1. Каст
Да-а, бегут деньки друг за дружкой. И вроде разные они, а как вспоминать возьмешься, непохожих-то-о-о, по пальцам и счесть.
Для Машеньки год пролетел, как сморгнула, но, почитай, каждый день и упомнился.
Яков Самуилович взялся уложить бриллиант дивный в роскошный каст* и с тем, образовать Образ желанный светским манерам. К тому и англичанку выписал. А приметив желание постичь ювелирное дело, самолично и в учителя к Мане.
Ох и хваткая к обучениям дева оказалась с памятью ненасытной! К полугоду по-французски изъяснялась ладно.
Бывало, за столом к Якову Самуиловичу с претензией улыбчиво, мол, incorrect mon ami, такой вилкой к рыбе. Или:- как же вы, и из простой рюмки Херес откушиваете, ici a besoin de verres vin.
А старик и рад несказанно! Разодел её в лучшее, и чего не пожелает красавица исполняется в одночасье. А вот балов ювелир не давал, гостей к себе не позволял и к театрам, да салонам холоден был.
Редким друзьям-ювелирщикам представлял Маню племянницей, хотя ведали те: не было у старика Рейзуса никого кроме родной, одинокой, бездетной сестры.
И как не пестовал он в тайне бриллиант дивный, прознали в Петербурге о Грации, стариком столетним в роскошных палатах томимой.
К лету желающих с коллекциями ювелира ознакомиться поувеличилось. Зачастили молодые ловеласы к покупкам. Но дорогого товара не брали, лишь пытались девицу увидеть-разглядеть. И хоть мало кому повезло в том, зашепталась знать столичная о красавице дивной при старике дряхлом.
А как-то и давешний знакомый, князь Павел Андреевич, что Маню после конфуза зимнего в доме своем приветил, явился.
- А что, Яков Самуилович, поговаривают племянница красоты писанной в гостях у вас скучает. Без общества истомилась видать? Не гоже, не гоже молодость и в едикуль*, - глаза у полковника зеленью блещут, усы черные стрелами острыми. Звякнули ордена на груди крепкой, сапоги скрипнули недовольно.
Оробел ювелирщик от заявления такого, расстроился. Свыкся с принадлежностью роскошной, не желая показов прекрасницы сказочной.
Задрожал бархат, дверь из залы отворилась – на пороге Маня в платье шикарном белой лебедью в кабинет.
Опешил офицер от видения, с дивана кочетом.
- Ужель, вы, Мария Петровна? - руки в стороны в недоумении, глаза в восторге. Ладонь Манину к губам своим, так, от предплечья к плечику и далее бы…
С того и началась новая жизнь у простухи, да как удачно-то, после обучений стариком даденных.
Закружила девицу жизнь светская. Допоздна в театрах, да в салонах. Молодежь и старцы видные вьются мухами надоедливыми. Бывает и подарками дорогими одаривают с признаниями в любви. И уж слух прошел о двух дуэлях Маней побужденных.
Запретить хождение в свет старик молодице не в силах - что знать подумает?
Измучился, ревновать взялся, а как-то и отметил про себя: называет-то Машу свою по имени отчеству...
Еще более расстроился. А как девицу вернуть, чем отвлечь от развратностей светских не ведает. К столу выходить перестал, в кабинет завтраки-обеды велел подавать, а через десять дней приподнес Марии Петровне, на серебряном блюдце перстенек белого золота тончайшей работы.
Нитями изумительными свита маркиза, глянешь на свет, а перстенёк прозрачен в легкости линий тончайших.
У старого губы дрожью мелкой, глаза выцветшие моргают часто веками голыми, глянуть на Маньку не в силах.
- Сей перстенек, Мария Петровна, чистой платины, я намеренно его без адаманта Вам в подарок,- голос дрожит, закашлялся старик,- с кастом по размеру и числу граней бриллианту, что вы мне показать изволили, в соответствии. Согласитесь и будет место ему…
Манька-то, теперь знает цену затеям ювелирным. Сей перстень работы невиданной и так деньжищ великих стоит, а с камнем дивным и цены ему нет.
- Извольте, Яков Самуилович, непременно требует диамант оправы такой, - под руку старичка ласково, да и коснулась губами теплыми щеки сухой, старческой, - идемте вместе и уложим.
А к вечеру следующего дня пропала до полуночи.
Ну, как даме юной, при чудесном подарке и в одиночестве со стариком вечера коротать? Так и не удержал старец молодость прыткую ни гардеробом, ни платиной…
Но, недаром к красоте Господь и умом деву одарил. К зиме забеспокоилась - ведь не того она поля ягода. А как знатный офицер руку-сердце предложил – испугалась не на шутку. Откроется простолюдинство-то и лопнет пузырем, чего достигла ко времени нынешнему.
И вот, пятый день безвыходно дома Маня.
Яков Самуилович от радости эдакой нервничает: уж не случилось ли чего с бриллиантом сердца его, не обидел ли кто словом зло-противным?
А Манька случая ждет подходящего с предложением, о коем и старик давно в мечтах заоблачных.
Так, к вечеру, после принятого первого фужера «Лафиту», и второй старичку предложила.
Сама вина пригубила, а к третьему, когда глазенки-то у Рейзуса заискрились влажно, и мурлыкнула: « А возьмёте меня в жены, Яков Самуилович?»
Ювелирщик на вдохе глотком винным и захлебнулся! Закашлялся громко, салфеткой рот прикрывает, а кашель душит, рвет горло и не вздохнуть старому. Глаза кровью налились, вот-вот из орбит полезут, обличьем вспух, синевой кожа зашлась, трепыхнулся в судорогах недолгих дедушка, да испустил дух навечно.
Каст – оправа ювелирного изделия
Едикуль— (тур.). Так назыв. в Константинополе семибашенный замок, в котором находится государственная тюрьма.
Пр. сдедует