У каждого дома, как и у человека, есть своя история, своя память, которую он бережно хранит, крепко сжимая в своих перпендикулярных ладонях, выстроенных из бетона, кирпича или дерева. Каждый дом проживает свое детство, юношество, зрелость, потому что, как и у людей, жизнь дома начинается с заложения фундамента и состоит из отрывков памяти.
Есть дома, которые еще не успели написать свою историю жизни. Это новостройки. Они, как малолетние дети, взирают на окружающий мир широко открытыми, застекленными блестящим стеклом окнами-глазами. Они еще ничего не знают. Они радостно встречают новых жильцов, готовые заполнить свои стены первыми воспоминаниями - первыми звуками смеха и плача, оборванными фразами ссор и признаний, топотом маленьких ножек и грубых ботинков. Это дома-младенцы, им еще нечего рассказать случайному прохожему, мимолетно заглянувшему в окно.
Бывают дома, в стенах которых притаилась тайна. Эта тайна, она знает себе цену, она не высовывается из потемневших окон, не кричит о себе - она ждет. Она может ждать веками, - ей некуда торопиться, у нее в распоряжении вечность! - пока кто-то не коснется ее потемневших одежд, пробудит ее ото сна и осторожно снимет толстое покрывало, скрывающее ее лицо. Она может ждать веками, пока не появится тот, кто не испугается ее лица, ее шрамов на руках. Тот, кто сможет разглядеть в глубине ее глаз красоту времени - благоухание цветов на подоконниках, шорох шелковых платьев, скользящих по натертым до блеска деревянным доскам, едва уловимый шепот детских секретов. Лица таких домов изборождены глубокими рубцами войн и швами возрождений. Их память сшита из лоскутков яркого шелка, нежного хлопка и грубой холстины. И только запустение приостановило на время их жизнь, опечатав их тайной воспоминаний.
Встречаются также дома, ничем с виду не примечательные. В их окнах давно уже нет возбужденного блеска, покосившаяся лестница не ждет с нетерпением новых жильцов, но неожиданное опустение еще не успело поселить в старых стенах укрытую толстым покрывалом, энигматичную тайну. Это дома, находящиеся в состоянии шока, они еще не успели перенести случившееся потрясение в архив памяти, и каждый кирпич, каждая половица в них пропитаны растерянностью и мольбой. Они встречают посетителей с надеждой, с ожиданием какого-то чуда, жалости и случайной доброты.
Именно таким был дом в маленьком приморском городке Редкар на северо-востоке Англии, на улице, выходящей к морю. Выстроенный из кирпича и облицованный желтым песчаным камнем, старый, построенный в послевоенные времена дом растерянно смотрел на проходящих мимо людей давно не мытыми, покрытыми паутиной окнами. Он недавно потерял хозяйку, прожившую в нем всю свою жизнь.
Когда долго занимаешься недвижимостью, начинаешь замечать многие мелочи, ускользающие от взгляда обывателей - неправильно установленную систему обогрева, добавленные в неположенном месте выключатели, самодельную крышу между выходом из кухни и гаражом. Однако даже больше, чем все вышеупомянутые мелочи, начинаешь видеть душу дома.
Переступив высокий порог старого дома, я ободряюще улыбнулась, ощутив нависшее внутри чувство растерянности. И старые стены облегченно вздохнули, пропуская меня в свой мир воспоминаний.
Хозяйка дома умерла в больнице, от старости ли, от болезни - эта информация осталась в эксклюзивных архивах облицованного желтым песчаным камнем дома. Новый владелец, унаследовавший дом после смерти матери, продавал это кирпичное хранилище воспоминаний как есть, с мебелью, старыми музыкальными пластинками, спрятанными на чердаке ящиками с детскими игрушками и развешанными на стенах фотографиями. Таким образом, покупателю доставалась не только груда старой деревянной рухляди, приобретенной еще в послевоенное время, на вывоз которой понадобится потратить немало усилий, но также и вещи личного характера покойной хозяйки. Это были вырванные, повисшие во времени, кусочки жизни, пролетевшей, как метеор, и безвозвратно исчезнувшей во мраке.
