Эпилог
«Цель психотерапии – сделать людей свободными».
Ролло Мэй
Я узнал, что моя подружка – лошадка благородных ирландских кровей. Это случилось, когда она заявила, что с детства мечтала венчаться в церкви.
Я неверующий человек. Во всяком случае, я считал себя таковым всю свою сознательную жизнь. Но во что я и сейчас не верю, так это в Церковь. У Бога, если он где-то как-то существует, не должно быть посредников. На то он и Бог, чтобы внимать без препон каждому – будь то христианин, иудей, мусульманин, буддист, язычник или даже атеист, отвергающий само существование Творца.
Но чего только не сделаешь для любимой женщины, возмечтавшей себя снова юной и невинной? И я согласился. И мы пошли за советом в ближайший католический храм, с настоятелем которого Джоанна уже успела свести знакомство.
– Вы, как я понимаю, не являетесь последователем католической церкви? – спросил отец Патрик, строго поглядывая сквозь толстые стекла очков.
– Нет, – признался я.
– Но вас хотя бы крестили в детстве? – еще строже воззрился он на меня.
– Наверное, – ответил я. – Помню, когда я был совсем маленьким, мать иногда надевала на меня крестик. Но так, чтобы не увидел отец.
– Кем была ваша матушка? Я имею в виду национальность.
– Немкой.
– Тогда, скорее всего, вас крестили по лютеранскому обряду. Это немного осложняет дело, – обратил он свой взгляд уже на Джоанну.
– Немного? – спросила она явно обеспокоенно.
– Я бы даже сказал – значительно, – уточнил отец Патрик. – В случаях, подобных вашему, когда человек даже не помнит точно, был ли он крещен, я обычно советую пройти весь обряд заново. Но вначале вам предстоит пройти этап обучения, который мы называем катехуменатом.
– Сколько времени это займет? – спросила Джоанна.
– Это зависит от стараний вновь обращаемого. Обычно – год. Но не меньше трех месяцев.
– Так много?! – неприятно изумилась она.
– Это всего лишь миг в сравнении с вечностью, которую мы надеемся обрести, приобщаясь к истинной вере! – напыщенно возгласил священник.
– То есть, для педерастов, если они примерные католики, проблемы венчаться нет? А любящим мужчине и женщине, если одному из них не повезло быть лютеранином, благословение брака католической церковью настолько затруднительно? – выпалила зло Джоанна.
– Я вам все сказал! – бросил отнюдь не кротко отец Патрик и демонстративно отвернулся.
– Пойдем отсюда на свет! – сказала Джоанна и потащила меня к выходу.
В магистратуре, как только мы заполнили бланки, нам предложили выбрать для регистрации любую дату, начиная с трехдневного срока. Джоанна выбрала 24 июня – день своего святого тезоименинника Иоанна Крестителя. Таким образом, наше гражданское бракосочетание все же пройдет, пусть и символически, под сенью церковного благословения. А у меня есть еще не меньше трех недель, чтобы спокойно закончить мою рукопись. Это будет мой свадебный подарок Джоанне, который она сама выпросила.
Джоанна, с первого дня проявившая живейшее участие к моим занятием «литеротерапией», как только мною был исписан уродливыми каракулями первый лист, начала выпрашивать почитать. Я твердо отказал. Достаточно было того, что я согласился записывать свои исповеди от руки. Доктор Штессингер объяснил свое настоятельное пожелание тем, что таким образом, якобы, лучше происходит «заземление» негативных эмоций и навязчивых идей, которые я должен экзорцировать из своей травмированной подкорки. Еще он просил меня ничем себя в процессе письма не сдерживать: ни в крепких выражениях, ни в построении сюжета, не заботиться о стиле и даже не обращать внимания на орфографию. Главное – быть предельно искренним и сосредоточиться на том, что волнует меня в данный конкретный момент. Я принял условие, и это стало причиной некоторой сумбурности и экзальтированности текста. Но, в свою очередь, я заявил доктору, что в таком случае ни при каких обстоятельствах не покажу ему свое сочинение, на что он с легкостью согласился и даже сказал, что лучшим решением будет вообще сжечь текст по завершению, а пепел – «развеять по ветру». Мол, таким символическим жестом я окончательно разорву связь со своими «ложными и актуальными маниями».
Тут он уже слегка перехватил, конечно. Сжечь труд, над которым я корплю почти уже год, было бы не просто легкомыслием, а сущим преступлением. И не потому вовсе, что я считаю свою работу чем-то достойным постороннего внимания или даже признания. Нет, я не слишком высокого мнения о своих литературных талантах. Но если я в своей жизни и сделал нечто осмысленное – предельно искренно и с некоторым даже мистическим трепетом – то вот оно, мое деяние, перед вами.
Именно по этой причине мне и хочется довести начатое предприятие до конца, а после уже представить на суд читателя, пусть даже моим первым и, возможно, единственным читателем станет Джоанна, которая меня все это время поощряла и поддерживала. Но прежде еще надо перенести текст с бумаги на виртуальные скрижали – набрать их в «ворде». Иначе моя драгоценная читательница просто не разберет мои каракули. Я даже думаю, что как раз Джоанна мне в этом и поможет: я стану ей начитывать текст по вечерам, а она будет отстукивать его на клавиатуре. Заодно, кстати, исправит грамматические ошибки. Чем не романтическое занятие для молодоженов? А пока надежнее будет запирать рукопись в шкафчике стола, чтобы не соблазнять ее любопытство и уберечь от преждевременного разочарования.
Собственно говоря, повесть моя практически закончена. Осталось лишь записать историю моего спасения. И здесь мне не обойтись без участия Джоанны, от которой я и узнал ту часть истории, которая была от меня до последнего момента скрыта.
Пока я пребывал в Гюлистане, Джоанна поддерживала мобильную связь с моим гидом. Но в какой-то момент выйти на него не поучилось. Для беспокойства причин пока не было: она решила, что мы с Харифом, возможно, уехали путешествовать по стране. К тому же, как позже призналась моя ненаглядная невеста, в тот отрезок жизни ей было не до меня: она действительно пыталась наладить личную жизнь. Говоря без обиняков, разочаровавшись во мне окончательно, Джоанна была занята поисками более надежного спутника жизни. И я сам был виноват, что заставил ее оглядываться по сторонам. Я должен был серьезнее отнестись к ее шуточкам насчет толпы соискателей, выстроившихся в очередь на ее неокольцованную ручку, молодое и ладное тело, добрый характер и острый ум. Не говоря уже о домике, солидном счете в банке и профессиональной состоятельности, которой одной было достаточно, чтобы все вышеперечисленные материальные блага, при необходимости, приобрести заново. Словом, моя «золотая рыбка» готова была выскользнуть из сетей, в которые заплыла семь лет назад по собственной воле, а я, оболтус, так беспечно все не вытягивал на берег, словно демонстрируя бедняжке, что вполне могу рассчитывать на рыбу и покрупнее.
Нельзя мне было уезжать в Гюлистан! Надо было остаться. Или, еще вернее, уговорить ехать в Москву, чтобы обновить наши с ней романтические впечатления и на этой волне признаться в неблагодарной любви, просить прощения, а вместе с ним – и согласия на брак. Теперь-то я знаю, что она согласилась бы. Немного бы поупрямилась, как все любящие, но обиженные женщины, чтобы не выглядеть осчастливленной дурой, и согласилась бы. Но уехав в Гюлистан, я, как оказалось, невольно отправил бедняжку в Прагу с одним «симпатичным новым другом». Это была невинная дружеская поездка, о которой она меня, однако, не сочла нужным предупредить. Исключительно ознакомительная поездка. То есть – не с Прагой, а с возможным кандидатом на брачный контракт. И подгадала она свой отъезд как раз ко дню моего предполагаемого возвращения из Гюлистана. И я подозреваю, что дата была выбрана не случайно, а с мстительной целью показать полное и окончательное равнодушие к самому факту моего существования в ее жизни. Однако так случилось, в связи с известными уже вам, дорогой читатель, событиями, что коварный этот план не удался: «кандидат» ее совершенно разочаровал, а меня, чтобы выместить на мне горечь разочарования, в день ее возвращения из романтического путешествия на месте не оказалось. И вот это последнее обстоятельство ее сильно разозлило. Настолько, что она тут же позвонила в агентство, через которое я заказывал тур, и устроила скандал, требуя исчерпывающей информации. И только когда ей сообщили, что я вообще не возвращался в Цюрих по заказанным билетам, а возможно прилетел другим рейсом или даже остался еще поразвлечься в понравившейся стране, Джоанна и забеспокоилась. Тогда она сделала еще несколько беспорядочных звонков. Сначала – в справочную Kloten Airport, где, после долгих препирательств, ей все же сообщили, что в указанный период – с 15 по 20 мая – пассажир по фамилии Роберт Ганн в аэропорту Цюриха не приземлялся. А после – в аэропорты Женевы, Берна, Лугано и даже Сьон. И отовсюду получила сокрушительный отрицательный ответ.
