Я лингвистический калека, словесный душегуб. В том смысле, что собственный текст воспринимаю лишь читая его слушателю.
Непременное условие.
Для понимания написанного мне необходима жертва. Видимо что-то такое из моего тёмного, инквизиторского прошлого.
Личность жертвы не принципиальна - главное, чтоб живая и более-менее в сознании. Чтобы видеть ужас в её глазах и наслаждаться причиняемыми страданиями.
А кто волей-неволей всегда под рукой? Верно - святая жена великомученица. Ну не в подворотнях же мне, в самом деле, припозднившихся путников текстами терзать?
А жене, аки невинному агнцу, божьим законом мужнину хрень сносить прописано.
Правда мой агнец не совсем хрестоматийный, а с подвывертами. Его пока на заклание зазовёшь, сам скорей себе вены взрежешь.
Но как дорываюсь, тут уж отвожу душеньку. Читаю взахлёб, без удержу, до мурашек, до сопливой истерики.
- Я твой муж! Это твой долг! Я, в конце концов, требую!
Кричу, умоляю я и ползаю – и это лишь в виде прелюдии к священнодействию.
Ну а когда она, наконец, произносит: «ладно», «так и быть» или «хрен с тобой», я ликующе хватаю телефон или заранее отпечатанные листики, и начинаю безудержно хлестать её своим острым слогом.
А она, как истинная великомученица, совмещает повинность с обязанностями – то есть, внимает мне спиной, лопатками, профилем, и что-нибудь готовит, моет, протирает, полощет, гремя, шурша, громыхая и бряцая. Так что пытка та двусторонне невыносимая.
Остервенело перекрикивая стиральную машинку, звон посуды и льющуюся из крана воду, я истязаю мученицу чем-нибудь ироническо-юмористическим или, совсем уж озверев, сатирическим. Режу, кромсаю отточенными фразами, колю пиками острот. В общем, довожу себя и её до белого каления.
И всё это лишь на первом абзаце.
А на втором - к нам обязательно спускается с расспросами дочь, и жена говорит мне: «извини, минуточку».
На третьем - звонит сын: «извини, минуточку».
На четвёртом – с дикими «мявками» прибегают голодные коты: «извини, минуточку».
На пятом – к их вою присоединяются коты с улицы: «извини, минуточку, я должна их покормить иначе они поубивают друг друга».
На шестом – мама.
На седьмом – внук.
А на восьмом – его святейшество Кондратий.
Ко мне является его святейшество, и я ору:
- Боже мой! Неужели нельзя без всего этого?!!
«Но это же детки» – обычно отвечает мне жена. Или: «но это же мама», «но это же внуки», «но это же котики».
- А я – кто-о-о-о?!!! Я ведь не Толстой, не Достоевский! Я не читаю тебе главы из романа. Мой предел минута, от силы - полторы!
- И это ты себе ещё льстишь.
- Вот именно! Я человек творческий! Мне необходима аудитория! И хотя бы коньяк!
- Коньяк мой!
- Но я же человек творческий!
- А я великомученица!
И я наливаю ей коньяк, а себе – что отыщется. Потому что творческий человек великодушен и не привередничает.