Глава 1.
Искушение. (Красная стрела).
Нет и не было в мире искушения сильнее,
чем стечение обстоятельств.
Альфред де Мюссе.
Железную дорогу придумали гении. Мало кто помнит, как их звали, то ли Стефенсон, то ли Черепанов, то ли как-то еще, да это и не важно. Они подарили нам возможность перемещаться по этому миру, причем быстро и весьма комфортабельно.
В купе хорошо. Занавесочки на окне шелковые, с кистями, покачиваются уютно. На столике - чай дымится. Подстаканник красивый, фирменный, нигде таких уже не осталось. Ложечка этак негромко – дзинь-дзинь, дзинь-дзинь. Коньячок? Можно. Немного.
Есть люди, которые не выносят средств передвижения, превыше всего ставя домашний уют. Сидевший на мягком диванчике «Красной стрелы» Комов к таковым не относился. Он и в свою теперешнюю фирму устроился во многом потому, что работа там была связана с длительными командировками. Жена на это смотрела по-другому. Наверное, поэтому и ушла, не дождавшись его очередного возвращения. Будучи женщиной современной, о своем решении она сообщила Комову SMS-ской и исчезла из его жизни. С той поры прошло больше трех лет, а он так и оставался холостяком. Связи с женщинами у него были, но из той категории, что называются случайными. Возникают они неизвестно почему и также заканчиваются. Ведь что есть случайность? Это то, чего человек в своей жизни не планирует, а стало быть, и последствий предвидеть не может.
В поезде этом Комов тоже оказался благодаря цепочке случайностей. Объект в Подмосковье, который возводила их фирма, заканчивался. Около гостиницы, где все они проживали, уже негромко рокотал двигателем автобус, присланный из Питера. Вещи собраны, документы подписаны. Садись и поезжай, тем более что стройка эта за полтора года успела надоесть хуже горькой редьки. Так нет. Подошел шофер, чтобы подписать накладную. Куда-то делась авторучка. Обидно, авторучку эту Комов привез из Германии и считал своим талисманом. Начал вспоминать и сообразил, что оставил ее в комнате для совещаний, на подоконнике. Пришлось возвращаться, не оставлять же! Память не подвела, лежала его заветная авторучка, там, где он и думал. Уже шел обратно, по привычке оглядывая пол, стены, плинтусы, когда по взгляду что-то царапнуло.
Комов и не понял сначала, остановился, стал всматриваться. Увидел и длинно затейливо выругался – четыре розетки, что прямо над мраморными мойками, не того класса по водостойкости. Делать-то что? С одной стороны, за электрику он непосредственно не отвечал, это раз. Технадзор, который все досконально проверить должен акт подписал, это два. В конце концов, не вернись он за авторучкой, никто бы ничего не заметил, это три. Он все еще продолжал убеждать себя, что нужно просто уйти, мол, ничего не видел, ничего не знаю, а рука уже нащупывала в кармане мобильник. Приказав внутреннему голосу, который все твердил: «Не звони! Не звони! Не надо!», заткнуться, он надавил на иконку вызова Генерального.
- Максим Львович, это Комов. Тут такое дело…
Генеральный решения принимал быстро.
- Вот что, Николай. Вины твоей здесь нет, а исправлять придется. Пока никто ничего не заметил. При желании из этой ерунды кое-кто может такой скандал раздуть, что нам мало не покажется. Сам понимаешь, престиж фирмы.
- Да у меня ни одного электрика не осталось.
- И не надо. Сам исправишь. Ты руководитель проекта, значит, отвечаешь за все. Съездишь в Москву, купишь там эти розетки, все, что там нужно и поставишь. Сможешь, я знаю. Задержишься на пару дней. Так ведь тебя жена не ждет, дети папку не зовут. Договорились?
- А обратно как? – Комову очень не хотелось соглашаться.
- Через Москву на поезде. А я тебе билет на «Красную стрелу» закажу.
- В VIP вагоне.
- В СВ. Не наглей. Деньги сейчас тебе на карту скинут. Лады?
* * * *
В дороге люди знакомятся легко, особенно в поезде. Полчаса назад они еще не подозревали о существовании друг друга, а теперь дружно пьют неизменный чай, рассказывают анекдоты, а кто-то уже вытаскивает карты. Того и гляди на столике появится бутылка. Так было. Случается, и сейчас, но все реже. Пассажиры больше сидят, уткнувшись в свои планшеты, мобильники и прочие девайсы. До соседей им дела нет.
Но ведь всякое в жизни бывает, размышлял Комов, пришедший в роскошное по его понятиям СВ-шное купе первым. Никакое развитие событий нельзя считать невозможным. Так, кажется, говорили древние. Вот постучится и войдет в купе симпатичная блондинка, свободная и без комплексов. И жизнь его возьмет, да и переменится. Он не понимал в этот момент, как страшно близок к истине. Негромкий аккуратный стук в дверь прервал его мысли.
- Войдите! – торопливо проговорил Комов.
Но это оказалась не блондинка.