Была уже поздняя ночь, когда, несчастная и растерянная, она легла в постель. Но уязвленная женская гордость и, опять же, женская логика, со своими особенными странностями, так болезненно будоражили ее нервную систему и клетки серого вещества, что спасительный сон все не шел. Джоанна слишком хорошо меня знала, чтобы предположить, что я мог по собственному желанию остаться еще на какое-то время в Гюлистане – стране, в сущности, до безобразия скучной, для которой хватило бы и трех дней, чтобы вполне пресытить любознательность придирчивого туриста. Ведь ей самой довелось прежде проскучать там неделю. Ведь она потому и сагитировала меня на эту поездку, чтобы насолить, и даже попросила моего гида устроить так, чтобы сделать мое путешествие как можно более унылым и разорительным, что, в сущности, Хариф и старался исполнить по мере возможности и своих собственных представлениях о дорогостоящих скучных увеселениях. И тогда она решила, что причина может быть лишь одна: женщина! Только женщина могла заставить слабовольного мужчину, вроде меня, изменить планы, задержаться в Гюлистане или даже уехать вместе в другую страну, чтобы продлить приятное знакомство. Эта мысль угнетала бедняжку и, одновременно, раззадоривала строить мстительные планы относительно меня – вероломного предателя. Но для начала надо было этого предателя найти. И Джоанна сразу включила на полную мощь свой недюжинный интеллект и энергию.
На следующий день с утра она снова засела за телефон, обзванивая многочисленных знакомых по всей Европе. Нужный человек обнаружился в Киеве. Джоанна связалась с ним, поставила задачу, обговорила условия и бросила аванс на указанный счет.
Предполагаю, что поначалу это была не очень большая сумма. Этот человек – профессиональный хакер – должен был вычислить мое местоположение. Проще всего было сделать это, отследив операции по кредитным картам. С данными по картам проблемы не возникло: Джоанна перерыла все мои вещи и нашла банковские вкладыши. Хакер обещал справиться за пару часов. Но в тот же вечер, когда виртуальный следопыт вышел на связь, мою голубку ожидало неожиданное разочарование: ей сообщили, что последняя операция по одной из моих карт прошла... аж девять дней назад! То есть – за три дня до моего запланированного отъезда из Велиабада. Такого просто не могло быть. Она ведь знала, что я не охотник брать с собой в путешествие большие суммы наличными. На что же я жил эти последние три дня? – терялась она в догадках. Куда я мог после бесследно исчезнуть?
И тогда киевскому хакеру была поставлена новая задача: продолжать искать, сколько бы времени и средств на это не ушло. Любыми способами. Везде, где только возможно. Вот тут уже Джоанне пришлось основательно раскошелиться. Но все – впустую. Меня нигде не было. Шли дни, недели, прошел месяц, совестливый хакер предлагал отказаться от бессмысленных поисков, но моя верная подруга не сдавалась.
Возможно, это был едва ли не первый случай в ее жизни, когда она почувствовала свое бессилие и тупость. Она сама призналась, что настолько отупела от горя, что не могла придумать ничего умнее, чем днями напролет прочесывать мои виртуальные аккаунты – вдруг я где засвечусь. Она даже залезла ко мне на форекс, надеясь, что я продолжаю скрытно работать из своей неизвестности. Она взломала мою покерную страницу, словно это как-то могло ей помочь!..
Слушая ее рассказ, я буквально прослезился от умиления: как же она меня любит! И в то же время, мне было немного стыдно. Возможно, думал я сокрушенно, в то самое время, когда я окапывал грядки в поместье гюлистанского нувориша, проклиная и завидуя свободной и роскошной жизни этой стервы в нашем домике в Цюрихе, она, несчастная, сидела на стульчике перед моим компом, обильно орошая слезами мою не первой свежести рубашку!..
Наконец кто-то из сочувствующих наших знакомых, кому она уже надоела со своим причитаниями, догадался посоветовать Джоанне сходить в посольство Гюлистана – навести справки. И она, шлепнув от избытка чувств себя по лбу, – как же я сама не догадалась! – помчалась в Берн.
В посольстве ее доброжелательно встретили, вежливо выслушали, возмущенно удивились, – «Такого просто не может быть! В Гюлистане люди вот так просто не пропадают!», – пообещали быстро разобраться и отправили, несколько успокоенную, восвояси.
Потом она ездила еще пару раз – и все без толку. А в последнее свое посещение устроила скандал, заявив, что ее друг – гражданин США, что она подключит американское посольство, что это им просто так с рук не сойдет и она их всех засудит!.. Но по странной логике, на волне возмущения и отчаяния, вдруг решилась ехать в Гюлистан сама.
В Велиабаде, в багажном отделении аэропорта к ней подошли двое штатских и вежливо, но настойчиво попросили пройти с ними. На вполне резонные вопросы вежливые молодые люди отвечать отказывались, погрузили вещи пассажирки в тележку и препроводили в комнату таможенного контроля.
Потом она сидела на диванчике, с ужасом представляя себе унизительную процедуру обыска. Но обыскали только чемодан и дорожную сумку – весьма деликатно, после чего извлекли из ручной клади планшет и попросили пароль. Давать пароль Джоанна наотрез отказалась и после полчаса злорадно наблюдала, как совсем молоденький парнишка, которого специально вызвали, пытался взломать ее ноут. Но к тому моменту, когда ему это удалось, девушка успела обрести спокойствие. Связать воедино мое исчезновение, скандал, учиненный ею в посольстве, и задержание в аэропорту было естественно – и она лишь мысленно похваливала себя за предусмотрительность. Дело в том, что до отъезда в Велиабад она решила на всякий случай оцифровать все касающиеся меня найденные в доме документы и бросила их на почту. И не на свою, а на один из мэйлов, любезно предоставленный подругой. Даже наши с Джоанной совместные фотографии, некоторые – весьма пикантные, она удалила со всех гаджетов, сбросив на флешку. Вряд ли отсутствие прямых фактических доказательств нашей с ней тесной связи имело какое-то решающее значение для этих таможенных пинкертонов, но, как, удовлетворенно посмеиваясь, сообщила мне после Джоанна, обескураженные ищейки явно поскучнели.
Потом заявился шеф – высокий усатый господин в голубой униформе – расположился в своем начальничьем кресле и пригласил Джоанну подсесть к столу. После пары дежурных вопросов он соблаговолил объяснить, что ее имя занесено в «черный список» лиц, чье присутствие в стране нежелательно, почему и был проведен более тщательный таможенный досмотр. На вопрос, с чего это она вдруг стала персоной нон грата, офицер снисходительно ответил, что причины ему неизвестны – он всего лишь выполняет служебное предписание, а за разъяснениями она может обратиться в посольство Гюлистана в своей стране, куда ей придется вернуться первым же рейсом.
Вернувшись в Швейцарию, Джоанна уже на следующий день отправилась в посольство США. Рассказав о моем исчезновении, подозрительном бездействии посольских чиновников Гюлистана и ее беспардонном выдворении из гостеприимной страны, она предположила похищение и даже вероятность убийства американского гражданина, потребовав самых решительных действий.
– Защита граждан Соединенных Штатов Америки, где бы они не находились, первейшая из обязанностей государства! – заявил молодой атташе, сурово поиграв желваками на каменном лице.
Предложил написать заявление и, если есть такая возможность, предоставить документы относительно господина Роберта Ганна, чтобы ускорить оформление официального запроса в соответствующие органы Гюлистана. Джоанна тут же и выложила на стол кипу предусмотрительно отсканированных бумажек и заполнила форму заявления. Поблагодарив гражданку за ценную информацию, молоденький дипломат с замашками Джеймса Бонда клятвенно заверил бедняжку, что делу немедленно будет дан ход и, как только появится первая информация, ей будет сообщено по одному из оставленных контактов. Несколько взбодренная визитом в посольство, но, не вполне доверяясь рутинному ходу бюрократической машины, моя упрямая подружка решила предпринять следующий, еще более дерзкий шаг в собственном расследовании.
– Я просто не могла сидеть сложа руки и ждать, пока эти долбаные дипломаты по своим долбаным дипломатически каналам начнут свою долбаную дипломатическую возню! Если бы ты видел этого идиота атташе с его прилизанной прической и гарвардским значком на выпяченной груди, ты бы меня понял, – выдала Джоанна, рассказывая мне свою историю, – и мне ли было ее не понять.
Словом, через несколько дней из Барселоны в Велиабад вылетел благопристойного вида турист средних лет – частный детектив, которого Джоанна раскопала и наняла через Интернет. А пару дней спустя на ее сотовый пришло SMS: «задержан провокацией за дебош прошу помощи по указанному счету департамента полиции размере 5 000 амеро».
Больше всего Джоанну взбесил не позорный провал этого самозваного сыщика, рекомендовавшего себя как «оказывал конфиденциальные услуги правительствам и высокопоставленным персонам», а то, что этот наложивший в штаны кретин воззвал о помощи по прямой связи – в нарушении им же установленных конспиративных правил! В отместку Джоанна промариновала его с неделю в Алиабаском «обезьяннике», где, как она надеялась, этого Сэндэлайо опустили ниже овцы, после чего, сжалившись, перечислила откупные.
Потерпев неудачу с засылкой разведчика в Гюлистан, Джоанна возобновила связь со своим киевским хакером и поручила ему собрать информацию относительно пропадавших в этой стране туристов: как часто, есть ли объявившиеся, каким образом спаслись, что они рассказывали? – и так далее. Через неделю добросовестный киевлянин прислал полный отчет. Оказалось, что за последние пять лет в Гюлистане пропало примерно 30 туристов – ничтожная, в общем-то, цифра в сравнении с другими странами. Тела 12 туристов были позже все же найдены и переданы родственникам: утопления, автомобильные катастрофы, нападения диких животных, пищевые отравления и прочее. И ни одного доказанного случая насильственной смерти!
И всего двое из пропавших объявились позже живыми!
Оба спасшихся заявляли что-то несуразное – о похищении неизвестными лицами, содержании в нечеловеческих условиях, изуверских истязаниях и прямой угрозе смертью. Обоим каким-то образом удалось бежать, и оба обнаружились, явившись самостоятельно в иностранные консульства в Тебризе. И что особенно странно, хотя по этим делам велись расследования, в обоих случаях до суда дела так и не дошли.
