Ильдар Рустамович Утямышев
Попасть в дом ученого, академика, изобретателя (около 20 запатентованных изобретений) – большая удача. Мне повезло встретиться с Ильдаром Рустамовичем Утямышевым, вице-президентом РАЕН, в семейной обстановке, в атмосфере, где царит дух науки, изобретений, серьезной литературы и разговоров на глубокие темы.
Л.Г.: У вас научная династия, у вашего папы, Рустама Утямышева было порядка 120 изобретений, откуда такая страсть к науке в вашем роду?
И.У.: Мой дед был образованным человеком, происходил из образованной семьи, закончил 4 года медресе. Затем он кончил с отличием Симбирскую гимназию, ту самую, где учился Владимир Ленин, его брат Александр, и где отец А. Ф.Керенского, председателя временного правительства, был директором. Потом с золотой медалью кончил коммерческое училище и поступил в Петербургский Политехнический институт, все это было еще до революции. Получается, я третий, кто связал судьбу с техническим ВУЗом. А вообще в моем роду, насчитывающем около четырех веков, было много хазратов, чиновников, а прадед по материнской линии Мухамеджан Каримов был самым крупным издателем в Казани, работал с Австро-Венгрией, Турцией, Германией.
Л.Г.: Получается, ваш прадед был полиглот, знал несколько языков.
И.У.: да, как-то же они общались, он, к тому же, был учеником Марджани, учился у него в медресе. Моя бабушка – дочь племянницы Марджани и Мухамеджана Каримова, вот такое родство. Еще я выяснил, что в середине XIX века было непосредственное соприкосновение рода Утямышевых с Марджани. В этом году я был на мероприятии в нашей родовой деревне Мачкаре, там даже сохранилась фамильная мечеть конца XVIII века, как раз там снимался фильм по роману Гузель Яхиной, хотя я считаю, что там был показан не очень достойный эпизод. Точно такая же мечеть Иске Таш есть в столице РТ, она находится там, где захоронены 500 защитников Казани во времена войны с Иваном Грозным. Ее тоже построил мой предок, и это действующая мечеть.
Л.Г.: Такой знатный род пережил все исторические катаклизмы, сумев реализоваться в различные эпохи.
И.У.: Да, издатель Каримов не подвергся политическим репрессиям, хотя и был деклассирован, скорее всего потому, что печатал как духовную, популярную, так и политическую литературу. Говорят, это были самые дорогие заказы.
Л.Г.: Можно сказать, он проявил то, что сейчас называется гибкостью и политической мудростью. Вы подробно изучили историю своего рода, систематизировали всю информацию, собрали все фотографии, знаете, какие фамильные здания до сих пор служат народу Татарстана.
И.У.: В Мачкаре жили мои бабушка и дедушка, их двухэтажный каменный дом, которому уже больше 230 лет, до сих пор стоит. Их оттуда изгнали, у меня даже сохранилась фотография малолетнего отца и его сестры как раз в этом доме. Сейчас там находится лучший коррекционный интернат для детей с особенностями развития, а до этого там была средняя школа. Приятно, что здание до сих пор служит благим целям. Меня иногда спрашивают, не хочу ли я предъявить имущественные права. Я лишь хочу, чтобы все наследственные здания служили людям и не приватизировались, не уничтожались. Там и мечеть сейчас потихоньку восстанавливается. Говорят, каменные мечети строили русские, т.к. они были хорошими каменщиками. Вот такой у нас был консенсус и дружба народов в те времена.
Л.Г.: Я согласна – побывав в нескольких городах России я тоже убедилась в том, что русские, татары, другие национальности жили на одной территории дружно и мирно. Сейчас, к сожалению, все не так однозначно.
И.У.: Хочу подчеркнуть: не было бы татар – не было бы русских, не было бы России – не было бы татар в том виде, в котором они сохранились. Что бы ни говорили о т.н. татаро-монгольском иге, все разрозненные княжества и земли в этот период вошли в состав большой империи, что, по-моему, стало гарантом защиты от западного мира, который и 800 лет назад являлся нашим противником. Приди тогда западный мир на нашу территорию – не было бы православия, русского языка, да и весь ход истории был бы совсем другим.
Л.Г.: Сейчас часто говорят, что история переписывалась на всех важных этапах, ничего однозначно констатировать нельзя. Простому человеку не раз приходит вопрос: что читать по истории, чему верить?
