25 февраля.
звонит сестра. в голосе – отчаяние. я закрываюсь в ванной, чтобы она не слышала гул пролетающих над Ворзелем вертолётов.
- умоляю, умоляю, - кричит моя маленькая.
- о чём ты умоляешь, родная? успокойся и скажи.
- пожалуйста, сделай это – сними звезду.
- Наташка, я её не снимаю с 16-ти лет, и ты это знаешь…
- я знаю. но, пожалуйста, сделай это для меня. если они придут, ты…, - и голос прерывается в рыданиях.
о, этот генетически устоявшийся страх погромов! я понимаю, что единственная возможность успокоить сестру - выполнить её просьбу.
я снимаю с шеи Маген Давид. понимаю, что за 44 года делаю это впервые из-за того, что кому-то захочется меня убить за шестиконечную звезду.
я вспоминаю, что даже во время работы в советской «молодёжке» мне не надо было прятать звезду.
28 февраля. связи нет. я надеваю свой, уже потёртый временем Маген Давид, и сразу же чувствую себя защищённой и спокойной. о том, что «нарушила» обещание я смогу сказать сестре только 9 марта, выйдя из зоны оккупации...
моя прабобэлэ Сонэле – родом из Хащеватого, маленького местечка под Гайвороном. у неё был особенный говор – русско-украинский идиш.
- йди ко мне, моя фэйгэлэ, бабушка Софа даст тебе паечку, - и кормит меня чем-то необыкновенным, вкус чего я помню до сих пор.
каждый день мы с ней отправлялись на Привоз: шли на Старопортофранковскую и садились в пыльный весёлый трамвайчик. и я не помню такого дня, чтобы кто-то не окликнул бабушку и не спросил: мадам Перель, добрейшего вам и внучечке дня. а шо сегодня готовите в обед? и даже, если этот вопрос звучал с другого конца трамвая, бабушка обязательно отвечала: будем посмотреть! шо даст Привоз, то и будет обед.
Сонэлэ знал и любил весь Привоз. зеленщики, мясники, рыбаки зазывали нас к себе, и начинался торг – это сказочное и тогда непонятное мне действо.
- почему у камбалы такие снулые глаза?
- ой, мадам Перель, она так долго вас ждала, что решила а бисилэ поспать…
бабушка рассматривает каждый шип камбальего тела (а я уже предвкушаю, как получу эту вкуснейшую паечку).
- давай, готовь на вынос, - говорит бабушка, и рыбак протягивает проволочку через жабры. камбала такая огромная, что её хвост волочится по земле. и мы опять – в трамвайчике: - мадам Перель, про камбалу – то понятно. а шо будет до неё?...
никогда в моей семье, в которой разных кровей намешано с избытком, не поднимался «национальный вопрос» - ни в каком контексте.
Человек, его принципы, его мораль, его поступки – это- да – было и есть главным.
к Бабьему Яру, к Хащеватской трагедии, ко всем страшным трагедиям прошлого теперь в моём списке памяти – Ворзель, Буча, Ирпень, Харьков, Мариуполь, каждый город, каждый посёлочек, каждая прерванная жизнь.
Амен, йегей шмей раба...