По-моему, героизм вовсе не в том, чтобы сидеть в окопах и стрелять в людей, но в том, чтобы иметь мужество жить в согласии своей совестью
Герман Гессе
Хочу, чтобы человек был самим собой. Только скот загоняют в стадо
Уильям Сароян
Вечерело. Сержант перешел на шаг, чтобы перевести дух. Вообще чёрт знает что, с какой стати он должен бегать за дезертиром? Пусть бы сами ополченцы за ним и гонялись! Так нет, контрактниками все дырки затыкают... Они, может, сегодня собирались к местным аксиньям любовью заняться, а тут этот сцыкун… Сбежал, да и Бог с ним! Другие придут, идиотов хватает…
Из-за кустов послышался шорох, сержант среагировал чётко, как в разведке: мягко отпрыгнул в сторону и бесшумно снял с предохранителя накинутый на плечо калаш . На поляну, озираясь, вышел ополченец – худой мужик лет сорока в заляпанной, не по размеру форме.
- Стоять, - выскочил сержант, лязгая затвором. – Подними руки и медленно повернись кругом!
Тот поднял руки, повернулся. Вроде, оружия не видно.
- Теперь снимай брюки и положи на землю.
- Зачем? – удивился ополченец, разглядывая скуластое лицо сержанта.
- Снимай, сука. Добегался...
- Вот как? – улыбнулся беглец. - Ну ладно…
Сержант достал ремень из брюк дезертира, затем одну за другой с треском оторвал пуговицы и бросил обратно ополченцу:
- Надевай. Будешь идти, придерживая руками.
Они медленно отправились назад по тропинке с пожухлой травой по обеим сторонам.
- Не понимаю, - вырвалось у сержанта, - на что ты надеялся? Куда собирался бежать?
Беглец не ответил, по-прежнему молча шагая впереди сержанта.
- Некуда было тебе бежать, - сам себе ответил сержант.
- Отчего же, - дезертир остановился и повернулся лицом к сержанту. – Земля большая, на всех хватит.
- Земля-то большая, - ухмыльнулся сержант, - но от меня не уйдешь. Куда бы ты ни пошел, я всегда буду у тебя за спиной. Иди, давай.
- А смысл? - неожиданно улыбнулся ополченец, не трогаясь с места. - Неплохой денёк, чтобы умереть.
- Ты, типа, герой такой? Хочешь сказать, что хочешь умереть прямо здесь?
Они стояли, глядя друг на друга. Низкорослый крепыш сержант с автоматом наперевес и худой ополченец, обеими руками поддерживающий брюки. Странный какой-то он был, этот дезертир, совершенно не похожий на других.
- Не то что хочу, - снова улыбнулся ополченец, – но уж лучше здесь, чем в окопе…
- И чем же лучше?
- Ты не поймешь, - с сожалением проговорил беглец. – Вот смотри, ты откуда?.. Бурят?
- Ну…
- И что ты тогда здесь делаешь? У вас сейчас китайцы землю забирают… Слыхал хоть об этом?
- Да, мать звонила…
- Ну вот, - кивнул ополченец. - Разве не умнее было бы бросить все и ехать домой, помогать родителям?
- Ты что, соблазняешь меня на дезертирство? А как же Россия?.. Что будет с Россией, если каждый начнет отлынивать?..
- Пи…ц. Какая Россия? Кому, нафиг, мы здесь нужны? Даже бабки местные проклинают и плюют нам в след...
- А что тебе бабки? Здесь нацисты на каждом шагу, и Россия послала нас воевать с Америкой! Здесь наш рубеж и ни шагу назад…
- Блин, что у тебя в голове!.. Какая Америка? Ты хоть одного американца видел? Тебя просто дурят телевизионными картинками. Сказками про нацистов или про убитых детей Донбасса... А в реальности вся эта война затеяна только для того, чтобы прикрыть пи…ц в разворованном российском бюджете. Обычное переключение внимания. В стране разруха, дома разваливаются, Китай забирает земли у бурятов, а по телевизору – сказки про украинских нацистов…
- Ты что, думаешь, и нацистов нет?
- Есть, блин, только не там, где тебе показывают! Знаешь сколько в России фашистских организаций? Пятьдесят три! Пятьдесят три грёбанных фашистских организации… Ты ещё скажи, что не слышал про съезд фашистов в Питере…
- А ты не сравнивай наших с украми…
- Да я и не сравниваю. Знаешь, как Невзоров сказал: «Нацизм - это не нашивочки. Нацизм - это бомбить Мариупольский роддом»… Или насиловать и убивать десятилетних девочек в Буче… Ты думаешь, такого «освобождения» ждали украинцы?