К отчету прилагались имена и адреса спасшихся чудесным образом туристов. Один из них был белорусом и жил в Могилеве. Другой – колумбиец, городская психиатрическая больница Боготы.
Пока ошеломленная девушка раздумывала, ехать ли ей в Могилев (свихнувшийся колумбиец автоматически отпадал), из американского посольства пришло по почте уведомление с приглашением визита. Это произошло, как я вычислил, дней через пять после нашего с Харифом побега.
В посольстве ее проводили в кабинет, где, кроме американского дипломата, пожилого человека с мрачно нахмуренным лицом, присутствовали еще два смуглолицых господина. Один из них оказался работником посольства Гюлистана, а другой был представлен как офицер гюлистанского отделения Интерпола.
– У нас появилась некоторая информация о вашем друге, – сказал озабоченным тоном американский чиновник, когда они расселись в креслах вокруг низкого стола, – и предоставил слово интерполовцу, сидевшему, приспустив голову, напротив Джоанны.
Тот начал издалека – с торжественного заявления, что Гюлистан, как демократическая страна, строго придерживаясь всех соответствующих международных договоров и хартий, неукоснительно следит за обеспечением прав и безопасности прибывающих на ее территорию иностранных граждан.
– Но, к сожалению, случаются прискорбные ситуации, когда правоохранительные органы страны вынуждены предпринимать крайние меры, чтобы пресечь противоправные действия отдельных иностранных граждан, могущих нанести существенный вред безопасности страны. И как бы мне не хотелось вас огорчать, – офицер на мгновенье поднял на Джоанну свои бегающие глазки, – случай, произошедший с вашим другом, как раз такого порядка.
– Что произошло?! – выдохнула на грани обморока Джоанна.
– Дело в том, что уже длительное время следственные органы Гюлистана ведут оперативные мероприятия по выявлению преступной сети наркодилеров, скрытно действующей на территории страны. И в числе прочих членов преступной банды, в поле зрения оперативников попал небезызвестный вам гражданин – гид одного из туристических агенств Гюлистана, – снова укусил Джоанну своим крысиным взглядом офицер. – Очень, между прочим, удобная должность для проворачивания различных незаконных махинаций с участием иностранцев!
– Но причем здесь Роберт? – возмутилась Джоанна.
– А притом, что у нас есть все основания полагать, что этот Хариф и ваш друг находились в преступной связи, то есть – были членами наркокартеля, головная база которого расположена в труднодоступных горных районах Афганистана. Именно оттуда товар распространяется по всему миру. В нашем регионе основным перевалочным пунктом наркотрафика является оккупированная Раменией территория Гюлистана. Мы давно об этом вопиющем факте трубим на весь мир! Однако решительные шаги со стороны международных структур, чтобы на корню пресечь преступный бизнес главарей этой самопровозглашенной, так называемой, республики почему-то не предпринимаются! – выразительно посмотрел интерполовец теперь уже на американского дипломата.
– Постойте! Вы хотите сказать, что Роберт – наркодилер?! – прервала их визуальную схватку Джоанна.
– Да, именно в этом он и подозревается, – перевел на нее совсем уже наглый взгляд офицер.
– Но это полная чушь! Я в это никогда не поверю!
– Вы, как частное лицо, вправе верить или не верить. Но у нас есть факты и доказательства. Вот, полюбуйтесь! – и офицер, поставив на стеклянный стол свой портфель из крокодиловой кожи, начал выкладывать перед девушкой фотографии.
На одной из фотографий, почему-то черно-белой, Джоанна с трудом узнала в небритом человеке с испуганным лицом Харифа. На другой фотографии был запечатлен он же, а рядом – несомненно – Роберт, ее дружок, то есть – я. Несколько размытое цветное фото было сделано, скорее всего, с видеокарты обычной уличной камеры наблюдения. На фотографии Хариф передавал мне какую-то цветную коробочку, на что я недовольно морщился.
Когда мне Джоанна рассказала об этих фотографиях, я не сразу сообразил – откуда у них мог взяться подобный снимок? Но потом вспомнил! Это было на второй день моего пребывания в Гюлистане, когда мы так мило с Харифом поужинали в уличном кафе. А после хозяин кафе, у него еще была такая кукольно красивая дочка, прислуживавшая нам за столом, презентовал мне эту коробочку. В нем было варенье! Шесть крохотных баночек с разными сортами варенья, которые я, к слову, так и не успел распробовать!
На других фотографиях, по словам Джоанны, был запечатлен гостиничный номер с разбросанными повсюду в беспорядке вещами. А на последней – два прозрачных пакета с белой массой неизвестного содержания: то ли кокаин, то ли героин, то ли обычная мука или даже сахарная пудра.
– И вы это называете «доказательства»? – презрительно усмехнулась Джоанна, к которой быстро вернулось самообладание.
– А разве не убедительно? – деланно удивился гюлистанец. – Изъятие наркотических веществ из номера мистера Ганна запротоколировано и засвидетельствовано. Есть и другие факты. Но мы их пока не можем обнародовать в интересах следствия.
– Значит, он арестован и находится в тюрьме? – чуть ли не обрадовалась Джоанна. – Но почему вы не известили посольство? Прошло уже больше трех месяцев!
– Не все так просто, – явно смутился офицер. – Дело в том, что в тот вечер, когда мы хотели взять подозреваемых, этого Харифа и вашего друга, им удалось каким-то образом скрыться. И в данный момент мы не располагаем информацией об их местонахождении.
– Как это возможно? – снова неприятно удивилась Джоанна.
– Мы предполагаем, что их могли предупредить сообщники. Были организованы поиски по горячим следам, но они, увы, не дали результатов. Потому мы и воздерживались от обращения в посольство. Но теперь, когда, как вы правильно заметили, прошел столь длительный срок, мы вынуждены объявить этих преступников в международный розыск. Есть вероятность, что им каким-то образом удалось выехать из страны. Если, конечно, не случилось худшего.
– Худшего? Что с ними еще могло произойти?
– Всякое бывает, – пожал плечами гюлистанец. – Это ведь преступники. Мы не исключаем возможности, что их могли убрать свои же. Чтобы замести следы. А тела надежно припрятали.
– Послушайте, не морочьте мне голову! – не выдержала Джоанна. – То они у вас «подозреваемые», то «преступники», то «скрылись», то их «убили»!.. Я достаточно хорошо знаю Роберта, чтобы не верить ни единому слову в вашей невероятной истории! Да и Хариф не такой человек, каким вы его пытаетесь представить.
– Именно поэтому мы к вам и обратились! – обрадовано подхватил этот крысеныш. – Вы уже длительное время находитесь в близких отношениях с мистером Ганном. А два года назад приезжали в Велиабад и, по странному совпадению, вашим гидом был все тот же подозрительный субъект – Хариф!
– Вы на что-то намекаете?
– Я всего лишь констатирую факты. Кстати, возможно вы не так уж и хорошо знаете своего дружка. Нам вот известно, что в молодости мистер Ганн привлекался по подозрению в употреблении и незаконном обороте наркотиков!
– Подумаешь! Какой нормальный парень не баловался в юности марихуаной? А за семь лет, что я его знаю, он ни разу ничего крепче айс-снафф не принимал. (Тут моя малышка слегка приврала. Мы с ней баловались кое-чем и покруче).
– Айс-снафф? Что это?
– А то вы не знаете! Нюхательный табак с «пылью».
– Вот видите!..
– Что – «видите»? Да в нем «пыли» меньше, чем в иных энергетических напитках, которые, кстати, открыто продаются в Гюлистане!
– О чем мы спорим? – снисходительно отмахнулся офицер. – Распространитель наркотиков совсем не обязательно должен быть наркоманом. Чаще всего, кстати, крупные наркодилеры ведут вполне разумный образ жизни и даже имеют официальный бизнес или цивильную профессию. Это общеизвестно! Ими движет в первую очередь жажда наживы. А некоторых к преступным деяниям толкает дурная склонность к рискованным авантюрам. Но мы пригласили вас сюда совсем не для того, чтобы вести теоретические споры. У нас к вам вполне конкретный вопрос: готовы ли вы с нами сотрудничать в поимке упомянутых личностей, против которых в моей стране выдвинуты тяжкие обвинения?
– Я?! – ужаснулась наглости этого нахала Джоанна.
– Разумеется, вы. Разве не вы приняли живейшее участие в поисках мистера Ганна? Обивали пороги Гюлистанского посольства, устроили скандал, угрожали судом. А после даже пытались нелегально проникнуть на территорию Гюлистана!
– Вы с ума сошли?!.. Я прилетела в Велиабад рейсовым самолетом по туристической визе! А меня задержали, грубо обыскали, допросили, как какую-то преступницу, заставили всю ночь провести в кресле в запертой комнате, а утром отправили обратно, заявив, что я – «нежелательное лицо»!.. Почему меня заранее не предупредили о запрете въезда в Гюлистан? Кто оплатит мне путевые расходы? Как вы собираетесь возместить потерянное мною время и психологический шок, который я пережила в ходе поездки?! – пошла в атаку Джоанна.
– Тут вы правы, – сбавил обороты гюлистанец. – Произошла досадная бюрократическая накладка. И мы, пусть и с запозданием, приносим вам глубокие извинения. А почему не пустили, теперь вам должно быть ясно: ваше присутствие в Гюлистане могло помешать оперативным действиям правоохранительных органов. Но теперь, когда вы все знаете, мы сами обращаемся к вам за помощью! Можно с большой долей вероятности предположить, что преступники попытаются с вами связаться. Если уже не связывались. Надеюсь, вы понимаете, что это ваш гражданский долг – содействовать поимке опасных преступников?