Я медленно скользила взглядом по развешанным на стенах фотографиям. Вот свадьба хозяйки, и она, еще совсем молодая и счастливая, улыбается широкой улыбкой в неизвестное будущее, в будущее, в котором ее уже нет. Рядом - большой портрет новорожденного малыша, а под ним несколько фотографий поменьше размером. На них все тот же малыш учится ходить, едет на велосипеде, сидит за школьной партой и с серьезным выражением лица, в шапке и мантии выпускника держит в руке диплом университета. Чуть левее, между камином и окном, расположились более новые фотографии, на которых уже сильно постаревшая хозяйка облицованного желтым камнем дома держала на руках новорожденного внука, играла с ним в кубики, качала на качелях. На этом нить воспоминаний обрывалась.
С противоположной стены, любовно размещенные по размерам и тематике, смотрели на меня керамическими глазами декоративные тарелки. Расписанные синим нежные цветы Royal Worcester и яркие мифические сценки из коллекции Longton Crown Pottery блестели в тонких лучах полуденного солнца, пробивающихся сквозь деревянные полоски жалюзей. Похоже, эти уходящие из моды творения искусства были очень дороги покойной хозяйке облицованного желтым камнем дома.
Однако ни декоративные тарелки, ни фотографии на стенах, ни сохраненные десятилетиями игрушки на чердаке, ни музыкальные пластинки, кажется, не имели никакого значения для нового владельца дома. Не интересовали его ни прожитые в этом доме годы детства, ни бережно сохраненные матерью моменты его юности. И старый дом растерянно качался покосившейся деревянной лестницей, еще хранящей на своих потертых досках, покрытых старым ковролином, следы маленьких ножек, сотни раз пробегавших вверх и вниз по ступеням.
Осмотрев опустевшие спальни, я спустилась вниз и прошла в темную старомодную кухню. Две немытые тарелки остались в раковине, жалостливо ожидая возвращения хозяйки. На столе стояли пакеты с печеньем, мюслями и хлебом. На тумбе рядом с холодильником были выставлены соковыжималка и три яблока - похоже, что хозяйка так и не успела сделать себе свежий сок, когда ее забрали в больницу.
Старая покосившаяся дверь выходила из кухни в затянутый непроходимыми зарослями сад, а напротив двери располагался старый сарай, создавая некое подобие коридора. Оконные рамы в сарае сильно обветшали и местами потрескались, отчего стекла, казалось вот-вот готовы были вывалиться, обнажив стихиям содержимое сарая.
“У этого сарая есть потенциал стать полноценной пристройкой к дому”, - красноречиво говорил агент по недвижимости, раздвигая на своем пути выросшие в человеческий рост колючки.
“У этого дома вообще большой потенциал”, - улыбнулась я в ответ, погладив рукой желтый облицовочный камень стены.
Солнце медленно скользило по деревянному забору сада, выхватывая обломки садового оснащения и сухих веток. Осмотрев неровные плиты патио, я направилась вслед за агентом обратно в дом. Он еще долго говорил о небезопасном электрическом плане дома и возможности переустройства первого этажа, на котором отсутствовал такой важный элемент как уборная. А старый дом покачивал антенной за окном, готовый принять мое сочувствие и открыть свои кирпичные объятья для новых воспоминаний.
Перед уходом я еще раз заглянула в увешанную фотографиями и декоративными тарелками гостиную. Быстро окинув освещенные солнцем обрывки никому теперь не нужной памяти, я повернулась, чтобы уйти. И на мгновение мне показалось, будто заскрипела не смазанная металлическая педаль на фотографии, где покойная хозяйка катала сына на велосипеде. И откуда-то из глубины времени в старых стенах раздался веселый детский смех. Побежали по старым половицам маленькие детские ножки, а вслед раздался шорох поплинового платья. Они навсегда останутся там - маленький мальчик и молодая, еще не преданная, еще не брошенная им мать. Даже когда продастся дом и вывезут из него старые фотографии, керамические тарелки и игрушки в больших картонных коробках, даже когда снимут скрипящие половицы и установят новую лестницу, старый облицованный желтым песчаным камнем дом будет хранить в своей памяти голоса и шаги прожитой в нем жизни. Он будет помнить. Он будет писать свою историю воспоминаний.
Я осторожно прикрыла за собой рассохшуюся деревянную дверь. И топот маленьких ножек и звонкий смех малыша, игриво убегающего от матери, вырвались наружу, еще долго разлетаясь по старому приморскому городку.
5 Apr. 2022