2000 год. Вот и наступила осень, с холодными дождями и ветрами. Пассажирский поезд, прозванный в народе «барыгой», медленно ползёт в ночи по бескрайней оренбургской степи. За окном плацкартного вагона из темноты наплывают и удаляются, куда-то, силуэты деревьев, строений, переезды с полосатыми шлагбаумами, столбы с тусклыми фонарями. Как обычно, поезд подолгу стоит на полутёмных станциях и полустанках под переговоры станционных динамиков, шум и лязганье маневровых составов, беготню, спешащих с узлами пассажиров.
В купе, кроме меня, было трое мужчин – светловолосый юноша, чернявый, похожий на кавказца мужчина, лет сорока и пожилой, седовласый, предпенсионного возраста человек. Двое старших, как я понял, ехали домой с областных курсов. Все были знакомы и вели меж собой непринуждённый разговор. Я невольно прислушался. Пожилой, больше обращаясь к юноше, поучал его:
– Ты, Костя, молод ещё, чтобы правильно судить о жизни человека. У тебя она вся ещё впереди и тебе кажется, что она будет долгой и счастливой. А на самом деле, она очень короткая, к сожалению. Ну, посмотри сам: не успеет человек вырастить своих детей и внуков, как ему уже намекает жизнь – пора. Всего-то только времени и хватило детей поднять и внукам порадоваться! А многие и того не видели.
А как сами-то прожили, как? Счастливо? Или только мечтали о счастье, да и не дождались. Нужда, суета, беспросветная опостылевшая работа – вот, что видел человек в своей короткой жизни. А ведь каждый надеялся, что будет и ему счастье в жизни. Будет, но не сбылось.
Костя смущённо улыбался, не смея возразить старшему.
– Ну, что Вы, Николай Иванович, говорите, – возразил чернявый. – Я вот, своей жизнью вполне доволен. Всё у меня, что необходимо есть, и семья и внуки уже, и дом и машина, да и работа мне нравиться, правда, зарплату бы побольше. Но, я и так подрабатываю, по-возможности. Слав богу, здоровье есть.
– И, что Володя, счастлив? – спросил пожилой.
Владимир вдруг задумался и медленно ответил:
– Да, вроде и да, и нет, если хорошенько подумать. А что такое счастье вообще?
– Вот, в том-то и вопрос, – сказал Николай Иванович. По этому вопросу много чего сказано и написано. Понимают счастье люди по-разному. Для одних счастье –богатство, для других – власть, для третьих – любовь и т. д. и т. п. до самых примитивных, например: нажраться и подраться.
– Да, это так, – согласился Владимир. – Ну, а на самом деле, что такое счастье? Или нет его вообще, так обманчивая иллюзия, людская фантазия?
– А вот, давай, молодого спросим, что он думает по этому поводу? – предложил Николай Иванович. – Костя, скажи, что такое счастье?
– Да, я не знаю…, – смущаясь, ответил Костя. – Ну, может быть… любовь…, – протянул он нерешительно.
– Любовь, – это хорошо. Только любовь, по-моему, это не счастье, это что-то другое. А вот, тебе чего больше всего хочется в жизни, только по большому счёту, главное? – спросил Николай Иванович.
– Так, это…, университет закончить, диплом получить, – не раздумывая, ответил Костя.
– И всё? – спросил Николай Иванович.
– Ну, потом работать буду, может, свою фирму открою.
– А вот, это самое – учёба, диплом – разве не счастье для тебя?
– Да нет, какое же это счастье? Пока учишься – это тяжёлый умственный труд, преодоление самого себя. Вот, часто не понимаешь материал, или нужно много запомнить и в памяти держать, а потом всё на экзамене изложить. Учиться в университете не просто, – разоткровенничался Костя.
– Да, я понимаю, сам всю жизнь учился, – подтвердил Николай Иванович.
– А тебе, – обратился он к Владимиру,– чего хочется?
– О, так мне многое чего! Машину новую, дачу вот строю, на рыбалку и на охоту хочется. С друзьями встретиться. А жизнь и работа не дают по-настоящему отдохнуть. Жена на море с детьми просится. А я всё ни как время для этого не выберу.
– Если все эти твои желания вдруг исполнятся, ты будешь счастлив? – спросил Николай Иванович.
