С утра я, Козухин и Галька попали под раздачу. На работе вывесили приказ директора о новогоднем оформлении интерьера. В нём говорилось:
«В целях празднования Нового года постановляю:
1. Обмишурить стены холла
2. Огирляндить вертикальные поверхности
3. Офонарячить холл
4. Обдождить и обигрушить ёлку у входа!
Ожидаемый результат: создание праздничного настроения в коллективе.
Ответственные: Титов, Козухин, Гулькина».
- Обмишурить, значит? – сказал Козухин. – И обигрушить? Ну, это мы мигом… только сперва, я полагаю, мы должны остаканиться адекватно ситуации!
- Адекватно – это сколько? – спрашиваю.
- Думаю, для почина – литрообразно, - Козухин достал из-за пазухи пузырь. – И всё будет мурсяво, уверяю вас.
Подошла третья ответственная коллега – Галя Гулькина, которую иногда для разнообразия звали Гуля Галькина.
- Будешь? – спросили мы.
- Позор! – сказала Галя-Гуля. – С утра напиваются только безнравственные, безвольные и безответственные люди!... налейте, конечно.
Мы принесли инвентарь для обмишурения и офонарения окружающей среды, размотали гирлянды.
- Был у меня знакомый якут, - сказал Козухин. – Была у него любимая народная мудрость. «Если ты выпил стакан водки, - говорил он. – Ты выпил стакан водки. Если ты выпил два стакана водки – ты выпил два стакана. Если ты выпил три стакана – ты выпил три…»
- Не улавливаю сути, – сказала Галя-Гуля. – Стакан, два, три… Это же очевидно. В чём тут мудрость?
- Мудрость – в количестве, - сказал Козухин. – Тебе не понять созерцательной философии северных народов. Концовки этой мудрости я ни разу не дождался, потому что после десятого стакана мой знакомый вырубался напрочь.
Мы с Козухиным вешали со стремянки гирлянду в виде надписи «С Новым годом!», а Галька Гулькина что-то выкладывала на стене из мишуры и блестяшек. Вернувшись на землю, Козухин изучил композицию Гальки и впал в прострацию. На стене была изображена какая-то торчащая дубина, верхнюю часть которой стыдливо окаймляла борода.
- Дас ист фантастиш! – сказал Козухин. – Замуж тебе пора, Галькина. Это ж надо – такой моржовый блюм во всю стену нарисовать!
- Сам ты блюм! – обиделась Галя. – Это Дед Мороз! И я не Галькина, а Гулькина!
Мы опросили проходящих коллег. Все единодушно подтвердили, что абстрактное произведение Гулькиной похоже не на Деда Мороза, а только на самую сказочную его часть – то есть, по определению Козухина, на моржовый блюм.
Позеленев от стыда, Галька заявила, что мы – племя извращенцев с острова Ю-тюб, сорвала со стены всю мишуру и бросила в морду Козухину.
- Ну и клей без меня, Пикассо! Сам-то хорош! Чего там с Титовым налепили?
Мы подняли глаза. Часть лампочек в нашей гирлянде погасла и осталась надпись: «С Новым г…!»
- Лозунг как раз в духе нашей конторы! – сказал Козухин. – Жаль, шеф не оценит, полезли переделывать.
Мы снова долго возились, настроили гирлянду, а потом слезли и остаканились адекватно ситуации. Заодно обдождили и обигрушили ёлку при входе.
Самое захватывающее ждало нас, когда мы стали офонарячивать холл. Лезть на стремянку выпивший Козухин отказался наотрез. Галька Гулькина выматерила нас по-матерински и полезла под потолок сама. Не успела она прицепить первый фонарик, как пьяного Козухина внизу повело и он выбил из-под неё лесенку.
Упав, стремянка рассыпалась на составные части, а Галька осталась висеть под куполом нашего цирка, вцепившись руками и ногами в какие-то крючья. Естественно, при этом она блажила как пароходная сирена, награждая нас самыми скверными эпитетами.
- Мурсяво! – закричал Козухин в восторге. – Держись там, Гулька Галькина! Уже побежали за новой лесенкой! Хочешь, я подбодрю тебя какой-нибудь песней?
Мимо шёл Сеня из технологического штата и остановился посмотреть на поющего Козухина и орущую Галю.
- Что это вы тут делаете? – спросил он.
- Офонарячиваем холл согласно приказа! – Козухин указал на задницу Гальки. – Первый фонарик уже повесили. Следующим будешь?
- Снимите меня, мародёры! – визжала Гулькина, болтая ногами и роняя на нас туфли.
- Прикольно! – оценил Сеня. – А можно тот же самый фонарик – но в короткой юбке?
- Снизу Гулькина смотрится лучше чем сверху, правда? – спросил Козухин. – Даже странно, что её ещё никто замуж не взял.
Сеня ещё раз поглядел снизу на Гальку:
- Можно я ребят из отдела тоже приведу позырить? Празднично как-то на душе стало…
- Убью! – орала сверху Галька. – Снимите меня, оборотни! Фисюки щеколдучие!
- Всё мурсяво! – заверил Козухин, сложив ладони рупором. – Тут тебе такие просмотры капают, Гулькина, ты бы только знала!
Потом обернулся ко мне и сказал:
- Ой, Титов, а ты здесь? Кто же тогда за другой стремянкой пошёл?
- Кажется, никто, - сказал я, чем спровоцировал новый взрыв ругани под потолком.
Пока я разыскивал запасную стремянку, под висящую Галю Гулькину стекались экскурсии со всех отделов и, по-моему, предприимчивый Козухин даже брал с них деньги.
- Разве не мурсяво, Титов? – спросил он меня по возвращении. – Думаю, мы достигли цели создания праздничного настроения в коллективе!
Мы подставили лесенку и изнемогшая Галька съехала в наши объятия.
- С приездом, солнышко! Как добралась? – заорал Козухин, за что был немедленно избит той же стремянкой.
- Ненавижу вас всех! – сказала Галька-Гулька. – Дайте мне выпить от нервов! Что ты там чесал про якутскую мудрость, Козухин?
- «Если ты выпил стакан водки – ты выпил стакан водки…» - напомнил Козухин. – «Если выпил два – ты выпил два…»
- В этом что-то есть, - устало сказала Гулькина. – Лейте три! Адекватно ситуации.
Таким образом мы постигли северную мудрость, а вверху горела надпись, в которой две буквы снова потухли и осталось «С Новым г…ом!» И всё было мурсяво…
(использована иллюстрация из открытого доступа)