– Нет! – решительно заявила Джоанна.
– Как мне понимать ваше «нет»? Они с вами не связывались, или вы отказываетесь нас информировать? – въедливо спросил офицер.
– Я отказываюсь! Мой друг – не преступник. Вы пока это ничем не доказали.
– Я и не обязан вам ничего доказывать. А вот ваш отказ может быть истолкован как противодействие следствию и скрытие важной информации! Вы это понимаете?
– Так! – вскочила на ноги Джоанна. – Что здесь вообще происходит? Это что – допрос с пристрастием? Вы смеете мне угрожать? В таком случае, я немедленно звоню своему адвокату!
Чиновник американского посольства, сидевший до этого неподвижно, словно застывшая на охоте ящерица в засаде, обернул свое морщинистое лицо к Джоанне и произнес с тихим достоинством:
– Милочка, вы находитесь в посольстве Соединенных Штатов Америки, и вам здесь не требуется иной защиты, кроме защиты вашего покорного слуги. Господа! Мне кажется, наша неофициальная беседа пересекла границы необходимого и благоразумного. Мы пригласили мисс Хейс, чтобы проинформировать о судьбе ее жениха. Если же у вас имеются вопросы, выходящие за рамки данной темы, соизвольте искать для этого надлежащее место и форму. Но учтите! Ваши аргументы относительно преступной деятельности мистера Ганна, который так же является гражданином США, не показались и нам вполне убедительными. Поэтому я настоятельно предлагаю вам в кратчайший срок передать соответствующие документы нашим коллегам в Гюлистане, чтобы они могли провести собственное тщательное расследование. А пока, я полагаю, нам всем следует извиниться перед мисс Хейс за причиненное беспокойство. Вас будут держать в курсе относительно хода расследования, мисс Хейс. Всего доброго!
Эту беседу, записанную со слов Джоанны в моем собственном, несколько вольном переложении, я привел так подробно частью для того, чтобы показать, какие жестокие переживания выпали на долю моей невесты; частью же потому, что беседа эта содержит информацию, проливающую свет на некоторые, скрытые от меня до времени аспекты авантюры.
Сопоставляя позже факты, мы с Джоанной пришли к единому мнению относительно закулисной интриги, которая разворачивалась в чиновничьих кабинетах Гюлистана по мере развития разразившегося в связи с моим исчезновением скандала.
Очевидно, первую ощутимую рябь, слегка нарушившую спокойный ход дел в гюлистанских инстанциях, вызвали все же родственники моего гида, когда обратились к покровителям своего клана с просьбой выяснить судьбу сына уважаемого человека. Но поскольку в этой неприглядной истории были замешаны интересы сразу двух «красных» семейств, да еще накануне знаменательного для них события – заключения брачного контракта их высокородных отпрысков, долженствующего закрепить дружественные связи могущественных олигархических кланов, дело это быстро и решительно замяли. А просителям, скорее всего, предложили смирить свой пыл и всецело понадеяться на милость оскорбленного жениха, который, вполне вероятно, уже в качестве счастливого супруга, проявит снисхождение к соотечественнику, так некстати и опрометчиво встрявшего в посторонние разборки.
Что касается моей судьбы, то она, я почти убежден, вообще никого в то время не интересовала. Эти люди быстро высчитали истинную ценность нищего иностранца, каким я был в их глазах. Наказать такое ничтожество за непозволительную дерзость на их территории не только возможно, решили они, а даже необходимо. А уж как без особых неприятностей прикрыть дело, у этих людей существовал не один проверенный способ. Про один из таких способов мне, помнится, рассказывал Хариф. Имея на руках мои документы, кто-нибудь из доверенных людей мог выехать с ними в третью страну, проявиться там, а затем бесследно исчезнуть, вернувшись в Гюлистан окружными путями уже по собственному паспорту или, еще вернее, по подложному. Почему они так не поступили, я не знаю. Могу лишь предположить, что документы мои были или по небрежности утеряны, или же намеренно уничтожены непосредственными исполнителями похищения по каким-то, известным лишь им, мотивам. А возможно даже, что мне изначально готовилась роль преступника, во многих отношениях более удобная, чтобы не только убедительно объяснить мое исчезновение, но и подпортить репутацию. В пользу криминальной версии работал тот факт, что «оскорбленный жених», по словам Харифа, был на высокой должности в какой-то силовой структуре. Так что обеспечить эту версию надлежащими «доказательствами», учитывая его служебное положение и обширное влияние семьи (сын столичного мэра!), было проще простого.
Но можно предположить и другой – более «естественный» ход событий. Если принять во внимание психологию подобных людей, избалованных безграничной властью и безнаказанностью, можно представить, что этот человек, отдав приказ схватить меня, сразу же про меня и забыл, как только было доложено, что приказ выполнен. Наверняка, оставив решение моей судьбы на потом, этот человек погрузился в хлопоты подготовки к пышной свадьбе. А после, отправившись с драгоценной супругой в длительное свадебное путешествие, и вовсе забыл о моем существовании. До тех пор, очевидно, пока не пришлось ему об этом напомнить, то есть, пока мой побег не стал угрозой возможного разоблачения для всех лиц, замешанных в этом преступлении. Вот когда разразилась настоящая буря – и пришлось срочно готовить спасательные шлюпки!
Но до этого был еще небольшой шторм, устроенный Джоанной. Пока она обивала пороги Гюлистанского посольства, операцию прикрытия наверняка обеспечивал новый родственничек моего палача – брат невесты. Он, если вы помните, занимал высокую должность заместителя министра иностранных дел. Наверняка этот вельможный чинуша и нажал на тормоз, чтобы запрос Джоаны в Гюлистанское посольство о моем исчезновении как можно дольше не находил вразумительного ответа. Он же, скорее всего, внес Джоанну в «черный список» нежелательных визитеров, воспрепятствовав въезду в страну, чтобы она не могла предъявить властям свои претензии напрямую. Таким образом, вероятно, этот тип пытался выиграть немного времени для своего новоиспеченного шурина, чтобы дать тому в полной мере насладиться прелестями медового месяца, а после уже заняться мной – и окончательно замести следы. Возможно даже, этот глупец надеялся, что дело тем и закончится, и Джоанна, изведенная долгим ожиданием, прекратит бессмысленные поиски. В таком случае, он не учел чувств обычной девушки, которая проявила неожиданную настойчивость и изобретательность в своем нежелании примириться с непонятным исчезновением друга. Пусть даже девушка сама совсем недавно собиралась навсегда распрощаться с парнем. Девушки не любят, когда их бросают мужчины. Они предпочитают делать это сами. Но больше всего их бесит непредвиденный и логически необъяснимый разрыв отношений. Тут уж они в лепешку расшибутся, чтобы внести ясность.
Но когда последовал официальный запрос уже из американского посольства, игнорировать его стало невозможным. Необходим был четкий ответ. И каков будет ответ, зависело тогда только от одного человека – того, кто присвоил себе право на мою свободу и жизнь.
Я не говорил этого Джоанне – не хотел лишний раз пугать. Она и без того натерпелась, бедняжка. Я сам все то время, пока был в плену, гнал от себя мрачную догадку, что меня не оставят в живых. Для этих людей гораздо проще и безопаснее было избавиться от меня. Натешившись, они никогда не отпускали своих жертв. Потому что живые свидетели могли стать угрозой не только конкретному палачу, а всей их преступной банде, которую они называли «правительство». Всей их мафии, некогда коварно завладевшей территорией под названием «Республика Гюлистан». Их ничем не ограниченной власти над жизнями миллионов гюлистанцев, обращенных в рабов, их награбленным миллиардам, их фальшивым чинам и незаслуженным званиям, их потомственным привилегиям и узаконенному самозванству.
Нет, конечно, обвинительные свидетельства одного человека не могли сокрушить их могущества – что может сделать один молот против огромной Пирамиды? Разве только – слегка подпортить изящную облицовку. Но они не могли допустить даже этого. Пирамида должна была казаться совершенной и неуязвимой. Именно – казаться. Ибо они сами лучше других знали, что за внешней позолотой фасада скрыты затхлые залы с кровавыми стенами, в которых невозможно свободно дышать и достойно жить Человеку. Потому меня и нельзя было подпускать к Пирамиде – и молот мой должен был обрушиться на меня же.
После той беседы в американском посольстве, Джоанна совсем пала духом. Она ни минуты не верила в криминальную версию моего исчезновения, которую ей пытался навязать этот гюлистанский ловкач из интерпола. Но именно эта вопиющая ложь заставляла предполагать несчастную девушку самое худшее. Она испробовала все средства – и ей оставалось только ждать подтверждения своих самых ужасных догадок. И это ожидание было так невыносимо тяжко, что она начала пить от безысходности. Это продолжалось почти неделю. Она никого не хотела видеть и слышать. Заперлась в нашем доме, натаскав спиртного. Не подходила к компу и не отвечала на телефонные звонки. И как раз в один из таких дней я и пытался связаться с ней по скайпу из офиса Красного Креста в Укбе. И когда Джоанна, в минуту прояснения, обнаружил вдруг мое сообщение, она бросилась отвечать. Но оказалось, что номер ее – на другом конце связи – заблокирован. И сколько она не пыталась наладить связь в последующие дни, на ее звонки не отвечали. Но главное – что я жив, был жив несколько дней назад, – она теперь знала. Она знала, где я – в мятежной Укбе: все еще на территории Гюлистана, но уже вне досягаемости моих преследователей. Она знала, что у меня нет при себе ни документов, ни денег, и что по этой причине я не могу выбраться, и что выбраться можно только морем – при активном посредничестве Красного Креста и американского посольства в Тегеране.