Дверь бесшумно отошла в сторону, и в купе вошел немолодой мужчина с фирменным Samsonite в руке.
- Разрешите вас побеспокоить, - слегка наклонив голову, произнес он, распространяя вокруг себя запах дорогого одеколона.
- Пожалуйста, пожалуйста, - пробормотал Комов, пытаясь хотя бы приблизительно оценить, во что обошлись незнакомцу серый в чуть заметную темную полоску костюм и матово поблескивающие полуботинки. Носки, закрытые складками брюк, не были видны, но Комов готов был бы поспорить на миллион, что они подобраны в цвет с галстуком и носовым платком, изящно высовывающимся из верхнего кармана. Его собственная одежда – недешевые джинсы и купленная в Дюссельдорфе куртка – вдруг показалась ему убогой и слишком простенькой для этого поезда. А вот хороший одеколон Комов тоже уважал, была у него такая слабость.
- Рудольф Владиславович, - представился незнакомец и вопросительно посмотрел на Комова.
- Николай Александрович. – Комов привстал, лихорадочно пытаясь вспомнить, как там по этикету – можно первому протягивать руку старшему или нет? Не вспомнил и просто кивнул головой.
* * * *
- Чай, кофе, коньяк, шоколад, сэндвичи?
- Кофе, пожалуйста.
- А мне коньяк.
Комов сидел и неторопливо потягивал золотисто-коричневую «Метаксу», закусывая тонко нарезанными ломтиками лимона. Рюмка (не пластиковый стаканчик, заметьте, а настоящая хрустальная с алмазной гранью), была уже третьей, но явно не последней. Через некоторое время он уже готов был согласиться с тем, что человек — это только промежуточное звено, необходимое природе для создания венца творения: рюмки коньяка с ломтиком лимона. Было в этой идее Стругацких нечто созвучное его теперешнему состоянию. Сосед же его от подобных мыслей явно был очень далек. Крошечными глоточками пил черный кофе, не отрывая при этом взгляда от своего IPhone последней модели. Несколько раз на него приходили беззвучные сообщения, на которые Рудольф Владиславович тут же отвечал. Разговора у них так и не получилось, так небольшой обмен репликами. Понемногу у Комова возникло ощущение, что его сосед нервничает. Свой роскошный костюм он так и не снял, лишь ослабил узел галстука, а Samsonite положил рядом с собой на диван.
Не иначе, как золото везет или бриллианты, - весело подумал Комов: его настроение улучшалось после каждой рюмки, – но лучше бы на его месте была блондинка.
- Половина второго, однако, - проговорил он вслух. - Пожалуй, спать пора. Вы как? Или еще поработать намереваетесь?
- Да нет, - не отрывая глаз от IPhone, проговорил попутчик. - Вы правы. Самое время ложиться.
Бессонницу придумали авторы сентиментальных романов и мыльных опер. Комов в этом никогда не сомневался, засыпая мгновенно, едва голова коснется подушки. Вот и сейчас, несмотря на коньяк, шумевший в голове и требовавший продолжения, он провалился в сон, едва успев раздеться и лечь.
Разбудил его вибровызов - настойчивый, тревожный. Комов нашарил мобильник: перед сном он положил его на край столика, Экран вспыхнул, высветив время - 5.17. Низкое гудение тем временем не стихало, и тут до него дошло, что сигнал-то идет на IPhone соседа.
- Рудольф Владиславович. Рудольф Вла-ди-сла-во-вич!
- Да?!
- У вас звонок.
Рудольф Владиславович взял IPhone и стал читать очередное сообщение. Потом сосед поднялся с дивана и быстро стал одеваться. В купе было темно, лишь из-под шторы пробивались неровные сполохи желтоватого света. Тем не менее уже через несколько минут Рудольф Владиславович был полностью одет. Негромко щелкнув кодовым замком Samsonite, он извлек оттуда продолговатый сверток и протянул его Комову.
- Возьмите. Открывать и рассказывать, что я вам его дал, лучше не нужно. Я потом вас сам найду. Надеюсь, что это будет скоро. Продиктуйте мне номер вашего мобильного телефона.
Ничего не понимавший Комов назвал номер своей трубки. Странный попутчик внимательно выслушал, кивнул на прощанье и исчез за дверью, ухитрившись закрыть ее совершенно беззвучно. Комов остался в купе один.
- Антиресно девки пляшут по четыре штуки в ряд, - пробормотал он, пытаясь привести в порядок мысли. Куда мог так торопиться Рудольф Владиславович? Вернее, человек, назвавший себя этим именем, ведь документов он не показывал. Остановок «Красная стрела» не делает. Сойти с нее нельзя. Дернуть стоп-кран и спрыгнуть? Сейчас около половины шестого. Комов прикинул расстояния, получалось, что они проезжают Валдай, следовательно, кругом дремучие леса. Он представил себе элегантного господина Рудольфа, прыгающего в темноту под откос, не выпуская из рук Samsonite, и покачал головой. Бред.
