1. ДОЧЕРИ ДЕКАБРИСТОВ НА СЕМЕЙНОМ ПОРТРЕТЕ.
Сын Александра Петровича и правнук Анны Михайловны Евреиновой ( Базилихи) Петр Александрович Базилевский женился в 1879 году на Александре Владимировне Переслени, внучке декабриста Василия Львовича Давыдова.
Дочери Давыдова Екатерина и Елизавета долгое время воспитывались в семье графини С. Г. Чернышевой - Кругликовой. Они изображены на семейном портрете, написанном художником Моллером и демонстрировавшемся на выставке в 2019 году. По крайней мере так атрибутирует Татьяна Геннадиевна Дмитриева, старший научный сотрудник Государственного музея А. С. Пушкина в своей работе : " Иконографические определения портретов девушек ( Ф.А. Моллер. Портрет графов Чернышевых - Кругликовых). "
Портрет демонстрировался на выставке
" Аристократический портрет в России ", состоявшейся в Историческом музее 2019 году. По другим сведениям на портрете изображены сестры Бибиковы:
" Автор Фёдор Антонович Моллер (1812 – 1874). Семейный портрет графов Чернышевых-Кругликовых. Италия, Рим. Около 1847. Бумага, масло. В овальных рамках по углам – три портрета девушек из семьи Бибиковых (так считают в ГИМ), внизу справа – автопортрет художника. Приобретен в 1961 году у В.В. Черткова. Государственный исторический музей. "
Чертков Владимир Владимирович - сын Владимира Григорьевича Черткова, близкого друга Толстого.
Как здесь упоминается, в Историческом музее считают, что на портрете изображены девушки из семьи Бибиковых.
Вполне возможно, что такая атрибуция связана с тем, что одна из девушек вышла впоследствии замуж за Бибикова.
Но об этом более подробно я напишу потом.
Я вполне согласна с Дмитриевой, что в медальонах по периметру портрета изображены сестры Давыдовы, Нонушка Муравьева и Федор Моллер. Хотя бы по датам пребывания сестер и Нонушки в семье Чернышевых - Кругликовых и степени их родства можно предположить, что на семейном портрете изображены именно племянница Софьи Григорьевны Нонушка и ее воспитанницы Давыдовы. Сестры в письмах к родителям называли Чернышевых-Кругликовых тетушкой и дядюшкой. Это близкие люди, долго проживавшие в семье. Действительно, Нонушка впоследствии стала Бибиковой по мужу, но произошло это лишь в 1848 году, а в 1847 году умерла Софья Григорьевна, а затем и ее муж. Так что в 1847 году, когда предположительно был написан портрет, все три девушки жили в этой семье.
О Нонушке или Софье Никитичне Муравьевой и пребывании ее в семье сообщается в данном материале:
ЖУРНАЛ ОГОНЕК 2015 Г.
" Культ воспоминаний "
В публикации, посвященной 160-летию восстания, подчеркивался "неубывающий интерес советских исследователей и широкой аудитории к жизни, деятельности и наследию декабристов" и представлялся новый формат сохранения памяти о них — через героизацию их потомков. Историк Л.С. Кишкин по архивным материалам рассказывал о судьбе дочери декабриста Никиты Михайловича Муравьева, участника Заграничных походов 1813-1814 годов, одного из руководителей Северного общества, автора "Конституции Российского государства".
"Огонек" писал: "10 мая 1829 года в Читинском остроге появился первый ребенок декабристской ссылки и каторги. Мать девочки, Александра Григорьевна Муравьева, урожденная Чернышева, была одной из трех декабристских жен, которые немедленно отправились за осужденными мужьями в Сибирь. Никита Михайлович безгранично любил свою дочь Соню и, имея склонность к шутливо-ласковому переиначиванию имен, называл ее Нонушка... Долгие годы она разделяла трудную судьбу большой группы декабристов в Читинском остроге, тюрьме Петровского завода и, наконец, на поселении под Иркутском".
"Рано потеряв мать, не вынесшую всех обрушившихся на нее невзгод (умерла в 1832 году), Нонушка в 13 лет потеряла и отца (1843),— рассказывалось в журнале.— Его мать Е.Ф. Муравьева обратилась к Николаю I с просьбой передать ей на воспитание внучку, однако царь решительно отказал, написав на ее прошении: "В Екатерининский институт в Москву, на мой счет". Доставленная в Москву с фельдъегерем и лишь за крупный подкуп повидавшая бабушку, Нонушка была определена в Екатерининский институт как девица мещанского звания Софья Никитина (дети декабристов не имели права носить фамилию родителей)."
"Огонек" вкратце описывал, как дальше складывалась жизнь дочери декабриста: "В институте Нонушка тосковала и часто болела. Под этим предлогом ее тетка С.Г. Чернышева-Кругликова увезла девочку за границу, где и шло ее дальнейшее образование. В 1848 году она вышла замуж за племянника М.И. и С.И. Муравьевых-Апостолов, майора Михаила Илларионовича Бибикова, который тогда же вышел в отставку. С этого времени, став наследницей бабушки, Софья Никитична жила в Москве. Воспитанию детей и сохранению памяти о декабристах, по существу, и посвятила Софья Никитична всю свою жизнь".
Так куда же поместили обучаться Нонушку ? Как тут упоминается, в Екатерининский институт в Москве за счет государя.
Исторические сведения :
Московский Екатерининский институт благородных девиц основан в 1802 году по инициативе императрицы Марии Фёдоровны, матери правившего тогда императора Александра I, с 1796 года начальствовавшей над Воспитательным обществом благородных девиц, целью которого было дать девушкам из малоимущих дворянских семей "надлежащее воспитание, которое впоследствии должно составлять их богатство и приданое". Организован по образу и подобию созданного ранее Екатерининского института в столице в связи с тем, что тот не мог удовлетворить потребностей «недостаточного дворянства», как указала вдовствующая императрица. Она предложила создать учебное заведение для малолетних девочек, которые, «при недостатке родителей, должны будут в самих себе находить средства к существованию собственными трудами».
Годовой доход первоначально был назначен в 34 тысячи рублей, которые жертвовали члены царской семьи:
18 тысяч — сам император;
3 тысячи — его брат, великий князь Константин,
по 2 тысячи — супруга императора Елизавета Алексеевна, его братья, великие князья Николай и Михаил;
по тысяче — сёстры императора Мария, Екатерина и Анна, всего три тысячи рублей;
6 тысяч — сама вдовствующая императрица.
По первоначальному уставу Екатерининское училище принимало на обучение барышень из малообеспеченных дворянских семей, однако уже в 1804 году при нём создали мещанское отделение для девиц прочих сословий. Институтский курс разделялся на два класса, меньший и старший; в каждом ученицы должны были пробыть по три года; в классах было по три отделения: 1-е, 2-е и 3-е — в старшем, 4-е, 5-е и 6-е — в меньшем.
Мещанское отделение просуществовало до 1842 года, когда его выделили в самостоятельное Мещанское училище, на основе которого, в свою очередь, в 1891 году открыли Александровский женский институт, размещавшейся на Новой Божедомке.
Сроки обучения в учебном заведении:
Было принято решение принимать «благородных девиц» с 8 и 9 лет, а мещанских - с 11 и 12 лет, соответственно, первых оставлять в Обществе 9, вторых - 6 лет, при этом общее количество воспитанниц увеличивалось.
" Институты благородных девиц в системе образования середины 19 и начала 20 столетия ".
Итак, Нонушке было в то время 13 - 14 лет и поступить она должна была на мещанское отделение под фамилией Никитина. Тогда закончить учебное заведение она должна была через 6 лет в 1849 г., если поступила в 1843г.
Но известно, что ее тетя забрала ее гораздо раньше, возможно уже в 1844 году, поскольку Нонушка успела объездить с семьей тети Италию, Швейцарию и Германию, как пишет ее внучка А. И. Бибикова.
2. ВОСПОМИНАНИЯ ВНУЧКИ НОНУШКИ МУРАВЬЕВОЙ.
" Из семейной хроники".
Александра Илларионовна Бибикова, по мужу Гротен.
Отрывки из воспоминаний А.И. Бибиковой Гротен:
" Никита Михайлович ( Муравьев) сам занимался образованием дочери и передал ей ж свою страсть к книгам, и свою глубокую веру и религиозность. Он умер, когда бабушке было всего тринадцать лет. Согласно приказу императора Николая, дети декабристов приписывались к мещанскому сословию. Как дети государственных преступников, они лишались фамилии своих отцов, вместо нее нося фамилии, переделанные из преступного имени отца, теряя в то же время все права ж преимущества. Кроме того, по смерти родителей дети подлежали отдаче в казенные учебные заведения.
То же случилось ж с бабушкой. Когда скончался Никита Михайлович, гувернантка ее, жившая и воспитывавшая ее со смерти матери, отравилась, и бабушка осталась совершенно одна. А между тем, согласно воле государя, ее надо было везти немедленно в институт в Москву. И вот, убитая горем, неожиданно выброшенная из колеи привычной семейной обстановки, тринадцатилетняя бабушка помчалась навстречу новой жизни в сопровождении своей няни и с фельдъегерем на козлах брички. Примчались они к московской заставе вечером. При помощи большой суммы денег родным удалось подкупить караул у заставы ж фельдъегеря, который согласился привезти Софью Никитишну в дом ее бабки, где она провела ночь среди родных. Перед рассветом фельдъегерь отвез ее обратно за заставу и тогда уже шлагбаум поднялся, чтобы пропустить девицу мещанского звания Софью Никитину.
Под этой фамилией бабушка была записана в Екатерининский институт, куда ж была отвезена все в той же бричке с тем же фельдъегерем. Такая резкая перемена всего жизненного уклада, недавняя смерть обожаемого отца, полное одиночество не могли не повлиять на бабушку, и она сильно затосковала. Бабка ее, Екатерина Федоровна и тетки по матери, пользуясь сильными связями своими при дворе и опасаясь за ее здоровье, стали хлопотать о разрешении увезти ее за границу, что им и удалось. Бабушка долго жила со своей теткой гр. Чернышевой-Кругликовой в Италии, а потом в Висбадене, где тетка ее скончалась и была похоронена.
После смерти бабки Софья Никитишна осталась на попечении своих теток со стороны матери и очень их полюбила. У графа Григория Ивановича Чернышева, кроме старшей дочери Александры Григорьевны, бывшей замужем за Никитой Михайловичем Муравьевым, было еще пять дочерей. Все они были красивы, все славились своей эксцентричностью и все были замужем. Вторая его дочь, Софья, была за Кругликовым. Так как единственный сын и наследник огромного майоратного именья и последний в роде был лишен всех прав состояния, находясь в разряде государственных преступников, то Софья Григорьевна принесла мужу в приданое и именье и фамилию, откуда и пошли графы Чернышевы-Кругликовы.
Третья дочь, Елизавета Григорьевна, была за московским губернским предводителем дворянства Григорием Дмитриевичем Чертковым, очень умным и образованным человеком, нумизматом, приобретшим известность описанием древнерусских монет, но почти таким же оригиналом, как и его жена...