Меня необходимо было спасать. Как можно быстрее. Необходимо было немедленно действовать. Смущало ее только одно – почему не доходят ее звонки по скайпу?
Первым естественным желанием Джоанны было бежать с радостными новостями в посольство. Но, подумав, она отбросила эту мысль. Зачем ее посольство в Берне, если уже через двенадцать часов она может быть в Тегеране и действовать там напрямую? Но прежде необходимо было основательно подготовиться к поездке. И первое, что она сделала – связалась с Киевом и потребовала у хакера взломать через аккаунт в Скайпе компьютер, по которому ей пришло видеосообщение, чтобы выудить из него всю информацию, которая могла касаться меня. Киевлянин твердо пообещал, даже не затребовав нового вознаграждения. Потом она начала обзванивать знакомых, и к вечеру у нее уже были имена всех нужных людей в Тегеране. Она заказала билет на самолет, забронировала номер в гостинице и, совершенно успокоенная, легла в постель.
Этот киевлянин, Андрей, буквально спас мне жизнь. Мы с Джоанной будем благодарны ему до конца наших дней. Первое письмо от него пришло уже к вечеру следующего дня, когда Джоанна раскрыла свой ноутбук, не успев даже распаковать вещи в номере тегеранского отеля. В письме оказались копии файлов моей анкеты и заявления с просьбой о восстановлении паспорта. Перечитывая их, Джоанна, по ее собственному признанию, расплакалась, обнаружив собственное имя с неожиданным и таким желанным определением: «невеста».
Так же в письме были копии официального запроса на установление моей личности, направленные в головной офис Красного Креста в Тегеране, и прикреплена к нему характеристика на человека, заявившего себя как Роберт Ганн, составленная самим мсье Поли – лаконичная, но положительная. Но самым ценным в письме оказался файл с ответным письмом из Тегерана.
В нем некто Якуб Задек, очевидно – непосредственный шеф мсье Поли, сообщал своему подчиненному, что по делу гражданина Роберта Ганна, запросившего помощи на выезд из Укбы, могут возникнуть большие затруднения. Этот человек обвиняется властями Гюлистана в серьезном преступлении и находится в данный момент в международном розыске. И посему, учитывая взаимные обязательства между правительством Гюлистан и Международным Комитетом Красного Креста, мистеру Полю рекомендовано не предпринимать, вплоть до особого распоряжения, каких-либо действий в отношении упомянутого гражданина за исключением обычных видов вспомоществования, если он в таковых нуждается. Вот почему, догадалась Джоанна, сопоставив даты, выполняя инструкции шефа, мсье Поль и заблокировал ее номер!
Эти файлы до сих пор хранятся у нас. Я мог бы опубликовать их полностью, с указанием настоящих фамилий, дат и входящих номеров. Но я не буду этого делать. Я не хочу бросать тень на репутацию столь почтенной благотворительной организации из-за сомнительных поступков двух бездушных чиновников.
Важность этого документа состояла и в том, что Джоанна лишний раз убедилась, насколько серьезные усилия прикладываются чиновниками из Велиабада, чтобы не выпустить меня из страны. Ведь было очевидно, что сведения о моем розыске могли поступить в тегеранское отделение Красного Креста только из Велиабада. И наверняка гюлистанские власти, где-то на самом верху, имели некие инструменты влияния на руководство благотворительной организации. О возможности улизнуть в Укбу с помощью контрабандистов мои гонители не могли не знать. Я думаю, что они просто не успели перекрыть нам с Харифом этот маршрут, поскольку испуганные охранники слишком поздно доложили своему хозяину о побеге. Так что нам просто повезло, что дерзкий план Харифа блестяще удался. И тогда, даже не будучи уверенными, что нам удалось пробраться в Укбу, эти люди решили подстраховаться, послав соответствующую депешу в Тегеран, чтобы сделать для меня новой ловушкой уже «Черный Город». Хотя вряд ли бы они смирились даже и с моим безвременным прозябанием в Укбе. Ведь оставался, пусть и небольшой, шанс, что мне каким-то образом удастся оттуда выехать. Потому я и предполагаю, что у этих людей были намерения рано или поздно выманить меня из Укбы и схватить. Они всего лишь выжидали удобного для такой операции момента. Они не подозревали, что мне удалось подать весточку на волю – и моя верная подруга уже спешит мне на помощь. И только ее появление в Тегеране и энергичные действия заставили этих трусов поспешить с расправой.
Джоанна не стала сразу выкладывать все карты на стол. Она просто пошла в американское посольство и заявила, что ее друг, гражданин США, по нечастному недоразумению оказался в Укбе без возможности самостоятельно оттуда выехать, и ему необходима экстренная помощь. К ее удивлению, в посольстве все уже знали, но отнеслись к ее заявлению холодно. И как оказалось, совсем не из-за того, что я обвинялся в преступлении и был в розыске.
– Мисс Хейс, дело в том, что мистер Ганн фактически уже не является гражданином США. И таким образом, у нас нет формального повода ему помогать, – заявил Джоанне принявший ее чиновник.
– Каким образом? Почему? – изумилась она.
– Он уже более семи лет не появляется в стране и, что еще хуже, не платит налоги. Его давно должны были лишить гражданства. Просто выпал из поля зрения бюрократической машины. Такое бывает.
– И что теперь делать?
– Подавать на восстановление, если он не боится рискнуть, – едва усмехнулся чиновник.
– Значит, вы не будете ему помогать?
– Я обязан обратиться по инстанции.
– Ясно! – встала со своего места Джоанна, поняв, что разговор закончен.
Это был сокрушительный удар. Она рассчитывала, что теперь, когда известно мое местонахождение, вызволить меня не составит особого труда. Но родина в лице своего бездушного дипломата с рыбьими глазами отказывалась признавать блудного сына.
Можно было еще пойти в посольство Швейцарии, которая приютила меня, предоставив вид на жительство. Можно было пойти в офис Красного Креста – и попробовать действовать самостоятельно. Но поставить на место этого самодовольного молодчика из посольства моя упрямая подружка посчитала для себя делом чести. У этой девушки, так многим в свое время оказавшей помощь, были друзья повсюду. И у каждого из ее друзей были надежные друзья, а у тех, в свою очередь, свои. И все что необходимо было сделать – это найти нужного человека в этой толпе связанных дружеской приязнью людей. И она, после череды долгих и утомительных телефонных переговоров, нашла такого человека. Чуть ли ни в Белом Доме. И через два дня снова сидела на прежнем месте в кабинете посольского чиновника с рыбьими глазами.
– Так как, – спросила Джоанна, – является мистер Ганн гражданином Соединенных Штатов?
– Я вижу, у вас большие связи? – пытался улыбаться чиновник.
– Вы будете ему помогать?
– Мне приказано это сделать. Но учтите, я уже сообщил в Налоговую Инспекцию.
– Я вас попрошу не медлить с отправкой заверительного письма. И больше я вас не побеспокою. Обещаю.
– Завтра. Письмо уже готовится.
Вечером, когда Джоанна, расслабившись в кресле, потягивала шоколадный ликер, празднуя свою маленькую победу, тревожно запиликал сотовый. Это был Андрей из Киева.
– Просмотрите почту, – услышала она приятный баритон. – Это срочно.
В письме оказался файл с новым посланием небезызвестного уже нам Якуба Задека мсье Полю. В этом кратком послание мсье Полю предписывалось разыскать гражданина Роберта Ганна и обеспечить его отправку на сухогрузе из порта Укба в иранский порт Энзели 17 сентября – не раньше и не позже.
В первое мгновение душа Джоанны возликовала от неожиданной радости. Но уже через минуту радость сменилась недоумением и столь же скорой тревогой. Трудно было объяснить, с чего это вдруг чиновник иранского отделения Красного Креста, еще недавно запрещавший мсье Полю оказывать содействие преступному беглецу, вдруг требует его скорой отправки? Ведь этот Задек еще даже не получил письма из посольства! Оно придет только завтра! И как этот трусливый бюрократ решил проблему с «обязательствами» перед правительством Гюлистана?..
Напрашивался только один вразумительный ответ: это была не отправка, а высылка! И производилась она по грозному требованию из Велиабада.
Джоанна уже знала, что все корабли, следующие из Укбы, проходили формальный пограничный досмотр патрульными катерами Гюлистана. Так что, окажись я на том сухогрузе, меня бы непременно арестовали – и вряд ли уже можно будет вытащить из Гюлистана преступника, обвиняемого в торговле наркотиками. Во всяком случае, это было бы гораздо труднее.
Она бросилась к сумочке и вытащила блокнот. Сухогрузы выходили из Укбы раз в пять дней. Ближайшее отплытие – седьмого сентября. Оставалось всего два дня. Организовать мое отплытие за столь короткий срок было нереально. Одним заверительным письмом из посольства вряд ли заставишь шефа местного отделения Красного Креста отступить от подозрительной лояльности его велиабадским кураторам. У этих дошлых бюрократов всегда найдутся вполне законные отмазки, чтобы затянуть исполнение. И даже если прямо выложить перед ним перехваченные письма и угрожать разоблачением, вряд ли ведь возможно будет и в самом деле их в чем-то обвинить. Да и где гарантии, что в Велиабаде нет на этого Задека компромата похлеще?..
Нет, надо было действовать наверняка. А для этого необходимо было время. 12 сентября – последний реальный срок!
