Деревня Кукарековка была известна на всю округу не только голосистым пением петухов, но и красотой своих пейзажей, дубравой, сосновым бором, а особенно славилась большим, красивым озером, на которое приезжали рыбачить многие рыбаки из дальних мест области. Лучшим рыбаком в деревне был Иван Захарыч. Для рыбалки у него были разные снасти: удочки, спиннинги, разные виды наживок и поплавков. Имел он и несколько лодок.
Очень был удачливый рыбак, кормил рыбой знакомых. Соблюдал все правила рыбалки и не дай Бог попасться тому, кто нарушил правила рыбной ловли, используя запрещенные виды ловли: тому мало не покажется. Поймает Захарыч нарушителя, научит природу любить и уважать: зажмёт между своих ног нарушителя и отхлестает его по мягкому месту лозою и жгучей крапивой так, что «ни сесть, ни лечь, теплое, мягкое» тому, да и стыдоба на всю Кукарековку.
Сам Захарыч рыбу есть не любил, но уху и котлеты мастерил такими вкусными, что «за уши не оттянешь». Его рецепты ухи и котлет записывали многие, но приготовить так, как он, не мог никто.
Особенно Захарыч любил зимнюю рыбалку: тишь, благодать, чистота и красота природы, простор, ни комаров, ни мошек. Белые снега, обзор, время мечтаний и фантазий предостаточно. Да и отважных рыбаков в суровые зимы маловато. Зная его любовь к зимней рыбалке, друзья подарили ему утеплённый рыбацкий резиновый костюм, если провалишься по грудь, вода не достанет, выберешься сухим из воды.
Как-то в начале крепких рождественских морозов городские друзья запросились к нему на рыбалку. Хотелось им рыбки к празднику наловить, в баньке у него попариться, веничком берёзовым похлестаться, после парной в проруби искупаться или в снегу поваляться. А Захарыч рад-радёшенек, гости знатные: армейские дружки.
В лунках прикармливал рыбку, чтобы шла к прорубкам. На рыбалку готовился неделю, как-никак друзья: два года в армии вместе служили, дружили, на свадьбах друг у друга гуляли.
Жена у Захарыча была мастерица на блины и пироги. Красавица Марфуша умела кроме того готовить своё вино: «спотыкач», от которого голова светлая, а ноги не слушаются. Её марку все хвалили, кто пробовал, но свой рецепт она никому не раскрывала. Да только вот от супруга спрятать вино никуда не могла: в землю закапывала, в сапоги и в печку прятала – находил. Ведь в разведке служил и от него ничего не спрячешь: найдёт.
А ночь перед рыбалкой выдалась лунная, звездная, морозная. Захарыч стал собираться «ни свет, ни заря». Марфа своё твердит: «Рано ещё идти на рыбалку, друзья к утру только приедут, не спеши». А он свое твердит: «Лунки мороз прихватит, надо пошире проруби прорубить и лёд откинуть подальше.»
Надел свой утеплённый костюм, теплую шубейку под брюки заткнул, шапку ушанку, тёплые рукавицы. Марфа термос с горячим чаем приготовила и бутерброды. В рыбацкий ящик всё сложила: «Замёрзнешь – погреешься!».
А Захарыч поллитровку «спотыкача» в рыбацких брюках запрятал тайком от неё. Может пригодится. Вдруг друзьям надо будет согреться с дороги. Ведь в баню мыться они пойдут только после рыбалки.
– Ну, я пошёл, Марфушенька! – сказал он.
– Ни чешуи, ни хвоста! – по привычке ответила жена. – Только вот ты сейчас больше на космонавта похож! – добавила.
– Тогда поехали! – сказал Захарыч и вышел из дома.
Идти было трудно. Костюм был тяжеловат. Хотя озеро рядом. Подошел к лунке, поставил рыбацкий ящик, присел отдохнуть. Мороз крепчал, лунка замёрзла. Он достал ледоруб и сачёк. Решил прорубь прорубить пошире, чтобы не так быстро замерзала. Стал откалывать куски льда и вытаскивать куски льда сачком из воды. Но лёд крошился, расплывался по прорубке, а мороз делал своё дело, затягивая льдом прорубь.
Мороз был не на шутку силён. Захарыч старался, спешил, время летело быстро. Пока сачком вылавливал лёд, ледоруб примерзал ко льду. Да верно говорят: «поспешишь – людей насмешишь». Поскользнулся на мокром льду и свалился в прорубь.
