сада, примыкающая к мастерской. На стенах висят свежие васины картины с видами фиолентовских мысов. О. Флибустьер, узнав, что это всего-навсего Крым, рассказал, как только что ездил отдыхать в Монте-Карло.
– На рулетке играли? – спросил я.
– Играл! – подтвердил он гордо.
Стол быстро заполняется бокалами и закусками... Меня гложат сомнения: оставаться или нет? Это очевидно не моя компания, и мои «пищевые запреты» не делают застолье соблазнительным. И я вряд ли попаду здесь в тон – и еще, чего доброго, ввяжусь в какой-нибудь спор и все всем испорчу...
С другой стороны, меня подзуживает интерес естествоиспытателя. К тому же, просто хочется какого-то контраста с моей теперешней жизнью, состоящей практически целиком из больницы...
– Ставь, что хочешь! – вдруг сказал Вася, оторвавшись от гастрономии и показывая на свою коллекцию винила. И тем прервал мои сомнения на самом интересном месте.
На вертушке вполне удачно стоит диск Pink Floyd «Animals». Я осторожно, полузабытым движением, поставил иглу на пластинку. Я решил, что просто буду сидеть и слушать: музыку, попов, ехидно улыбаться – и побыстрее свалю...
– Это тяжелая музыка! – неожиданно пожаловался о. Флибустьер.
– Pink Floyd – тяжелая музыка? – удивился я.
Наверное, поп не любит рок, подумал я. Ему нужно что-нибудь «классическое».
– Конечно, я могу поставить что-то другое...
– Это устарело. Хотя раньше я тоже слушал... Теперь надо слушать другую музыку. Сейчас инструменты стали гораздо лучше...
– Значит, и музыка?
– Да!
Ну, вот: оправдываются мои худшие опасения.
– И что же теперь надо слушать?
– Я люблю «хаус» или что-то «парковое», нейтральное... А такая – это теперь слушают одни маргиналы!
– А что плохого в маргиналах?
Увы, я не понял, что для попов это – ругательное слово, синоним бездарного и неталантливого. Впрочем, о. Паша политично молчал.
– Ну, не знаю, я всю жизнь был маргиналом.
– И что в них хорошего?
Естественно, я должен был кинуться на защиту идеи!
– ...Маргиналы – это как дрожжи в тесте. Все революционное во все эпохи делают маргиналы! – закончил я свой спич.
Он и о. Геннадий попросили примеры. И Леша неожиданно привел самый первый и очевидный пример: Иисус Христос.
О. Флибустьер потребовал не упоминать его имени:
– Для меня это серьезно. Не выношу суесловия об Иисусе Христе за столом!
И предложил мне найти другие примеры. Я назвал Сократа и Диогена. А до кучи и Александра Македонского... Вспомнил и то, что в советское время ходить в церковь, верить в Бога – тоже было очень «маргинально»...
Спор, разумеется, не утих, а продолжал развиваться.
...К нам присоединился сосед Олег, потом его жена Руся, родом с западной Украины. У Олега – свой небольшой мясокомбинат. Его жена работает в банке. Они растопили сауну и пригласили всех к себе. Но попы ждут шашлык, а идти одному к малознакомому человеку, к тому же связанному с мясокомбинатом, я не хочу.
Шашлыком руководит Вася. Олег очень говорлив, не стесняется задавать порой наивные вопросы, балагурит, фамильярничает с отцами. Он объединил и меня с этой компанией, сделав мне «лестное», на его взгляд, сравнение с их мистическим патроном. И дальше не мог с этого сравнения слезть, как я ни просил его. Тогда я сообщил ему, что это имя за этим столом произносить запрещено... Чему он очень удивился.
Я сравнил попов с музыкальной гаммой: настолько они все разные при декларируемой унифицированности рпцешной жизни.
– О, ты еще не видел всех! – воскликнул Леша.
– Значит, мне семи нот не хватит, придется ввести диезы и бемоли...
Суровый о. Геннадий стал допытываться у меня: чего я хочу делать с храмом, ругал архитекторов, строителей, организацию строительных работ. Ему вообще трудно угодить: сперва он не хотел участвовать в «плохо организованном» празднике, потом пить вино и водку. Смотрел на всех очень сурово и надменно. Я вспомнил грузинского хиппи Арчибальда, который стал непримиримым о. Бонифацием. И как в воду глядел: о. Геннадий в молодости действительно «тусовался», но раскрыть свое прозвище отказался.