- ...
- Эта война ведется не против Украины, а против России. Чтобы повязать нас убийствами, пытками, изнасилованиями… вообще кровью, как в банде… Чтобы кучка путинских чиновников стала ещё богаче… И врут, врут, врут без конца…
Они все стояли возле залитых солнечными лучами кустов малины.
- А мародёрство? А грабежи?.. – продолжал ополченец. – Ты же видел, сколько всего вывезли русские солдаты из домов украинцев?.. Ковры, телевизоры, часы, трусы, даже унитазы… Грёбанные унитазы! Вот нафига воровать унитаз?... И вот ещё что: если России так нужна Украина, зачем разрушать заводы, зачем бомбить жилые дома и убивать людей?.. Такое ощущение, что здесь Россия собирается устроить захолустье типа БАМа, где кроме алкашей и откинувшихся зеков никого и не встретишь. Ни работы, ни образования, ни перспектив на нормальную жизнь…
- Да, на БАМе жопа, – кивнул бурят. – Видел своими глазами…
- Ну вот… А нам сказки по телевизору… Как будто мы сами не видим, что здесь происходит… Понимаешь, - продолжал дезертир, - наша беда в том, что русские считают себя какими-то особенными. Мы боимся общаться с людьми других национальностей. Смотрим телек и думаем, что знаем мир. А на самом деле… - он махнул рукой, словно не желая продолжать.
- Что на самом деле? – спросил сержант.
- Люди везде одинаковые, все хотят жить, все хотят мира и любви, тепла и света…
Ополченец всё стоял лицом к сержанту, поддерживая брюки руками. Бурят вдруг подумал, что не хочет вести ополченца обратно. Ничего хорошего его там не ждало.
Достал из кармана свернутый брючный ремень, бросил беглецу: «Заправься». Забросил за спину автомат, потом сказал:
- Может, ты иди, а я скажу, что упустил тебя?
- А ты обратно в эту банду? Хочешь, уйдём вместе?
- Не знаю, я как-то не думал…
- Ну, так подумай! – улыбнулся дезертир. – Никогда не поздно изменить жизнь.
- Не знаю, - повторил сержант.
Они пошли рядом, неспешно переступая по тропинке.
- Понимаешь, - начал ополченец, - мы ограничены навязанными нам представлениями. Если бы вместо телевизора заглянуть в душу…
И вдруг раздался сильный взрыв, сержанта опрокинуло и куда-то понесло…
…Когда бурят пришел в себя, он лежал на левом боку. С трудом приподнял голову и огляделся. В воздухе пахло пороховой гарью, медленно рассеивался дым. На повороте, там, где над тропинкой склонялась тонкая березка, виднелась большая воронка. Растерзанное взрывом тело беглеца отбросило в сторону, прямо на просевшие кусты малины. «Ополченская растяжка, - понял сержант. - Еще, видно, суки, пару гранат привязали».
«Надо попробовать подняться», - подумал он спустя какое-то время. Осторожно согнул в локте правую руку: работает! Перевернулся на спину и пошевелил левой рукой: в порядке! И только когда попытался сесть, он почувствовал боль в левом бедре. Тупую, пульсирующую… Он посмотрел на ноги. Вернее, на правую ногу. Левой ноги у него больше не было. Струей вытекала кровь, окрашивая штанину в бурый цвет.
«Вот, чёрт!», - мысленно выругался сержант, откидываясь на спину. Потом снова приподнялся, времени разлеживаться не было: жизнь покидала его вместе с кровью. Из последних сил достал бинт и перетянул бедро в паху: течь уменьшилась. Посмотрел на ополченца: тому было уже всё равно. Бурят откинулся на спину, собираясь с силами.
Прошло ещё немного времени. Он по-прежнему лежал на спине. Вспомнил про автомат и несколько раз с надеждой выстрелил в воздух. Полежал, ожидая ответных выстрелов, и, когда ничего не услышал, понял, что помощи не будет…
Жизнь уходила. Медленно, бесповоротно...
Оставив попытки спастись, сержант смотрел в безмятежно-голубое весеннее небо Украины и думал о словах ополченца. И чем больше он думал над этим, тем крепче в нем зрело чувство, что дезертир был прав: их смерти были совершенно напрасны. Они не принесли никакой пользы ни себе, ни людям… Лучше бы он оставался дома и помогал родителям…
Потом он умер. И только юные трепещущие осины были свидетелями его смерти.