Кукиш без масла

 
Ничего более нелепого и абсурдного, кроме размещения Музея истории религии и атеизма — единственного в своём роде, и даже в мировой практике, в здании величественного Казанского собора, — памятника русской воинской славы, хранилища чтимого списка чудотворной иконы Божьей Матери Казанской и усыпальницы генерала-фельдмаршала Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова — придумать было нельзя. В чьём воспалённом мозгу могла возникнуть реализовавшись столь кощунственная идея?! История умалчивает имя носителя этого абсурда, но год основания музея — 1932-ой  и место музея — Ленинград, косвенно на это указывают.

Поднявшись до вершин архитектуры монументального творения с девяносто шестью массивными колоннами у входа, семидесятиметровой высоты, с его божественным наполнением, позволю себе опуститься до уровня человеческого примитивизма, бескультурья и некой низости, соседствующими в нашем бытие, как и многое в нашей жизни наряду с высокими категориями…

Жили мы тогда кратковременно в Ленинграде. Я — командировочный из Москвы на одном из многочисленных заводов Ленинграда, и моё семейство впридачу — жена с маленьким сыном, провели почти всё лето того благословенного года, в городе, каком поискать! Среди красот рукотворных шедевров, прикоснувшись к величию и помпезности культурной "северной столицы", насладившись неповторимым городским колоритом, присущим только этому городу. Об этом сказано-пересказано немало и не мне смертному в который уже раз браться за описание того, что было уже воспето до меня в более восторженных выражениях. Тем более, что речь пойдёт не об этом...

... Остановка троллейбуса — конечная, не припомню номера маршрута, находилась как раз, почти рядом, позади, с тыльной стороны упомянутого Казанского собора. Довольно часто мы пользовались этим маршрутом для наших поездок из центра города к месту нашего проживания в общежитии на Малодетскосельском проезде (сейчас проспекте), что было совсем рядом с помпезным Фрунзенским универмагом на Обводном канале. Завод выделил нам отдельную большую комнату в небольшом одноэтажном общежитии.

И в тот раз, мы с женой (сына оставили дома — он был смирный и вполне оставался один, занимаясь своими малолетними делами), нагулявшись и прикупив что-то, возвращались к себе на Малодетскосельский. Я, с тяжёлыми сумками, немного поотстал от жены, а она налегке подбежала к почти пустому троллейбусу конечной остановки и зашла внутрь. Боясь опоздать, и я поддал шагу, собираясь последовать за ней. Водитель троллейбуса, а верней водительница, так как была она женского пола, пристально и неотрывно наблюдала за моим поспешанием. Я это говорю с уверенностью, так как во время своего спурта с отягощениями сам смотрел на неё. А она — на меня. Оббегаю троллейбус перед ней спереди, подбегаю к передней открытой двери и ... Дверь с шумом захлопывается прямо перед моим носом. Я стучу, чтобы привлечь внимание "предводительницы". Мало ли что. Может она близорука и не видела меня? Хотя, как с этим дефектом она может управлять троллейбусом? И тут, на мой стук, вместо того, чтобы открыть дверь, тем более, что жена в это время ей подавала соответствующие однозначные голосовые сигналы, "предводительница" всем корпусом разворачивается на своём "троне" и как камень из пращи резко выбрасывает в мою сторону руку, заканчивающуюся своеобразно сжатым кулаком, где в его очертаниях безальтернативно просматривается не что иное, как… дуля. Этот жест в народе ещё называется — фига, или комбинация из трёх пальцев, или кукиш, или шиш — кому как нравится.

Оскорбительный, надо сказать, жест для большинства людей, проживающих в наших северных широтах. (Побродивши по свету, побывав в том числе в португалоговорящей Бразилии, я столкнулся с тем, что эта же выразительная комбинация у тамошних жителей обозначает не только совершенно другое, но и совсем противоположное. У них это символ удачи и счастья. Поэтому, сильно не удивляйтесь, если увидите там это изображение в виде фигурок побольше и поменьше, из дерева или других благородных материалов в обычной продаже.) Вот такой неожиданный и недружественный, надо отметить, жест конкретно по моему адресу. За что? Чем я заслужил это? Мало того, она ещё и оскалилась в улыбке с каким-то хулиганским азартом, получая при этом, и это было мне хорошо видно — искреннюю радость садиста. Затем, усевшись поплотнее, она, в ореоле своего личного достоинства от нанесённого мне оскорбления, включила приводной электромотор троллейбуса и с чувством исполненного долга отправила свой вагон по маршруту, унося между прочим и мою дорогую супругу. И чем я ей не сподобился?

Сами понимаете, а если не понимаете, то я вам скажу, что плохо переношу подобного рода выходки — могу и обидеться. Тем более, что водительница та в силу своей распущенности и безнаказанности, изголяясь таким образом наверняка не в первый раз над безответными гражданами, и не предполагала каких-то ответных мер от закалённого во всякого рода катаклизмах индивидуума, каковым я и был в тот момент. К тому же, тогда, я строго верил в неотвратимость, неизбежность и справедливость наказаний за содеянное зло. Не зря моей любимой книгой всегда была и остаётся до сих пор — книга Александра Дюма "Граф Монте-Кристо". А может, это было её такое хобби? Увлечение, так сказать, говоря русским языком: нате вам, а там, — хоть трава не расти.

В который раз пытаюсь разобраться в акте ею содеянном. А может быть она мне пожелала счастливого времяпровождения по-бразильски? Но с этим пожеланием я был тогда не знаком, так как до Бразилии тогда ещё не доехал, а она и подавно. А достучаться за объяснениями к признанным знатокам особенностей русской души Достоевскому и Гоголю не представлялось никакой возможности — далече были. Вот я и решил действовать по накатанному: "профком, партком и общественные организации."

Работница троллейбусной службы, располагающаяся тут же в бельэтаже рядом стоящего с конечной остановкой здания, к которой я обратился, объяснив своё горе, посоветовала мне проехать одну остановку, где располагалась главная диспетчерская служба. Я так и сделал. А там, к моей радости меня ждала моя супруга, сошедшая с того злополучного троллейбуса и меня поджидающая. Справедливости ради, к моему удовлетворению, ко мне отнеслись с должным вниманием: записали мои показания, смогли по горячим следам определить искомый вагон и его водительницу, мой адрес, успокоили, посочувствовали и пообещали принять надлежащие меры. В то время советскую власть ещё никто не отменял и соответствующий порядок поддерживался неукоснительно.

Прошло какое-то время. Мы всё ещё находились в Ленинграде. Неприятный эпизод стал подзабываться, замещаясь другими — более содержательными событиями. И тут, по почте приходит заказное письмо из Главного управления троллейбусным парком города. Солидное такое: на хорошей бумаге, с печатью и подписью начальника. Доложу я вам, читал его с упоением, наполняясь гордостью за наше справедливое общество.

Содержание письма сводилось к всяческим извинениям за случившееся. Мне сообщали, что по моей жалобе было проведено расширенное собрание троллейбусного парка, на котором было рассмотрено дело водителя троллейбуса (такой-то), злостно нарушившей правила линейной эксплуатации подвижного состава. По материалам собрания, водитель троллейбуса (такая-то) лишена тринадцатой зарплаты с соответствующей записью в учётную карточку работника.

Что ещё сказать? Кому-то кукиш с маслом, а кому-то и без. Говорю об этом, исключая всякое злорадство, со святым чувством торжества высшей справедливости. Прошу прощение за высокопарность, не во всём соответствующей видимой простоте и обыденности этой истории.