И.У.: Переписывание истории всегда было в угоду определенным людям, власти, и в нашем случае, это всегда была борьба Востока (не включаю сюда Китай, говорю о ближнем Востоке) и Запада. Если бы не было этих искажений, сейчас бы не принижалась роль восточной нашей компоненты, тюрко-татарской, были бы другие отношения с Турцией, с которой не было конфликтов до Ивана Грозного. Если бы появилась такая единая сила, Европа бы не устояла, и неизвестно, как повернулась бы история, если бы Евгений Савойский не выручил европейские государства. Или если бы Бату-хан пошел дальше, а он уже достиг центральной Европы, когда ему пришлось вернуться на курултай в Монголию после смерти верховного хана. А так, еще несколько недель, и он бы взял Париж. Вообще история так интересно развивается: восточный мир уже неоднократно достиг центра западного мира, возможно, такое предстоит и в будущем. Сейчас отношения накаленные, никто не помнит ни благодарности за помощь, ничего.
Л.Г.: Перейдем от истории к науке. Как вы выбирали направление профессионального развития, призвание?
И.У.: Мы росли в счастливое время, в понимании того, чего ты хочешь, были возможности самореализоваться. Было очень хорошее бесплатное образование, медицина и многие другие социальные блага, этого нельзя отрицать. Я вырос в военном гарнизоне в Чкаловске, это такое намоленное место, в 30-е оттуда совершались большие перелеты, работали экипажи Чкалова, Громова, герои Советского Союза, летчики-испытатели, герои войны, авиаконструкторы, парашютисты, космонавты. Вся летная техника испытывалась в Чкаловске. Там каждый дом достоин мемориальной доски! Я даже письмо писал губернатору Московской области с предложением создать исторический парк, привести все в порядок, реконструировать квартиры, создав в них музеи великих летчиков, в том числе Гагарина, Бонина, других. В 90-х там был полный беспорядок, было страшно и стыдно смотреть на грязный обшарпанный «гагаринский» подъезд.
Л.Г.: Итак, образование и окружение формируют личность.
И.У.: Да, я учился с детьми офицеров, из нашего класса (39 человек) только один человек не поступил в институт по окончании 10го класса. Из 38 человек двое поступили в МФТИ, я в том числе, два человека поступили в МГУ, один в МГИМО, один в МИФИ, семь МАИ, человек семь или восемь в высшие военно-инженерные училища ВВС в Риге и Киеве, это было очень престижно, остальные выбрали другие ВУЗы. Каждый второй учился в музыкальной школе, занимались языками, я учился говорить с репетитором, нас было трое мальчиков.
Л.Г.: Почему-то считается, что в Советском Союзе не изучали иностранные языки, не было надобности.
И.У.: Неправда. В 9-10 классах я уже по вузовским учебникам занимался с учителем, параллельно я заочно закончил математическую школу при МГУ и физико-техническую школу при физтехе. И активно увлекся фотографией, которое сохранил на долгие годы у меня и изобретения в этой области есть. Я выбирал между математикой и физикой, увидел впервые голограмму, в итоге любовь к изображению победила, пошел в МФТИ. В нашей стране тогда было несколько институтов, имеющих международный статус, их дипломы признавались во всем мире, наш в том числе.
Л.Г.: Получается, научный потенциал страны готовили со школы.
И.У.: Да, уже со второго курса нам оформляли форму секретности, а с третьего курса мы обучались и проходили практику в научно-исследовательских, закрытых институтах и предприятиях, мы видели, как создается передовая техника. А на пятом-шестом курсах мы уже работали по тематике этих предприятий, выходили из института готовыми специалистами, способными вести самостоятельные разработки. Подход к образованию был другой, целостный, непрерывный.
Л.Г.: Наука в советские времена развивалась так, что мы до сих пор пользуемся этим потенциалом. Сколько у нас еще осталось от этого великого наследства?
И.У.: Не знаю. Для примера: недалеко от моего дома находится предприятие «Квант», в свое время оно отвечало за все автономную энергетику: все электрохимические источники тока, различные виды аккумуляторов, батарей, возобновляемые источники энергии (топливные элементы, солнечные батареи, молекулярные конденсаторы). На этой площадке работало 12000 человек, возглавлял объединение член-корр. РАН, академик РАЕН, герой соцтруда Николай Степанович Лидоренко. Сильные ученые, более 15 филиалов по всей стране, полигоны для испытаний.