Жена его одевалась неизменно в какой-то черный гладкий балахон вроде рясы, носила на голове турецкую феску, и ее комната была полна попугаями, которых она кормила орехами. Она была очень добрая женщина, но по-своему. Заботясь обо всех, даже о незаконной дочери своего мужа, которую воспитывала со своими детьми, она о последних совершенно забывала. Их единственный сын Григорий Александрович Чертков пользовался колоссальным успехом у дам и любил вытворять всевозможные шутки, что тогда в Москве сходило с рук. Над такими шалунами смеялись и даже поощряли...
Вера Григорьевна Чернышева была за графом Паленом. Наталья Григорьевна за Николаем Николаевичем Муравьевым-Карским, младшая, Надежда Григорьевна, за князем Долгоруким. Отец их, граф Григорий Иванович Чернышев, был большим чудаком и мотом, но все же не успел спустить всего огромного своего состояния. У него именья были чуть ли не во всех губерниях. Отец его, Иван Григорьевич Чернышев, фельдмаршал по флоту, приходился родным братом Захару Григорьевичу, другу и постоянному посетителю небольшого двора цесаревны Екатерины Алексеевны. В своих записках государыня говорит, что Захар Чернышев был первым мужчиной, ухаживавшим за ней...
Бабушка Софья Никитишна вышла замуж за своего дальнего родственника Михаила Илларионовича Бибикова; Отец его, Илларион Михайлович хотя и не участвовал в, декабрьском восстании и не был членом никаких обществ, все же пострадал четырнадцатого декабря. Прадед был очень хорошо образованным человеком, окончив Дерптским университет. Потом он поступил в Александрийский гусарский полк, но во время отечественной войны перешел в отряд известного партизана Фигнера, женатого на его сестре, Вере Михайловне Бибиковой. С отрядом Фигнера он проделал весь поход...
Причисленный к лейб-гвардии Гусарскому полку, полковник свиты государя, прадед был на пороге блестящей карьеры.
Он был женат на Екатерине Ивановне Муравьевой-Апостол, сестре декабристов Сергея и Матвея Ивановичей. Когда разразился бунт, прадед вышел к Гвардейскому экипажу, уговаривая солдат разойтись. Те приняли его в палаши. Видя это, Рылеев и некоторые другие офицеры, знавшие его, как зятя Муравьевых-Апостолов и встречавши его у них, закричали солдатам: “Стойте, братцы, это наш!” В беспамятстве удалось им спасти Иллариона Михайловича и, накрыв его солдатской шинелью, чтобы не видно было вензелей на эполетах, отнесли его во двор Семеновских казарм. Но нашлись добрые люди, донесшие обо всем государю. Слова: “он из наших” погубили прадеда. Николай Павлович снял с него вензеля и всю жизнь не давал ему ходу по службе, мытаря его губернатором то калужским, то саратовским. Так как у прадеда состояния не было никакого, но была огромная семья, то ему приходилось очень плохо. К концу царствования Николая Павловича прадед был самым старым генерал-майором во всей русской армии. Только с водворением Александра Второго, когда декабристы были прощены, снята была опала и с прадеда. Его произвели в генерал-лейтенанты, потом назначали сенатором...
Дедушка Михаил Илларионович был старшим сыном его. Служил он сначала в Петербургском уланском полку, а потом, чтобы быть ближе к дяде Матвею Ивановичу Муравьеву-Апостолу и восстановить с ним хоть какую-нибудь связь, устроился адъютантом к генерал-губернатору Сибири, графу Строганову. В Сибири он впервые и познакомился с бабушкой...
После свадьбы дедушка Михаил Илларионович вышел в отставку и поселился с женой своей в Москве. Купили они дом Фонвизина на Малой Дмитриевке. Дом этот с садом, прудом, оранжереей, конюшнями, даже с огородом и амбарами, был довольно обширной усадьбой, , кишевшей многочисленной дворней...
И среди всего этого прошлого бабушка Софья Никитишна, в своем неизменном черном, простом платье, с круглыми морщинами на характерном лице, с белыми, как серебро, волосами. Несмотря на скромное, почти бедное платье, от нее веяло таким благородством, такой истинной барственностью, которая невольно всеми чувствовалась. На всю ее жизнь и на характер неизгладимый отпечаток наложила ее жизнь с отцом, все, что она видела и слышала в детстве. Бабушка не только любила своего отца, она его просто боготворила и свято чтила его память и все, что он успел передать ей из своих знаний. Передал он своей дочери и свою глубокую, непоколебимую веру. Бабушка верила просто, искренно и крепко, верила без критики, не мудрствуя, как верит простой народ ; она строго соблюдала посты, истово посещала все службы, выстаивая иногда в Великом посту на ногах по нескольку часов кряду. Она была глубоко и искренне равнодушна к блеску, свету и почестям и ни за что не захотела записать сыновей своих в пажеский корпус...
Дедушка жил своей жизнью. Большую часть времени он проводил в английском клубе, где был старшиною, и имел довольно много хлопот с огромным и запутанным наследством жены."
А. Бибикова.
Итак, из воспоминаний Александры Илларионовны Бибиковой, в замужестве Гротен, мы узнаем, что Софья Никитична Муравьева или Нонушка, как ее называли, длительное время жила в семье Чернышевых - Кругликовых, поскольку приходилась Софье Григорьевне родной племянницей. А с 1832 года в семье жили сестры Давыдовы, также называвшие Софью Григорьевну и ее мужа тетушкой и дядюшкой.
О пребывании сестер Давыдовых в Италии можно узнать из их писем родителям.
3. СЕСТРЫ ДАВЫДОВЫ.
Письма родителям Василию Львовичу и Анне Ивановне Давыдовым.
Письма сестер:
41. Ек. В. ДАВЫДОВА — В. Л. и А. И. ДАВЫДОВЫМ
23 декабря 1840. Рим
...Мы познакомились в Альбано с одним соотечественником-писателем, г-ном Гоголем. Это очень приятный человек, он часто нас посещает и читал нам много раз свои произведения, которые очень забавны. В последний раз мы договорились с ним, что он придет и прочтет нам своего «Ревизора», который, как говорят, имел большой успех несколько лет тому назад в Московском театре. Он его очень хорошо читал, и мы много смеялись, но этот род пьес мне не нравится; она может позабавить два-три раза, особенно, когда читает сам автор, потому что он читает ее более естественным образом, чем кто бы то ни было. Но если б мне пришлось читать ее самой, я б ее никогда не окончила, мне кажется. Что я люблю в Гоголе, это что он русский в душе, и когда бываешь с ним, кажется, что находишься в России, потому что он говорит только по-русски и вдобавок с малороссийским акцентом, что совсем родное сердцу 1.
Примечания
Екатерина Васильевна Давыдова, в замужестве Переслени (1823—1904) — дочь декабриста В. Л. Давыдова. Письмо адресовано ее родителям, находившимся на поселении в Сибири.
1. Давыдовы были родом с Украины, где им принадлежало знаменитое имение Каменка, в котором в двадцатых годах бывали Пушкин, многие декабристы, а впоследствии — П. И. Чайковский.
В дневнике другой дочери В. Л. Давыдова — Елизаветы (1822—1898), также находившейся в это время в Риме, встречается ряд упоминаний о Гоголе. Приводим их в несколько сокращенном виде:
«В воскресенье (14 <февраля 1841 г.>) вечером нам представилась возможность познакомиться с ними <девицами Олферьевыми> в доме княгини Волконской — на чтении „Ревизора“ Гоголем. Надо объяснить, чем было вызвано это чтение. Здесь живет один русский молодой человек, художник <Шаповалов>, который получал содержание от Общества поощрения наукам; внезапно, самым несправедливым образом и без всякого предупреждения, у него отнимают пенсию, и бедный юноша остается без гроша. Гоголь, растроганный до глубины печенки таким потрясающим несчастьем, надумал устроить платное чтение своего знаменитого „Ревизора“; он роздал билеты всем русским, находящимся в Риме, ценой в один пиастр, а внизу на билете, в уголке, скромно подписал мелким почерком: „Кто может — и более“. Итак, в воскресенье в 7 часов мы отправились в дом кн. Волконской, где должно было состояться чтение; зала была наполнена русскими <...> Русские мужчины, сидевшие позади нас, все время не переставали хохотать, и мы испытывали немалое удовольствие, когда нам удавалось уловить хоть несколько русских слов<...> Домой мы вернулись около полуночи <...>
16 февраля 1841 г.
Вечером у нас были нежданные гости и столь разнохарактерные, что было просто смешно: Гоголь, говорящий только по-русски, аббат Феррари, с которым мы говорим по-французски, г-да Струтт и Стрэшн — англичане, незнакомые между собой <...>
23 февраля последний день карнавала. Вечером мы отправились в театр на Veglione*, как во Флоренции, но это было вовсе не забавно — хуже, чем во Флоренции, потому что мы находились во втором ряду, и маски не могли подходить к нам близко, но и вообще, мне кажется, что здесь больше бывает простой народ, чем люди из общества; совсем не было видно красивых масок: была одна, вся в красном, как в прошлом году во Флоренции, и по ее манерам мы решили, что это та же самая. Тетушка была с кн. Гагариной и Софи Раевской в одной ложе, а мы трое с дядюшкой — в другой. Гоголь провел у нас некоторое время <...>
В четверг вечером пришла к нам повидаться мисс Харбеттель, и мало-помалу наша гостиная начала наполняться неожиданными гостями: г. Стрэшн, вся семья Обуховых, г. Гоголь и Панов; мы провели вечер довольно весело за разными играми. Нам пришлось много смеяться над бедным г. Стрэшном <...>
Приехав <в Колизей, 7 марта>, мы все бросились играть в горелки; под аркадами, гуляя с факелами, мы встретили Гоголя и Панова. Они сказали нам, что Обуховы были тут, чему мы очень обрадовались»
В дневнике Ел. В. Давыдовой имеется еще несколько беглых упоминаний о посещении их дома Гоголем.
Непонимание сестрами Давыдовыми комедии Гоголя их отец-декабрист справедливо объяснял совершенным незнакомством с русской действительностью и незнанием «ни нравов», «ни человеческого сердца» (см. письмо № 44).
Упоминаемый в дневнике Ел. В. Давыдовой молодой художник И. С. Шаповалов (Шаповаленко, 1817—1890) был близко знаком с Гоголем, оказывавшим ему постоянную материальную помощь.
Как видно из писем сестер Екатерины и Елизаветы, театр они посещали с тетушкой и дядюшкой Чернышевыми - Кругликовыми, хотя степень их родства мне не удалось установить. Также в ложах присутствовали Софья Раевская и кн. Гагарина. Софья Раевская приходилась Давыдовым двоюродной сестрой. Екатерине в ту пору было 19 лет, Елизавете 18.
В 1847, когда был написан семейный портрет, Нонушке было 18 лет, Екатерине 25 лет , а Елизавете 24 года. В 1847 году сначала не стало Софьи Григорьевны, затем ее супруга. Сестры Давыдовы вернулись в Каменку, а затем отправились в Сибирь к родителям. Нонушка в 1848 году вышла замуж за Бибикова, ее бабушка Екатерина Федоровна Муравьева умерла в 1848 году. Нонушка стала ее наследницей.
Как сложилась дальше судьба сестер Давыдовых довольно подробно изложено в работе:
К. Г. Пашиньян.
