Cолнечный денёк января. Лёгкий - лёгкий мороз. Солнечные лучи сверкали и переливались на снежной белизне речной луговины. Мерцала опушка леса, и недалеко впереди неясно вырисовывалась сине - белая лыжня, просторная от свежего пушистого снега. Кусты опушки настороженно белели на
зимней картине леса, похожие на торчащие заячьи уши. Тусклые ольхи обрамляли сугроб, надутый, как пузырь, почти вровень с холмиком – муравейника.
Снежный гребень свисал с густых, зелёных лап
крайней к луговине ели, снега берет резко, заголубел на солнце.
В смешенном лесу отчётливо слышались сигналы птичьей морзянки:» Тук… тук…тук». Это красноголовый дятел долбил сухую сосну, в поисках пищи.
Я еле – еле, продрался сквозь бурелом ольховника. Мне несказанно повезло - на береговых берёзах лениво паслись тетерева,
срывали почки, перелетая с берёзы на берёзу. Вдруг тетерева увидели меня, всплеснули крыльями, взметнули снежный вихрь и улетели. «Вот тебе и тетери»!
Привлечённые шуршанием лыж. Прилетели две сороки и сойка. Сойка сразу же ударилась в сосняк, сороки сели на седую от снега берёзу и
боком удивлённо поглядывали на меня. Что делает человек в оцепеневшем зимнем лесу?
В зимней лесной тишине было что – то таинственное, полное всяких неразгаданных тайн, сюрпризов, загадок.
Еду дальше. Слева у толстого ствола, словно медного сосны, что – то затрещали кусты, треснули сучки, кто – то хозяином, не остерегаясь, ломился напрямик.
Лось здоровый и красивый, выступил из сосняка, сразу загородив проход между двумя соснами. Рядом поперёк набитой лосями тропы стояла крупная, серая, с длинными белесыми ногами лосиха. Лосиха встревоженно навострила уши в мою сторону, всхрапнула, резко дёрнулась - затрещали кусты. Лось напролом побежал за ней.
Еду просекой. Забылся, замечтался, вдруг на шапку плюхнулся снежный комок. Я от неожиданности вздрогнул, снег рассыпался, обдав холодком тёплое лицо. Вот опять просыпалась снежная пыльца. Взгляд влево, взгляд вправо. Всё понятно: белка резвилась на своих зелёных этажах.
Весь ошеломлённый зимней красотой нехотя тяну лыжи. Ко всему приглядываюсь, в каждый шорох - шелест, вслушиваюсь.
А вот и лесное окно - большая поляна. По краям пушистые ёлочки, как балерины. Кусты сухого вереска, а потом выступают, как со сцены сосёнки юные, приятные, весёлые и зелёные – зелёные.
Большая поляна облита зимним неярким солнцем. А рядом, в ельнике, не иначе танцы были – так свежий снег утоптан зайцами.
Недалеко от ельника раздаётся:»Ци – фю, ци – фю»! На одной из веток сосны вниз головой прицепилась большая синица. А вот и её сестра – длиннохвостая синица с чёрной шапочкой на голове затянула свою удивительно весёлую песенку:»Ти – ти – ти».
Края малой поляны оторочил молодой сосняк.
Сколько загадочной тишины! Сколько неохватного лесного простора!
Я остановился передохнуть, услышал сухонький птичий голосок. Клест – еловик! Клест добыл еловую шишку, перепорхнул на другую ёлку. Там у него с подругой гнездо, тёплое, надёжное – из пуха да перьев.
В кустах изумрудного можжевельника монотонно поскрипывают спокойные красногрудые снегири. Слегка раскачивают ветки, просыпая искристые самоцветы снега.
Словно летняя заря заалела. Вот молодцы!
Снегири лакомились душистыми ягодами.
Одну минуту теплили январский день снегири, снялись и полетели в сторону деревни Ситниково. Но в душе осталось
ощущение, неприкаянное чувство радости. И вдруг подумалось: есть, есть жизнь в зимнем лесу. Так кто сказал, что зимний лес - глухой лес?