Быстро встал на ноги, вода доходила почти до груди, но в костюм ещё не затекла. Он старался выбраться из проруби. Костюм был тяжёлый, тянул на дно, а цепляясь за края полыньи, он только обламывал лёд. Но тщётно, выбраться из проруби никак не мог: резиновый костюм скользил, лёд крошился. Устал.
Решил передохнуть, набраться сил: подкрепился «спотыкачём» для бодрости и согрева. Подумал, что не пропадать же добру вместе с ним. Выпил всё до дна и пустую бутылку забросил подальше от проруби. Принялся снова выкарабкиваться из проруби. Но западня оказалась злосчастной. Силы слабели, лёд откалывался и крошился, и глубина проруби становилась больше, он стал опасаться, что вода может попасть в костюм, тогда будет ещё хуже. Захарыч прижался всей грудью к краю проруби, здесь было не так глубоко. И, устав, ослабев, захмелев, он положил руки в примерзающих перчатках на лёд и на уставшие руки положил голову. От усталости закрыл глаза.
Ему стало немного легче, теплее, сон смежал веки очень крепко. Глаза открывать не хотелось. Дрема охватила его своими объятьями и он заснул. Сколько времени прошло с тех пор, как он попал в прорубь, никто не знал.
Подъезжая к озеру, друзья рассказывали друг другу анекдоты, шутили, смеялись, пели свои армейские песни, вспоминая годы службы в армии. Но когда они подъехали к озеру, и фарами машины осветилась прорубь, всем было не до шуток. Все бросились дружно к замерзшей проруби. Захарыч был прочно прикован льдом, находясь до половины в ледяной воде.
Шапка Захарыча превратилась в ледяной шлем, заледеневшие рукавицы были просто кусками льда, в которые вмерзли его руки. На усах висели сосульки, из-под «шапки-шлема» свисали заледеневшие кудри.
Захарыча обмотали веревками и стали вырубать ледорубами изо льда. А потом за верёвки дружно вытащили его из полыньи и понесли в баню. Захарыч был весь как ледяная сосулька. Баня была теплая, в печку подбросили дров, чтобы стало еще теплее. Послали за фельдшером и медсестрой. Плача и рыдая, обливаясь слезами, прибежала Марфа.
Захарыча, положив на лавку, раздели до трусов. Он был холодный, бледный. Женщины стали растирать его тело ароматными растирками, настойками и мазью от обморожения. Поднесли зеркало ко рту. Кто-то из женщин спросил: «Ну, жив он или мёртв?»
Фельдшер ответила: «Скорее всего, мертвецки пьян! Растирайте его дружнее!» А Захарычу в это время снился удивительный сон: кругом райские сады, удивительные цветы благоухают чудесными ароматами. Слышна красивая музыка, песни. Летают и поют райские птицы чарующей красоты. А музыка легкая и приятная, очаровывает слух. Он в раю – султан большого гарема. Девушки окуривают его благовониями, машут опахалами возле него. Самые красивые из них ласкают его ладошками, касаясь нежно его плеч, живота, рук, ног, целуют пальцы его рук и ног, шепча нежные слова, распевая на разные голоса его имя:
– Ванечка, Ванюша, Ивашечка, Ванёк, дорогой наш, любимый султан, единственный, солнышко наше!
– Эх, не зря я праведно старался жить и Марфе своей не изменял. Зато как теперь Господь меня наградил. Вот сколько красавиц вокруг меня, и все мои! – думал он. – А где же Марфа?
А Марфа была рядом вся в цветах, легких одеждах, и корона с изумрудами сияла вокруг головы.
– Всё-таки пусть она и здесь будет моей женой, самой любимой, ведь я знаю её нежный и ласковый характер, а молодые ещё Бог знает что могут выкинуть?! – подумал он. – Если Марфа рядом со мной, значит, верна была мне и в земной жизни!
А молодые красавицы, обнимая и нежно лаская его, так и льнули к нему...
Вдруг фельдшер сказала медсестре и Марфе:
– Надо бы и трусы с него снять, чтобы растереть бока и зад!
Хмель и сон с Ивана Захарыча как рукой сняло, с лавки он вскочил как ужаленный.
– Что вы, девки, я женатый, моё мужское достоинство не трогать! Дайте лучше пять капель вашей растирки внутрь для согрева!
С тех пор его стали звать Иван Заморозович. У него после растирки и обогрева даже насморка не было.
– Это Марфушин «спотыкач» не дал мне замёрзнуть! – говорил он шутя.