– Ну, наверное, – неуверенно протянул Владимир. – Хотя, как знать, я вот в последнее время стал за собой замечать одну неприятную особенность. Когда добьюсь чего хочу, интерес к этому куда-то постепенно исчезает. И, вроде, и не надо мне это уже. И я думаю: а зачем я столько сил и времени затратил, чтобы это самое приобрести. Может быть, лучше было бы направить усилия на другое, более важное и полезное дело?
Вот, например. Была у меня ижевская вертикалка. Хорошее, надёжное ружьё. Я с ним много лет охотился. А тут увидал в магазине иностранное ружьё «Гладиус». До того оно мне приглянулось, что во сне стало сниться. Но, стоило дорого. Жена на него денег давать категорически отказалась. Я, не поверите, ходил как чумной. Всё время оно у меня в голове вертелось. Стал я на него, в тайне от жены, деньги копить. Калымил, где только мог. И когда нужная сумма образовалась, заначку вдруг обнаружила жена.
Представляете, какой скандал она мне закатила! Я, говорит, из последних сил дом содержу и семью вытягиваю. Себе во всём отказываю, лишь бы муж и дети хорошо питались и прилично, не хуже других, выглядели. А он, вместо того, чтобы мне помогать, решил себе очередную дорогую игрушку купить. Стыдно мне стало, скрепя сердце, отдал я всю заначку жене.
Отдать-то, отдал. А проклятое ружьё ещё больше стало сниться. Почти каждую ночь. Является как в рекламе. Крутится, блестит, переламывается, показывая свои чок и получок. Я прямо, извёлся весь. И стал думать: как же мне быть. И придумал!
Вспомнив свою неприятную особенность, я умственно представил себе, что это ружьё я уже купил и оно, как бы, вместе с моей старой вертикалкой находится в сейфе. И, сработало! Постепенно эта тяга к ружью стала проходить. Появились мысли: а на хрена я его купил, когда на охоту хожу редко? Ну, вот стоят теперь в сейфе два ружья, и толку от них – ни какого! Лучше бы я эти деньги жене на курорт отдал! Решено, продам я эту игрушку! Так и сделал, в уме, конечно! А жену, на всякий случай спросил, как бы мимоходом: ну и куда ты эти деньги хочешь потратить? Это для закрепления эффекта.
– В это лето в Турцию поедем, как все люди, – сказала она.
С тех пор, не поверишь, ружьё сниться перестало, но часто сниться почему-то море.
– Стареешь, Володя, стареешь, – улыбнулся Николай Иванович. – Ну, а то, что об этом задумываешься – это хорошо. Это мудрость в тебе зреет. Она подсказывает, что надо к своим «хочу-не хочу» подходить разумно.
– А что это Вы, Николай Иванович, нас всё расспрашиваете? Сами-то про жизнь и счастье что думаете? – спросил Владимир.
Николай Иванович собрался, уже было, отвечать, как к купе подошли два милиционера и проводник вагона. Поздоровавшись и спросив куда пассажиры следуют, милиционеры попросили почему-то предъявить паспорт только Владимира. Он достал паспорт и передал им. Те посмотрели в документ, несколько раз, оценивающе взглянули на Владимира, как бы сравнивая его и фотографию в паспорте, вернули паспорт хозяину, козырнули и пошли вдоль вагона дальше.
Эта ситуация несколько всех напрягла и разговор на некоторое время прекратился. Все сидели молча.
Прервал молчание Костя:
– Преступника ищут, наверное, – заключил он. – Видимо Володя похож на него.
– Ну, скажешь тоже, – возразил Николай Иванович. Не обязательно преступника, мало ли каких людей приходится искать.
– Странно, – сказал Владимир. – Вот всегда так, не в чём не виноват, вроде обычное дело показал паспорт, его то и дают, чтобы предъявлять властям и где нужно, а изнутри уже готовишься возражать, оправдываться, доказывать, что ты не верблюд!
– Да, это так, – кивнул Николай Иванович. – Я тоже всегда испытываю что-то похожее, в подобных случаях. Это в нас неизжитое до сих пор рабство говорит. Помниться, ещё Чехов призывал выдавливать по капле из себя раба. Наши прадеды, деды, родители выдавливали и нам ещё досталось. Давим, давим, ни как не выдавим! Вот, может, новая молодёжь будет жить свободно?
– И, счастливо! – воскликнул Костя, намекая на зависший ответ.