ДЕКАБРИСТ ВАСИЛИЙ ДАВЫДОВ И ЕГО РОД
" Жена Василия Львовича Давыдова покинула Каменку в декабре 1827 года и прибыла в Читу в феврале 1828 года. Она последовала за мужем, устроив детей – два сына остались в Каменке на попечении опекуна, впоследствии были определены в Петербургский кадетский корпус, две дочери были взяты на воспитание их родственницей графиней Чернышовой-Кругликовой.
Жизнь в этой семье протекала больше за границей – в Риме. Уже взрослыми девушками их отправили к родителям в Красноярск. ( Получается, что через пять лет после того, как Чернышевых - Кругликовых не стало. Нашла упоминание о том, что сестры после 1847 года жили в Каменке - Н.Е.)
Когда Александра Ивановна Давыдова уезжала со всей семьёй – детьми Василия Львовича Давыдова из Красноярска, одна из старших дочерей Екатерина Васильевна была уже замужем за есаулом Енисейского казачьего конного полка В. М. Переслени. Отец его был выходцем из Венгрии, поступил в России на военную службу и дослужился до генеральского чина. Фамилия Переслени – венгерская. Екатерина Васильевна совершила это громадное путешествие с грудным ребёнком – Софией.
Рассказывая о своей жизни в Риме в семье Чернышовых-Кругликовых, Екатерина Васильевна говорила о встречах с Н. В. Гоголем, он в то время тоже жил в Риме и часто бывал у Чернышовых-Кругликовых, слабый, болезненный, вечно зябнувший, так что ему давали муфту, чтобы он согрел руки. Н. В. Гоголь просил Екатерину Васильевну сыграть и спеть какую-нибудь украинскую песню – его любимая была «У сусида хата била, у сусида жинка мила» и говорил при этом, что если бы он думал когда-нибудь жениться, то женился бы только на ней. Екатерина Васильевна встречала также А. С. Пушкина в Яропольцах – имении Чернышовых-Кругликовых, куда семья приезжала на лето, но воспоминания о Пушкине очень смутны, мала была тогда Екатерина Васильевна.
Муж Екатерины Васильевны оставил семью и уехал обратно в Сибирь, где командовал полком Забайкальского казачьего войска и в 1874 году умер в Кяхте. Покинул он семью, будучи плац-адъютантом Киевского комендантского управления. С женой он переписывался, интересовался детьми, тосковал по семье. По словам Екатерины Васильевны, он был очень благородный человек. Причиной, что он оставил семью, была его страсть к игре в карты и он боялся разорить семью.
Умерла Екатерина Васильевна в 1910 ( 1904 - Н.Е. )году в Каменке и похоронена там же, где её мать А. И. Давыдова.
Как святыня хранился в семье Василия Львовича Давыдова, у его дочери Елизаветы Васильевны, альбом рисунков декабристов за время их каторги.
( Кстати там были и рисунки самой Елизаветы, которая была хорошим художником-Н.Е.) Когда Елизавета Васильевна умерла, альбом перешёл к старшей дочери Екатерины Васильевны – Софии и во время пожара в имении Юраково сгорел. Сохранились фотоснимки с рисунков, которые сданы в Эрмитаж. "
Кстати, нашла в Справочнике ВСЕЯ РОССИЯ 1895 г. сведения о том, что имение Юраково принадлежало Александре Владимировне Переслени. Вполне возможно, что Александра Владимировна подарила имение сестре Софье Владимировне, в замужестве Драшусовой. Во всяком случае точно известно, что Драшусовы проживали в нем.
Софье Владимировне Драшусовой принадлежало 589 дес. земли при с. Кисва Пронкого уезда. Софья Владимировна Драшусова, в девичестве Переслени (1855-1937 Бельгия.) В воспоминаниях сына Драшусовых Евгения ярко описано, как усадебный дом Драшусовых был разорен и затем сгорел во время революции. Но часть вещей они сумели вывезти. А о знаменитом Красноярском альбоме семьи Давыдовых известно, что он хранится в ГМИ. Получается, что не сгорел...
А вот еще интересные воспоминания сына Софьи Драшуовой Евгения о Юраково в 1917 году:
Печальное предвестие конца имения Юраково дворянина Евгения Драшусова. Во время грозы загорелась рига (сарай для сушки снопов и молотьбы). Наблюдавшие за происходящем крестьяне злорадствовали и предвкушали дальнейшее разграбление усадьбы.
"В этот мой приезд, несмотря на эту же прелесть лета и то же ликование природы - все уже было другое. Глухая тревога и угроза чувствовались в воздухе. Уже тогда бедная сестра моя выбивалась из сил в совершенно неравном бою со все более наседающими мужиками. Всякие неразумные требования чуть ли не ежедневно обрушивались на нее. Предъявлялись они при этом почти всем миром и ей одной приходилось вести тягостные переговоры с толпой. То сокрушались заборы и запахивались и травились скотом целые участки на том основании, что, как помнят старики, земля здесь была крестьянская, торжественно воспрещалось рубить что бы то ни было в усадьбе по той причине что лес де это достояние народа. На ряду с этим в другом нашем имении Панькине, в 12-ти верстах от Юракова, беспощадно истреблялся наш лес и триста десятин его были неисправимо уничтожены. Все это происходило пока без особых внешних резкостей в отношениях, но крайне удручало и тяготило бедную сестру. Надо отдать ей справедливость, она с необычайной энергией и мужеством простояла на своем безнадежном посту до последней минуты.
Пробыл я в Юракове всего один день и в тот же вечер, во время сильной грозы, загорелось в усадьбе, пострадала стоящая запасная рига, очевидно кем-то из озорства подожженная. Сбежалось все село. Находясь среди мужиков в столь характерной по тогдашнему времени обстановке пожара в помещичьей усадьбе, мне пришлось уже окончательно убедиться в совершенной безнадежности нашего положения. Уже людей, большинства по крайней мере, я не узнавал. Все повернулось к нам своей враждебной стороной и плохо скрываемое злорадство виделось на всех лицах.
Под конец пожара, уже на заре, когда народ почти весь уже разошелся и догорали последние остатки погибшей риги, я, остававшийся все время на пожаре, разговорился с двумя, тремя замешавшимися стариками. Это были наиболее благопристойные и разумные мужики и наедине со мной они совершенно, казалось искренно, выражали нам свое соболезнование, разумно и проницательно обсуждали все происходящее, осуждая и отстраняясь от него. Это, впрочем, не помешало им в скором времени участвовать наряду с другими в окончательном разграблении усадьбы".
События происходили в 1917 году. Впоследствии наследники декабристов почти все перебрались заграницу, что спасло им жизнь.
4. АЛЕКСАНДРА ИЛЛАРИОНОВНА БИБИКОВА ГРОТЕН.
А теперь хотелось бы более подробно рассказать об авторе мемуаров " Из семейной хроники " Александре Бибиковой и ее муже, поскольку это весьма интересные с моей точки зрения фигуры. Генерал Гротен, супруг внучки декабриста, одним из последних защищал царскую семью в Александровском дворце. Последний дворец последнего императора России...
Зимин. Александровский дворец в Царском селе.
" Николай II уехал из Александровского дворца в Ставку 22 февраля 1917 г. А уже 23 февраля императрица сидела у кровати А. Вырубовой, которая, заболев корью, лежала на свитской половине Александровского дворца. В этот же день заболели корью Ольга (37,7 °) и Алексей (38,3 °), поэтому Александра Федоровна обедала в игровой комнате Алексея.
26-27 февраля 1917 г. в Петрограде начались беспорядки, переросшие в Февральскую революцию, которая стала концом правления 300-летней династии Романовых. 2 марта 1917 г. Николай II подписал отречение, и обратно в резиденцию 9 марта 1917 г. вернулся уже гражданин Романов.
Все эти трагические недели Александра Федоровна с детьми провела в Александровском дворце.
27 февраля 1917 г. в Царском Селе еще было спокойно, хотя из Петербурга доходили тревожные слухи. Они подтвердились, когда в 5 часов вечера телефоны Александровского дворца, связывавшие его с Петроградом, были отключены... Хотя императрица и была полностью погружена в болезнь детей, но в этот день она вместе с Л. Ден посетила могилу Распутина в Александровском парке, отстояв панихиду. Генерал П.П. ГРОТЕН докладывал Александре Федоровне о ситуации в Петрограде, и она записала в дневнике: «Ужасные вещи происходят в Санкт-Петербурге. Революция».
28 февраля 1917 г. в 1 час 30 мин. ночи два царских литерных поезда вышли из Ставки в Царское Село. В литерном поезде «А» ехали Николай II, министр Императорского двора В.Б. Фредерикс, флаг-капитан К.Д. Нилов, дворцовый комендант В.Н. Воейков, исполнявший обязанности гофмаршала кн. Долгорукий, флигель-адъютанты Шереметев и Мордвинов.
В этот день положение вокруг Александровского дворца стремительно ухудшалось. Там уже было понимание того, что события приняли необратимый для императорской семьи характер...
Все офицеры, приехавшие из Петрограда, в этот день были в шубах поверх мундиров с царскими вензелями, поскольку в столице уже начались бесчинства солдат, срывавших погоны с офицеров. Еще в 19 часов было все спокойно, и офицеры охраны с нижними чинами присутствовали в Феодоровском соборе на вечерней службе.
В 9 часов вечера к Александровскому дворцу по тревоге были вызваны две роты Сводного полка, две сотни Конвоя, рота Железнодорожного полка, батарея воздушной охраны (2 зенитных орудия на машинах) и две роты Гвардейского экипажа из с. Александровка. Императрица лаконично записала в дневнике: «Войска поместили в саду». На это время дворец был оцеплен шестью ротами пехоты и двумя ротами конницы. Были еще небольшие команды – служба дворцовых телефонистов, во дворце находилась «личная охрана Государыни и детей», то есть престарелые камер-казаки Конвоя. Командование обороной Александровского дворца, в котором находилась императрица с больными детьми, взял на себя заместитель дворцового коменданта, генерал П.П. фон ГРОТЕН.
Ситуация была крайне тревожной. Со стороны казарм гвардейского стрелкового полка слышались выстрелы. Генерал ГРОТЕН распорядился выставить постоянные разъезды вдоль решетки Александровского дворца, развернуть орудия зенитной батареи и пулеметы Гвардейского экипажа вдоль улиц, ведущих к резиденции. Сводный полк разметил заставы в отдаленных углах дворца и Александровского парка. Командир Сводного полка генерал А.А. Ресин призвал солдат и офицеров «исполнить свой долг и защитить царскую семью от всех случайностей». В литературе Дворцовая полиция в последний раз упоминается именно этим вечером: «Дворцовая полиция оставалась на местах»...
Поздно вечером начались переговоры генерала ГРОТЕН с представителями частей Царскосельского гарнизона. В результате переговоров удалось достичь соглашения о перемирии. Кроме этого, вечером начальник Дворцовой полиции полковник Б.А. Герарди вступил в неофициальный контакт с лидерами Государственной думы, зондируя перспективы, связанные с дальнейшей судьбой императорской семьи...
