Судья Добрякин прибыл на двадцать минут раньше назначенного срока, и решил немного прогуляться. Оставив машину около подъездной аллеи, он решил не спеша обогнуть лужайку перед коттеджем Драгуновых и в очередной раз полюбоваться сим произведением архитектурного искусства. Это определение Павел Афанасьевич всегда произносил с лёгкой усмешкой, очень довольный своим остроумием. Коттедж и правда был премилый, кто бы спорил, однако о настоящем искусстве речь, конечно, не шла. Добрякин немного знал архитектора, работавшего на Драгуновых. Подобные дома, с небольшими различиями, он лепил как горячие пирожки. Правда, старался делать это в разных частях города и разных коттеджных посёлках, чтобы не так заметно было. Интересно, беспокоила ли его совесть, лениво подумал Павел Афанасьевич. Наверное, не слишком, решил он. Впрочем, если людям нравится, то почему бы и нет? Судья был человеком снисходительным.
Остановившись передохнуть, он достал из портмоне пачку тонких чёрных сигар, к которым с недавнего времени пристрастился, высек огонь из именной зажигалки, подаренной ему мэром, и не без удовольствия закурил. С того места, где он стоял, весь коттедж был как на ладони. Приземистое здание, облицованное белым камнем, как бы составленное из четырёх частей, словно из кубиков в детской игре. Справа – широкий, метра четыре, гараж, в который целый экскаватор можно загнать. Слева – полукруглая стена гостиной, за неплотно занавешенными окнами которой нетрудно было различить очертания накрытого стола, возле которого шли последние приготовления к ужину. Помещение гостиной служило основанием огромных размеров балкону, на котором в небрежном беспорядке было расставлено несколько шезлонгов и зонтов. Две покатые крыши, покрытые тёмно-коричневой черепицей, слегка – но только слегка – вытягивали здание вверх. "Жить можно", – выдал своё заключение Павел Афанасьевич, который приходил к аналогичному выводу всякий раз, как посещал Драгуновых.
Выпустив большой клуб дыма, судья осторожным движением взглянул на часы. Оставалось ещё десять минут, так что он сможет спокойно докурить, тем более что эта вредная привычка не слишком поощрялась хозяевами, не спроектировавшими в своём доме курительной комнаты. Добрякин не одобрял столь жёстких принципов, но хозяин, как известно, барин. К тому же там будет эта беременная, а известно, насколько щепетильно они относятся к соблюдению режима. Мда, режим. В последнее время он стал ощущать в нём потребность. Всё-таки в пятьдесят два ты уже совсем не тот молодец, что в тридцать восемь (именно тогда он стал судьёй). Жизнь начинаешь воспринимать более спокойно, становишься флегматичнее, философичнее, что ли. И всё больше думаешь о собственном здоровье. От курения, конечно, отказаться будет не легко, но со временем об этом надо подумать. Не сейчас, не прямо сейчас, ведь так приятно бывает погожим летним деньком закурить пряную сигару, посидеть, подумать... И всё-таки возраст даёт о себе знать, он становится всё более сентиментальным, подумал Павел Афанасьевич и пожал плечами, как бы говоря: "Ну что можно поделать?" В конце концов, место у него надёжное, жизнь устроилась как нельзя лучше, чего же ещё, право, желать? Иногда можно позволить себе расслабиться и просто наслаждаться моментом. Тем более сегодня, когда впереди его ждёт хороший вечер в компании приятных и, главное, с в о и х людей...