– Ах, да! – возвращаясь к прерванному разговору, воскликнул Николай Иванович. – Что такое счастье? Скажу, как я об этом думаю. Только, пожалуйста, не считайте моё мнение «истиной в последней инстанции». У каждого человека может быть своё собственное мнение на сей счёт.
– Замечу, из своего опыта, что счастье всегда имеет свои, строго определённые место-время. Оно не может произойти ни с того, ни с сего. Что-то его заранее подготавливает, ему нужны определённые условия для проявления. И когда всё необходимое созрело – вот оно и является.
Не нужно, по-моему, городить всякие там теории, сложные мудрствования по этому поводу типа «счастье – это когда тебя понимают». И дальше начинается такая галиматья, что голова кругом, а понятия так и нет.
Счастье – это просто! Счастье – это радость души! Радуется твоя душа в какой-то момент, восторгается – значит, ты счастлив. Вот и всё! А таких моментов жизни тысячи, миллионы! Только, чаще всего мы проходим мимо них, или не замечая, или воспринимая как обыденность и только попав в другие условия начинаем понимать, что тогда-то и были по-настоящему счастливы.
Вот простой пример из моей жизни, из моего детства.
Счастье должно начинаться в субботу. Ну, какое счастье может быть в понедельник? В этот день ты, учась во втором классе районной школы, получаешь две, а лучше три пятёрки! Бывает такое? Редко, но бывает! Потом ты идёшь из школы домой и с гордостью предъявляешь дневник родителям. Все радуются, у всех сразу хорошее настроение. Отец берёт дневник в руки и скрупулёзно рассматривает оценки и подписи к ним. Потом для строгости говорит: «Надо бы почаще вот так, видишь, можешь, когда захочешь». А я уже знаю, что это он для порядка говорит, а сам тоже очень доволен. Порывшись в закромах, бабуля вдруг, совершенно случайно, находит небольшую шоколадку (были тогда такие – маленькие на десять кубиков) и вручает её мне.
Счастье продолжается. Вечером мне дают пять копеек на билет, и я иду клуб в кино. Фильм должен быть про войну, например «Чапаев» или «Подвиг разведчика», а всякие там про любовь или стройку какую – не подходят. Но, тут за счастье, т. е. за фильм, нужно побороться. Вот ведь, не зря говорят «за счастье своё нужно бороться». Вот и мы – малыши, боремся у кассы за очередь за билетами. Клуб небольшой и билетов всем не хватает. Здоровенные старшеклассники лезут нагло без очереди, отбрасывают нас от кассы.
Часто бывает, что остаёмся без билетов. Тогда есть один способ попасть на сеанс – это пробежать быстро в зал мимо контролёра, когда толпа детворы берёт штурмом кинозал. Теперь, я думаю, контролёры всё видели, только жалели нас и позволяли пройти без билетов. Тем более, что все безбилетники усаживались на пол перед первым рядом и смотрели фильм.
Перед сеансом стоит невероятный восторженный галдёж и хлопанье стульями. Счастье продолжается в предвкушении предстоящего волшебства. Но, тут, чтобы лучше прочувствовать атмосферу, не нужно торопиться, лучше немного отодвинуть действие и этому хорошо способствует демонстрируемый перед фильмом киножурнал типа «Новости дня». Тоже интересно, показывает где и что в стране и мире происходит.
Небольшой перерыв между журналом и фильмом. Гаснет свет. Галдёж стихает. И вот оно – началось! Все обратились к экрану.
После сеанса, под впечатлением фильма, идёшь домой. В голове прокручиваются эпизоды картины, и ты воображаешь себя как бы участником виденного: то чапаевцем, то солдатом, то партизаном. А идти мне нужно в темноте через райисполкомовский сад. Понятно, что здесь встреча с бандитами почти неизбежна. Поэтому, у каждого пацана обязательно должны быть при себе две вещи: фонарик и ножик. Одной рукой свечу фонариком, другая в кармане сжимает ножик.
Ножик вещь универсальная, им многое что можно сделать: срезать ветку, обстрогать палку, сделать свистульку, порезать съестное, просто поиграть с друзьями в ножички и т. д.
Дополнительно в арсенале пацана могут быть, но это не обязательно и постоянно с собой не носятся – это рогатка, пистолет (разных марок), лук, пугач, увеличилка, часы игрушечные, компас – настоящий, фляжка солдатская, у некоторых даже котелок был, пилотка со звёздочкой.