От его движения что-то тяжелое скользнуло по одеялу и с глухим стуком упало на пол. Сверток, который оставил странный попутчик. При свете крохотной лампочки на мобильнике Комов поднял сверток и развернул плотный полиэтилен. Внутри оказалась барсетка из дорогой приятно пахнущей кожи с вытесненной надписью Mayrhoff. С такими любят ходить некоторые мужчины. Барсетка была плотно чем-то набита.
Интересно, что там внутри? Как-то все это странно и таинственно. И пусть. Комов решительно завернул барсетку обратно в полиэтилен и засунул под подушку. Не его дело. Меньше знаешь, крепче спишь. Вернется господин Рудольф и получит свое имущество обратно.
* * * *
Комов лег и попытался вновь заснуть, но сон исчез, как и не было. Ему стали чудиться какие-то звуки в коридоре, негромкие, на пределе слышимости. Помаявшись еще минут десять, он поднялся, отодвинул дверь и осторожно выглянул.
Человек, называвший себя Рудольфом Владиславовичем, лежал на полу, неестественно подогнув под себя правую руку. От купе он успел отойти шагов на десять. На ватных негнущихся ногах Комов подошел ближе, не в силах отвести взгляда от небольшого черного отверстия в середине лба его недавнего попутчика. За свои сорок лет Комову не раз приходилось видеть мертвых, но вот УБИТЫХ – никогда. Он стоял рядом с телом в каком-то ступоре, а в голове крутилась фраза из какой-то дурацкой песенки – «вот и остался лишний компот».
Когда Комов пришел в себя, оказалось, что он сидит в своем купе, сжимая в руке рюмку, в которой ни капли коньяка уже не было. Мысли сами собой переключились на того, кто был Рудольфом Владиславовичем. Теперь было понятно, почему он нервничал. Ему передали сигнал опасности, но слишком поздно. Схватил Samsonite, попытался уйти и нарвался на пулю. Samsonite! Рядом с телом его не было! Может быть, за дипломатом и охотились. А может быть, за тем свертком, который сейчас лежит под подушкой. Тут Комову поплохело. А впрочем, ничего страшного, утешил он сам себя. Скоро тело кто-нибудь обнаружит, вызовут проводников, старшего по поезду, транспортную полицию. Им он и отдаст этот сверток со спокойной совестью. Будет разбирательство, протоколы, но это уже дело десятое. Он ничего не знает. Спал. Из купе не выходил. Все.
Время шло, а за дверью все было тихо. Мобильник показывал 5.52. Он даже не поверил глазам. Получалось, что с момента его пробуждения прошло всего-то тридцать пять минут!
Не выдержав, Комов тихонько поднялся и выглянул в коридор. Он ожидал чего угодно, может быть, даже криков и выстрелов, но не того, что он увидел. Коридор был пуст. Лишь там, в десятке шагов от него ковровая дорожка была сбита и лежала неаккуратными складками. Ему стало по-настоящему страшно. Убрать тело могли лишь те, кто хладнокровно вогнал пулю в голову Рудольфу. Причем и то и другое было проделано настолько тихо, что никто в вагоне не проснулся. Не будет полиции, понял Комов. Не будет следствия и протоколов. Ничего не будет. Был человек - нет человека. А ведь те, кто все это совершил, находятся неподалеку. В соседнем вагоне, а может быть даже в одном из соседних купе. От этих мыслей по коже пробежал нехороший холодок.
* * * *
За стенами вагона светлело, бледно-серый свет просачивался из-под неплотно прикрытой шторы. В коридоре послышались шаги, негромкие голоса. 6.25. Поезд просыпался. До прибытия на Московский вокзал оставалось всего-то полтора часа, и нужно было решать, что делать дальше. Весь его опыт ничем помочь не мог, никогда в предыдущей жизни ему не приходилось сталкиваться с загадочными незнакомцами и убийствами. Только в фильмах и книгах.
Комов сунул руку под подушку, достал сверток, понимая, что возможно из-за этого предмета и убили его попутчика. Зачем он оставил его Комову? Скорее всего другого выхода не было. Рассчитывал на тот случай, что его схватят, ничего не найдут и отпустят. А они сразу стали стрелять…
Он помнил, что открывать сверток Рудольф Владиславович ему не советовал, но теперь его слова не имели значения. Никакого замка даже самого простенького на барсетке не имелось. Комов вытряхнул содержимое на диван и тихонько присвистнул. Пачки денег, флэшки, внешний диск типа Seagate. Ему приходилось иметь дело с немалыми суммами, когда выдавал зарплату бригадам, но такое видел впервые. Пятисотенные евро, перехваченные простыми цветными резинками. Восемь пачек. Четыреста тысяч. А что находится на флэшках и дисках – об этом лучше даже не думать.
Стук в дверь. От неожиданности он вздрогнул.
- Завтрак!
6.40. Все правильно. Торопливо накрыв содержимое сумочки одеялом, он крикнул: - «Входите!».