Л.Г.: Сегодня есть такое модное слово «экосистема», оно очень хорошо подходит для такого мощного комплекса.
И.У.: Сейчас это 700 человек вместе со всеми управленцами и менеджерами. Общая беда всей страны: сплошные менеджеры, а где специалисты? Сейчас система грантов, а это какие-то отдельные проекты, а все должно развиваться в комплексе, целым направлением.
Л.Г.: Что нужно изменить, исправить?
И.У.: У нас в 90-е было выброшено два поколения высококлассных специалистов. Раньше за наших выпускников боролись, была профильная работа. Сейчас многие занимаются совершенно не тем, чему обучались: люди со знаниями, опытом оказались за бортом. Период отсутствия научной деятельности не восстановить, это пагубно сказывается, к сожалению. В советские времена много денег выделялось на научные разработки, можно было попутно с основной работой заниматься инициативными исследованиями. Было многомерное планирование, системность развития экономики. Мой отец руководил Институтом медицинской техники, отвечал за развитие все медтехники в СССР и странах соцлагеря. Курировал 700 предприятий оборонного комплекса и 250 предприятий в Восточной Европе.
Л.Г.: Не могу представить такой колоссальный масштаб..
И.У.: В 80-е года экономика планировалась на период до 2005 года! Прорабатывались действия каждого предприятия, кто с кем работает, в какие сроки осуществляются планы. Было Всесоюзное медико-техническое общество, его возглавлял мой отец, сейчас это Академия технических наук. Тогда там было более 100 000 членов, это как партия политическая, и около 3000 организаций. Так вот, эти планы рассылались, на пленумах обкатывались, коллегиально обсуждались, замечания учитывались, включались в этот план, затем составлялась программа и утверждалась в Совете Министров ЦК КПСС в виде специального Постановления. Мы полностью себя всем обеспечивали, медицина была стратегическим направлением. Сейчас такой централизации не может быть, все разрозненно, есть лоббирование отдельных интересов.
Л.Г.: Насколько я понимаю, советский человек, будучи на небольшой должности, ощущал себя частью большой страны. Если бы вам дали возможность осуществить одно решение по восстановлению такого государственного мышления, ваш выбор?
И.У.: Некоторые наши изобретения, имевшие большой экономический потенциал, не реализовались из-за политических перемен. В последние годы я пытался реализовать несколько проектов, были прекрасные сланцевые проекты, экологически чистые. Даже монголам предлагал, была возможность полного обеспечения себя горюче-смазочными материалами, топливом, теплом, потому что в той же Монголии есть бурый уголь, а это примерно те же технологии. Такая сланцевая технология использовалась в блокадном Ленинграде, там перерабатывали сланцы, извлекали жидкие фракции и заправляли танки этим сланцевым маслом. Я с этой идеей и в Америку ездил, когда мы были еще дружны, но они уже пробивали свои разработки и делали установки на 500, 1000, 3000 тонн.
Л.Г.: То есть не новая технология, при этом уже испытанная.
И.У.: Да, были и другие интересные разработки в РАЕН, например, у академика Г.Н. Фурсея были наработки по нано-технологиям. Например, технологии взрывной эмиссии, которая позволяла создавать рентгеновские аппараты с совершенно другими качествами, можно было получать изображения высокой четкости и качества. Но академик умер, а продолжателей, к сожалению, нет, потому что нет школы, нет инфраструктуры, было некому передать знания. Сначала разрушили предприятия, потом разбежались кадры, а теперь уже, как египетские жрецы, умирают носители знаний. Есть проблема восстановления научного и управленческого генофонда. У нас такие странные вещи происходят сейчас: радиоэлектронную фирму может возглавлять обычный врач. Раньше даже партийные лидеры были специалистами, тот же Косыгин, Устинов, все министры оборонных высокотехнологичных отраслей, это были глубоко знающие процесс производственники и руководители.
Л.Г.: Так какой же шаг требуется сделать?
И.У.: Хорошо присмотреться к тому, что у нас было, постараться это дело собрать, взвесить, восстановить лучшее, предотвратить противодействие этому процессу восстановления. Главная проблема у нас здесь, внутри страны.
Л.Г.: А у нас есть вообще такой человеческий капитал, способный что-то восстановить? Умирает человек, остаются бесхозные открытия, исследования и разработки, что делать?
