«Ну Перерубов, ну безумец, очевидно все – умерла старушка от сердечного приступа, что неудивительно в ее возрасте. Подумаешь, внучка не верит, тоже мне, доказательство. А что Перерубову, не он же по улицам колесит да свидетелей опрашивает, сидит себе на диванчике, фильмы смотрит или книжки читает», - думал Семенов, въезжая во двор. Он долго искал место для парковки, казалось, что окна всех четырех девятиэтажек с интересом смотрели за его потугами.
- Алла Анатольевна, я вам звонил, я от Степановой Ольги, - ответил он на стандартное «кто», раздавшееся из-за запертой двери.
Долго клацали замки, дверь приоткрылась, и перед молодым детективом возникло любопытное лицо пожилой женщины, перечеркнутое цепочкой.
- Представьтесь.
- Эдуард Семенов, детектив.
- Заходите, - дверь, наконец, распахнулась. – Разувайтесь, я недавно полы мыла, тапочки гостевые под полкой. Проходите на кухню, чай будете? – все это хозяйка произнесла, шествуя на кухню, не оборачиваясь.
Эдуард поймал себя на странном ощущении, он никак не мог понять, откуда взялось беспокойство, все казалось таким жизнеутверждающим, даже слишком. Пестрая кухня в каких-то цветочках, разбрызганных пятнах кричащей посуды, все эти тарелочки, салфеточки, горшочки и баночки – от такой чехарды рябило в глазах. Детектив пытался сосредоточиться на фигуре хозяйки, но яркие розы на ее одежде отвлекали.
Непонятная тревога, которой он не находил объяснения, завладела им.
- Чай или компот? – наконец произнесла женщина, оторвавшись от помешивания в кастрюле.
Семенов не любил компот, это был ритуальный напиток времен, когда бабушка Нюра водила малолетнего Эдика по поминкам, она была большая любительница таких застолий. Запах сушеных яблок ассоциировался у подросшего Эдика с наступлением осени, с завершением летних каникул, которые он проводил в деревне у бабушки.
- Чай, если можно.
- Почему же нельзя? - Алла Анатольевна налила на редкость крепкий чай. – Взбалмошная Ольга, готова последние деньги отдать непонятно за что. Откуда сомнения, сердце - обычное дело в нашем возрасте?
- Не верите, что вашу подругу убили?
Хозяйка хмыкнула:
- Да кому она нужна, тоже мне персона. Добро бы ограбили, а то в магазине упала, что у нее воровать было, мелочь на хлеб? Да и вообще, жили они с внучкой скромно, да вы и сами, поди, видели. Родственников у них нет, те, в деревне, не считаются, да и какая им выгода, квартира Ольгина, а сбережений, богатств никаких.
- Расскажите о подруге, какой она была?
Алла Анатольевна, наконец, выключила газ под кипящей кастрюлей, села напротив и внимательно посмотрела на гостя:
- Вот не пойму я, как тебя …
- Эдуард, Эдуард Семенов.
- Так вот, Эдик, деньги не пахнут? Неужели не стыдно глупую девчонку обирать, ведь был же у нее, видел все своими глазами.
- Мы даже не заключали договор, я просто собираю материалы, чтобы понять, нужна ли наша помощь, так что, зря вы так. Лучше расскажите об Александре Ивановне. Где вы познакомились, сколько лет вашей дружбе?
- Много, Эдик, много, еще Стасик был маленький. После развода она к нам на завод пришла, тяжело одной с ребенком.
- А почему они разошлись?
- Шурка говорила, что надоел, а там - кто знает? Зная Шурку, скорее всего, так и было. Оленьку жалко, всю жизнь бабке в глаза заглядывала, никакой личной жизни, а ведь красавица девка выросла. Красавица же?
- Угу, – пробурчал Эдуард. – Скажите, а что, других браков у Степановой не было, ну или романов?
- Браков не было, а романы, не знаю, что вы называете словом «роман». Вместе не жили, а так, встречались, но домой никого не приводила, всегда говорила, что к Стасику других отцов не поведет.
- И мужчины не настаивали?
- Не так-то много и мужчин у нее было, да и те сбегали после одной встречи, уж очень властная была Шурка, все только по ее должно было быть, приспосабливаться к кому-то не умела. Когда Стас женился, она каждый день жаловалась.
- А молодые, действительно, злоупотребляли?
- Не знаю, но Шурка их из дома выгнала, Олюшку вот оставила, думаю, чтобы не так тоскливо было.
- Мне Ольга Станиславовна сказала, что о матери своей ничего не знает, а отец умер много лет назад.
- Да, Стаса больше нет, а вот Маринку я, кажется, не так давно видела. Хотя, разумеется, могу и ошибаться, столько лет прошло!
- Где вы ее видели, и почему вы решили, что это именно Марина?
- Пятно у нее родимое было на левой щеке, приметное такое, на знак вопроса похожее. Шурка ее тоже видела, испугалась даже, мы с ней отдыхали в пансионате, так вот Маринка тоже там была. Одета богато, с каким-то мужчиной представительным, и не скажешь, что молодость буйная у девки – ухоженная дама, этакая… с достоинством. Мужичок этот не ее муж, мы видели их несколько раз, у меня-то глаз наметан.
- А Александра Ивановна признала бывшую сноху?
- Признать-то, может и признала, только вот мне не сказала, хоть я ее и спрашивала, отмахивалась, мало ли у кого пятно похожее. Только вот знаешь, что тебе скажу, после этого нашего отдыха Шурка словно не в себе сделалась, все жаловалась, что следят за ней. Даже в хор перестала ходить.
- А она пела?
- Пела, я ее вытащила в хор ветеранов во Дворце культуры. Ну как пела, не солировала, конечно, но в концертах участвовала, а после той поездки перестала ходить. Она вроде как бояться стала, выходила только в магазин, поликлинику, ну и ко мне изредка приезжала.
- И чего она боялась?
- Говорит, что машина за ней все время ездит одна и та же. Я ее спросила про номера. Но Шурка только отмахнулась. А еще ей звонили, когда Ольга была на работе. Звонили и молчали.
- Может, спам, мошенники?
- Так и я ей говорю, мне тоже звонят, есть, кто и молчит, но Шурка решила, что слежка, а раз решила – не переубедить, тот еще характер.
Продолжение следует.