- А где ваш товарищ? – поинтересовалась немолодая, но вполне симпатичная проводница, расставляя на столике тарелочки с сэндвичами и чашки с дымящимся кофе.
- Вышел.
Комов старался, чтобы его голос звучал естественно и небрежно. Та равнодушно кивнула. Она еще ничего не знала.
Он жевал сэндвичи с балыком и еще с чем-то, абсолютно не чувствуя вкуса. В сознании крутилась одна единственная мысль – чтобы заработать четыреста тысяч евро ему нужно работать тридцать лет. До конца жизни. Это если не пить и не есть. А деньги – вот они, лежат рядом.
6.55. Остался ровно час до прибытия. Голова прояснилась, и перед ним четко нарисовались два варианта действий. Сумочку со всем ее содержимым вернуть. Подойти к проводнице, сказать, что сосед собрал вещи и ушел, а эту сумочку забыл под столом. И чтобы это передали по трансляции. Те скорее всего поверят, заберут то, что им нужно, и исчезнут. А можно не возвращать. Сумочку вместе с флэшками и дисками выкинуть, деньги оставить себе. Но ведь разыщут! Люди, судя по всему серьезные, а вычислить его можно по билету. Тогда…
Мобильник вдруг ожил. Звук был выключен, мерцал только экран, на котором появилась фотография Додика Кацнельсона, товарища еще по институту.
- Колька! - жизнерадостно заорала трубка. – Не разбудил? Сколько у вас там сейчас?
Додик Кацнельсон был человеком неугомонным. Отработав после института четыре года в строительном тресте на немалой должности (устроили родственники), сбежал на историческую родину. Но и там выдержал недолго (да ну их этих евреев!). Жил в Канаде, потом, кажется, в Таиланде. А в последние годы осел в Австралии, где ему понравилось. Пару месяцев назад он стал звать к себе Комова.
- Слушай, бросай свой бардак и переезжай сюда. У меня здесь есть тема по недвижимости и строительству. Нужен надежный компаньон. Но вот спонсором быть не смогу, все в деле, извини. Собери тысчонок семьдесят, ну квартиру продай, в конце концов. Оно того стоит. Тут такие дела заворачиваются – Америка отдыхает! Ты меня знаешь. Я трепаться не люблю.
Тогда Комов не решился. One way ticket, это не для него. Теперь совсем другое дело. Четыреста тысяч евро.
- Дод, скажи-ка, твое предложение еще в силе?
- Вот это разговор! А то я тут искал, искал, да все без толку. Если ты реально решился, то я могу подождать месяц. Так как?
- Возможно. Но сейчас не могу говорить. Перезвоню.
* * * *
Комов отключил трубку и уселся на диван. Из коридора доносился обычный шум. Там ходили люди, разговаривали о чем-то своем, будничном. Они не знали, что один из пассажиров третьего купе два часа назад был убит, а второй сидит и мучительно раздумывает над проблемой, которая должна изменить всю его жизнь. Возбуждение, чувство близкой опасности и небывалое ощущение открывающихся новых горизонтов, все смешалось в душе Комова. Сейчас бы стакан коньяка или хоть водки, чтобы сбросить напряжение и унять дрожь в руках и коленях. Как ни крути, а деньги эти чужие, хоть и оказались в его руках совершенно случайно. И за ними могут прийти сердитые ребята. Если смогут найти, конечно.
7.20. Комов проводил глазами проскользнувшее мимо здание вокзала с надписью «Тосно» и улыбнулся уголком рта. Он успокоился. Диски, флэш-карты - это его не интересует, но деньги он не отдаст. Раз судьбе было угодно, что они оказались в его руках, так тому и быть. Ничего случайного в жизни не бывает, а звонок Додика – это был ЗНАК.
План сложился сам собой. Очень удачно, что его загранпаспорт сейчас как раз на оформлении финской визы. Забрать его, заехать на работу, оформить заявление на отпуска за свой счет. И тихонько исчезнуть за границу. Комов с усмешкой подумал, что для москвича путь в чужую страну начинается с аэропорта Домодедово (или Внуково, кому что нравится). А в Питере все иначе. Вызываешь такси-трансфер, и оно везет тебя в Финляндию. Через пять часов ты уже в районе Лаппенранты. Что еще важно, что машины эти по-настоящему досматривают очень редко. С его незадекларированными пачками денег это очень кстати. Дальше еще проще. Маленький аэропорт, компания-лоукостер, старенький Боинг, который через три часа приземляется во Франкфурте. Пару недель поколесить по Европе (благо, виза Шенгенская), останавливаясь в частном секторе. Тут главное поменьше бронирований и регистраций, которые могут отследить поисковые системы. До Бангкока придется лететь на самолете, но тут уже риск небольшой, а виза в Таиланде не нужна вовсе. А там и Австралия.