– Зачем вспоминать прошлое? Все до моего воцерковления я забыл, все это мне не интересно.
– А что интересно? – спросил я.
Я думал – «спасение».
– Настоящее и будущее, – ответил он. – В частности – реставрация моего храма. 
Его храм (Архангела Михаила) находится в имении архитектора Бове (в селе Архангельское, недалеко от Вереи), им, Бове, самим и спроектированный. Флибустьер тут же заявил, что тоже служит в храме Бове – и тут их многое связывает. Геннадий очень поднаторел и на биографии Бове, и в архитектурной области, ибо постоянно общается с архитекторами из Министерства Культуры, спорит и ругается. Он хочет «восстановить» храм таким же, как он был 200 лет назад: например, уничтожить «плохие» фрески конца 19 века. Специалисты же хотят все это сохранить, законсервировав, как есть. И тут я на их стороне: лучше подлинные фрески, чем новодел. Геннадий спорит и все стремится проэкзаменовать меня: насколько я плохой или хороший архитектор?
Вася предложил прогуляться до нашей трапезной – и так показать товар лицом. С нами на велосипедах поехали маленькая васина дочка и ее подружка.
Пройдя по тропинке через лес, начинавшийся прямо за васиным домом, мы оказались у большого озера, чьи подозрительно прямоугольные очертания терялись среди деревьев. В спокойной воде, как в зеркале, отражалось небо. Это было любимое купальное место всего поселка, по словам Васи, но сейчас здесь было пусто и тихо, лишь на дальнем берегу, освещенном солнцем, пестрели две человеческие фигуры. Я решил, что на обратном пути обязательно искупаюсь тут.
Посреди поля, куда мы вышли, залитого заходящим солнцем, на фоне темных деревьев сиял маленький белый храм с золотым куполом. Он выглядел даже лучше, чем днем.
Неожиданно на велосипеде появился Олег, в багажнике которого он привез вино и виски.
– Чтобы не скучать!
На ступенях храма он упал на колени и стал креститься, чем, кажется, удивил даже попов. Он напоминал великого грешника, недостойного иначе войти в храм. О. Паша поиграл на колоколах, расположенных в звоннице над входом в трапезную (я считал это намеком на псковский стиль). Мы еще раз обошли храм и выпили за архитектуру. Олег показал свой травматический пистолет, который взял с собой.
– Привычка! – объяснил он, смеясь.
По-настоящему заинтересовался им лишь о. Флибустьер, оказавшийся, разумеется, любителем оружия.
Странно, но Геннадию понравилось то, что я напроектировал, и он даже снял храм на свой фотоаппарат.
Велосипед ностальгически заворожил меня. И я катался кругами по полю, по скошенной  траве, вдыхая деревенский воздух, – и вспоминал наши поездки на даче, отдалившейся от меня, как и вся моя бывшая жизнь.
После меня велосипедом завладел Флибустьер, забыв о несолидности подобного времяпрепровождения. На самом деле, в нем было много мальчишеского.
Олег, распознав мой интерес, предложил мне ехать на велосипеде домой, опрометчиво положив в багажник весь оставшийся алкоголь...
Все изменилось на узкой приозерной тропе, мокрой и сколькой после дневного купания местных жителей. Тут выяснилось, что координация от выпитого у меня все же не в лучшем виде, и, обгоняя Лешу, я вильнул передним колесом сперва направо, потом налево, – чуть сильнее, чем надо, и колесо вдруг соскользнуло в яму... Оказывается, берег тут обрывался совсем рядом с тропой, чего не было видно из-за прибрежной травы. И сразу начиналась метровая глубина.
В нее я и полетел, вместе с велосипедом!
– Хотел искупаться – и искупался! – дразнит меня Леша.
В кармане жилетки у меня был фотоаппарат, паспорт, деньги, проездной, в штанах – MP3-плейер... Хотя я был почти полностью мокрым, все это странным образом не пострадало. Не пострадал и велосипед, за исключением бутылок, которые просто утонули. Леша разделся и достал их со дна.