1 марта 1917 г. в Александровском дворце ждали приезда императора. Около 4 часов утра охрана, как всегда, выставила посты на пути его проезда. Поскольку он не прибыл, а всякая связь со Ставкой была прервана, императрица Александра Федоровна весь день пыталась разными способами связаться с царем.
На рассвете охрана была поднята по тревоге, поскольку поступила информация, что тяжелая батарея Царскосельского гарнизона начинает обстрел Александровского дворца. Но вскоре выяснилось, что по дворцу был выпущен только один снаряд, который, пролетев над крышей, упал в саду, не разорвавшись. Но в этот день были и потери, один из стрелков Сводного полка был убит шальной пулей.
В 9 часов утра вернулась из Петрограда депутация от частей дворцовой охраны, которую принял один из лидеров Государственной думы А.И. Гучков. Он просил их продолжать нести охрану Александровского дворца и обеспечить безопасность императорской семьи. Но это была только неофициальная договоренность с лидерами Государственной думы. Императрица не знала судьбы мужа и была прикована к Александровскому дворцу больными детьми, поэтому в Петроград был направлен флигель-адъютант полковник А.Н. ЛИНЕВИЧ, который вновь получил заверения председателя Государственной думы Родзянко, что подразделения охраны должны продолжать нести службу по охране императорской семьи. Видимо, именно тогда императрица получила неофициальные гарантии новой власти на безопасный отъезд семьи в Англию к своим родственникам...
Рано утром 1 марта из Александровского дворца ушел батальон Гвардейского экипажа. Генерал ГРОТЕН отпустил его в с. Кузьминское в казармы, но моряки ушли в Петроград. В казармы была отпущена и рота Железнодорожного полка. Она тоже больше не вернулась. Командование отослало в казармы личный состав артиллерийской батареи. По словам мемуариста, «их революционный пыл сдерживался главным образом присутствием казаков». Для пресечения разложения офицеры лично возглавили караулы и пошли в казармы. Самые невероятные слухи множились, и охрана Александровского дворца редела. Постепенно процесс разложения становился необратимым.
В этот день генералы ГРОТЕН и Ресин предложили императрице, взяв больных детей, пробиваться на автомашинах в Ставку. Мемуарист упоминает, что шансы на успешный прорыв были велики. Однако императрица отказалась от предложенного варианта, опасаясь за здоровье детей. Кроме этого, у нее уже были гарантии на беспрепятственный выезд в Англию.
Окружение царя предпринимало попытки сохранения монархии, ограничив ее конституцией. Так, по воспоминаниям княгини Палей, ее муж, великий князь Павел Александрович, генерал «от котлет» князь Мих. ПУТЯТИН и чиновник Министерства Императорского двора Бирюков составили манифест о даровании конституции. Когда манифест был составлен, князь Путятин «побежал во дворец и поручил генералу ГРОТЕНУ – второму коменданту дворца, просить государыню подписать его в отсутствии государя, пока тот не приедет… несмотря на мольбы ГРОТЕНА… государыня отказалась дать подпись». Днем в Александровский дворец приехал великий князь Павел Александрович, на вопросы офицеров Сводного полка и Конвоя, каково положение, что делается в Петрограде, ответил: «Господа! Одна последняя надежда на вас!». Возможно, он также пытался убедить императрицу «даровать конституцию».
Генерал ГРОТЕН старался не допустить столкновения частей Царскосельского гарнизона и охраны Александровского дворца. С этой целью он встретился с депутатами Государственной думы, прибывшими в Царское Село для успокоения гарнизона. ГРОТЕН заявил, что его части, безусловно, будут защищать Александровский дворец: «Я боюсь, что может произойти нападение гарнизона на дворец. Мы, конечно, нападение отобьем, но это будет ужасно. Императрица одна. Дети государя больны». В результате они договорились о взаимном ненападении.
К вечеру 1 марта у Александровского дворца оставались две роты Сводного полка, две сотни казаков Конвоя и взвод зенитной батареи. Вечером 1 марта императрица Александра Федоровна, отчаявшись связаться с императором, передала два запечатанных письма офицерам Конвоя с приказом любыми способами доставить их царю.
В ночь с 1 на 2 марта 1917 г. в Царское Село прибыл из Ставки генерал-адъютант Н.И. Иванов. В его распоряжении находились: батальон георгиевских кавалеров, полурота Железнодорожного полка и рота Собственного Его Величества полка. Они были направлены из Ставки в Петроград для наведения порядка. Генерал ночью прибыл в Александровский дворец и встретился с императрицей (с 1 ч. до 2 ч. 30 м.), а затем в 3 часа ночи уехал к своим эшелонам. К этому времени стало понятно, что уже поздно решать «проблему» силовыми методами, поскольку «проблема» давно переросла в революцию.
2 марта 1917 г. В 21.32 в Псков пришел поезд с депутатами Государственной думы. Локомотив был украшен гирляндами зелени и красными флагами, поэтому «все кругом совершенно остолбенели от изумления». С переднего вагона соскочило несколько человек, которые стали раздавать листовки. Начала собираться толпа. Раздались крики «ура». Около 24 часов Николай II передал Гучкову и Шульгину текст подписанного им отречения от престола. В 23.40 Шульгин и Гучков вышли из императорского вагона и около 3 часов ночи выехали обратно в Петроград. Все было кончено...
Утром генерал ГРОТЕН собрал офицеров и объявил им, что с санкции императрицы Александры Федоровны он вступает в официальный контакт с Государственной думой. Были подобраны кандидаты от Сводного полка и от Конвоя. Они явились в Таврический дворец и выступили с речью с думской трибуны. Перемирие между царской охраной и восставшими частями было официально санкционировано Государственной думой.
С этого времени контроль за ситуацией в Александровском дворце перешел к «комитетчикам». Начались аресты. Первыми были арестованы заместитель дворцового коменданта генерал ГРОТЕН и начальник Дворцовой полиции полковник ГЕРАРДИ. После этих арестов обязанности по охране Александровского дворца и царской семьи принял на себя командир Сводного полка генерал-майор РЕСИН. Все офицеры остались в Царском Селе, но императрица просила их уехать в Петроград."
Как видим, генерал Гротен и флигель-адъютант Линевич принимали самое непосредственное участие в деле спасения царской семьи. Совершенно благородно, как истинные русские офицеры , защищали Александру Федоровну и ее больных детей. Имена этих офицеров упомянуты в переписке Александры Федоровны с мужем и Вырубовой.
" Страницы моей жизни "
Мемуары Анны Александровны Танеевой-Вырубовой, фрейлина и ближайшей подруги императрицы Александры Фёдоровны . Отрывок из письма:
Письмо Александры Федоровны Романовой Анне Вырубовой.
15 декабря 1917, Тобольск
Написано по-русски
Родная, милая, дорогая моя, опять пишу тебе не как обыкновенно, так что бдагодари Аннушку за вещи и пиши мне осторожно.
Моих все еще ко мне не пустили, они уже 11 дней здесь, и не знаю, как дальше будет. Иза опять коликой заболела, говорят, ее впустят (когда придет), так как у нее есть дозволенье, но сомневаюсь. Странно, что она у тебя не была. Знает ли она твой адрес? Слишком, верно, боится, и совесть не чиста все-таки. Помнит, наверное, мои слова зимой — что, может быть, будет время, когда ее тоже у меня отнимут и не допустят опять. Она живет на Гороховой у племянницы Miss Matheis, которая тоже с ней. Мадам Зизи на Сергиевской, 54. Отец Александр, говорят, еще очень болен, он отслужил напутственный молебен у Спасителя для моих трех...
Чудные дни — яркое солнце, все розовое, блестит — инеем покрыто, светлые лунные ночи. Наверно, идеально на горе, а они бродят по двору…
Так хотелось бы приобщиться Св. Тайн, но так неудобно все теперь — на все надо просить позволенье...
Что впереди — не догадываюсь. Господь знает и по-своему творит. Ему все передала. Помолись за нас и за тех, кого мы любим, и за дорогую родину, когда бываешь у «Скоропослушницы» — ужасно люблю ее чудный лик. Что пишут про чудотворную икону в Покровском? Попрошу через Чемодурова, особенно в Воскресенье вынимать частицу за тебя и всех наших, наверно, ты будешь говеть с нами. Надеюсь, мы будем у обедни...
Знаешь, Линевич женился и Гротен тоже — прямо из крепости. "
Итак, Александра Федоровна пишет, что доблестно защищавшие ее и детей Гротен и Линевич женились по выходе из крепости, чему соответствует запись в домовой книге:
1917 МК домовой церкви Александра Невского при протопресвитере военного и морского духовенства в городе Петрограде
Санкт-Петербург. Церковь Александра Невского при Управлении протопресвитера Армии и Флота.
г. Санкт-Петербург / Санкт-Петербург / Центральный район
Объект не принадлежит Православной Церкви / Объект не принадлежит Православной Церкви
Церковь. Не действует.
Престолы:Александра Невского
Архитектурный стиль:Эклектика
Год постройки:Между 1892 и 1893.
Архитектор:П.С.Самсонов
Адрес:Фурштатская ул., 29 (уг. пр. Чернышевского, 18)
Запись № 17 12 апреля 1917 г Домовая церковь Александра Невского.
Генерал-маиор Павел Павлович ГРОТЕН православнаго вероисповедания первым браком 47 лет
Дочь отставного полковника Александра Илларионовна БИБИКОВА православнаго вероисповедания первым браком 37 лет
Поручители: По женихе: Полковник Дмитрий Васильевич МАРКОЗОВ и генерал-маиор князь Михаил Сергеевич ПУТЯТИН
По невесте: Прапорщик Борис Александрович ИОАНИН и тайный советник Николай Алексеевич ЛЕБЕДЕВ.
№ 35 10 сентября
Полковник 1-го Конно-артиллерийскаго мортирнаго дивизиона Александр Николаевич ЛИНОВИЧ православнаго вероисповедания первым браком 35 лет
Бракоразведенная жена поручика Л. Гв. Уланскаго полка княгиня Мария Александровна ТРУБЕЦКАЯ православнаго вероисповедания вторым браком 27 лет
Поручители: По женихе: Капитан Гвард. Конной артиллерии барон Александр Петрович БИЛЬДЕРЛИТ и Л. Гв. Конной артиллерии штабс-капитан Александр Александрович ТЕРЕХОВ
По невесте: Штабс-капитан Л. Гв. Конной артиллерии барон Николай Феовилович МЕЙДОРФ и той же Артиллерии полковник Борис Владимирович Де-ЛАТУР
Итак, оба защитника царской семьи женились в одной и той же церкви в 1917 году. Гротен в апреле, Линевич - в сентябре( назван Линовичем ). Как раз об этои и сообщает Александра Федоровна Вырубовой. А вот и еще сведения об этих офицерах:
ГРОТЕН Павел Павлович, 1870-1962, генерал-майор свиты Его Величества, командовал 1-м Сумским полком (1912-1915); с октября 1915 г. — командир лейб-гвардии Конно-гренадерского полка. Временно замещал дворцового коменданта В.Н. Воейкова и являлся комендантом Александровского дворца.
Супруги имигрировалив Европу в 1918 году. В 1920 у них родилась дочь Ольга.
ЛИНЕВИЧ Александр Николаевич.
