Чарли было тревожно. Не понятно из-за чего, и от этого к чувству тревоги добавилась злость.
Она, в принципе, последнее время много злилась. Причин было много, и главная из них – невежественность и леность людей, с которыми ей приходилось делить ареал обитания. В силу происходящих в этом мире событий, она окончательно разочаровалась в роде людском, полагая достойными только около двадцати процентов из них. Самым страшным грехом, в котором были виноваты люди, Чарли считала их нежелание самостоятельно думать, да и в принципе, думать вообще. Это же, в свою очередь, делало их существование бессмысленным, ибо так оно сводилось к простым инстинктам – есть, глазеть в гаджеты или ТВ, плодиться (тоже не понятно зачем?) и оставлять после себя многие тонны отходов.
Однако, самым важным грехом, в котором Чарли обвиняла делящих с ней этот мир, было то, что они утратили красоту.
Красота – важнейшая из ценностей под небесами, словно утекала, как вода из кувшина Калы, и ее больше не было видно ни в лицах людей, ни в их поступках, ни в том, что они создают. Казалось, словно нечто убило эту красоту в них, а вместе с ней, они утратили и свою ценность.
Чарли смотрела на людей и больше ничего в них не видела. Ей хотелось взять фонарь, и, как некогда это делал Диоген, бродить по улицам со словами «ищу человека», зная, к сожалению, что поиски тщетны.
Ее день начинался с кофе. Обязательно много и непременно Lavazza. Напиток словно включал ее, как заводную куклу, и она начинала говорить, стремясь научить думать, указать на взаимосвязи и смысл, последовательность и акценты.
И так день за днем, словно тиканье, замкнутое во вращающейся центрифуги времени.
И сожаление, что прошедшая осень снова не была последней, что пришедшая весна так же ничего в себе не несет, и все повториться снова и снова, до исступления, до полной апатии.
И только звездные ночи – часы, когда есть с кем поговорить. Подняв голову Чарли видела то лучшее, что в ней есть, пусть даже это и пыль.