Поезд мягко затормозил, остановился. Теперь главное – выбраться из ловушки, называемой поездом. Хорошо, если люди, убившие господина Рудольфа этим и удовлетворились, да еще содержимым его Samsonite. А если нет? За дверью слышался обычный дорожный шум. Открывались двери купе, коридор наполнялся вышедшими оттуда пассажирами. Задерживаться нельзя, это привлечет внимание. Пора! С бьющимся сердцем Комов вышел из купе. И тут же наткнулся на чей-то колючий взгляд. Поднял голову и увидел, что смотрит на него невысокий полноватый старик. Не просто глядит, а будто через прорезь прицела. У Комова ноги будто приросли к полу. Знал, что нужно повернуться, как ни в чем не бывало, и идти к выходу. Но не мог шевельнуться. Мимо него проходили люди, задевали вещами. Потом из купе, возле которого стоял старик появилась молодая женщина. Изящная, стройная с копной пепельных волос. Лицо старика мгновенно изменилось. Теперь он смотрел на женщину с нежностью и тоской. По крайнем мере так показалось Комову, который пришел в себя и двинулся к выходу. Шел по перрону стараясь не оглядываться, но все же не выдержал. Завертел головой, якобы высматривая знакомых. Не увидел ничего подозрительного, даже странный старик куда-то исчез. Он несколько раз выдохнул, уверяя себя, что совершенно спокоен. Даже руки почти не трясутся. Оставалось решить, что делать с барсеткой, где все еще лежали флэшки и диск. Брать с собой – опасно, выбросить – страшно. Потом придумал – надо оставить на вокзале, как Корейко свои миллионы прятал.
Зал с камерами хранения располагался внизу и освещен был на удивление скупо. Людей там было всего-то трое и те узбеки. Нашел свободную ячейку, набрал код, а сам то и дело смотрел по сторонам, ничего с собой поделать не мог. Подумал - что ж ему теперь так всю жизнь ходить и оглядываться? – и перестал. Чтобы не рисковать, домой не поехал, а направился сразу в офис, что на Большой Монетной. На метро.
* * * *
- Николай Александрович! Здравствуйте! Ой, как вы загорели. А говорят еще, что в Подмосковье солнце неяркое. Вы, наверное, там только загорали да отдыхали.
Ниночка, симпатичная, как все секретарши, игриво улыбнулась Комову. - Это у вас что?
- Заявление на отпуск. На две недели.
- Ну-у-у, не знаю. Я, конечно, снесу генеральному на подпись, но вы же понимаете, сейчас сезон. Мы новый объект в Москве берем.
- Ниночка! – ожил селектор, - Два кофе сделай, пожалуйста.
- Сейчас, сейчас! Извините, Николай Александрович.
Она стрельнула глазками, а потом засуетилась около могучего кофейного агрегата.
- Привет, Коля! Тебя Вражина просила зайти. – Крикнул пробегавший мимо Михеев из снабжения. Вражиной за глаза называли главбуха, Гражину Леопольдовну.
На Комова вдруг повеяло чем-то теплым, привычным, почти родным. В каком-то смысле этот офис и эта фирма в последние годы стали его семьей. Рабочая суета, перепалки с Вражиной, корпоративы. Ниночка, с которой у него полгода продолжался странный вялотекущий роман. Он вдруг осознал, что если его план удастся, то ничего этого больше не будет. НИКОГДА. И ему стало страшно. Комов проклял Рудольфа Владиславовича, его злополучную барсетку и эти четыреста тысяч. Ему нестерпимо захотелось, чтобы все стало, как раньше. Мелькнула даже мыслишка – когда его найдут (а если он останется в Питере, дело только во времени) – вернуть все. И тут же понял, что ничего не выйдет. По всему, люди там очень серьезные, и даже получив все, что нужно, в живых Комова они не оставят. Раньше надо было думать. А теперь поздно.
Он отошел в к окну и достал мобильник.
- Михаил? Это Комов, привет. Я к тебе сегодня за паспортом хотел заехать.
- За каким паспортом?
- Ты что, рехнулся?! – от бессильной ярости у Комова похолодело внутри. Мишка Дремов, который обычно делал ему визы и билеты, был балбесом, но не до такой же степени! - Я тебе месяц назад паспорт давал на финскую визу и деньги, между прочим.
- А-а-а, так вот ты про что! Ну да, давал. Тут, понимаешь, такая петрушка приключилась. Там у этих финнов в визовом центре какие-то задержки, заморочки. Сам понимаешь, разгар сезона. Я им прямо говорил…
- Врешь.
- Вру. Но сегодня документы подам честное слово! По ускоренному. Через неделю все получишь.
- Через неделю?
- Ну, через две – точно.
- Сволочь ты, Мишка!
- Что поделать, старик, жизнь такая.
- Если через две недели…
- Понял. Ты придешь и разрежешь меня на куски, предварительно оскопив. Не волнуйся, все сделаю. Падлой буду. Я…
Не дослушав разглагольствований Мишки, Комов сбросил вызов и задумался. Все рушилось из-за чужой глупости. А он рассчитывал сегодня еще до вечера уехать из Питера. Теперь придется ждать минимум две недели.