Родился в 1882 (отец, Линевич Николай Петрович, генерал от инфатерии, в 1908 — скончался). В 1901 — окончил Пажеский корпус. Флигель-адъютант, полковник лейб-гвардии Конной артиллерии. В 1914 — на фронте командиром 1-й батареи лейб-гвардии Конной артиллерии. После 17 марта 1917 — после отречения императора Николая II прибыл в Царское Село, чтобы защищать императрицу и ее детей. Пытался пробиться на автомобиле с белым флагом в Петроград, чтобы просить Временное правительство обеспечить безопасность семье, но был арестован и отправлен в Петропавловскую крепость. Позднее был освобожден, в октябре-декабре 1918 — заведующий хозяйственной частью офицерской дружины генерала Кирпичева в Киеве. Генерал-майор. В эмиграции в Германии. 5 августа 1961 — скончался в Берлине.
5. ДЕВОЧКИ БАЗИЛЕВСКИЕ В ЯСНОЙ ПОЛЯНЕ.
Итак, довольно подробно я написала о лицах, изображенных на семейном портрете и их родственниках.
А теперь интересно будет рассказать и о внучках Екатерины Васильевны Давыдовой, в замужестве Переслени, сестрах Базилевских.
В письмах и дневнике Толстого упоминаются они упоминаются как " девочки Базилевские ".
809.
1909 г. Июня 17. Кочеты.
Вот и пишу тебе, милая Соня, чтоб ты не беспокоилась. Вчерашнюю ночь с 16 на 17 оч[ень] болела голова, но нынче, 17, лучше, и лучше и гулял и ел, а, главное, работал хорошо.1 Получил письмо Саши2 и от Ольги к Тане.3 Пишите мне чаще. Сюда приехала Левина жена4 с сестрой.5 Они скромные. Мне понравились. Жаль, что Лева наш не приезжает и что я с ним мало вижусь. Надеюсь, что он поживет еще у нас и я застану его и послужу ему моделью.6
Сейчас 10 часов, я посидел с ними, смотрел, как едят ягоды и простоквашу без всякой зависти. Ты меня упрекаешь, что я не берегусь, а я, je suis pay; pour7 беречься, п[отому] ч[то] только при береженьи могу работать. А думаю, что не оч[ень] заблуждаюсь, предполагая, ч[то] то, что пишу, может быть нужно людям, главное же то, что это моя обязанность перед Богом — высказать то, что мне дает спокойствие и радость, как можно понятнее и яснее.
Целую тебя, Сашу, Леву. Жду писем. У Танички8 Танюша9 и очень ей рада.
Л. Т.
...
4 Жена Льва Михайловича Сухотина, Елена Петровна, рожд. Базилевская (р. 1879 г.).
5 Вера Петровна Базилевская (р. 1892 г.), позднее вышедшая замуж за Н. С. Трубецкого.
6 Л. Л. Толстой в то время лепил бюст отца.
7 [поплатился за то, что не берегся]
8 Внучка Толстого, Татьяна Михайловна Сухотина.
9 Татьяна Алексеевна Фохт (р. 1902 г.), внучатная племянница М. С. Сухотина, впоследствии артистка.
Если семейный портрет Чернышевых - Кругликовых с и изображенными на нем художником Моллером сестрами Давыдовыми хранился в семье Чертковых, возможно предположить, что сестры Елена и Вера хотя бы знали о нем.
Они часто гостили в Кочетах, имении Тальяны Львовны Толстой, пасынком которой был Лев Михайлович Сухотин,
о чем упоминается в воспоминаниях Фохт - Ларионовой:
ВОСПОМИНАНИЯ ТАТЬЯНЫ ФОХТ- ЛАРИОНОВОЙ.
Бабушка Татьяны Фохт Елизавета Сергеевна приходилась сестрой Михаилу Сергеевичу Сухотину. Замужем за Николаем Богдановичем Фохт.
" В 1908 г., еще до второго маминого замужества, весной, мой отец отвез меня к Сухотиным в Кочеты в Тульскую губернию. Доехали мы до станции Мценск. За нами были присланы лошади. От Мценска до Кочетов путь длинный, верст 25. В дороге отдыхали мы, и лошадям надо было дать передышку. Приехали к обеду к шести часам. Нас ждали с обедом. Овальный большой стол был полон народу: дядя Миша, тетя Таня, дядины дети: Наташа, старший сын Лева с женой Лелей (урожд. Базилевской), Миша (кавалергард), Сережа — студент Оксфордского университета, близкий друг Феликса Юсупова (учились вместе в Оксфорде). Юсупов в те годы был чемпионом по теннису и приезжал с Сережей в Кочеты, где они проводили целый день на теннисной площадке. Алик — лицеист и Дорик — 12-летний оболтус, на вид ему можно было дать 16 лет, вид у него был деревенского парня. Всегда к столу он приходил с грязными руками, и тут же дядя Миша отправлял его их мыть. Дядя Миша звал его “Теодор”, и это так к нему не подходило и звучало даже насмешкой. Был слушок, что первая жена дяди Миши, Мария Николаевна, родила своего последнего сына не от дяди Миши. Может быть, этим можно объяснить суровость дяди Миши к Дорику. Трехлетняя Танечка и трехлетний сын Левы Мика обедали в детской. Кроме семьи за столом был врач больницы, выстроенной дядей Мишей для крестьян.
Когда я приехала в Кочеты, нас оказалось три Татьяны. Решено было, что тетя Таня будет Таней, Танечка будет Танечкой, а я буду Танюшей. Так это за нами и закрепилось.
В шести верстах от Кочетов было имение Мамонтовых Головинка. Всеволод Саввич Мамонтов был женат на двоюродной сестре моего отца Елене Дмитриевне Свербеевой. Имение принадлежало ей. В прошлом Головинка принадлежала Федору Михайловичу Сухотину...
Летом в июне 1909 г. как-то вечером из Кочетов в Головинку за мной прислали лошадей. В дороге кучер мне рассказал, что в Кочеты приехал отдыхать Лев Николаевич Толстой с Софьей Андреевной и с доктором Душаном Петровичем Маковицким. Душан Петрович был не только доктор Льва Николаевича, а он делал великое дело: он наловчился в кармане карандашом записывать за Львом Николаевичем все, что тот говорил, а вечером, когда Лев Николаевич уходил спать, читал вслух свои записи. Очень мне полюбился Душан Петрович. Это был мягкий, ласковый, очень душевный человек. Зимой он мне писал милые интересные письма, но увы, его письма не сохранились.
Приехала я в Кочеты поздно, поужинала и отправилась спать. Когда я лежала уже в постели, ко мне вошла тетя Таня, взяла меня на руки и в ночной рубашонке, почему-то мне запомнилось, что она была в розовую и белую полосочку, вынесла меня в гостиную (она была рядом с моей комнатой) и поднесла меня ко Льву Николаевичу. Лев Николаевич в это время играл в шахматы с дядей Мишей. На нем была накинутая на плечи вязаная песочного цвета
куртка, а на голове черная шелковая шапочка. Лев Николаевич ласково похлопал по самому мягкому месту моего тела (по сему случаю один мой приятель сострил, назвав это место “мемориальным”).
Когда в Кочетах гостил Лев Николаевич, туда приезжали: его секретарь Николай Николаевич Гусев, В. Г. Чертков, младшая дочь Саша, П. И. Бирюков, Сергей Львович, Андрей Львович. Приходится жалеть, что мне было 9—10 лет от роду. В этом возрасте разговоры взрослых скучны и неинтересны, меня тянуло к сверстникам в Головинку.
Софья Андреевна нежно любила свою внучку Танечку и часами с ней занималась. Для ее забавы она рисовала ей книжечки, отображая в них всякие забавные случаи Танечкиной жизни. Очень милы были эти примитивные рисунки с юмористическими текстами. Последнее мое пребывание в Кочетах было летом 1910 года. В это лето я последний раз видела Льва Николаевича...
Моя бабушка, писательница, когда я вернулась из Кочетов, впервые увидев Льва Николаевича, уговаривала меня записать, пока я хорошо помню, свою встречу с Л. Н., но мне понадобилось 63 года, чтобы выполнить ее желание.
Тетя Таня Сухотина была прекрасным человеком, и все дети Михаила Сергеевича ее любили и уважали. Я никогда не видела ее раздраженной, я никогда не слышала ее повышенного голоса. Ежедневно она занималась добрыми делами. Почти каждый день приходили из деревень просить помощи. Часто она брала Танечку и меня с собой и мы шли, а иной раз и ехали, если это было далеко, и несли с собой одежду и продукты нуждающимся. Приходили погорельцы, и дядя Миша помогал им заново отстраиваться. Хорошим рукодельницам давали заработок, отправляя их вышивки в Москву, в “Кустарь”.
Дом в Кочетах был очень старый. В нем было много интересного. По всему коридору стояли шкафы с книгами и архивом. Над шкафами висели портреты предков. В гостиной висел портрет военного в красном мундире, с пудреной косичкой, очень похожего на моего отца. В передней, разделенной аркой, по всем стенам висели: щиты, кольчуги, самострелы, шлемы, стремена, мечи, пики, сбруя, колчаны. В архиве хранилась переписка Державина с Сухотиным, письма к Сухотиной Воронцовой-Дашковой, в которых подобно рассказывалось о перевороте 1762 года, родословное сухотинское древо. Род Сухотиных происходил от татарина Сухоты — сподвижника то ли Батыя, то ли Чингис-хана.
Много было рассказов “о привидениях”. Утром собравшиеся к столу к утреннему чаю рассказывали, кому что ночью привиделось. Мне было страшно.
В подвалах дома стояли сундуки со старинной одеждой предков. Каждую весну экономка Верочка развешивала на дворе камзолы, лифы, юбки, фижмы, все проветривалось, бережно вычищалось и укладывалось обратно.
К большому дому с двух сторон были пристроены флигеля. Один был старый, в нем жили Дорик с Мишей и экономка Верочка с древней старухой — своей матерью, 20 лет прикованной к постели... У кровати Дорика на этажерке стоял картонный домик, красиво разрисованный, с вьющимся виноградом, с окнами и дверью, в нем жили белые крысы с красными глазами и розовыми длинными хвостами.
С другой стороны дома буквой Г был пристроен новый флигель для Левы, когда он женился. Там все было очень красиво. В нем останавливался Лев Николаевич с Софьей Андреевной.
Третий флигель стоял во дворе. Там жили Сережа и Алик. На обтянутых красным сукном полках, кругом всей комнаты, лежали Мамонтовы кости, клыки и разные окаменелости, найденные мальчиками Сухотиными в раскопках курганов.
Начиналась Первая империалистическая война. За несколько дней до ее объявления скончался дядя Миша. Миша, Сережа, Дорик были призваны. Миша был убит, Дорик тяжело ранен в легкое,
умер от чахотки в Италии. Сережа сделался “историческим лицом”. Он был участником убийства в Юсуповском особняке Григория Распутина. Вместе с Юсуповым отвозил труп Распутина к реке, где на берегу потеряли его калошу. Умер Сережа в Париже у Юсупова.