Подошли остальные.
– Самое ценное! – демонстрирует он. – Спас!
 И тут выяснилось, что нет пистолета.
– Да был ли он? – спросил Леша. – Я искал на дне, ничего больше нет.
– Я положил его в багажник! – уверяет Олег.
– Ты точно помнишь?
На всякий случай Олег обыскал свою куртку...
– Он же зарегистрирован!.. Вдруг кто-то найдет... У меня могут быть серьезные проблемы!
И сам полез воду, но пистолета не нашел.
– Дам 10 тысяч тому, кто его найдет! – обещает он.
Леша полез опять.
– Ловись-ловись пистолет, большой и маленький! – вдохновляет его Вася.
– Не нужен мне большой, мне нужен мой! – не соглашается Олег.
Но как Леша ни искал, пистолет не ловился.
Теперь разделся я.
– Что, не хватило купания? – удивляется Леша. – Думал, тебе хватит...
Заодно я попробовал найти несчастный пистолет. Олег пал духом:
– Это бесполезно...
Дно тут глубокое, вода по пояс, на дне глина и растения. Но я нашел его буквально через минуту.
– Ну, где мои десять тысяч? – спросил я, возвращая пистолет.
Олег сразу решил его опробовать – и устроил салют над озером в честь обретения ценного артефакта, расстреляв всю обойму. Я плыл под этот салют, не замечая холода, хотя у дальнего берега уже стал собираться туман. Но я ничего не чувствовал, кроме покоя, похожего на сон. Мне нужно было снять стресс из-за этого нелепого приключения – и я доплыл почти до противоположного берега, оставив компанию ждать меня. Впрочем, к моему возвращению все, кроме Васи и Олега, ушли.
На берегу не очень трезвый Вася стал совать мне 5 тысяч из моего же кошелька. Олег настаивает, что должен мне 10 тысяч, но я, естественно, и слышать ничего не хочу.
– Я же сам его утопил.
Вася повел нас коротким путем к дому. Счастливый Олег уехал вперед. Я иду в мокрых трусах, с мокрыми и частично грязными вещами в руках. Для согрева Вася протянул мне вискарь. Я в каком-то полуанабиозе. Вроде, все кончилось хорошо, но выдержит ли мое здоровье?
На улице, недалеко от своего дома, Вася увидел жену Олега Русю – и попросил ее пустить меня в их сауну.
– Ему надо согреться...
– Сауна уже остыла, – сказала она. И предложила душ.
Это большой двухэтажный дом, только построенный, с иголочки, с очень качественной отделкой и со всем возможным комфортом внутри. Лишь разбросанные повсюду детские игрушки  отличают его от журнальной картинки. Я ходил в трусах по дому, извинившись за свой вид, смотрел и хвалил. Залез под горячий душ. Пришел Олег и отвел меня в сауну, которую вновь растопил. Сауна расположена в отдельной части дома и аккуратно оббита липовой вагонкой, в углу – электрическая печка-каменка. Пижонская стеклянная дверь. Он очень заботится обо мне: принес полотенце и халат. Я разложил вещи на полкАх, поближе к каменке, а сам устроился на самом верху. Это было вовремя – и с точки зрения моего купания, и с точки зрения моего еще не залеченного радикулита. Вещи сохли, я согревался... Не хотел я идти к Олегу и париться в его сауне, а вот пришлось!..
Олег пригласил пить чай в гостиную. Красивые диваны вокруг низкого журнального столика. Я, в чужом халате, кажусь себе здесь Гекльберри Финном в приличном доме. Еще раз похвалил проект, качество отделки.
– Я мечтал все это построить, построил – и потерял смысл жизни, – признался Олег.
Только жена осталась его последним смыслом. Он рассказал, что завтра ему ложиться на обследование в больницу – есть подозрение на рак.
– А я уже месяц «живу» в больнице, – вспомнил я.
– А сколько твоему отцу лет?.. А тебе сколько?..
Он не мог поверить моему ответу и все переспрашивал... Несмотря на свою «профессию», он оказался совершенно нормальным человеком, и я искренне пожелал ему, чтобы все кончилось хорошо... Он снова заговорил о деньгах, я снова отказался, оделся и пошел к Васе.