Пистолет мне мама отличный купила. Полированный чёрный с никелированным затвором и курком. Заряжался он пистонной лентой и стрелял продолжительное время, пока лента не заканчивалась. Пугач я сделал сам. Для этого отломил у заброшенного старого трактора с шипами на задних железных колёсах медную трубку. Расклепал молотком один конец, г-образно загнул два раза, вставил гвоздик в трубку, стянул резинкой – и всё готово!
Пацаны-специалисты говорили, что по технологии пугач нужно залить свинцом, чтобы лучше стрелял. Но я заливать не стал, да и неудобно расплавленный свинец заливать в тонкую трубку, ещё и сам обваришься. Зарядил пугач спичкой – стреляет прекрасно и без заливки! Хороший пугач получился, стрелял громко без осечек.
– Да, что это я, отвлёкся! – спохватился Николай Иванович. – На следующее утро, в воскресенье, счастье продолжилось, и продолжалось примерно до обеда. Утром я встал, позавтракал, оделся потеплее, обул валенки, взял лыжи и поехал на них кататься по пробитой в степи лыжне за школой. День был солнечный, снег искрился разноцветными звёздочками, а десятиградусный мороз румянил щёки.
Я сделал большой круг – это километров пять будет, не встретив никого из людей на лыжне. По пути спугнул стайку куропаток, покатался с плотины, распушил лыжными палками камыш и вернулся домой немного уставший и довольный прогулкой. Дома было тепло и уютно от топившейся печи. По радиоприёмнику играла музыка. Мама позвала к столу обедать, приготовив пельмени. На этом счастье закончилось, потому, что нужно было готовить уроки к следующему дню – понедельнику.
– И это Вы называете счастье?! – воскликнул Костя. – Получить пятёрки, сходить в кино и прокатиться на лыжах – это и есть счастье?
– Да, это и было настоящее простое, без прикрас, счастье! – подъитожил Николай Иванович. – Сейчас тебе понять это трудно, но повзрослеешь – придёшь к такому же выводу, вспоминая своё детство.
– Да, ну это как то малозначимо, чтобы относить к счастью. Счастье должно быть событием…,– Костя задумался подбирая слова, – грандиозным, что ли.
– Может быть и грандиозным, только чаще всего бывает тихим и малозаметным, – сказал Николай Иванович. – Вот сейчас ты пребываешь в счастье, правда, ещё не осознаёшь этого. Я тебе об этом «по секрету» говорю, что бы ты это имел ввиду и не торопился побыстрее закончить университет и получить диплом. Прочувствуй это время, проживи в нём подробно, используй его в полной мере, со всеми возможностями и особенностями, которые оно тебе даёт. Студенческая жизнь – это грандиозное счастье!
Как то встретил я случайно свою однокурсницу Нину. Разговорились, вспомнили учёбу в институте, друзей из нашей группы, весёлое студенческое житьё-бытьё. И сказал я ей, что счастливое было время, приятно вспомнить, несмотря на все трудности.
И тогда она сказала мне: «Знаешь, а я это уже тогда, на втором курсе, вдруг отчётливо поняла и представила с ужасом, что скоро эта счастливая жизнь закончится. И я пошла в деканат и попросила перевести меня на ОТД. Как я не упрашивала, мне отказали. Я ещё несколько раз ходила, когда узнавала об отсеве студентов из их групп. Я даже была согласна, чтобы меня перевели туда на один курс ниже, но в деканате были непреклонны».
– Дело в том, что мы с ней учились на физмате в группе физиков. В то время математиков и физиков готовили четыре года, а группы ОТД – обще-технических дисциплин, учились пять лет. Вот и хотела Нина продлить студенческое счастье на один год. И даже мне, старосте группы, не сказала!
Так, что студент, учись, не торопись! И будет тебе счастье на целых пять лет, а может и больше!
– Полностью с Вами согласен, – сказал Владимир. – Я тоже учился в индустриальном техникуме. Подготовка у нас была хорошая, несколько корочек по разным специальностям получил. Теперь они мне очень пригодились. Хорошее было время.
А почему Вы любовь за счастье не считаете?
В этот момент вагон вдруг резко дёрнулся, заскрежетал колёсами и стал сильно раскачиваться. По-видимому, мы проехали стрелку. Постепенно скрежет и качка прекратились и поезд вернулся в своё обычное состояние.