И.У.: Боюсь, что нет. Остались возрастные люди, которые, может, кому-то и рассказали, но исчезают целые направления, имеющие хороший потенциал. Что-то уже устаревает, без развития нет будущего – эволюция, как и в животном мире. Есть еще один момент. Почему у нас раньше был высокий патриотизм? Потому что у нас была одна общая страна, другой не было, люди не были обременены материально, поэтому работа была на первом месте. Сейчас говорят о поддержке малого бизнеса, а это, в основном, сфера развлечений – рестораны, клубы и тому подобное. Эти направления не определяют цивилизационного развития, бесполезная пена. Более того, люди, представляющие эти бизнесы, становятся хозяевами положения. Это цивилизационный тупик, к сожалению. Чтобы чувствовать себя человеком, у него должна быть какая-то высокая цель, прожитый день должен иметь какой-то смысловой результат. Нам требуется другой путь развития, воспитания, высокий уровень образования. Сейчас даже аттестация научных кадров стала странной, по индексу цитирования, по публикациям в определенных научных журналах, а есть вещи, которые просто нельзя публиковать. Сейчас не публикуешься – тебя как ученого для мира нет, даже в науке некие внешние атрибуты встали на первое место.
Л.Г.: Монголия необычная страна, мы практически ничего о ней не слышим. Моя мама была в этой стране, и это единственный человек в моем окружении, который посетил Монголию.
И.Р.: В начале 90-х уже началось кооперативное движение хотелось независимой деятельности, я начал вести самостоятельные разработки на частном уровне. Тогда были ресурсы для качественного перехода на новый уровень научной деятельности, но, к сожалению, все в стране вылилось в купи-продай. Я создал Институт прикладных исследований, у меня работали по контрактам около трехсот человек с ведущих предприятий страны, мы пытались внедрить новейшие передовые исследования. Предприятие было государственным, мы уже имели совместные предприятия с Австралией, акционерное общество с Туркменистаном. Мой партнер познакомил меня с молодым человеком из Монголии, он был физик-ядерщик, мы нашли много общего, поехали в Монголию, в итоге создали советско-монгольское предприятие. Я был впечатлен просторами и природой этой страны, видимо, все-таки есть у наших народов что-то общее.
Л.Г.: Какая там была жизнь?
И.Р. Они были полностью ориентированы на нас, в мой второй приезд в 93-м году там уже была полная разруха, страна сельская, все в сапогах, говорят по-русски. Развал СССР ударил по всем его партнерам и соцстранам, везде было очень много вложено, и все оказались брошенными. В доме моего партнера-монгола бегал баран, оказалось, что это был наш завтрашний обед. А в 95 мы приехали уже в другую, капиталистическую, страну.
Л.Г.: Как вы стали руководить Обществом российско-монгольской дружбы?
И.Р.: В 2007 году было крупное международное инновационное мероприятие, мы предлагали новые разработки на каждую страну, очень хорошо подготовились по Монголии и провели там семинар: агрокомплекс, авиация, топливный сектор. Мне помог президент этого общества, вывел меня на монгольского космонавта Гуррагчу, бывшего министра энергетики, академию наук Монголии, я познакомился с президентом Академии наук. Все очень интересные люди, можно сказать, советские, так что конференция прошла успешно, приходили директора институтов, беседовали. В ту поездку мы вывезли ансамбль Файзрахманова, я передал через Римзиля Валеева письмо министру культуры, и она росчерком пера отменила гастроли ансамбля в Прибалтике на поездку в Монголию. Ученые и артисты так сдружились. Я еще раз ездил туда вместе с ансамблем в 2015 году.
Л.Г.: Какое было продолжение таких активных отношений?
И.Р. В то время президентом общества российско-монгольской дружбы был космонавт Горбатко, (первым долгие годы был легендарный маршал С.М. Буденный) потом он стал почетным президентом. Я был избран ответственным секретарем. Масштаб таких обществ советских времен и сегодняшнего дня нельзя сравнивать. Сейчас мало кто говорит по-русски, ориентация страны непонятна – там Китай, Корея, Япония, Австралия, Америка, Европа.
Л.Г.: Я знаю, у вас есть монгольские награды.
И.Р.: После нашего успешного мероприятия мне и еще нескольким коллегам из РАЕН вручили золотую медаль Хана Хубилая, он считается организатором науки Монголии, жил в XIV веке. В 2016 году в Россию приезжал президент Монголии, встречался с Путиным, и на приеме в посольстве нескольким людям была вручена медаль дружбы «Найрамдал».