После революции, в 1920 году, тетя Таня с Танечкой перебрались в Москву. Сначала они жили при музее Льва Николаевича Толстого на Пречистенке. Там тетя Таня открыла вечернюю студию рисования, где преподавала она сама (она была хорошей художницей) и художник Сергей Арсеньевич Виноградов. Я посещала эту студию, но, к сожалению, недолго. Сергей Арсеньевич очень любил Головинку, он постоянно там гостил и зимой, и летом и много там писал. Им написан мамонтовский дом в Головинке со всех сторон и во все времена года. 12 картин его находятся в Третьяковской галерее и много его полотен по разным городам России и за рубежом...
В 1923 году тетя Таня стала директором музея. Из музея тетя Таня с Танечкой перебрались на Поварскую в дом, принадлежавший раньше графу Соллогубу (теперь Союзу писателей). Сестра первой жены дяди Миши была замужем за Соллогубом. Тетя Таня, смеясь, говорила, что первая жена ее мужа жила во дворце, а вторая на конюшне. Из этих конюшен были сделаны маленькие квартирки. А из конюшен в 1925 году тетя Таня с Танечкой уехали в Париж. В Париже они сильно нуждались, жили на деньги, что зарабатывала тетя Таня лекциями о Толстом. "
Итак, имение Кочеты навещали Лев Николаевич Толстой с женой Софьей Андреевной. Проживали они во вновь устроенным флигеле для молодых Сухотиных. Толстого в это время часто навещал Владимир Григорьевич Чертков.
и вполне мог общаться с " девочками Базилевскими ", как их называл Толстой. А портрет их бабушки Екатерины Васильевны Давыдовой, в замужестве Переслени, хранился в семье Чертковых.
ВЛАДИМИР ГРИГОРЬЕВИЧ ЧЕРТКОВ.
А теперь о Владимире Григорьевиче Черткове, сыгравшем огромную роль в жизни Льва Николаевича:
БИОГРАФИЯ В Г ЧЕРТКОВА ДО ЗНАКОМСТВА С ТОЛСТЫМ. ОРЕХАНОВ ПРОТОИЕРЕЙ ГЕОРГИЙ.
Мать В. Г. Черткова, Елизавета Ивановна Черткова (1832–1922), родственными узами была тесно связана с кругом декабристов – она была дочерью героя Отечественной войны 1812 г. графа И. Чернышова-Кругликова, т. е. родной племянницей декабриста Захара Григорьевича Чернышова (1796–1862), а также племянницей Александры Григорьевны Муравьевой – жены декабриста Никиты Михайловича Муравьева, последовавшей за мужем в Сибирь. После приговора титул и состояние З. Г. Чернышова перешли к его сестре, матери Е. И. Чертковой. Она родилась в доме своего деда, вельможи Екатерининской эпохи, известного масона и «человека передовых взглядов». Впоследствии в этом здании располагался Дом советов. Семья Е. И. Чернышовой была хорошо знакома с Н. В. Гоголем и проживала с ним вместе в Риме.
Рано осиротев, Е. И. Черткова скоро стала одной из самых известных красавиц Санкт-Петербурга – уже на первом своем балу она была представлена императору Николаю I. Опекуном Елизаветы Ивановны после смерти родителей стал известный петербургский меценат и музыкант гр. М. М. Вьельгорский. Выйдя замуж за Г. И. Черткова, она сохранила такое видное и высокое положение в свете и при дворе, что дом Чертковых в Петербурге не раз посещали царствующие особы, а император Александр II, с которым Е. И. Черткова была знакома в то время, когда он был еще наследником, приезжал к Чертковым в одиночных санях «без сопровождения малейшей охраны». Будучи умной и влиятельной женщиной, Е. И. Черткова пользовалась особой благосклонностью императрицы Марии Федоровны, была одной из самых любимых ее фрейлин. Родственными узами Е. И. Чернышова была связана с влиятельными русскими фамилиями, в том числе Пашковыми и Бобринскими.
Поистине фантастическим выглядит утверждение А. Фодора о том, что В. Г. Чертков мог быть внебрачным сыном императора Александра II. Тем не менее автобиография, написанная В. Чертковым в 1932 г., свидетельствует, что император по отношению к нему неоднократно проявлял знаки совершенно особого внимания: В. Г. Чертков был приглашен с родителями в Ливадию, кроме того, удостоился особых личных похвал государя на воскресном разводе кавалерийских полков в Михайловском манеже, после того как проделал ловкий прием верховой езды, и др. Это же обстоятельство подчеркивают и составители неизданной биографии Черткова, которые отмечают, что в молодости он благодаря своим родителям обращал на себя постоянное внимание императора Александра II, а также наследника престола, будущего императора Александра III, «при дворе которого отец В[ладимира] Григорьевича] пользовался особенным уважением и симпатией».
Е. И. Черткова была известна как последовательница учения лорда Редстока и содействовала созданию мужем своей сестры Александры Ивановны, В. А. Пашковым, русской секции евангелистов, называемых «пашковцами», – именно Е. И. Черткова познакомила В. А. Пашкова с приехавшим в Санкт-Петербург в 1874 г. известным английским проповедником евангелического толка лордом Г. В. Редстоком (1831–1913)...
После смерти сыновей Е. И. Черткова решительно оставляет придворную жизнь и начинает заниматься широкой благотворительностью, а также проповедью Евангелия, в частности в тюрьме Литовского замка, о чем сохранились ее собственные записки, датируемые 18721874 гг., т. е. временем непосредственно перед приездом в Россию лорда Редстока...
В возрасте 21 года (в феврале 1875 г.) В. Г. Чертков поступил в привилегированный Конногвардейский полк], причем в это время его командиром был барон В. Б. Фредерикс, ставший с 1897 г. министром Императорского двора и уделов. Во время службы, по его собственному более позднему признанию, он прожигал свою жизнь традиционными для среды блестящей петербургской молодежи способами. В Конногвардейском полку В. Г. Чертков получил прозвище le beau Dima, т. е. красавчик Дима. Корнет Чертков в 1881 г. должен был войти в состав делегации, целью которой было оповещение ряда европейских дворов о восшествии на престол императора Александра III, и только случайность помешала ему участвовать в этой миссии, которую возглавлял родной дядя В. Г. Черткова, гр. П. А. Шувалов.
Очень яркий и в то же время характерный эпизод молодости Черткова приводит в своих воспоминаниях В.Ф. Булгаков, указывая, что молодой Чертков принадлежал к тому очень узкому кругу петербургской знати, который приглашался на так называемые малые балы в Аничков дворец, тот самый, о котором с иронией Пушкин писал, что был назначен камер-юнкером только для того, чтобы его супруга Наталья Николаевна могла танцевать в этом дворце. Однажды на таком балу Черткова пригласила на вальс сама императрица Мария Федоровна, которая воспользовалась «особым правом дам, принадлежащих к императорской фамилии, – первыми приглашать кавалеров. Но Чертков отказался, так как не умел танцевать вальс, чем вызвал сенсацию в зале: le beau Dima отказался танцевать с императрицей!»...
Следует отметить, что некоторые авторы давно подчеркивают то обстоятельство, что высокое происхождение Черткова и его связи импонировали Толстому и могли иметь некоторое значение в их дружбе. Эта гипотеза находит свое подтверждение в дневнике М. С. Сухотина, который так отзывался о Черткове (запись от 6 августа 1906 г.): «Тут теперь гостит В. Г. Чертков, приехавший на побывку из Англии. Это любимый ученик Л[ьва] Н[иколаевича], Иоанн в некотором роде, и я понимаю, что он может быть ближе других сердцу учителя. Уже одно то, что они оба хорошей крови, bien nds, в их близости, как это ни может казаться странным, играет не последнюю роль». Подтверждает это и В. Ф. Булгаков, который говорит, что Толстой, возможно, в чем-то был даже удивлен появлением молодого человека из более высокого круга (сам Толстой принадлежал к «средне-высшему дворянству» – выражение Ф. М. Достоевского, подхваченное Д. С. Мережковским)...
В 1879 г. В. Г. Чертков взял отпуск на 11 месяцев и провел его в Англии, снимая дом у сельского священника. В это время он благодаря посредничеству лорда Редстока знакомится или возобновляет знакомство с представителями английской политической элиты и аристократии и проводит время в общении со своим дядей, русским послом графом П. Шуваловым, благодаря которому завязывает отношения с принцем Уэльским, будущим королем Эдуардом VII. Одновременно Чертков знакомится с русскими политэмигрантами и с бывшим пастором Джоном Кенворти, английским общественным деятелем, сочувствовавшим взглядам Толстого.
После возвращения в Россию в 1881 г. В. Г. Чертков является одним из организаторов (вместе с кн. В. П. Голицыным и гр. А. Ф. Гейденом) кружка молодежи «Общество христианской помощи» для религиозных бесед, целью которого было изучение Евангелия и проповедь христианского образа жизни. Для «Общества…» характерно то обстоятельство, что оно объединило в своих рядах как православных членов, так и пашковцев, а также религиозных индифферентов. В него, согласно воспоминаниям П. И. Бирюкова, входили представители многих выдающихся аристократических семейств...
Вскоре по возвращении в Россию Чертков сообщает матери, что жизнь, которую он вел в течение пяти лет своего офицерства, его не удовлетворяет, его тянет в деревню, «ближе к природе и к людям». В письме содержится также сообщение о выходе в отставку и озабоченность, как отнесется к этому твердому решению отец.
И действительно, в 1881 г., неожиданно для всех, в преддверии блестящей карьеры, В. Г. Чертков выходит в отставку в чине лейб-гвардии штабс-ротмистра, а в 1882-м зачисляется в запас гвардейской кавалерии с чином поручика. Поселившись в имении родителей Лизиновке, он начинает заниматься благотворительной деятельностью среди крестьянского населения: открывает ремесленное училище на 60 учеников (сапожное, столярное, бондарное дело), школу, библиотеку, читальню, приемный покой и некоторые другие учреждения. В это время В. Г. Чертков в письме своей матери сообщает, что главным делом своей жизни считает распространение веры «в известные начала».
Таким образом, еще до знакомства с Л. Н. Толстым В. Г. Чертков приходит к пониманию бессмысленности своей жизни и ищет из нее какого-то выхода, однако выход, предложенный ему матерью, его не устраивает. Именно на этом перепутье происходит его знакомство с Л. Н. Толстым. "
Правнучки Вареньки Лопухиной Елена и Вера оказались связаны с семьей Льва Толстого, так как Елена вышла замуж за пасынка Татьяны Львовны Толстой - Льва Михайловича Сухотина. Вера впоследствии выйдет замуж за князя Николая Сергеевича Трубецкого и с тремя дочерьми в 1918 году эмигрирует в Болгарию, затем в Вену. Лев Сухотин с 1920 года находился в эмиграции в Сербии. У них с Еленой был единственный сын Мика. Интересно в судьбе правнучек Вареньки то, что они довольно часто бывали в имение Кочеты , которым владела Татьяна Львовна и беседовали там с Львом Николаевичем,о чем свидетельствуют записи в его дневнике 1908 года:
19 июня. Стр. 86.
380. 8615–16. пришлось серьезно поговорить с девочками. — Имеются в виду: жена сына М. С. Сухотина от первого брака, Льва Михайловича Сухотина, Елена Петровна (р. 1879), и ее сестра Вера Петровна Базилевская (р. 1892).