– Я так думаю, – начал Николай Иванович, – в любви всегда счастье и несчастье идут рядом. Он любит, она – нет и наоборот. Случаются сплошь и рядом измены. Любовь превращается в ненависть. Даже если всё хорошо у любящих людей, всегда присутствует страх потерять друг друга, детей и стать несчастным. И такое тоже бывает, когда счастье любви превращается в несчастье любви. Я, может, путано сказал? Заболел или, не дай бог, умер любимый человек – это же огромное несчастье. Ты его любишь, а какая у тебя «радость души» при этом?
Вот поэтому любовь относить к счастью нельзя.
Поезд остановился на очередной станции. За окном по-прежнему моросил дождь. На соседнем пути, подсвечивая себе фонарями, копались железнодорожники в плащах. Рядом стояла тележка нагруженная инструментом и какими-то деталями. Порывы ветра доносили в вагон резкие звуки ударов металла о металл.
– Ну и погодка! Собаку из дома не выгонишь! – обратившись к окну, заметил Владимир.
– А вот, работа? – спросил Костя.
– А что работа? – не понял Николай Иванович.
– А работа может быть счастьем? – уточнил Костя. – У нас есть преподаватели, сразу видно, очень любят свой предмет. На лекциях соловьями заливаются. Пишут сложные формулы, а нам, студентам, говорят, что важнее этого предмета ничего на свете нет. И учить его надо со всей отдачей.
– Ну, конечно, и в работе могут быть моменты счастья. Вот, скажем, мастер изготовил сложную деталь или вещь, которую другие сделать до него не могли. Счастье? Счастье! Или вот учёный, долго работал и открыл новый закон природы или изобрёл лекарство от облысения. Счастье? Конечно счастье! А как же!
То, что преподаватели любят свою работу и вам хорошо преподают – это ещё не счастье, но приближение к нему. Работа человеку должна нравиться и быть любимой, потому, что ей мы отдаём треть нашей жизни. Очень плохо, если треть жизни пройдёт в тягости, недовольстве, раздражении. К сожалению, для большинства работа действительно «трудовая повинность», необходимость выживания. Ни о счастье, ни о приближении к счастью, ни о простом благополучии речь не идёт. Вон, посмотрите на эту работу, – Николай Иванович кивнул за окно на копошащихся железнодорожников,– какое это счастье? Скажите!
– Кстати, не по теме, но хочу сказать вот что по этому поводу. В Австралии есть памятник под названием «888». Его поставили в честь идеи, предложенной англичанином Робертом Оуэном, – человек должен иметь 8 часов на работу, 8 часов на отдых, 8 часов на сон. Этого режима удалось добиться еще в 1856 году строителям Мельбурна.
Восьмичасовой рабочий день окончательно ввели по миру только после Второй мировой войны, и то не везде, а нарушают его до сих пор повсеместно, под разными предлогами. Треть жизни проведённой в непосильном труде, тоске и печали снесут напрочь все радости, а тем более счастье. Оставят незаживающую рану в душе. И мало того, что гнетёт человека сама работа, угнетает сопутствующая ей атмосфера, её организация.
Об этом явлении поведал мне, как-то, один человек. А дело было так. В конце каждого учебного года, в мае, возили мы учеников нашей школы, в качестве поощрения за хорошую учёбу и поведение, на экскурсию в город. Вот и в этот раз повёз я своих семиклассников в Уральск. Была солнечная, прекрасная погода. В салон автобуса проникал тёплый ветерок, приносивший чудесные запахи цветущей степи. Настроение у детей было бодрое. Они шутили, смеялись, пели песни, разыгрывали друг-друга.
Мы с шофёром вели беседу и заметили стоявшего у дороги пожилого человека, который, приняв наш автобус за рейсовый, поднял руку. Потом, разглядев табличку «Дети», руку опустил и отступил назад.
Шофёр вопросительно посмотрел на меня: «Возьмём?»
– Возьмём, давай! – ответил я.
Автобус остановился, человек вошёл в салон и сел рядом со мной на свободное место. Дети, как обычно, шумели. Человек поинтересовался: куда едем?
– Да, вот, на экскурсию в город, – пояснил я.
– Это какого класса ребята? – спросил человек.
– Седьмой закончили, - ответил я.
– Здорово! В моё время такого не было. Сейчас для детей и молодёжи все условия созданы и для учёбы и для работы, – сказал пассажир.