Л.Г.: Вы пронесли через всю жизнь увлечение фотографией, у вас есть изобретения в этой сфере. На что вы снимаете: используете ретро или самые современные аппараты?
И.Р.: Я в третьем классе за отличную учебу получил от отца Смену-8, потом снимал аппаратом отца Зенит-3, у меня, естественно, были все необходимые средства: фотоувеличители и т.д. Я все постигал сам, хотя можно было и получить какие-то советы, надо было намного раньше разобраться с многими тонкостями. Хобби развивалось, я создал мощную лабораторию, в 1983-84 гг. руководил совместным проектом с Финляндией по созданию автоматизированной проявочной машины, есть ряд изобретений: цветокорректирующая установка, например, еще на аналоговых принципах, потом разработал очень экономичные цветокодирующие фильтры для электронной фотографии и другие вещи.
Л.Г.: Слушая вас, я понимаю, как много изобретений уходят в песок.
И.У.: Да, каждому овощу свое время!
Л.Г.: Раньше люфт времени между изобретением, внедрением и использованием был достаточно большой, сейчас все происходит очень быстро.
И.У.: Да и раньше все делалось быстро, были условия, был другой подход. Сейчас многое уже неактуально просто потому что технологии ушли в другом направлении.
Л.Г.: Еще одна стезя, в которой вы развиваетесь – написание и издание книг. Вы записали историю своего удивительного рода, написали книгу об отце, готов материал о татарских ученых.
И.У.: Это не писательская деятельность, я составитель: нахожу и систематизирую информацию из разных источников, что-то дописываю сам. Художественным творчеством занимается моя супруга, она поэтесса, мы издали два сборника ее стихов. Стихи пишет уже с молодости, хотя является провизором и преподавателем, сейчас пишет прозу, хочет обобщить знания о своем роде, сделать это художественно.
Л.Г.: У вас столько знаменитых родственников, есть, о ком писать! Нужно структурировать эти знания для потомков.
И.У.: Да, родная сестра моей матери проработала 60 лет в органах разведки. Она работала в Закавказском округе, потом осталась в Грузии, работала в КГБ Аджарии. Это был первый разведчик-аналитик, который предсказал начало войны Ирана и Ирака, обрабатывая и анализируя поступающую информацию. Ее вызвали на Лубянку, заслушали доклад, и один генерал пристыдил мужчин, представлявших целые институты, поставив ее в пример. Она была уникальным человеком: я поехал в Грузию и обратился к ней с вопросами по турецкому языку, зная много слов, не получалось на нем заговорить. Она на восьми листах от руки написала мне основные грамматические правила, восемь временных норм, я изучил их и понял структуру языка пока летел 2,5 часа в Стамбул, все было очень понятно. Так что по приезду я уже начал активно применять эти знания.
Л.Г.: Итак, вы говорите на турецком языке.
И.У.: На английском лучше, на английском могу сделать доклад, на татарском могу выступить, разговорный турецкий.
Л.Г.: Еще одна интересная тема. Татарское дворянство, мурзы. Вы руководите московским меджлисом. Это все кому-нибудь нужно?
И.У.: Верно, у меня есть звание дворянина и в русском дворянском обществе. Мурзы – это рядовые дворяне, еще более высокое звание – князья. Меджлисы есть в Уфе, Казани, Москве, Санкт-Петербурге, собираются сделать в Мордовии. К сожалению, все эти организации: меджлисы, общества дружбы и подобные, являются организациями возрастными, это печально. Люди все пожилые, оптимизма это зрелище не внушает, к сожалению. То же самое можно уже сказать и об общественных научных организациях.
Л.Г.: Это не интересует молодежь?
И.У.: Не только. Нет никакой поддержки государства, раньше все общества дружбы финансировались и развивались на государственном уровне, были регулярные поездки творческих коллективов, ученых. Сейчас средства не выделяются, деятельность затухает. Носители той идеологии уходят, умирают технологии, общественные движения, остается чистое безудержное потребление.
Л.Г.: Да, уже нет общих высоких идей, мы не смотрим дальше, чем наша собственная жизнь. Комфорт, уют и вещи не делают нас богаче, к сожалению. Хотя сегодняшние 20-летние меняют вектор-им не нужна роскошь, им нужны впечатления. Может быть, история делает очередной виток?