Тут все те же, кроме уснувшего Васи и уехавшего Геннадия. Вместо них – жена Васи Юля. Она, увидев, что мои вещи еще влажные, принесла мне теплую куртку, хотя я, было, стал отказываться. Она предложила мне остаться у них на ночь, как и год назад... Для веселья я напомнил, сколь проблемно для меня посещение здешних мест – и рассказал историю с ментами, остановившими меня прошлым летом неподалеку на трассе... А я, после обмера храма, поддался уговорам Васи и Леши и выпил пару бокалов вина...
А Леша вспомнил восхищение Олега на берегу озера: «оказывается, и хиппи на что-то годятся!» И ругает меня, что я отказался от денег:
– Он не обеднел бы!..
Продолжили пить и спорить с Флибустьером, теперь о траве и психоделии... Я чувствую легкость, оттого что я теперь совершенно свободен и волен сам решать: оставаться ли тут, куда и когда ехать?.. Что не надо никого предупреждать, извиняться. Это позиция мне нравилась – и я вовсю реализовывал ее...
Полдвенадцатого с Мочальским и Лешей поехали в Москву – под Doors и мои комментарии про влияние на Моррисона Фердинанда Селина и его романа «Путешествие на край ночи»...
Саша живет между Щукинской и Октябрьским полем, то есть близко от больницы, в которой мне утром дежурить, – и мы решили, что заночуем у него. Хрущевский пятиэтажный дом, скрытый старыми деревьями. В квартире сохранились раритетные выключатели начала 60-х, на веревочках. Помню их по своему детству. Не понятно, как им удалось уцелеть.
Видно, что в квартире живут маленькие дети, но сами, как и их мама, – отсутствовали. Мы сели на кухне и снова выпили, – ради компании не пившему весь день Мочальскому, – хоть мне явно хватит. Еще немного поспорили с Лешей о Флибустьере и Геннадии...
Легли на детские кроватки в большой комнате: я наверх, Леша вниз.

...Утром головная боль и дикая суш во рту. Удивляюсь, что ничего вчера не потерял и не испортил, в том числе здоровье. Вот только пить так много нельзя! Саша сделал нам яичницу. Я пил чай и все не мог напиться.
На улице солнечно и тепло. Ребята решили доехать со мной до Щукинской – и мы пошли к остановке местного трамвая. Попалась забавно раскрашенная бойлерная: березки, два домика. Кошка в окне одного из них. Ждали трамвай так долго, что я сходил до ларька и купил себе холодный чай: сушнях все еще одолевает. У метро распрощались, пожелав друг другу новых приключений.
Мне все еще худо. Зашел в магазин, где купил молоко для отца и сок для себя.
Кратко рассказал маме о поездке, умолчав о падении в озеро. И отпустил ее. Хотелось прилечь и еще поспать, но отец беспрерывно требует полоскание для рта. А то, что есть, ему не годится.
Вспоминаю вчерашнее как яркое пятно на тусклом фоне моей теперешней жизни... Однако силы совсем оставили меня – и мне уже хочется какого-то тепла, сочувствия, общения... Девушки кажутся красивыми и желанными...
Но это скоро прошло...
Зашла стоматолог с каким-то новым полосканием. От полоскания отцу стало лучше, и он заснул.

Ночи, как водки, осталось еще до утра
На полстакана, и надо поспать, а иначе…
Ну-ка, попробуй, как дух без кола, без двора –
В тихих озерах проплыть на приятельской даче.

Ночи бульдожьей не хватит, и скоро врачи
По коридору пройдут, прогрохочет тележка.
Жизнь уходящая бредит и стонет, кричит, –
И я бегу, пограничник, устроить задержку

Груза болящего в чьи-то глухие поля,
В то запредельное, хуже хохлов, иноземье…
С той стороны пограничник смеется, маня
Нас проезжать, не стоять, продлевая мгновенье

Жизни бессмысленной, что добрела до седин,
Капельниц, утки и жидких котлет для лежачих.
Где всего счастья-то – вспомнить, как плавал один
В тихих озерах в вечор на приятельской даче.


2009-2022