Разговорились. Ему тоже нужно было в город. Оказалось, что он уже на пенсии, а раньше много лет проработал заведующим мастерской в совхозе. За дорогу мы коснулись с ним нескольких текущих тем. И, видимо, под впечатлением от детей он сказал:
– Семья у меня была большая. Несколько братьев и сестёр. Родители работали в совхозе в животноводстве. Мать – дояркой, отец – скотником. К тяжёлой работе мы приучены были с самых малых лет. Многое знали и умели: ухаживать за лошадьми, коровами, овцами и т. д. Косить сено, делать кирпичи и саман, заготавливать кизяк, столярничать и плотничать и т. д. Дома по хозяйству – была наша забота.
После окончания седьмого класса отец решил отдать меня на работу в совхозную мастерскую, чтобы я выучился там на механизатора. Он не хотел, чтобы я пошёл по его стопам в животноводы. Трактористы, комбайнёры, шофера считались в то время элитой на селе.
Вот и стал я в четырнадцать лет на первых порах разнорабочим в мастерской.
Первый рабочий день стал для меня настоящим ужасом! Вокруг всё грохотало, искрило и чадило! Люди всё время куда-то спешили, кричали, ругались матом, махали руками. Одни трактора разбирали, другие собирали. Над головой двигались кран-балки с подвешенными на них моторами и другими деталями. Я боялся, что они сорвутся мне на голову.
Моими обязанностями было приносить и уносить разные вещи, убирать ремонтные места. Мне говорили: принеси грань на двадцать, отнеси плунжера слесарю, стартёр отдай электрику, а я ничего не понимал.
Больше всего давили на меня закопченные стены мастерской, грязный липкий пол, запылённые, не пропускающие свет окна. Постоянный дым и чад, всё в масле и мазуте!
С умилением я вдруг вспомнил сенокос, душистый запах свежего сена, голубое небо над головой и чистый воздух. Как хорошо было на этой не лёгкой работе, когда можно было прерваться на несколько минут, передохнуть, искупаться в речке, а потом опять приняться за дело. И даже прополка или изготовление самана теперь не казались мне такими обременительными. И мне захотелось бросить всё и бежать, бежать подальше от этого грохочащего и чадящего ада, но тут же я ощутил над собой укоряющий взгляд отца, который приложил немало усилий, чтобы устроить меня сюда. И я, скрепя сердце, кое-как дотянул до конца рабочего дня.
Домой я пришёл совершенно больным. Мать приняла моё состояние за усталость. Погладила по голове и сказала: «Ничего сынок, привыкнешь. Это только на первых порах тяжело. Приноровишься – и станет легче. У меня сначала всё тело болело, а теперь мы весело работаем и песни поём даже».
Ужинать я не стал и рано завалился спать, но сон не шёл. Я с ужасом думал о завтрашнем дне.
Прошли годы. Стал я и трактористом, и комбайнёром, и шофёром – механизатором широкого профиля. Владею ещё несколькими специальностями. Окончил сельхозтехникум. Стал начальником той самой, точнее уже новой мастерской в совхозе, но тот мой первый рабочий день запомнил на всю жизнь.
– Что из этого следует? – подъитожил Николай Иванович. – А из этого следует, что не только работу себе нужно искать по душе, по способностям и склонностям, но и на всю атмосферу вокруг неё смотреть. Тут всё, оказывается, важно и коллектив, и отдельные люди, и здания, и цеха, и… есть ли небо над головой и свежий воздух. Вот, так получается.
Собеседники замолчали. Вдоль вагона шла, интеллигентного вида, женщина в больших очках, в черном, аккуратно подогнанным по фигуре пальто и в белой оренбургской паутинке. В руках у неё было два эмалированных ведра. Рядом с ней – девочка-подросток. Негромким голосом она выкликала: «Курники, пирожки! Курники, пирожки!..»
Друзья стали рыться у себя в карманах. Достали и положили на столик несколько бумажек и монет. Кто-то сказал: «Это всё?! Не густо!» Когда женщина приблизилась, спросили: почём пирожки и курники. Услышав цену, попросили два курника. Девочка приняла деньги, а женщина, оценив ситуацию, протянула им в бумажной салфетке три курника. Мужчины неловко поблагодарили женщину и замолчали.
Разрядил обстановку Николай Иванович.
– Ну, вот и счастье привалило! – сказал он, принимаясь за курник, – до дома хватит!
Игорь Самочеляев.
1.04-2022 г.