Господин Задек оказался высоким мужчиной с грубым, словно изваянным деревенским плотником плоским лицом, самой выдающейся частью которого был непомерно вытянутый – клинышком – подбородок, отчего все остальные части лица казались крохотными и будто пририсованными. Встретил он ее стоя и галантно выждал, пока она уселась в предложенное кресло.
– Считаю себя обязанным, мисс Хейс, еще раз поблагодарить вас от лица Международного Комитета Красного Креста за ваше щедрое пожертвование, – сказал он неожиданно мягким голосом.
– Ах, пустяки! – небрежно отмахнулась Джоанна.
– Мне звонили из Женевы и просили оказать вам всяческое содействие. Я всецело к вашим услугам. Итак?
– Дело мое простое, уважаемый господин Задек. Собственно, насколько я знаю, оно уже почти решено. Речь идет о моем друге, Роберте Ганне, которого угораздило застрять в Укбе. Вы ведь уже получили письмо из посольства Соединенных Штатов, заверяющее его личность?
Лоб господина Задека, едва выступающий узкой полоской из-под рыжей челки, озабоченно сморщился, словно его обладатель усиленно пытался вспомнить нечто напрочь забытое:
– Роберт Ганн, Роберт Ганн.... Надо бы справиться у делопроизводителя.
– О, не стоит! Я уже справлялась. Мне даже любезно сообщили, что для него зарезервирована каюта на сухогруз, следующий из Укбы семнадцатого сентября.
– Кто вам это сообщил? – вытаращил свои маленькие глазки чиновник, словно его шмякнули из-за угла по голове мешком с мукой.
Джоанна лишь развела руки, очаровательно улыбнувшись.
– Так. И что вы, в таком случае, желаете?
– Всего лишь ускорить его отплытие из Укбы. Не хочется, знаете ли, торчать здесь лишних пять дней.
– Но это невозможно! Мы уже оплатили билет.
– И что? Я готова покрыть все дополнительные издержки.
– Это не так просто. Мы обязаны согласовывать списки пассажиров с Гюлистанскими властями.
– Так согласуйте. У вас есть еще целых четыре дня.
– Мисс Хейс, возможно вы не знаете, но у вашего друга большие проблемы, – начал несколько озабоченно мистер Задек.
– Я все знаю! – перебила его нетерпеливо Джоанна. – А вот вы точно не знаете, что мой друг был похищен в Гюлистане и долгое время находился в плену, на положение раба! У меня имеются исчерпывающие доказательства, подтверждающие это вопиющее преступление. И обвинения против него были сфабрикованы теми же людьми, которые его похитили, с единственной целью – прикрыть собственное беззаконие!.. Как бы то ни было, мистер Ганн является гражданином Соединенных Штатов! – продолжила Джоанна, насладившись непритворным удивлением чиновника. – Этот факт подтвержден в присланном вам из посольства письме. А между Соединенными Штатами Америки и Республикой Гюлистан нет соглашения о выдаче преступников! Виновен он в чем-то или нет, будет определять исключительно американское правосудие.
– Я вас понял, мисс Хейс. И поверьте, мне, как частному лицу, очень хотелось бы помочь вам и вашему другу. Но я обязан прежде всего исполнять свой служебный долг, основываясь на принципах работы нашей организации. И один их таких принципов – нейтралитет!
– Я читала ваш Устав, господин Задек. И, если мне не изменяет память, в нем записан еще и другой принцип – независимость! И самое главное, разве основным девизом вашей работы не является гуманность – помощь и защита всех, кто подвергся насилию, беззаконию и чьим жизням угрожает опасность?
– Поймите меня! – неожиданно горячо воскликнул чиновник. – Мы связаны определенными обязательствами! Нарушение этих обязательств может иметь катастрофические последствия! Из-за этого инцидента власти Гюлистана могут значительно ограничить нашу деятельность в Укбе! Пострадают тысячи обездоленных людей!
– То есть, вы предпочтете отдать невинного человека в руки палачей?
– Я этого не говорил! Не я устанавливал эти правила, и не мне их нарушать. Все что я могу, это испросить совета у руководства в Женеве.
– Я с вами согласна. Звоните сразу мистеру Чандлеру. Мой адвокат уже навестил его и посвятил в некоторые щекотливые детали дела. Но учтите! Если вы не последуете его совету, я вас уничтожу! К вашему сведению, я – профессиональный журналист. И, отбросив неуместную скромность, могу заверить вас – весьма известный журналист. И если мой друг не прибудет в порт Энзели ближайшим сухогрузом, если с ним из-за вашего непонятного упрямства случится беда, я напишу пространную статью о «гуманитарной» деятельности вверенного вам отделения благотворительной организации и о работе вашего филиала в Укбе, которым, если мне не изменяет память, руководит мсье Жерар Поли. У меня есть очень интересные факты для этой статьи! И я сделают так, чтобы статья эта появилась сразу в десятках крупнейших издательств мира – это я вам тоже обещаю. Но самое главное – это будет только началом наших с вами досадных разногласий в вопросах «гуманности»! – выпалила на одном дыхании Джоанна.
Господин Задек после этого сокрушительного спича откинулся на спинку кресла, словно припечатанный в борцовской схватке, и с минуту трагично молчал.
– Мисс Хейс, мне очень жаль, что между нами возникло недоразумение. Я хочу вам помочь. И я вам помогу. Я лишь пытался объяснить вам, что я не всесилен. Вы желаете, чтобы ваш друг выехал из Укбы именно двенадцатого сентября? Вы готовы оплатить все издержки? Отлично! За мной дело не станет. Я всего лишь чиновник, и я обещаю, что сделаю со своей стороны все необходимое, чтобы в указанный день ваш друг сел на борт иранского сухогруза. Но! Вы не можете требовать от меня гарантий безопасности путешествия вашего друга в территориальных водах Гюлистана. Это было бы несправедливо!
– А я и не требую, – снова одарила Джоанна эту деревенщину своей очаровательной улыбкой. – Просто сделайте свое дело. А каюту на двоих на это железяку я уже забронировала.
– Вы собираетесь ехать сами?! – изумился чиновник.
– Нет. Мне, к сожалению, не разрешили. За мистером Ганном будет отправлен уполномоченный сотрудник военного атташе посольства. Мне обещали, что это в полной мере гарантирует безопасность гражданина Соединенных Штатов Америки!
Вот так! Чем не детективная история?
Впоследствии я не раз выпытывал у Джоанны, какую сумму она отвалила этой богодельне, именуемой Красной Крест, чтобы заручиться поддержкой из Женевы. Но она лишь загадочно улыбалась и тащила меня в постель. Словосочетание «красный крест», обыгрываемое в различных вариациях, даже стало для нас со временем игривыми позывными, которыми мы перебрасывались, намекая на готовность и желательность оказать «гуманитарную помощь».
Но пора все же заканчивать историю. Признаюсь, я уже почти намеренно оттягиваю момент, когда придется поставить последнюю точку в своем повествование, которое и без того растянул до размеров эпопеи.
Последнее послание, пришедшее от Андрея, заключало в себе письмо господина Задека к мсье Поли. Тон письма был отчаянно-угрожающим. А смысл заключался в нескольких словах: любыми средствами доставить меня на борт сухогруза 12 сентября! Любыми! Это прямой приказ из самой Женевы!
Далее я уже снова могу вернуться к своим собственным воспоминаниям. Правда, поначалу они были смутными и отрывочными. Вы ведь не забыли, что я болел? И как выяснилось, болезнь была серьезной: умудрившись простудиться в изнывающем от жары городе, не принимая необходимых лекарств и нормально не питаясь, я в итоге подхватил пневмонию. И если бы не Василий, бросившийся за мной по звонку от мсье Поля, я бы, вполне возможно, так и помер, не приходя в сознание, на грязных простынях кровати загаженной квартиры полуразрушенного дома Укбы.
Наверное, не сумев привести меня в чувство, перепуганный Василий вызвал неотложку. Но возможно также, что машину скорой помощи послал за мной по его звонку не менее обеспокоенный мсье Поли. Я очнулся лишь на минуту, когда меня как раз выносили из подъезда на носилках. Яркий свет, ударивший в глаза, белые халаты и растрепанный чуб Василия, который семенил рядом, наклоняясь и что-то лепеча, а в конце, когда меня запихивали в машину, похлопал ободряюще по колену – вот все, что я помню.
Второй раз я очнулся уже на корабле, в узкой каюте с иллюминатором. Я лежал, покачиваясь, словно в люльке, глядя на белое пятно иллюминатора, и мне почему-то вспомнилась вдруг «Сфера», где бар точно так же был заключен в «бублик». Воспоминания эти возбудили жажду в моем слабом теле. Глоток прохладной воды. Но я был в каюте один.
В третий раз я очнулся уже в больничной палате. Джоанна сидела на стуле, метрах в двух, чуть склонившись к «читалке», которую держала обеими руками. Свет из окна бил ей в лицо и она слегка щурилась. Долго, минут, наверное, пять, она не замечала моего пробуждения. Было очень забавно подглядывать за ней, наблюдая едва заметные гримасы ее милого личика. Наверное, ее очень занимало чтение. Она не обернулась, даже когда я пару раз тактично кашлянул. И тогда я неожиданно для себя громко и ясно сказал:
– А отлить здесь где-нибудь можно?
И я увидел ее изумленные и чуть растерянные глаза.
