Возбуждение не давало уснуть, зря он только стелил постель. Несколько раз поднимался, выходил на кухню, наливал воды из холодильника и долго стоял у окна, наблюдая за никогда не спящим городом. В три часа пошел снег - огромные хлопья, дразнясь, кружились перед окном. Он открыл форточку и с жадностью вдыхал морозный воздух. Ему даже начало казаться, что огонь в груди потух, голова стала легкой, что он уснет, стоит только коснуться подушки. Но сон не шел, он ворочался, потом снова шел на кухню, снова стоял у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу.
Память упрямо переносило в прошлое, в тот день так же падал снег, он брел по аллеям парка, домой возвращаться не хотелось. Снежинки кружились в золотом свете фонарей, вокруг было шумно, весело, он вспомнил, как вдруг ощутил близость нового года, пожалуй, впервые так ярко, так радостно. Близился школьный вечер, там будет Катя, интересно, какое платье она наденет, ей так идет розовый цвет? Жаль, он не увидит, не идти же туда в школьных брюках, одноклассники поголовно щеголяют в джинсах, если не «Levis», как у элиты класса, то хотя бы в индийских «Avis». Быстрее бы окончить школу, в институт он, конечно, не поступит, даже пытаться не будет, пойдет на стройку, а еще лучше, уедет куда-нибудь подальше из этого города.
Он сидел на заснеженной лавке и представлял Катю в розовом платье, прижимающуюся к нему в медленном танце, и не сразу услышал, как они подошли.
- Ты смотри, кто тут отдыхает. – Он узнал этот голос, да и как ни узнать, если при первых звуках ощутил скрип земли на зубах? И он рванул, бежал, не разбирая дороги, не заметив, как слетела шапка. Очнулся только у входной двери, отдышался и только потом нажал кнопку звонка.
Как же ему хотелось сбежать по лестнице, добраться до вокзала и сесть в ночной поезд, увозящий в темную неизвестность.
Робко взглянул на поджатые губы матери - впереди бессонная ночь, многочасовая истерика, бесконечные упреки в неблагодарности, а утром он будет собирать осколки посуды, горы фантиков, мать всегда заедала стресс конфетами.
Городской рассвет робкий, лишь темные тени у сырого асфальта, лишь серое небо, опустившееся на небоскребы. С трудом оторвался от окна, сегодня важный день, он должен быть собран как никогда.
Долго стоял под горячими струями, смывал ночной морок, растирал тело жесткой мочалкой, пока не почувствовал, как горит кожа.
Чашка кофе без сахара, ему нужна энергия, он должен быть собран. Он все рассчитал, надо было успеть в те часы, когда работающие и студенты уйдут, а праздные старушки еще будут доедать свою кашу.
Припарковался в соседнем дворе, еще рано, есть время собраться с силами. Мимо, весело смеясь, пробежали две школьницы, прошла девушка, уткнувшаяся в телефон. Он терпеливо ждал. Наконец двор опустел, он дотянулся до сумки на заднем сидении и открыл дверцу.
Семнадцатая что-то жарила на кухне. Он постоял в коридоре, привыкая к темноте, медленно открыл замок на сумке и вошел. Она даже не вскрикнула, так и стояла с лопаткой в руке, глядя на него округлившимися глазами. И только когда он заклеил рот, стала задыхаться, а потом обмякла и сползла на пол. Он подхватил ее под руки и потащил к дивану, для того, что он задумал, нужен был именно диван. Пока Семнадцатая была без сознания, он связал руки и ноги, не торопясь, достал бутылочку с нашатырем и поднес к ее лицу.
Она открыла глаза, рванулась, но, поняв, что связана, заплакала.
- Нет, дорогая, не плачь, сыночек знает, как сделать приятное мамочке. Хочешь конфетку?
Она отрицательно закачала головой.
- Не хочешь? Жаль, ты любила конфетки. Я отклею твой рот, если пообещаешь не кричать. Обещаешь? – Заметив, как она кивнула, он рывком сорвал скотч с губ. Женщина вскрикнула.
- Не зли сыночка, - шлепнул он ее по губам той частью перчатки, к которой была прикреплена свинцовая пластина. Бордовая струйка заструилась по подбородку. – Вот и хорошо, сейчас мы будем смотреть кино.
- Что вам надо? – прошептала она.
- Слушай с первого раза, я не буду объяснять, просто накажу, - крикнул он, замахнувшись на нее. Женщина сразу же замолчала. Он включил видеопроигрыватель, вставил диск. – А сейчас конфеты, ты же любишь конфеты?
- Мне нельзя, у меня диабет, - прошептала она, облизывая губы.
- Ты смеешь мне перечить? Ешь, - он развернул сразу три конфеты и засунул в ее рот. – Ешь, у меня с собой много, я не жадный.
Пошла заставка фильма, он видел его сотни раз, «Похороните меня за плинтусом» стал отдушиной, благодарным слушателем в моменты, когда казалось, что жизнь закончилась.
- Видела это кино, мамочка? Тут, конечно, бабка, но ведь ты была такой же, не правда ли?
Семнадцатая отрицательно замотала головой.
- Не спорь с сыночком, смотри, потом я тебя обязательно спрошу, как хорошо, ты поняла этот фильм. А пока ешь конфеты, - он опять затолкал ей в рот целую горсть, в этот раз даже не став разворачивать. Семнадцатая плакала, но старалась прожевать сладкую массу вместе с фольгой.
Досмотреть не удалось, соседи вышли из квартиры, и Семнадцатая закричала, пришлось набросить на нее подушку.
Он встал, поставил фильм на паузу, аккуратно собрал свои вещи и выскользнул в коридор.
Продолжение следует.