Мимо него проходили сотрудники, здоровались, хлопали по плечу, о чем-то спрашивали. Комов автоматически что-то отвечал, кивал головой, пожимал чьи-то руки. В себя он пришел, только оказавшись на улице. Рассудив, он пришел к выводу, что положение его не такое уж безнадежное. ЭТИ могут искать его, но они не знают, как он выглядит – нигде, даже в аккаунте в facebook его фото не было. Номер мобильника - корпоративный, записан на уже уволившегося главного инженера. Тут тоже все спокойно. Комов решил заехать домой: были там вещи, с которыми очень жалко расставаться. Они ведь не боги и не демоны – за несколько часов вычислить его адрес и установить наблюдение – нереально.
Он ошибался…
Неладное Комов почуял, подойдя к двери подъезда. Там стояли и неторопливо курили двое незнакомых парней спортивного вида. В кабину лифта вслед за ним вошел третий, непонятно откуда появившийся индивидуум. Высокий, под два метра, атлетичный. Светлые скандинавские волосы, коротко острижены. Красноватый шрам у левого виска. Вылитый викинг.
- Вам какой этаж? – спросил Комов. Сам он жил на третьем.
- Четвертый. А вам?
- Одиннадцатый, – пришлось импровизировать на ходу. Очень не понравился ему взгляд незнакомца: спокойный, прощупывающий. Комов даже испугался, что тот сумеет разглядеть рассованные у него по карманам пачки евро.
- Вы здесь живете? Что-то я вас раньше не видел, – сказал викинг.
- Нет. Я замерщик. Окна Рехау, слышали? В сорок второй хотят стеклопакеты установить, вот и вызвали.
Комов извлек из кармана рулетку и для убедительности покрутил ее в руках, благословляя свою привычку строителя таскать ее всегда с собой.
Викинг понимающе кивнул и вышел на четвертом. Комов поехал дальше. Сердце колотилось, как сумасшедшее, на лбу выступил пот. Он постарался взять себя в руки; долго звонил в дверь сорок второй квартиры, прекрасно зная, что обитатели ее, пенсионеры, сейчас живут на даче в Комарово. Выходя из подъезда, он снова столкнулся с человеком из лифта. Двое, что курили у подъезда, стояли рядом. Выпустят или нет? Сердце сжалось, замерло, потом ухнуло куда-то вниз.
- Послушайте, вы же местный? – Комов решительно двинулся к викингу. Тот кивнул.
- Ерунда какая-то. Мне передали вызов Капитоновы из сорок второй. Вы таких знаете?
Верзила снова кивнул.
- Они хоть были здесь сегодня? У меня нет времени просто так по городу раскатывать. Нам за работу платят, а не за время!
- Да вроде были с утра.
- Так куда делись?! Все, больше не поеду, пускай Михалыч кого другого посылает!
С этими словами он решительно двинулся в сторону остановки автобуса, не переставая ворчать под нос.
«Не оборачивайся, не оборачивайся, - уговаривал он себя, - ты деловой человек, ты спешишь, твое время дорого.»
Мимо проносилась маршрутка, с визгом затормозившая на отчаянный взмах его руки. Комов заскочил в распахнувшуюся дверь, кинул водителю-узбеку полтинник, уселся на свободное место и только тут позволил себе обернуться. Сзади никого не было.
* * * *
Растопить русскую печь – дело непростое. Нужно в самый центр уложить в три слоя массивные березовые поленья - два, потом пять, потом еще четыре и накрыть их сверху десятком тонких дровишек, что попроще. Остается сунуть вниз всей конструкции кусок бересты и чиркнуть спичкой. Пламя тут же вспыхнет, загудит, споро и радостно.
Комов сидел и смотрел на пляшущие языки пламени в печи. Вот уже неделю, как он жил в этом старом деревенском доме. Загнали его сюда преследователи и обстоятельства. Две недели – тот срок, который ему нужно продержаться, пока зараза Мишка Дремов оформит шенгенскую визу.
Дом, в котором он нашел убежище, имел неоспоримое преимущество – до него было очень непросто добраться. Казалось бы, Новгородская область - совсем недалеко от Москвы и Питера. Но вместо полей - болота, а вместо дорог – раздолбанные грунтовки, по которым можно проехать только зимой либо засушливым летом. А иначе никак. Формально дом в деревне Нижнее Гнилище (такое название, наверное, возможно только в России) принадлежал каким-то дальним родственникам Комова. Жили они в Норильске, отдыхали в Испании и старый бабушкин дом в Новгородской глубинке их не интересовал. Комов же наоборот любил бывать здесь - и при жизни родителей и после. Он и машину, внедорожник Jeep Wrangler Rubicon с мощным мотором и высоким клиренсом, приобрел из тех соображений, чтобы добираться до деревни даже во время распутицы. Однако в этот раз ехать на нем не решился - слишком заметно. Автобус, электричка, а потом пешком через лес и болото. Так надежнее.
* * * *
- Колян! Ты дома, язви тя в корень?