381. 8616. Мальчики боятся. — Сыновья М. С. Сухотина от первого брака: Лев Михайлович (р. 1879), Алексей Михайлович (см. прим. 370) и Федор Михайлович (1895—1920).
20 июня. Стр. 86—87.
382. 8632. поговорил с Базилевск[ими] девочками. — См. прим. 380.
Подробности разговора неизвестны, но секретарь Маковицкий урпоминал в своих воспоминаниях, что " девочки всхлипывали " при этом. В другом месте я нашла, что сестры разговаривали с Дашкевичем , когда с ними заговорил Толстой и рекомендовал им для образования " Круг чтения " - разработанную им философско- образовательную программу. Взгляды Толстого на воспитание и роль женщины известны и довольно строги. Возможно, что сестры Базилевские не вполне им соответствовал и он провел с ними воспитательную работу.
Причем с Дашкевичем они говорили " о революционерах и правительстве", что само по себе интересно.
Вера Петровна в 1914 году вышла замуж и стала княгиней Трубецкой.
Какие уж тут революционеры! А еще я нашла, что в 1914 году при дворе фрейлиной состояла Вера Петровна Базилевская. Вполне вероятно, что это наша Вера Петровна, тем более, что отец ее был камергером при дворе.
Повороты судьбы неисповидимы... Бабушка Елены и Веры воспитывалась вместе с матерью упомянутого Черткова , близкого друга Льва Николаевича, как я уже упоминала. Екатерина Васильевна Давыдова была на 10 лет старше Елизаветы Ивановны, которая только родилась в 1832 году. А с 1832 года воспитывалась вместе с сестрой Елизаветой в семье Чернышовых-Кругликовых до 1847 года. Затем Елизавета Ивановна находилась под опекой Виельгорского, пока в 1851 году не вышла замуж за Григория Ивановича Черткова. Екатерина Васильевна вышла замуж в 1854 году и родила шестерых детей.
К. Г. Пашиньян.
ДЕКАБРИСТ ВАСИЛИЙ ДАВЫДОВ И ЕГО РОД
Семья Екатерины Васильевна Переслени, урождённой Давыдовой, была большая – 4 сына и 2 дочери – внуки декабриста Василия Львовича Давыдова. Михаил рожд. 19 февраля 1856 г., Николай рожд. 8 ноября 1858 г., Евгений рожд. 6 сентября 1860 г., Вадим рожд. 15 октября 1862 г., София рожд. 19 февраля 1855 г., Александра рожд. 19 сентября 1857 г.
Михаил был моряком, бывал в кругосветных плаваниях, имел от французского правительства орден Chevalierdel,OrdreNationaldelaLegiond,Honneur. Николай окончил юридический факультет Московского университета, работал по специальности. Евгений окончил юнкерское пехотное училище, потом участвовал в Скобелевской Ахал-Текинской экспедиции 1880–1881 года. Вадим окончил филологический факультет Московского университета, преподавал французский язык.
София в турецкую кампанию 1877 года была сестрой милосердия. В замужестве она Дращусова. Предки её мужа были выходцы из Франции, служили в России на военной службе. Фамилия их Suchard. Когда было подано прошение о присвоении им русской фамилии – им предложили читать свою фамилию с конца и прибавлять русское окончание – Дращусов.
Александра в замужестве Базилевская – жена последнего предводителя дворянства Московской губернии. По просьбе дворянства Пётр Александрович Базилевский ездил к Николаю II с просьбой дать конституцию. Государь выслушал просьбу, но не пожелал на неё ответить, а спросил каковы урожаи на юге России. Умер П. А. Базилевский после Октябрьской революции в Москве в своём бывшем доме в Гранатном переулке.
Сын Екатерины Васильевны – Евгений, по окончании покорения Ахал-Текинского оазиса еще некоторое время был на военной службе, так что с 18-летнего возраста он не жил в семье. Бабушка очень любила и жалела его, как рано оторвавшегося от семьи, слала ему письма, а иногда письма с пятью печатями – денежные, кроме того она подарила ему шесть серебряных столовых ложек, которые служили ей и дедушке в Сибири на каторге и в ссылке, а от брата матери Василия к нему перешёл перстень, сделанный Бестужевым-Рюминым из кандалов, в память снятия их в Чите с заключённых. В перстень был вделан большой уральский александрит и на перстне были вырезаны два голубя, несущие в клювах миртовые ветки. К сожалению, как ложки, так и перстень пропали.
Характером Евгений был похож на деда-декабриста. После военной службы он жил в Полтаве, был директором банка и пользовался большим уважением в городе. Клиенты не говорили, что кладут деньги в банк, а говорили, что дают их Евгению Владимировичу. Потом он жил в Ростове-на-Дону, где был утверждён персональным пенсионером республиканского значения. "
6. СУДЬБА ПРАВНУЧЕК ВАРЕНЬКИ ЛОПУХИНОЙ.
Интересный материал о судьбе Сухотиных Базилевских я нашла в этой статье:
" УСАДЬБА МАРЬИНО: ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА И ГОСТИ."
Ирина СЛИВКА, замдиректора Музея истории г.о.Бронницы
В статье использованы фото из отдела рукописей РГБ и исследование М.С.Свидзинской.
Фотосъемка главного усадебного дома была сделана 3-4 мая 1916 года последним владельцем Марьино – Львом Михайловичем Сухотиным.
Почему именно в эти числа мая были сделаны снимки? На этот вопрос мы нашли ответ в найденном фотоальбоме. Его сделал Лев Михайлович Сухотин. Он заполнил все листы маленького изящного альбома крошечными, размером с крышку спичечной коробки, фотографиями. Это был подарок от его семьи родному брату Сергею и его жене Ирине в честь важного события, произошедшего в их жизни. Дело в том, что 3, 4 и 5 мая 1916 года Сергей и Ирина гостили в Марьино у Льва Михайловича Сухотина и его жены Елены Петровны, урожденной Базилевской.
Более того, 4 мая 1916 года состоялось венчание Ирины и Сергея в соборе Михаила Архангела г.Бронницы, о чем свидетельствует запись в метрической книге: «4 мая 1916 года жених: Потомственный дворянин, подпоручик лейб-гвардии 1-го стрелкового его Величества полка, Сергей Михайлович Сухотин, православного исповедания, первым браком. 29 лет. И невеста: Штаб-ротмистра гвардии обер-офицера для особых поручений канцелярии финляндского генерал-губернатора Алексея Алексеева Горяинова дочь, девица Ирина Алексеева Горяинова, православного исповедания. 18 лет 6 мес.» Свидетелями со стороны жениха были: «потомственный дворянин Федор Михайлович Сухотин и Бронницкого уезда Чулковской волости села Михайловской Слободы крестьянин Николай Иванович Жагин», а со стороны невесты – «потомственный дворянин Димитрий Сергеевич Свербеев и ямщик Рогожской Слободы Иван Николаевич Ерохов».
Что же удалось узнать о последних хозяевах имения Марьино и его гостях?
Владели этим уютным уголком супруги Сухотины – Лев Михайлович (1879–1948 гг.) и Елена Петровна, в девичестве Базилевская. У супругов в 1905 году родился сын Мика (Михаил Львович), который тоже запечатлен в альбоме...
Кроме этого документа сохранились еще воспоминания Елены Петровны Сухотиной о покупке усадьбы Марьино: «очень маленькое, («всего 100 га») это было имение недалеко от Москвы: дом был очень симпатичный в стиле русского ампира, но очень обветшалый, парк нам показался микроскопичным после кочетовского парка … и был в очень плохом состоянии».
Лев Сухотин, его сестра и братья были детьми Михаила Сергеевича и Марии Михайловны, урожденной Боде-Колычевой. В возрасте 40 лет Мария Михайловна умерла. Муж остался с шестью детьми, старшему из которых было 19 лет, а младшему – 3 года. 14 ноября 1899 года Михаил Сергеевич Сухотин второй раз женился на дочери гениального русского писателя Л.Н.Толстого – Татьяне. Она стала носить двойную фамилию – Сухотина-Толстая. Вот как о свадьбе дочери писала в дневнике Софья Андреевна Толстая: «Событие это вызвало в нас, родителях, такую сердечную боль, какую мы не испытывали со смерти Ванечки. Все наружное спокойствие Льва Николаевича исчезло, прощаясь с Таней, он так рыдал, как будто прощался со всем, что у него было самого дорогого в жизни».
Родители мечтали о хорошей партии для своей любимицы, но Татьяна Львовна вышла замуж за вдовца с шестью детьми, потому что по-настоящему глубоко любила этого человека. Вот как она писала о своих чувствах к будущему мужу в дневнике: «Это существо нужно мне для моего счастья, только оно одно могло бы дать мне его, и только ему я простила бы всякие недостатки…» И через пять лет после свадьбы, все в том же дневнике, дочь Льва Николаевича Толстого пишет о своих чувствах к мужу: «С Мишей у нас хорошо. Я его люблю так же, если не больше, чем прежде, и мне кажется, что он с годами духовно вырастает. Дети все благополучны, и с ними хорошо».
Впоследствии С.А. и Л.Н.Толстые и вся их семья полюбили М.С.Сухотина и его детей от первого брака. Это подтверждается многими документами, в том числе воспоминаниями другой дочери Л.Н.Толстого – Александры Львовны: «С течением времени все полюбили Михаила Сергеевича. Веселый, остроумный, с прекрасным характером, он всегда вносил оживление. Отец любил говорить с ним, играть в шахматы. Мы подружились с его семьей».
У Сухотиных в Тульской губернии находилось родовое поместье – Кочеты. Туда, к мужу, и уехала жить Татьяна Львовна. В дневнике за 19 мая 1900 года она записала: «Седьмой месяц, как я замужем (…). А между тем жизнь сложилась неожиданно и незаслуженно счастливо. Как мне не быть оптимистичной, когда я вижу столько добра в людях! Миша, все дети, все родственники, все друзья, знакомые, вся прислуга – все стараются, чтобы в нашей семье был мир и согласие (…). С детьми, слава богу, не было ни одной стычки…».
Старшие дети, Лев Михайлович и Михаил Михайлович, учились и в Кочеты приезжали на каникулы. А Наташа и младшие мальчики жили с отцом и Татьяной Львовной в Кочетах. Дочь Толстого вела дом, занималась воспитанием и обучением детей. Только у маленького Федора, которого все ласково звали Дориком, была гувернантка. Один из дней Татьяна Львовна описала в дневнике: «19 мая 1900. Обедали, потом я кроила чехлы на мебель, потом занималась по-английски с Наташей, Сережей и Алей… Учились на балконе. Дорик с м-м Моннерон уже ужинали. После ужина поиграли с Наташей на фортепиано с мандолиной, и я ушла к себе»...
Какой любовью и добротой проникнуты слова автора дневника! И это несмотря на то, что Михаил Сергеевич часто и тяжело болел, Аля перенес аппендицит, Сережа переболел тифом, и сама Татьяна Львовна несколько раз испытала неудачные роды. Наконец, за все испытания и тяжелейшие переживания Бог послал ей долгожданного ребенка. В 1905 году у Т.Л. и М.С.Сухотиных родилась дочка, Татьяна Татьяновна, как в шутку ее называл Лев Николаевич Толстой, души не чаявший в двух Татьянах – дочке и внучке.