И.У.: Мне бы не хотелось, чтобы мы снова прошли через какие-то глобальные потрясения, чтобы изменить мышление, это сильно встряхивает человечество и дает возможность осознать, что к чему.
Л.Г.: Вы не хотите потрясений и утверждаете, что без них не обойтись.
И.У.: Похоже, что так. Возможно, ситуация последних двух лет что-то изменит. Хотя все снова ушло в частные интересы. Массовый патриотизм сейчас трудно возродить, нет общей идеи и ценностей, плюс мы обременены материальным благополучием, а это разрушает.
Л.Г.: Каждый раз, наталкиваясь на очередные изобретения, направленные на облегчение жизни и повсеместный комфорт в горизонтальном положении, я понимаю, что это забивание очередного гвоздя в крышку гроба человечества. Мы сами себя опустошаем и извращаем.
И.У.: Раздражают разговоры об экологии при постоянно растущем изобилии товаров – столько не нужно!
Л.Г.: Да, парадокс: кричим о спасении планеты и топим ее в пластике. Раньше было меньше комфорта, но мир был чище и душевное состояние было иным.
И.У.: Еще одна важная проблема: воспитание, детьми не занимаются ни в семье, ни в учебных заведениях, они предоставлены сами себе. Я вспоминаю с теплом все наши организации: пионерия, комсомол, я был членом партии и ничего в этом крамольного не вижу. Платил взносы до самого конца. Кстати, пострадал через взносы. В определенный момент, когда я работал в научно-технических центрах, был в нескольких местах главным конструктором, у меня была два взноса по 400 с лишним рублей за каждый месяц. Это был целый автомобиль! Была хорошая предпринимательская деятельность, специалисты хорошо вознаграждались соответственно своему труду.
Л.Г.: Возвращаясь к дворянству. Все это уходит в песок времени?
И.У.: Дворянство формировалось веками, аристократия появлялась, исчезала, снова формировалась. Видимо, есть какой-то временной цикл, римская или греческая аристократия – где их потомки, их нет. Это были люди, генетически сформированные как социально – ответственное сословие. А буржуазия это самый, на мой взгляд, недостойный класс, который развалил все лучшее. В 17 году перемены в России были делом рук алчных людей, они уже полностью развалили страну, и дворянство тогда не сработало, было слабым. И в 90м году та же самая буржуазия, эти нувориши и дельцы-капиталисты, современные менеджеры, сделали еще хуже, страна понесла колоссальные экономические и людские потери. Печально, что на нашу Россию такие катаклизмы обрушиваются регулярно.
Л.Г.: Перспективы? У нас будет формироваться новая аристократия?
И.У.: Я пока не вижу, из кого может образоваться новое дворянство, сейчас ученые из чиновников и буржуазии, князья из олигархов… Во все времена были дворяне двух видов: по роду и за выдающиеся заслуги, из новых были Демидовы, Строгановы, Ульяновы (отец Ленина был очень достойным человеком). Мы в дворянском собрании принимаем новых членов за серьезные заслуги в почетные мурзы, например, одним из первых был Ринат Мухамадиев, потом приняли полпреда Татарстана Равиля Ахметшина, руководителя Московского антикоррупционного комитета Мансура Юсупова, еще несколько человек. Есть представители тюркских народов, иностранцы. Существует 4 статуса: мурза и мурза-ханым для женщин, представитель дворянского рода, где прослеживается эта линия, и почетный мурза – заслуженные люди.
Л.Г.: Это потомкам интересно? Кто-то же должен нести флаг дальше.
И.У.: Некоторым – да, моей дочери интересно, она это ценит.
Л.Г.: Возможно, это ваша советская закалка: вы умеете свои действия структурировать, приводить к логическому завершению или продолжению, все красиво, продуманно, достойно. Нет у вас душевного разочарования в том, что некоторые проекты не состоялись, ваши серьезные усилия оборвались, не получив результата?
И.У.: Сейчас не так все активно, я все-таки стараюсь наработанное сохранить, мне интересен сам процесс. В процессе живешь, человек должен что-то делать, смысл жизни в деятельности, я считаю, народ надо чем-то озадачить. О прошедшем нельзя все время сожалеть, надо жить хорошим. И еще я хотел бы добавить: в последние годы я очень уважительно стал относиться к животным. У меня возникла фраза: не всяк человек, что о двух ногах и не всякий четвероногий – животное.