Сосед. Из тех немногих, кто живет тут круглый год. Комов отодвинул тяжелый засов.
- Заходи, Семеныч.
- Колян, тут понимаешь, дело такое. Пошел я сегодня на реку с хлестуном. И с третьего заброса шшуку здоровенную вытащил, язви ее в корень. Во, она в мешке. Кила на три потянет, ей-богу. Возьми.
- Опять?
- Ну. У тебя ж есть, я знаю. Клапана горят. Слушай, чем это у тебя пахнет?
- Одеколон. Хороший.
- Эт верно. Когда боле ничего нет, одеколон, зараза, он хорошо идет. Только пить надо заране выдохнув.
Комов достал из буфета бутылку водки. Показал ее соседу, но отдавать повременил.
- Коля-я-я-н! – взмолился тот, не отводя глаз от вожделенной емкости. – Ну что хошь!
- Патроны.
- Об чем речь! У тебя ж двенадцатый?
- Да
- Бутылка – дюжина. Идет?
- Идет. Две дюжины.
- Дробь седьмой номер да третий. На птицу в самый раз.
- Картечь. И пули. Пополам.
- Ты чо?! – Семеныч даже поперхнулся. – Никак воевать собрался? Дык у нас не с кем. Разве с автолавкой, где водовку в долг не дают. Али на медведя? Есть тут один, лежка у него на Гажьей Горке. – Он покачал головой, - Под картечь патроны наново набивать придется. Но для тебя – все что хошь! Потому, что ты есть человек, и я тебя уважаю. Бутылку-то…
* * * *
Думать о жизни, размышлять, анализировать – дело хорошее, даже полезное. Но не хватает времени. Работа, успехи и неудачи, встречи и расставания - вся эта суета, которой плотно набиты дни, недели, годы. А выдается свободное время, и его тут же заполняет интернет и фейсбук, из которых можно не вылезать часами.
В Нижнем Гнилище интернета не было. И не будет никогда. Зачем? Да что там интернет, тут не знали даже мобильной связи. Никому из операторов не приходило в голову ставить свои ретрансляционные мачты в местных болотах. Имелась, правда, километрах в трех одна горушка, где при удаче брал МТС. Слабо, с помехами, но все же. Комов приходил туда единственный раз, нужно было узнать у негодяя Мишки Дремова, как продвигаются дела с визой. Тот заверил, что все будет в лучшем виде дней через семь-восемь. Случилось это позавчера.
За окнами темнело. Комов задернул занавески, но свет зажигать не стал, хватит отблесков огня из печи. Повинуясь неясному желанию, достал из ящика стола старую темно-желтую свечу. Зажег.
«И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела…».
Не было снежно-белой мглы, сгущалась обычная, российская, черная. А в остальном все именно так.
Кто бы ему сказал пару недель назад, что вместо работы на новом объекте он будет сидеть в темной избе, а неподалеку его будут ждать четыреста тысяч евро, счел бы за бред наркомана. А вот, поди ж ты…
Который раз он задавал себе вопрос – зачем? Жил бы себе, тянул лямку и горя не знал. Фирма - надежная, специалист он классный, начальство ценит. А сейчас вдруг понял. Именно потому, что и фирма в топ-10 по строительству входит, и специалист он, каких поискать, а приходится тянуть лямку за тысячу евро. Мимо по жизни пролетают порше и бугатти, а в них сидят молодые люди, которым его зарплаты не хватило бы даже на обед. Разве они умнее талантливее, удачливее, в конце концов? НЕТ!! Им даже удача без надобности. Потому что есть родители, которые пилят бюджет (других денег в стране все равно нет), а попросту говоря – воруют. Называется все это, конечно, совсем иначе, но суть одна. Заработать настоящий капитал нельзя, можно только украсть. Может быть, где-то все иначе, а у нас - только так. Вот и накопилось понемногу в душе, а тут пачки евро сами в руки. По любым заповедям и человеческим, и божеским брать было – грех. Но ведь и деньги эти неправедные.
Комов встал и пошел в соседнюю комнату. Там в углу стоял сундук, придание прабабушки, таких уже сотню лет никто не делал. Два человека могли спать на нем, не особенно мешая друг другу. Он с трудом поднял массивную дубовую крышку, украшенную затейливой резьбой. Старые пальтушки, ватники, гнилое постельное белье - все это он выбрасывал на пол. Добравшись до дна, нажал на неприметный выступ. Достал из открывшегося схрона тяжелый продолговатый сверток. Он выкладывал на стол деревянные и металлические детали, а по комнате расплывался тяжелый запах ружейной смазки. Через несколько минут у него в руках была двустволка, да какая! Настоящий Зауэр три кольца, работы немецких кудесников металла из города Зуля. Дед из Германии привез с войны. Дубовый приклад, падающий аист, выгравированный на цевье, оба ствола чок-бор. Мечта любого стрелка. Протер ветошью, пощелкал курками. Вложил в стволы патроны с картечью, что принес Семеныч, у которого горела душа. И успокоился.