Атмосфера добра, благожелательности, уважения, царившая в Кочетах, привлекала многочисленных гостей. И очень любил бывать у дочери и зятя Лев Николаевич Толстой. Это подтверждают его письма: «Очень, очень мне было хорошо у вас и не от того только, что вы все со мною хороши, но от того, что у вас хорошо: хороша ты, умна, спокойна, добра, хорош Миша, хороши дети». А вот отрывки из двух писем Л.Н.Толстого дочери Александре Львовне: «12 мая 1910 г. Кочеты. Лев Сухотин и Сергей приезжают завтра. Таня уверяет, что мы с Чертковым не помешаем, и мы проводим маму 15-го, а сами пробудем без нее день или два, так что около 20, 19-го буду в Ясной». А на следующий день, 13 мая 1910 года из Кочетов Лев Николаевич сообщает дочери: «Здесь все так же хорошо. Нынче приехали Лева с женой и детьми – одна – воспитанница – и Сережа…».
Как уже упоминалось выше, старшему из детей Михаила Сергеевича Сухотина – Льву Михайловичу было в момент второй женитьбы отца без одного месяца двадцать лет. Он в это время уже учился в Московском университете на историко-филологическом факультете, который закончил в 1903 году. В том же году, в декабре, как дворянин Новосильского уезда Тульской губернии Лев Михайлович впервые участвовал в выборах. По этому поводу Т.Л.Сухотина-Толстая оставила запись в дневнике от 5 января 1904 г.: «Лева на выборах в декабре играл роль не вполне хорошую, не примыкая ни к какой партии, но я надеюсь, что это произошло от желания быть беспристрастным и от неопытности. Во всяком случае, надеюсь, что этот урок послужит ему на пользу»...
В мае 1905 года произошло радостное для молодого историка событие. Он женился на Елене Петровне Базилевской 23 февраля 1905 года. Т.Л.Сухотина-Толстая еще до этого события записала в дневнике: «Лева наш женится на Леле Базилевской. Он написал нам всем об этом, и мне тоже, очень ласковое письмо, которое было мне большой радостью. За него я очень рада, хотя боюсь немного, что он женится оттого, что уже созрел для женитьбы, и положил свою любовь на первую девушку, которая показалась ему подходящей».
Свадьба Льва и Елены состоялась 6 мая 1905 года. Все родственники уехали в Москву на торжество, кроме Татьяны Львовны: она ждала ребенка, поэтому не поехала. «Я совсем одна в Кочетах. Сегодня свадьба Левы. Все туда уехали, вчера няня и Дорик последним транспортом на Мценск уехали в Москву».
Сухотины приняли Елену Петровну, Лелю, как они ее называли, в свою большую дружную семью еще до ее появления в Кочетах. Ведь она была невестой Левы. И девушка сразу почувствовала, что стала своей: «Я уже любила моего свекра и знала, что он тоже любит меня, несмотря на то, что в течение нескольких месяцев он отговаривал сына жениться на мне, считая меня молодой, светской и легкомысленной девушкой».
После свадьбы, весь 1905 год, Лев и Леля провели в Кочетах. Лев служил на выборной должности от дворянства Новосильского уезда, поэтому ему приходилось регулярно ездить в уездный центр – Новосиль. А его жена Леля учила детей в Кочетовской школе. Молодые супруги разрешали крестьянским детям пользоваться их небольшой личной библиотекой. А зимой этого же года Лев и Леля организовали в Кочетах производство вышивок, тем самым обеспечив работой крестьян на весь зимний сезон. Это было сделано, чтобы помочь крестьянам пережить голод.
Лев Михайлович и Леля Базилевская были счастливы в браке. После революции Лев Михайлович с семьей уехал в эмиграцию. За рубежом вышли его исторические труды. Один из них: «Учебник русской истории. Новый Сад: в 2-х ч.» в Белграде в 1926-1927 гг. А в 1927 году в «Сборнике русского археографического общества в Белграде» он опубликовал «Краткий очерк хода истории русской историографии». Позже в «Новом журнале» за 1948 год в №2 Лев Михайлович опубликовал исследование «Мои работы по истории опричнины». Были и другие публикации.
В 1916 году не было уже в живых Михаила Сергеевича, отца Льва Михайловича, он умер в 1914 г. Поэтому Лев как старший в семье чувствовал ответственность за младших сестер и братьев. И именно к нему, в Марьино, в один из самых важных моментов в жизни Сергей Михайлович привез свою невесту Ирину Алексеевну Горяинову... "
Сейчас от усадьбы Марьино не осталось ничего, даже несмотря на то, что она была тесно связанной с семьей Льва Толстого.
А еще семья Сухотиных и Базилевских потеряла шикарный особняк в Москве в Гранатовом переулке.
До революции вся их семья проживала там.
" Согласно рукописному списку карандашом, уцелевшему в отделе рукописей РГБ,на 1918 год в доме по Гранатному, 7 проживало 27 человек
«Число жителей
Нижний этаж — 7
Бельэтаж — 10
Полуподвал — 5
На верху — 2
Не считаются: кухня, буфет, гардеробная, винный погреб, топочные помещения, ванные и ватерклозеты, а также помещение дворника.
Петр Александрович Базилевский
Александра Владимировна Базилевская
Георгий Петрович Базилевский
Л.М. Сухотин
Е.П. Сухотина
Мика Сухотин
князь Н.С. Трубецкой
кн. В.П. Трубецкая
Елена Трубецкая
няня
м-ль Труссер А.А. Иванова Евдокия Козина Михаил Шепелев его жена их дети
Осип Кузнецов
повар Иван
Анна Баталкина
Прасковья Юшина
Дарья Короткова
Паша (горничная Сухотиных)
Дворник Василий
Сторож Гавриил
кучер Ермолай
кучер Дмитрий
истопник Василий».
https://otzyv.ru/review/206885/
7. РОМАНСЫ БАЗИЛЕВСКИХ.
Итак, Базилевские лишились после революции всех своих богатств и усадеб, но удивительным образом память о них все же осталась. И не только благодаря коллекции Базилевского в Эрмитаже, а и благодаря романсам композиторов Юрия и Петра Базилевских.
Базилевский Георгий Петрович
Воздушный корабль (По синим волнам) – Г.П. Базилевский – М.Ю. Лермонтов.
По синим волнам океана,
лишь звезды блеснут в небесах,
Корабль одинокий несется,
Несется на всех парусах...
В предыдущих частях я писала,что Базилевские связаны с именем великого поэта Лермонтова. Правнук Вареньки Лопухиной Петр Александрович Базилевский и ее правправнук Юрий Петрович Базилевский писали романсы на стихи Лермонтова.
Думаю, им было хорошо известно, как их семья была связана с именем поэта.
Журавли (Любовь моя цветком весенним) – Г.П. Базилевский – Ф.Л. Соллогуб. Посвящено Софье Михайловне Мартыновой.
Интересно, что Софья Михайловна Мартынова, в девичестве Катенина. была пятиюродной сестрой Михаила Юрьевича Лермонтова и по иронии судьбы вышла замуж за сына убийцы поэта.
Поклонником Софьи Михайловны был философ Соловьев.
Какое счастье – Г.П. Базилевский – А.А. Фет Семье Сухотиных посвящено.
Какое счастие: и ночь, и мы одни!
Река - как зеркало и все блестит
звездами.
А там-то... голову закинь- ка да взгляни:
Какая глубина и чистота над нами!
О , называй меня безумным! Назови
Чем хочешь; в этот мир я разумом слабею
И в сердце чувствую такой прилив любви,
Что не могу молчать, не стану, не умею!
Я болен, я влюблен; но, мучась и любя_
О слушай! О пойми - я страсти не
скрываю,
И я хочу сказать, что я люблю тебя-
тебя, одну тебя люблю я и желаю!
Этот романс посвящен Льву и Елене Сухотиным, молодой и счастливой семье в то время.
Ковыль (Точно призрак умирающий) – Г.П. Базилевский – К.Д. Бальмонт , Вере Петровне Базилевской.
посвящено.
Точно призрак умирающий,
на степи ковыль качается,Смотрит месяц догорающий,
белой тучкой омрачается.
И блуждают тени смутные
по пространству неоглядному
И непрочные, минутные,
что-то шепчут ветру жадному...
Вера Петровна Базилевская в 1914 году выйдет замуж и станет княгиней Трубецкой.
Перед рассветом – Г.П. Базилевский – В.В.Переслени Софье Федоровне Переслени.
Романс на стихи Вадима Владимировича Переслени, сына Екатерины Васильевны Переслени Давыдовой.
Судя по всему, здесь допущена ошибка: романс посвящен Софье Владимировне, а не Софье Федоровне Переслени, в замужестве Драшусовой.
Ты знал ли! – Г.П. Базилевский – В.А. Переслени, Елене Петровне Сухотиной.
Ао другим источникам, это тоже романс Вадима Владимировича Переслени.
Братья Вадим и Николай, по прозвищу "Кокодес", Переслени дружили с их родственником по семье Давыдовых Петром Ильичем Чайковским.
По родственному братья обращались к нему с просьбами материального характера судя по письмам Петра Ильича.
Чайка – Г.П. Базилевский – К.Д. Бальмонт. Александре Владимировне Базилвской посвящено.
Чайка, серая чайка с печальными криками
носится
Над холодной пучиной морской.
И откуда примчалась, зачем?
Почему ее жалобы
Так полны безграничной тоской?
Бесконечная даль. Неприветное небо
нахмурилось.
Закурчавилась пена седая на гребне
волны.
Плачет северный ветер, и чайка рыдает,
безумная.
Бесприютная чайка из дальней страны.
Удивительно пророческое стихотворение Константина Бальмонта! Ведь и Алескандра Владимировна Базилевская,
и ее дочери Елена и Вера эмигрировали заграницу после революции и умерли на чужбине, вдали от Родины.
Я за то глубоко презираю себя – Г.П. Базилевский – Н.А. Некрасов Посвящается Елене Петровне Базилевской.
Я знаю – Г.П. Базилевский – К.Д. Бальмонт, Елене Петровне Сухотиной.
Я упал с облаков – Г.П. Базилевский – Скиталец. Александре Владимировне Базилевской посвящено.
Базилевский Пётр Александрович
Ах, зачем – П.А. Базилевский – Кольцов, Марии Владимировне Жданович
НА КОЛЛАЖЕ: АЛЕКСАНДРА ВЛАДИМИРОВНА БАЗИЛЕВСКАЯ, САША ПЕРЕСЛЕНИ, ВЕРА БАЗИЛЕВСКАЯ.
ЛЕВ ТОЛСТОЙ С ЕЛЕНОЙ БАЗИЛЕВСКОЙ , ВЕРА ТРУБЕЦКАЯ С ДЕТЬМИ, СЕМЕЙНЫЙ ПОРТРЕТ ЧЕРНЫШЕВЫХ- КРУГЛИКОВЫХ.
СЕМЬЯ ЛЬВА СУХОТИНА В МАРЬИНО, МАРЬИНО, ВЛАДИМИР ЧЕРТКОВ