С того момента я уже все отчетливо помню. Если не принимать во внимание часов сна, которые были длинными и неприятными. Просыпаясь, я чувствовал себя значительно лучше. Мне делали уколы, кормили таблетками, вводили через вены какие-то препараты, измеряли температуру – ничего необычного. Кроме Джоанны, присутствию которой рядом я каждую минуту удивлялся. Я словно увидел ее впервые. Она и была другая. И эта «другая» Джоанна пробуждала во мне неведомое раньше чувство, которому я не могу придумать точного названия. Разве что – нежность?
Дня через три, когда я уже значительно окреп, и Джоанна объявила, что собирается забрать меня из клиники, пришел посетитель. Это был служащий посольства США. Не тот заносчивый «сухарь», с которым имела дело Джоанна. Этот был на вид мягкий и безобидный, как плюшевый медвежонок. Может быть, таких специально посылают для объявления неприятных новостей? После пары дежурных фраз, он мягко, но недвусмысленно перешел к цели визита.
– Мистер Ганн, – сказал плюшевый господин, – мы рады, что вы снова с нами. Я надеюсь, у вас нет к нам претензий? Я считаю, что государство в полной мере выполнило свой долг в отношении вас, как гражданина?
– Да, спасибо, – проворчал я, не совсем готовый к серьезным беседам. – А в чем дело?
– Просто нам хотелось бы знать, что вы намеренны предпринять?
– Я хотел бы поскорее получить свой паспорт и убраться отсюда.
– Это все? – озорно блеснул он пуговками-глазами.
– Пока – все.
– Что ж, начнем с паспорта. Паспорт, к сожалению, мы вам выдать не можем. У Налоговой Инспекции и Миграционной Службы накопились к вам вопросы. Чтобы ответить на них, вам придется лететь в Штаты. Это, если вы пожелаете, мы устроим. Вы понимаете, о чем я говорю.
– Кажется, да.
– Так как? Оформлять билет на самолет?
– Мы должны подумать! – поспешила вмешаться Джоанна.
– Разумно! – одобрительно улыбнулся гость. – Я бы тоже крепко подумал, прежде чем отважиться на столь длительный перелет. Что ж, мы подождем. Но есть один вопрос, который требует неотлагательного прояснения. Это касается, как бы это сказать, вашего неожиданного и столь длительного исчезновения в Гюлистане. Вам ведь известно, что вы обвиняетесь в тяжких преступлениях на территории этой страны? Сначала это было наркоторговля. А теперь еще и подозрение в убийстве гражданина Гюлистана. Некоего... – чиновник полез в карман плаща, вытащил маленькую книжечку и прочел, – Мамхудова Гарифа.
– Харифа! – поправил я. – Моего гида звали Хариф.
– Хариф? Очень хорошо! – он что-то чиркнул в своей книжке.
– Его убили? – спросил я, заранее испугавшись ответу.
– Кого? Гарифа? – слегка удивился мужчина. – Насколько нам известно, тело не найдено. А поскольку вы бежали вместе, они и предполагают, что его убили вы.
– Это чушь! – разозлился я. – Бежали мы вместе. Но не из отеля, а из поместья, в которое нас поместили после похищения. И если моего друга не нашли, значит он жив. И слава Богу!
– Разумеется, мы на вашей стороне, мистер Ганн, – легко согласился улыбчивый посетитель. – Нет тела – нет дела. Но вы все еще остаетесь в международном розыске. Нам каждый день шлют депеши. У нас настойчиво требуют вашей выдачи.
– И что вы от меня хотите? Вы ведь понимаете, что все это «дело» шито белыми нитками? От начала и до конца.
– Лично у меня нет причин вам не верить, мистер Ганн. Но поймите и нас. Мы должны что-то отвечать. Нам необходимо как-то аргументировать наш отказ. И для этого требуется как минимум ваше подробное письменное изложение этой запутанной истории.
– Прямо сейчас? Вы за этим сюда пришли?
– Нет, что вы! Я просто зашел справиться о вашем здоровье. И заодно поставить вас в известность о положении дел.
– Я приду в посольство, как только наберусь достаточно сил.
– Вот и отлично! К мистеру Форбергу. Это он у нас занимается подобными делами, – он встал и положил на столик визитку. – И последний вопрос, если позволите. Просто из любопытства. Мистер Ганн, вы собираетесь подавать иск против лиц, которые вас, как вы утверждаете, похитили?
– А как вы думаете, у меня есть шанс чего-то добиться? – спросил я, горько усмехнувшись.
– Честно? Я думаю – ни единого шанса.
– Вот и я так думаю.
– Что ж, приятно было с вами побеседовать, – довольно улыбнулся плюшевый господин. – Скорейшего выздоровления. И не забудьте свое обещание. С нетерпением ждем вас к концу недели.
Теперь вы понимаете, почему мне пришлось отказаться от гражданства своей страны? Это было разумное решение. И я принял его самостоятельно. Джоанна не только не настаивала, но даже заявила, что поддержит меня, какое бы решение я не принял. И все же мне было грустно. Не так, знаете ли, и просто – взять и навсегда отказаться от своего прошлого.
На следующий день Джоанна увезла меня в отель. Она предложила не тянуть с визитом к мистеру Форбергу – и мы вместе засели за составление «объяснительной записки». Это оказалось довольно трудным делом. Посоветовавшись, мы решили не называть имен главных «фигурантов» этой грязной истории, но записка была составлена так ловко, что их легко было вычислить.
В посольство мы пошли вместе. Поначалу разговор не клеился. Ознакомившись с нашим сочинением, мистер Форберг начал задавать каверзные вопросы, на которые я не находил убедительных ответов. И тогда в беседу вмешалась Джоанна, предложив сходу недвусмысленную сделку: я отказываюсь от гражданства США и обязуюсь не подавать судебного иска на высокопоставленных лиц Республики Гюлистан, а прокуратура Гюлистана закрывает возбужденное против меня дело и немедленно изымает мое имя из списка лиц объявленных в розыск по линии Интерпола. Мистер Форберг нашел такое решение приемлемым, избавлявшим все стороны от долгих и неприятных хлопот. Но заявил, что для согласования этого компромиссного решения с властями Гюлистана потребуется время.
– Сколько нам придется ждать? – спросила Джоанна.
– Говоря откровенно, – развел руками мистер Форберг, – в Велиабаде настроены довольно решительно. Но я думаю, они внемлют доводам, которые мы, со своей стороны, выдвинем.
– Значит – долго, – резюмировала Джоанна. – Мы можем уехать?
– Без паспорта? – удивился мистер Форберг.
– Мы попробуем восстановить временный паспорт моего жениха в Швейцарском посольстве.
– В таком случае, у меня нет возражений, – одобрительно кивнул мистер Форберг. – Просто уведомите нас об исходе дела, дате вылета и месте, куда вы намерены направиться.
– Разумеется, – улыбнулась Джоанна, позволив себе расслабиться.
Наверняка у моей гениальной подружки все ходы были записаны наперед. Восстановление паспорта в швейцарском посольстве заняло всего пару дней – и в тот же вечер мы обмывали это знаменательное событие, фактически завершающее мою четырехмесячную одиссею, в милом ресторанчике, расположенном на речном бульваре в районе Экбатан Тауна.
– Как насчет небольшого путешествия? – спросила Джоанна после второй рюмки отменного коньяка, заказанного к десерту. – Когда еще нам случится приехать в Иран. Можно поехать в Басру, а оттуда на побережье.
– Только домой. Первым же рейсом. Хватит с меня путешествий, – решительно ответил я.
– Ты прав, дорогой, – легко согласилась она. – Мне тоже порядком надоела эта... экзотика.
Вернувшись в наш с Джоанной дом, я вскоре обнаружил, что чувствую себя в нем как-то неуютно. Все, к чему я так стремился, что было мне дорого – все это теперь казалось чужим и ненужным. Да что там, я сам видел себя чужаком, случайным странником из иного мира в этом любовно обставленном доме, в этом чистом ухоженном городе, в этой благополучной стране, где все друг другу улыбались, чтобы тут же, разминувшись, забыть.
У меня странным образом пропала эмоциональная связь с окружающими предметами и людьми. Мне словно приходилось говорить через переводчика с этим старым новым миром – и я ему не совсем доверял. И это было не просто странно, но и немного страшно. Но я старался не показывать страха. Я держал его внутри и с любопытством наблюдал, как этот страх рос, словно язычок пламени на огромной куче хвороста, готовый захватить меня всего.
Джоанна чувствовала, что со мной что-то неладно, и потому старался быть всегда рядом, словно приглядывая, как приглядывают беспокойно матери за едва научившимися ходить детьми. Меня ее забота трогала, я был ей благодарен за эти чуткость и неравнодушие, но я и мягко избегал ее подстерегающего внимания. Я не хотел привязывать ее к своему беспокойству, старался оградить от своей смутной тревоги, словно во мне сидел вирус, который мог неосторожно передаться и ей. И я уходил на свой чердак, садился к монитору и с холодным любопытством наблюдал движение индикаторов, выписывающих кривые осциллограмм, – все эти падения и взлеты, томительные замирания и бурные всплески, – и во всем этом была жизнь, миллионы жизней, жестоко противоборствующих, заключающих временные союзы, празднующих победу и падающих замертво. Это было захватывающее жуткое зрелище. Но мое сердце не отзывалось на него – и билось ровно и бесстрастно, словно метроном.
В один из дней Джоанна устроила вечеринку по случаю моего возвращения, пригласила избранных друзей. Заказала в ресторане изысканные блюда. Накупила дорогих напитков. Взяла напрокат роскошную посуду и наняла двух женщин, чтобы они все для нас устроили самым лучшим образом, а после ушли.