Понятно было, что рано или поздно его здесь разыщут. Он вспомнил человека, похожего на викинга с внимательными светлыми глазами. Серьезные дела и серьезные деньги задействованы, это Комов чувствовал. И пусть. Ему нужно всего-то несколько дней отсрочки. Об этом домике в Нижнем Гнилище он никому не рассказывал, неудобно было. На посиделках в офисе отделывался неопределенными фразами о даче, что в районе Волховстроя. Так что искать им придется долго.
* * * *
Дни тянулись один за другим, медленно, как капли меда. Комов никуда не выходил. Консервы, чай, сахар – это все было в погребе. Несколько буханок хлеба он привез с собой. Вода на заднем дворе в колодце. Так прошла неделя.
На восьмой день он собрался, закинул на плечо Зауэр, сунул в карман мобильник и пошел к той самой горке, где МТС.
- Все в порядке, старик! Паспорт, виза шенгенская. На три года, прикинь! Поезжай хоть завтра. И страна первого пребывания не требуется. Мишка сказал – Мишка сделал!
Комов почувствовал огромное облегчение, будто гора, давившая все это время ему на плечи, свалилась, растаяла, исчезла. Осталось немногое – вернуться в избу, достать из схрона деньги и рано утром уйти через болото. Следов не останется.
* * * *
Он подходил к дому не по улице, а огородами, со стороны леса. Кто живет в деревне, знает все звуки и запахи, присущие их краю. Замычала соседская корова, стукнуло ведро у колодца, где-то включили телевизор. И все. Тихо в деревне вечером. Поэтому, шум мощного мотора он услышал издалека. А ехать здесь некуда – тупик, дальше сплошные болота. Нужно было уходить сразу, не раздумывая, пока не заметили. Но деньги, деньги! Комов пожалел, что не носил их все время с собой. Тогда сейчас никаких проблем бы не было. Бесшумно исчезнуть в кустах и все. Уйти сейчас, затаиться, а потом вернуться и забрать евро из тайника – не вариант. Такой возможности ему не дадут. Придется рискнуть.
Он тихонько пробирался к заднему двору, благодаря судьбу, что спрятал деньги не в доме. Зауэр в руках, патроны в стволах да в карманах, курки взведены. И когда к нему откуда-то слева метнулась черная фигура, выстрелил, не задумываясь, дуплетом. Грохот был такой, что все окрестные деревни наверняка тут же услышали и испуганно замерли. Комов услышал, увидел, почувствовал, как и со стороны деревни и от леса к нему бегут какие-то люди. Все дальнейшее распалось на отдельные куски. Он бежал в сторону болота, на ходу перезаряжая Зауэр. Его пытались окружить, отрезать, и он бил почти наугад в появляющиеся в кустах темные фигуры. Они отвечали, и несколько раз он чувствовал, как пули проходили совсем рядом. Комов стрелял, почти бессознательно вскидывая к плечу верный надежный Зауэр, который не подведет и не предаст. Короткая перебежка, перезарядить. Выстрел! Нужно было прорваться на Гладкий Мох, туда они не рискнут.
- Стой, стой!!
Колышущийся под ногами мох болота. Стелящийся молочными пластами туман. Тяжелое ружье, которое ужасно мешает бежать. Но бросить нельзя – в левом стволе последний патрон. С картечью. Откуда-то слева беззвучные вспышки выстрелов. Приклад сам взмывает к плечу, палец жмет на спуск.
Тяжелый удар в спину бросает лицом в мокрую траву. Четыреста тысяч евро, Австралия - как все было близко. Не жалко, все равно не жалко. Ставка была ва-банк, но не вышло… Красная стрела…
Это была его последняя мысль.
* * * *
Высокий человек со светлыми глазами, похожий на викинга стоял над лежащим во мху телом.
- Я же сказал, чтобы только по ногам.
- Он Серого завалил и Марата. А Узбека нужно к врачу, весь бок разворочен. Похоже, картечь. Что ж ты не сказал, что он из спецназа? Мы бы тогда по-другому…
- Он не был в спецназе.
- Как так?
- А ты думаешь, что только спецназ и ОМОН стрелять умеют?
- Ты старшой, Демон, тебе видней. Откуда узнал, что он через болото пойдет? Я еще удивился, когда ты приказал двоих на том мысочке поставить. По всему вернее было через лес, а он вишь как… Дом нужно обыскать.
- Обыщите. Но ничего вы не найдете. Не тот это был человек, что б дебилы, вроде вас, его схрон отыскать могли. Сельский дом, сотня возможных мест, подвал, огород, лес рядом.
- Насчет дебилов ты не очень-то…
- Молчать.
* * * *
- Нашли что-нибудь?
- Нет. Хорошо искали, но ничего не смогли. Два часа ползали. Уходить надо.
- Подождите. – Человек с позывным «Демон» внимательно на смотрел на подчинявшихся ему людей. – А почему вы не спрашиваете, что делать с телом?
- Тут такое дело…, - боец замялся.
- Говори!
- Тело исчезло.