Стол накрыли на половине Джоанны, где гостиная была значительно больше моей. Когда я вошел вместе со всеми, то едва узнал комнату – настолько она преобразилась. И сразу понял, для чего Джоанна уговорил меня днем на двухчасовую прогулку по парку. Здесь явно поработал дизайнер, профессионал. И он не ограничился обычной перестановкой мебели. Гостиная его стараниями была превращена в роскошные покои из восточной сказки, где пол был устлан огромным ковром, на диванах небрежно раскиданы расшитые бисером маленькие подушечки, по углам развешаны пестрые драпировки, тут и там расставлены высокие подсвечники и золоченые, под старину, кальяны, а на одной из стен даже красовались искусные муляжи двух скрещенных кривых сабель.
Разумеется, гости были в восторге: охали, лезли целоваться с хозяйкой и с чем-то поздравляли. Я тоже радостно улыбался. Но, наверное, недостаточно радостно, потому что, когда подошла моя очередь облобызать Джоанну, она чуть встревожено спросила:
– Тебе нравится?
И я ответил: да, дорогая. Это просто фантастика. И еще раз ее поцеловал, чтобы она не сомневалась, и повел ее за стол, чтобы сесть рядом.
А что я должен был ей сказать? Что я бы предпочел скромно поужинать вдвоем, как это было вчера и позавчера? Что мне не нужен этот пышный званый вечер? Что мне не интересны эти ее отфильтрованные друзья? Что в этой грубо преображенной «персидской» гостиной я чувствую себя намного беспокойнее, чем в прежней, к которой я уже начал понемногу привыкать? Я не мог этого сказать. Я не должен был этого говорить. Ведь все это было устроено ради меня. Чтобы помочь, направить, подбодрить. Как костыли для калеки. Как палочка для слепого. Как крутой анаболик для явного аутсайдера.
Потом мы изысканно вкушали и тонко дегустировали. И все было цивилизованно, стильно и в меру весело. И я тоже ел, пил, приветливо улыбался и даже иногда вставлял пару слов в общий разговор. И чувствовал, как за мной наблюдают и оценивают, а главное – ждут. Ждут, что я сам заговорю о том, о чем строго запретила спрашивать хозяйка. О Гюлистане. О моих ужасных приключениях. Чтобы после, когда они будут расходиться по домам, бросить спутнику небрежно: «он, конечно, немного приврал, но...», «да подумаешь, провалялся три месяца в гараже!..», «я в прошлом году был в Банги – вот где настоящий ужас!»...
Замечательно устроенный спектакль явно не задался. Бывалые актеры искусно скрывали разочарование банальным сюжетом – словно дети, которых обманули с обещанным сладким десертом. Красочные декорации казались неуместными. Напиткам и яствам не хватало пикантной приправы. А все потому, что я не желал продекламировать запланированный фантастический монолог, после которого пьеса пошла бы куда веселее – по расписанному сценарию заготовленных заранее сочувствующих реплик.
Мне было больно смотреть на Джоанну – на ее натянутую улыбку, рассеянный взгляд и неуместно заискивающую суетливость. Она первая была разочарована. Она уже ругала себя за это неуместное шоу. И наверняка только и желала, чтобы все быстрее закончилось: актеры ушли, сцена опустела – и мы бы остались вдвоем со своими недомолвками. Нам ведь и не нужны были слова. И наблюдая ее смятение, я лихорадочно искал спасительный ход для неудачной скроенной пьесы. И когда пришло озарение, просто встал и вышел из комнаты.
Это было в Москве. В один из дней, прогуливаясь по городу, мы набрели на сувенирный магазин в Столешниковом переулке, и там Джоанне понравилось колечко из нефрита редкого голубого цвета. Я, конечно, купил его и потребовал, чтобы она примерила.
– А знаешь, дорогой, – сказала она, прежде чем надеть кольцо на пальчик, – у басков есть поверье, что мужчина лишь в одном случае может подарить женщине кольцо. И потому делает это только раз в жизни.
Я был смущен шутливым намеком и едва нашелся пробормотать что-то вроде «теперь буду знать».
Джоанна носила это кольцо только в исключительных случаях. Уже сама она позже приобрела в комплект к нему браслет, сережки и бусы. А потом мы поссорились, мне пришлось съехать от нее и, распаковывая чемоданы на своей новой квартире, я вдруг обнаружил это кольцо среди вещей. А когда мы помирились, я не раз хотел вернуть кольцо Джоанне, но вспоминал этих чертовых басков – и откладывал на потом.
Джоанна встревожено встала, как только я вошел. Я улыбнулся – мне это не стоило никаких усилий – и Джоанна тоже впервые за весь вечер улыбнулась совершенно счастливой улыбкой. Как в то наше первое утро, когда я проснулся у нее на Тверской. Я подошел к ней и спросил:
– Ты помнишь это колечко? У меня есть только одна причина подарить его тебе. Как там, баски, не будут возражать, что я дарю его тебе второй раз?
В начале декабря Джоанне пришлось лететь в Лиссабон, где проходил какой-то международный саммит. Она настойчиво звала меня с собой, но я не чувствовал себя готовым к путешествиям.
Первая ночь без нее прошла спокойно. Я что-то долго читал, а потом принял снотворное и благополучно заснул. Следующий день был длинным и томительным, и к вечеру я так издергался, что решил немного выпить.
Надо сказать, что после возвращения в Швейцарию я удивительно легко бросил курить, хотя в Гюлистане настолько пристрастился, что выкуривал иной раз по пачке в день. Пить меня тоже не особо тянуло – если только составить компанию Джоанне, когда ей хотелось слегка расслабиться. И вот я решил выпить, чтобы просто скоротать вечер, а ночью обойтись без снотворного. Я начал с початой бутылки текилы, в которой оставалось чуть меньше половины. Выдул ее, не спеша, часа за два и почувствовал, что... ничего не чувствую. Как будто и не пил вовсе. Тогда я решил попробовать немного коньяка – и выбрал в баре недорогой «Hine». Поначалу и коньяк не оказывал на меня желаемого действия, но после четвертой или пятой рюмки я вдруг почувствовал себя дурно. Нет, это был не хмель, это была именно дурнота: все вокруг кружилась, словно меня запихнули в центрифугу, и в голове угрожающе нарастал тяжелый гул. Напуганный, я кое-как добрался до постели, стянул с себя одежду и сразу же вырубился.
А среди ночи я проснулся в диком ужасе. Я был весь в поту, меня трясло и я не соображал, кто я и где нахожусь. Эти несколько страшных минут выпали из моей памяти. Я немного пришел в себя только в ванной, перед зеркалом. Из разбитого носа шла кровь. Я очевидно упал там, в спальной, когда метался в темноте, не находя выхода.
Потом я сидел, совершенно опустошенный, в гостиной. Долго сидел. Без единой мысли в голове. А потом мне неожиданно захотелось покурить. Это было слабое, но желание. Единственное желание. И я должен был его исполнить. И я стал шарить по гостиной в поисках сигарет, но найти не мог. И чем дольше я искал, тем сильнее и раздражительней это желание нарастало. Я бросился на свою половину, но и там ничего не нашел. Я полез на чердак – и там ничего не было. Я перерыл весь дом сверху донизу и только тогда решился вернуться в спальню Джоанны, где обнаружил следы небольшого погрома. К тому моменту я был уже в такой ярости, что просто начал швырять и крушить все, что мне попадало под руку. И тогда я, рыдая, бросился на разворошенную постель, колотя по ней окровавленными руками. И через какое-то время, наверное, снова вырубился.
Я проснулся поздним утром. Меня разбудили отчаянные призывы телефона. Я долго соображал, пытаясь его найти. А телефон на минуту умолкал – и снова начинал пронзительно звенеть.
– Это ты? – услышал я встревоженный голос Джоанны. – Я уже целый час тебе названиваю! Что-то случилось?
– Все нормально, – ответил я.
– Я же чувствую, что не нормально! Где ты? Дома?
– Да. Я дома. Все хорошо, – ответил я.
Она замолчала. И я тоже молчал, не зная, что ей сказать. И тогда она крикнула:
– Никуда не выходи, слышишь? Будь дома, ты понимаешь? Я немедленно вылетаю! Только никуда не выходи!..
В больнице я лежал почти месяц – до самого Рождества. После длительных и утомительных обследований, меня перепоручили эндокринологам. Сказали, ничего страшного. И верно, через пару недель я чувствовал себя достаточно уверенно, и меня выписали – с кучей рецептов и назначенных процедур.
Физически я был в норме, чего не скажешь о настроении. Оно менялось по несколько раз в день – от острых приступов раздражения, до полной апатии. Еда казалось безвкусной, напитки – пресными, делать ничего не хотелось, и я категорически не желал выходить из дома.
Джоанна снова настояла на обследовании, но в этот раз ответ был однозначным: я практически здоров. Необходим психиатр. Тогда нам и порекомендовали доктора Штессингера. А дальше вы все знаете…
В этом месте в рукописи было слово «конец».
Я отдал рукопись Джоанне сразу после свадьбы. Вернее, я начал ее понемногу начитывать моей милой женушке, как и предполагал. А она согласилась печатать и править.
«Роман», как она назвала этот длинный текст, ей, вроде, нравится. Она даже пару раз высказывала мысль, что его непременно надо опубликовать. Ну, не знаю. Посмотрим.
Важно другое, ради чего, собственно, я и решил дописать сюда пару строк: мы с Джоанной получили недавно весточку – от Харифа!
Мой друг каким-то чудесным образом оказался в Англии. И мы его вскоре обязательно навестим!
А вот теперь – КОНЕЦ.